«ибо если сердце наше осуждает нас, то [тем более] Бог, потому что Бог больше сердца нашего и знает всё» (1 Ио. 3:20).
Слова не такие жутковатые, как может показаться. «Вот стою я перед вами словно голенький», — пел Александр Галич, обращаясь к преемникам Ленина. Заменить «вами» с маленькой буквы на «Вами» с большой — «вот стою я перед Богом словно голенький». Понятно, что Бог не партком, но тогда о чём это?
На самом деле, жутковаты не эти слова, а следующие: «Если сердце наше не осуждает нас, то мы имеем дерзновение к Богу и, чего ни попросим, получим от Него, потому что соблюдаем заповеди Его». Это же возврат к фарисейству и законничеству!
Только это послание вообще не о морали, не о покаянии, тем более, не о самоанализе, плавно переходящем в самоедство и невроз. Это послание о коммунизме и связанных с ним проблемах. Отправной точкой является слово «общение», «койнония» — христиане «имеют койнонию с Богом» постольку, поскольку имеют «койнонию» друг с другом (1:5,7).
«Койнония» это и есть латинское «коммунио» (правда, в Вульгате именно это место переведено как «социетатам». В русском языке ближе всего к «койнонии» слово «братство» — и великие православные братства XVI века в Украине были во многом реализацией именно коммунистической идеи.
Логика Иоанна предельно ясная: Бог — коммунист, потому что поделился с людьми Самим Собой в своём Сыне, и Сын коммунист, потому что отдал всё, что у Него было — жизнь. «Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою: и мы должны полагать души свои за братьев» (1 Ио. 3:16).
Насколько извратилось христианство, видно из того, что «положить душу» стало означать в Средние века — взять меч и рубить врага в капусту. Любовь, видите ли, в готовности умереть в процессе убивания врагов.
Иоанн же совсем о другом — о кошельке: «А кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое, — как пребывает в том любовь Божия?» (1 Ио. 3:17).
Коммунизм христиан I-II веков явление не исключительное для античности — был и коммунизм пифагорейцев, и коммунизм аристократов. Исключительно в этом коммунизме была его мотивация — вера в Сына Божия, его диапазон: не коммунизм для подобных себе, не коммунизм сверху-вниз, а коммунизм равенства.
Коммунизм этот существовал в очень архаических условиях, но и в этих условиях был подвигом, анти-системой и порождал множество проблем, которые вполне отразились в текстах того времени. Учреждение диаконов, регулирование помощи странствующим проповедникам, правила о том, каким вдовам следует давать пособие, а каким нет, — всё это отражение трудностей, возникающих при любой частичной реализации коммунистических принципов в обществе дефицита, иерархизма и постоянной угрозы голодной смерти.
Так что грех, о котором в данном случае говорит Иоанн — это «всего лишь» грех эгоизма, некоммунизма. Ты не поделился с нуждающимся, как Бог поделился с тобой. Речь не идёт о сексуальных грехах, о гордыне, лени, унынии, просто скупость.
Иоанн, заметим, не разбирает технической стороны. У христиан были «раздатчики» и «контролёры» взаимопомощи, что и делало их именно общиной, а не клубом филантропов. Коммунизм был как формальный (в отношении тех средств, которые жертвовались в общую кассу), так и неформальный (в отношении тех средств и материальных благ, которыми делились просто по просьбе нуждающегося). Этих нюансов Иоанн не касается, он разбирает исходный пункт — почему вообще коммунизм оправдан. Потом теологи много рассуждали об «общении свойств» — как во Христе соотносятся человеческое и божественное, communicatio idiomatum, всё та же койнония-коммунизм, но вообще-то христианина должно интересовать совсем другое — коммунизм кошелька.
Не общение богача с нищим, а общение, коммуна святых — communio sanctorum. Это сейчас в «общение святых» свели только к молитвам с умилением, а то и просто лоб расшибать перед иконами, а вообще-то оно о том, что где вера, там общность имущества.
Совесть («сердце») грызёт человека, что он поскупился на деньги, хотя Бог не поскупился на Христа. Ага, говорит Иоанн, если ты сам видишь свой грех, то представляешь, сколько их видит Бог? Жираф большой, Ему видней! После таких слов хочется повеситься, завещав скудное имущество и остатки верёвки с мылом нуждающимся, но Иоанн ведь прямо о противоположном: Не скули, всё не так плохо! Давай любить делом — «дилигамус опере», по латыни всегда красивее. Деньги давай — и совесть успокоится, и Бог расщедрится: «Чего ни попросим, получим от Него» (! Ио. 3:22).
Всё это, конечно, чистое безумие, «сектантство», это невозможно реализовать в сколько-нибудь крупных масштабах, а в маленьких масштабах невозможно реализовать на сколько-нибудь «исторический» срок. Ну, амиши… Ну, монахи… Впрочем, монахи получают милостыню вплоть до дотаций Евросоюза Афону. Если дотации, значит, уже не христианство и не коммунизм, христианство-коммунизм само дотирует, как Бог дотирует людей Христом и Духом Святым. Получил духовное — отдай материальное! Тело, погружённое в воду, вытесняет воду, а Бог, погружённый в человечество, вытесняет деньги.
Максимализм невероятный. Совершится ли когда-нибудь такой коммунизм — без насилия, с Крестом? Ну… Надо стараться! Рады стараться! Главное — «рады». От уныния мухи дохнут. От человека с кислой рожей даже деньги принимать неприятно, хотя, конечно, уж как-нибудь примем… А дальше как быть?
Прежде всего, понимать, что «делиться» — куда труднее, чем кажется, когда жизнь сводится к блокадной пайке. Понизить планку, посадить всех у параши и учить делиться, — дело нехитрое, но коммунизм-у-параши это же издёвка над Богом — Творцом Вселенной. Нужен коммунизм-у-вселенной, коммунизм-в-капитализме, коммунизм такой, чтобы и не поломать ничего, и не сдохнуть над банковским счётом. Жизнь даётся один раз, как говорил Кощей Бессмертный, и прожить её надо так, чтобы не было стыдно… Значит, с умом!
Полезно вспомнить, что во времена, когда писал Иоанн, «сердце» считалось вместилищем ума, а не эмоций — те располагались в животе. Думать надо! Прыгать тоже, но думать — не меньше, а больше. Думающие изобрели всё, благодаря чему человечество из кучки трупоедов превратилось в Дарвина и Пастера, в туристов и космонавтов, в программистов и завсегдатаев кафе. Надо подражать Богу не только в самопожертвовании, но и в творении. Твори, выдумывай, пробуй. Чтобы другому было благо и чтобы другой долголетен был на земле. А когда уже нет сил творить, выдумывать, пробовать — или просто загрипповал — тогда гриппом не делись, болезнью не делись, а что остаётся от веры при гриппе — этим всё-таки делись, делись надеждой на то, что «Бог больше сердца нашего и знает всё» — только бы разрешить Богу это знание осуществить не только на Голгофе, но и в наших сердцах.