Толстой, хотя и артиллерийский поручик, даже в дневнике редко себе позволял ругнуться, но уж когда позволял, то исключительно к месту. Такие бриллиантики. Вот о любви к жизни:
«Да если бы тебя, болван, не разбудили, ты бы всё спал и не видал всё то, что теперь знаешь и видишь».
Через несколько дней Лев использовал это в письме, объясняя, почему самоубийство глупость, и слово «болван» заменил на «чурбан». Убедительность исчезла!
«Человек спал и ничего не знал, не понимал, был чурбан. Добрые люди разбудили его и говорят: вот тебе мир Божий, солнце, небо, деревья, цветы, животные, люди, такие же, как ты, которые могут любить тебя и которых ты можешь любить. Всё это тебе, хоть ты ничего не заслужил этого. — «Нет, это всё нехорошо, лучше заснуть опять, не мешайте мне», — и чурбан, как был до жизни, так и во время жизни и после жизни остаётся чурбаном. Человеку дано благо жизни, то благо, больше которого разумный человек ничего не может себе представить, а он говорит: «жизнь нехороша, не такая, какую я бы придумал».
Дальше про то, что главная причина суицидов — отсутствие религиозности. Это уже пошлость.
Во-первых, «размазал» мысль. Во-вторых, «чурбан» — это то, из чего вырезают «болвана», «куклу». «Болван» обиднее. Розанов бы так и написал. Поэтому Розанов, а не Толстой, гений русской эссеистики, а Толстой просто гений, сумевший просто объяснить, чем реальность отличается от сна: во сне не благодарят. Некому и Некого.
