На международном конгрессе туннелестроителей обсуждают технику прокладки туннелей встречным способом. Как двум бригадам с противоположных концов горы выйти навстречу друг другу с наибольшей точностью? Выступает немец: «Благодаря использованию лазеров в Германии добились того, что расхождение не превышает метра». Выступает японец: «Благодаря использованию компьютеров точность удалось повысить до пятидесяти сантиметров». Выступает русский: «А у нас рулетка, и ничего: либо тютелька в тютельку, либо два туннеля».
Русская эта рулетка не только русская, судя по американской остроте насчет принципа четности: есть один правильный способ сделать что-либо, но человек всегда пробует два способа, оба крайние и крайне неправильные, и это называется творчеством. Впрочем, признать крайности крайностями можно, но это ничуть не облегчает вложение тютельки в тютельку, потому что золотая середина — никогда не между крайностями. Чем подробнее мы будем изучать садизм и мазохизм, тем дальше мы будем от понимания того, что хочется считать нормой.
Крайности вовсе не обязательно порочны. Например, в истории письменности было две крайности: в Индии писали на пальмовых листьях, в Месопотамии на глиняных табличках. Если бы в этих странах вовсе не писали, вот это была бы порочная крайность (и она бывала во многих странах, о которых мы, естественно, уже никогда ничего толком не узнаем). Если бы пытались записать все происходящее, и это была бы крайность. Но до такого безумия еще ни одна культура не доходила.
Тем не менее записывать всё на листьях, которые гниют (а во влажном климате и довольно быстро гниют), — близко к тому, чтобы не записывать вовсе ничего, так что историки Индии поэтому довольно несчастные люди. Если в Индии и был свой Геродот, его труд не сохранился. А записывать на табличках или, в особо важных случаях, на камне — означает записывать навечно, но лишь самое важное. А кто решает, что — важное? И в результате история вавилонян известна немногим лучше, чем история древних индийцев. Правда, мы хорошо знаем, какой хотели бы видеть вавилонскую историю вавилонские владыки. Без этого знания можно было бы преспокойно обойтись.
Серебряная середина между пальмовыми листьями и каменными таблицами — пергамент, а золотая середина — это бумага, именно потому, что бумага не на вес золота. Бумага — остроумное превращение дерева в подобие легкого и тонкого камня. Но ведь это же не тютелька в тютельке, это все та же тютелька, достаточно дорогая, чтобы обычное частное лицо не имело возможности оставить миру память о себе. Один экземпляр автобиографии вряд ли сохранится, а издать книгу все-таки довольно дорого, да и книга не вечна.
Тютелька в тютельку в данном случае — это интернет. Не компьютер, а система компьютеров, принадлежащая всем, но при этом и каждому — и в то же время не принадлежащая никому в отдельности. Только в этой системе частное лицо может увековечить себя без больших затрат, не обращая внимания на сопротивление материала или его износ. Только в этой системе информация всегда доступна для всех (а если какая-то информация засекречена, то она уже не в этой системе и выглядит довольно глупо, как бубнение под нос какого-нибудь сумасшедшего, не желающего общаться с окружающими).
Правда, в этой системе вечное хранение информации зависит от доброй человеческой воли, но в этой-то человечности и есть правда! Каменная летопись, увековечивающая походы Сенахериба, существует сама по себе, не нуждаясь ни в ком — ну так и в этой летописи никто особенно не нуждается. В конце концов, ее ценность лишь в том, что она подтверждает записанное в Библии. Интернет и похож на Библию, которая тоже ведь много веков существовала в устной передаче от одного человека к другому — как интернет существует в передаче информации от одного человека (с компьютером) к другому.
Жить «тютелька в тютельку», между прочим, не только трудно, но и опасно. Русского человека с детства приучают, переходя улицу, посмотреть сперва направо, потом налево. Нормально же, конечно, смотреть не направо и не налево, а перед собой, прямо. Если горит красный свет, стоишь, зеленый — идешь. Нарисованы на асфальте белые полосы — идешь, не нарисованы — ищешь переход. Все это переносится и в политику: в России, голосуя, смотрят направо и налево, пугаются и голосуют так, чтобы не пустить к власти кого не надо. Посмотреть вперед, на суть дела — кто за какую экономику или политику, — это не для нас.
Классическим примером ротозейского обращения с тютельками может служить отношение людей к сторонам света. Запад и восток как объективная реальность подогнаны друг к другу идеально: где кончается один, там сразу начинается другой, пространства каждому уделено поровну и так далее. А люди сделали из Востока и Запада такие два туннеля, что и святых не вынесешь, в случае чего. Вот на всей планете запад с востоком сходятся, а у людей, изволите видеть, просто никак. Вон, восточные люди — сколько раз открывали Америку, заселяли, и каждый раз благополучно об этом открытии забывали и о переселившихся в Америку тоже. А западный человек со второй попытки так открыл Америку, что до сих пор остановиться не может.
Восточный человек предпочтет потратить время, лишь бы не тратить деньги. Западный человек предпочтет потратить деньги, чтобы сберечь время. Восточный человек и пространство предпочтет потратить на узкие переулки и крохотные клетушки, у него настоящая агарофобия, которая благополучно оправдывается: в узких улочках и маленьких комнатках тепло, весело и тесно, а на площадях только казнить удобно да перед начальством маршировать, с чем восточный человек готов смириться, если власть ему закуток оставит. А западный человек…
Впрочем, а есть ли он, западный человек? Иногда темной ночью, когда заснут телевизор на кухне и патриотизм в собственной душе, вдруг думаешь: а ну как нет вовсе никакого «западного человека», а просто живут люди в той самой тютельке, о которой так мечтается? Но это, конечно, было бы слишком обидно, если бы это было точно так.