Прочёл замечательный этюд о том, что нельзя заставить ребенка любить чтение. Нужно просто не иметь телевизора, любить читать самому, не смотреть новости. Пять тысяч лайков, сотни перепостов, для малочитающей России это очень много.
Только ведь это неправда. К счастью. Как Иисус сказал? Двое в поле — один ооо, другой ууу. Один ёмоё, другой ничёсебе. У Адама и Евы, Иакова и Рахиль не было телевизоров и книг, а дети все разные и в целом не ёмоё. На одиннадцать балбесов один ботаник-беньямин. Сколько ж я знаю семей, где родители ну книжники-книжники, а из двух детей один запойный пьяница, второй запойно читает.
Это что! Сколько запойных читателей — редкостные сукины дети, крымнашисты, расисты, премудрые пескари и вяленые воблушки. Конечно, большинство любителей чтения имеют зарплату ниже среднего, но некоторые очень даже гребут деньги.
В конце концов, Иисус обличал не тех, кто не читает. Книжников обличал. И Гарри Поттеры Христа распяли.
Свобода свободна. Она не подчиняется ни разуму, ни культуре, ни вере, ни любви. За это мы её и ценим, только одни покупают свободу, другие свободу продают, причём покупают свободу не у тех, кто её продают, и продают свободу не тем, кто её покупает.
В этюде мелькает одной фразой замечание, что в культурной семье ещё и разговаривают друг с другом, что-то обсуждают. Но — одной фразой. Потому что, увы, мало разговаривают. Разговаривают, чтобы читать, а не читают, чтобы разговаривать. Ценят свободу как средство сплочения и развития, а свобода не средство, общение не средство быть интеллигентом. Интеллигентность — да, средство достижения свободы. Но не единственное и даже не главное.
Да, мещане-родители заинтересованы в том, чтобы их дитё читало, но строго в определённом диапазоне читало: только в школе, только предписанную литературу, не увлекаясь чрезмерно.
(Вспоминается чудный рассказ Чехова о чиновнике, который случайно нарисовал девичью головку очень похоже и стал фантазировать, как бы он мог стать художником. Но вовремя очнулся, вспомнив, каково это — быть художником.)
Но ведь и российские гуманитарии, увы, любят читать в строго в определённом диапазоне. Поэтому в диссидентском движении больше была роль не гуманитариев, которые сидели в башнях из слоновой кости — ну, башня не башня, а задрипанные кабинетики. Не лирики, а физики оказались на первом плане. Это беда «лириков» — у них было и есть меньше свободы, чем у физиков, за ними строже присмотр. Вот и вырастают скрюченные люди, для которых чтение уже часто эскапизм.
Это печальная история рубежа 1960-1970-х годов, когда Шелепин начал давить инакомыслящих, и те быстро разделились на меньшинство, которое продолжало рыпаться, и большинство — из которых самый знаменитый Померанц — которое скукожилось. Так что не надо бросать понты и выставлять себя шибко интеллектуальными. Интеллект и самоцензура не совместимы, поэтому достижения российской гуманитарной элиты довольно умеренные, к сожалению.
