«Иисус же сказал им в ответ: истинно говорю вам, если будете иметь веру и не усомнитесь, не только сделаете то, что [сделано] со смоковницею, но если и горе сей скажете: поднимись и ввергнись в море, — будет;» (Мф. 21, 21).
Здесь повторяются слова о возможности сдвигать горы (Мф 17: 20), причём повторение внутри одного и того же Евангелия. Почему Матфей не сократил один из вариантов, как это сделал Марк? Видимо, здесь у этих слов обретается совершенно особый контекст и значение. «Гора сия» уже не просто какая-то абстрактная гора. Действие происходит в Иерусалиме, где при слове «гора» встаёт одна — гора Мориа, гора Храма (да в Библии, в древнем мире любая гора была предпочтительным местом богопочитания). И эти слова оказываются несущими тот же смысл, что слова о разрушении Храма. Они — против фарисеев, против обрядоверия, против любого поставления религии выше веры, а жреца выше Бога. Фарисеи лучше нас разбирались в религии — и они бы возмутились этим словам, ибо здесь — не просто призыв к молитве. С фарисейской точки зрения — это богоборческий призыв, как с точки зрения некоторых современных русских православных, призыв снести храм Христа Спасителя — призыв богоборческий. С точки зрения Бога — это призыв к борьбе за Бога. Впрочем, надо быть Богом, чтобы к такому призывать.
Гору, даже вместе с Храмом, не жалко. Камни. Птичку — то есть, смоковницу — конечно, жалко. Хотя, между прочим, Иисус, может, и не причина её гибели. «После этого — не обязательно вследствие этого». Особенно это явно в рассказе Марка, где проклятие и засыхание разделены целой ночью. Почему не хочется верить, что смоковница засохла из-за проклятия? Потому что не хочется верить в веру как средство убийства.
Во-первых, всегда есть шанс, что жертвой такой веры падёшь ты (хотя фанатик считает, что уж ему-то это не грозит).
Во-вторых, бесплодные смоковницы — наименьшая проблема, а основные проблемы — смоковницы, преизобилующие плодами, только такими плодами, которые нам решительно не нравятся. В основном люди проклинают именно фиги, которые в изобилии падают на голову.
Впрочем, есть и третья проблема: бесплодие веры. С присущей ему откровенностью, это обнародовал ап. Павел в знаменитом: «Что хочу, того не делаю, а делаю, что не хочу». Конечно, разумный человек всегда про чужие плоды скажет «зелен виноград», «подделка», а про своё бесплодие — «воздержание» или, в крайнем случае, по Андерсену — плоды есть, но увидеть их могут лишь Бог да умные люди.
На самом деле, решительно никаких проблем нет, а есть очень простой парадокс. Объяснение можно найти даже у такого малопарадоксального литератора как Джек Лондон: алкоголика заставляют лечиться тяжёлым трудом, алкоголик злится, клянётся, выздоровев и набравшись сил (а труд такой — отчищать корабль — что силы прибавляются), избить того, кто его лечит, капитана корабля. По мере протрезвления, однако, начинает понимать — здоровым никого он бить не будет, мстить не будет, потому он ведь будет здоровым. Так и верующий: пока вера маленькая, мечтает о том, как подрастёт и будет сушить смоковницы и топить горы. Но если вера растёт, человек начинает понимать, что это всё дурацкие детские мечты от страха и трусости, а когда вера будет, действительно, крепкой, тогда её используют на то, чтобы смоковницы плодоносили даже на Марсе, а горы стояли прочно и никуда не падали.