Человек не может не мыслить свою жизнь как театр, историю, сюжет. Конец обязателен, развязка придаёт смысл завязке. Вот почему бессмертие исстари вызывает страх. И хочется, и колется. Чем лучше человек понимает ограниченность всякого смысла, тем более он опасается бессмертия. Соломон не грустит, что душа человеческая может быть не бессмертна — он этому радуется. Бессмертные у Свифта, «Средство Макропулоса» Чапека — только в легковесной литературе бессмертие бывает желанно (из новейшей — Харари). Это же вечная мука — существование без истории, без сюжета.
Вера не утверждает, что Бог компенсирует бессмыслицу вечности. Вера утверждает противоположное: существование Бога точно так же малорадостно и должно внушать страх с трепетом, как существование бессмертия. Слишком велик перепад масштабов. Воспевать Богу аллилуйю — звучит красиво, пока не начинаешь воспевать Богу аллилуйю. Бог страшен тем, что Бог — не человек, и пути Его — не пути человеческие, у которых есть начало и конец, его пути узкие как математическая точка и бесконечные как бесконечность. Рай, поскольку вечен, так же страшен и кошмарен, как ад.
Вот почему к Богу надо обращаться с трепетом. Впрочем, кого Бог окликнул, на кого Бог подышал, кому Бог на сердце наступил, тот сам иначе относиться к Богу не может. И забором обнесёт, и надпись напишет «Не входить, бессмертие». А потом разуется и, помолясь, войдёт...