Два мощнейших тоталитаризма — Ленина и Гитлера — эксплуатировали классовую тему, причём противоположным образом. Пролетарии против буржуа. Иногда «пролетарский» тоталитаризм выделял «мелких буржуа» как основную базу «антирабочего» тоталитаризма. Слабый отзвук этого остался в творчестве братьев Стругацких, в «антитоталитарной» повести «Трудно быть богом», но и в других подобных сочинениях, где обличается трусость мелких лавочников, где «серые» буржуа приводят к власти «чёрных».
Этот «антибуржуазный» настрой в России никуда не делся, он в значительной степени определил успех «перестройки» 1990-х годов, когда номенклатура перераспределила между собой власть и собственность, увеличив и без того немалый классовый разрыв между сверхбогачами и остальным населением. «Средний класс» так и не был создан, когда его зародыши появлялись, они тщательно подавлялись, от «челночников» до «ларёчников», причём подавление приветствовали и «низы», включая интеллектуалов. Олигархи воспринимаются как неизбежное зло, «лавочники» как зло более опасное.
Если бы «лавочники» были главной силой тоталитаризма, то самой фашистской и нацистской страной в мире стали бы США.
Реальные тоталитарные режимы приходили к власти при поддержке очень разных социальных сил, начиная с феодальной аристократии. Гитлер никогда бы не стал диктатором без единоличного решения Гинденбурга и вдохновлявших его помещиков. Муссолини, провозглашая идеалы, скорее, идиллически-аграрные, отлично поладил с итальянскими аристократами, в том числе, с церковной знатью, когда Муссолини был свергнут, тоталитаризм благополучно принял формы монархические в сочетании уже с гитлеровской нацистской ориентацией на средний класс.
Тоталитаризм есть коммуникационное — точнее, антикоммуникационное — явление. Но коммуникация не связана однозначным образом с экономическим статусом людей. Любое экономическое положение может быть позитивно использовано для общения, а может стать и раковой опухолью, властью, подавляющей общение.
Единственное экономическое положение, которое гарантирует иммунитет к власти — это нищета. Этим оправдан феномен бродяжничества, бомжевания, юродства, монашества (настоящего, а не «в миру»). Все филиппики против «быдла», которое якобы поддерживает «верхи», просто не соответствуют реальности. Это чистый хейт-спич, который нельзя опровергнуть. Мир изображается как симбиоз гипер-богачей с гипер-нищими. Такой язык ненависти как раз очень «буржуазен», ведь его идеал некое (несуществующее и не могущее существовать) среднее. Умеренность и аккуратность. Которые, в свою очередь, сами по себе нимало не гарантирует от тоталитаризма. В этом неправда — или, вернее, частичная правда — Ханны Арендт с её концепцией «середнячества» как основы тоталитаризма.
Наступление коммуникационной эпохи не означает, что срыв в тоталитаризм более невозможен. Другое дело, что в информационную эпоху «марксистский» анализ и разнообразные «классовые» лозунги, как и их противоположности — лозунги аристократизма или буржуазной благопорядочности — окончательно становятся пародией на самих себя, превращаются в жонглирование словами, никак не связанными с жизнью.
Настоящей угрозой остаётся такой сугубо коммуникационный феномен как фрустрация или, говоря более архаичным языком, уныние, отчаяние. Успех тоталитаризма объясняли фрустрацией «мелких лавочников» Германии от кризиса 1920 года. Да всегда есть какая-нибудь фрустрация! Был бы человек, а с чего ему приходить в отчаяние и замыкаться в себе, найдётся!
Паршивому поросёнку и в Петровки мороз. Описание мира, в котором США — это практически коммунистическая страна, потому что фрустрированные Великой Депрессией «мелкие лавочники» привели к власти коммуниста Рузвельта, и созданным тогда тоталитарным режимом по сей день борются либертариане, республиканцы и лично тов. Трамп, — это ведь описание, порождённое как раз фрустрацией.
Фрустрация, ресентимент, смердяковщина — это коммуникационная онкология, пожирающая общение и подменяющая его тоталитаризмом. С экономическими, социальными, культурными процессами эта онкология связана как раковая опухоль с телом — она паразитирует на организме, а не порождается организмом. Другое дело, что нужно за собой следить, избегая факторов, которые облегчают вирусам проникновение в организм. И следить за собой, прежде всего — но «следить за собой» в коммуникационном отношении означает избегать замыкания в себе и устанавливать коммуникации с окружающими поверх барьеров, используя различия (экономические, культурные, национальные) не как повод блокировать коммуникацию, а как возможность её наладить.