Разобщённость как оружие номенклатуры: сегментация памяти
«Разделяй и властвуй» — старый принцип деспотизма. Общество уничтожается, дробится на касты, кластеры, группы, которые могут сосуществовать лишь благодаря диктатору.
На первый взгляд, тоталитаризм исповедует принцип «объединяй и властвуй» («фаши», «фасции», «пучок» — символ объединения). На самом деле тоталитаризм — и номенклатурократия в частности — есть разделение, доведённое до предела. В условиях несвободы врагами становятся не только классы и кланы, но даже двое уборщиков. При тоталитаризме тотальна лишь взаимное недоверие. У каждого своё видение ситуации, свой миф, своя история. Происходит сегментация памяти, а сегментация памяти — это сегментация социума, то есть, распад социума, превращение общества из общества в груду государственных людишек. Тотальна только необходимость апеллировать к Вождю и его представителям для решения любой проблемы. Мать с сыном через фюрера сообщаются, настолько они разобщены страхом.
В России эта особенность тоталитаризма проявляется в дроблении памяти. Власть с 1989 года разрешила память о сталинских репрессиях. Однако, память эта строго сегментирована. Дозволяется (и финансируется) память о страданиях номенклатуры, отдельно — память о страданиях православных священнослужителей, отдельно — о репрессиях против иудеев, буддистов, учителей, латышей, актёров.
Память дозволено реализовывать только в пределах клана — национального, профессионального, географического. Единой же памяти нет, за этим следят строго. Отдельные кластеры памяти прямо запрещаются — например, память о Катыни.
В результате абсолютно отсутствует память о репрессиях против кулаков и крестьян в целом, — потому что в результате репрессий исчезло крестьянство, воцарился государственной чиновник с вилами и вёдрами. Этот госчиновник, прикреплённый к земле, не чувствует себя продолжателем крестьянства, испугался бы самой идеи быть крестьянином. В лучшем случае, он готов признать себя фермером, но предпочтёт оставаться совхозником — это гарантирует прожиточный минимум и смерть преждевременную, но сравнительно безболезненную.
При этом память о репрессиях сегментирована сверху и снизу, она отделена от памяти о ленинском терроризме и о репрессиях пост-сталинских и современных, путинских.