Цепь

Бусы превосходный символ доброты как свойства одного человека, но каждый человек есть ещё и человечество, как и человечество есть, как ни печально, каждый человек. Об этом «человек не остров», — фраза фантастическая в устах британца. Англичанину сказать такое — как назвать Англию частью Континента. Совершить брекзит аут.

Жителя континента (а таковых абсолютно большинство на планете) сравнение человека с частью континента коробит. Удовольствие знать, что колокол звякнет и по тебе, ничто в сравнении с предложением считать себя частью какой-то там плиты, сколько угодно большой и чернозёмной. Добрая земля, а всё-таки всего лишь земля. Да и где она, эта добрая земля?

В России XVI-XVII веков был странный обычай «одабривать» землю при налогообложении. Существовал некий теоретический идеал «доброй земли», и если реальная десятина идеалу явно не соответствовало, то её «одабривали» — налог брали не с десятины, а с половины или даже с четверти. Понятно, откуда взялось патологическое стремление землицей обзавестись, пусть самой бесполезной. Со скидкой, глядишь, всё-таки будешь добрее. Другое дело, что доброта со скидкой оборачивается такими шишками, что мало не покажется.

Нет уж, человечество не континент, даже не планета, а цепь, и каждый человек — звено в этой цепи. Вот почему смерть любого драма, будь он трижды ленин, гитлер и салтычиха. Другое дело, что это драма, трагедия же — когда человек соглашается на неполноту цепи, когда относится к другому как к избыточному, лишнему звену. Такое бывает, при каждой вспышке ненависти, равнодушия, насилия. Если бы убийца понимал, что его собственное существование оборвётся, если из цепи человечества вынуть то звено, которое он сейчас собирается вынуть — ну кто же станет рубить сук, на котором сидит.

Быть звеном в цепи не означает быть цепью. Вот почему цепь человечества не опасна для человека. Опасно пытаться заменить цепь — взять и перековать себя, звено, в нечто типа лома. А что, я сильный, крепкий, каждый сам кузнец своего счастья, скованный я какой-то, перекуюсь я в такую куйню, чтоб ни от кого не зависела, а чтобы все от неё зависели. Много таких перековщиков было, а главная беда, что многие и согласны на перековку, чтоб не цепь была, долой их, а цельная вертикаль.

Чем лом хуже цепи? А почему велосипед ездит благодаря цепи, да и автомобиль? Цепь вовсе не для того, чтобы сковывать. Не цепи сковывают, люди сковывают, но люди и без цепи так скуют, что не шелохнёшься. Цепь же обладает таким уровнем свободы, который лому и не снился. То есть, снится, конечно же, и любая вертикаль власти выдаёт себя за свободу, и обещает порвать все цепи... Не надо рвать никаких цепей! Потому и не должно быть неравенства и угнетения, что мы все звенья одной цепи. Слабые, сильные, проржавевшие насквозь, позолоченные и из чистого золота (кстати, не самые крепкие), но звенья одной цепи.

Цепь человечества такого немыслимо сложного плетения, что у каждого среди предков и потомков немыслимо чужие, на первый взгляд, люди, даже враги, но — и они недостающее звено между мною и мною. Каждая любовь создаёт новое звено, каждый новорождённый. Человечество — цепь такого плетения, что никогда не можешь быть уверенным, отпихивая ногой кусок этой цепи, что не себя отпихиваешь, не кого-то их родных и близких.

Доброта не в том, чтобы давать цепи ржаветь, и не в том, чтобы пытаться все звенья цепи начистить до блеска и сделать одинакового размера и веса. Можно и нужно до хрипоты спорить, обличать, ссориться, рвать отношения, завязывать новые отношения, — что угодно, но только понимая, что всё это со своими, со звенюшечками, что тебя сковывают ровно те же, кто тобой является, просто цепь сама в себе запуталась. Это цепь, а не какой-то дамоклов узел, её не разрубишь, да и незачем.

Вот чего нельзя — так это высокомерно-спокойно взирать на тех, кто тебе не нравится, кажется еретиком, исходя из того, что они сами погубили, отлучились, отъединились, что ж, придётся без них. Не получится — вся цепь обесценивается отсутствием хотя бы одного звена.

Цепь человечества интересна именно сложностью и разнообразием своих звеньев, и весь её интерес в сложности и в неповторимом узоре, который скапливается и разрастается так, что цепь выходит уже просто бесконечная. Ведь не только же металлические цепи бывают, они же ещё и электрические! Каждый слабенький импульс — звено, без которого вся задача будет решена неправильно, да и вообще всё перегорит.

Доброта и есть искусство не рвать цепи, а очищать и восстанавливать цепи, наращивать, соединять, знать, что любой конфликт — внутри цепи. Вот тогда возможен становится добрый мир, когда цепляются, чтобы получше сцепиться и уцепиться, чтобы найти ещё одно недостающее звено, а если не найдётся, то родить, создать, выковать, и любить каждое звено, какое оно есть, потому что исчезновения одного-единственного достаточно, чтобы вся цепь обесценилась и умерла, а должна жить-поживать и всю жизнь дорожать.