«И когда выходил Он из храма, говорит Ему один из учеников его: Учитель! посмотри, какие камни и какие здания!» (Мк 13:1).
Не следует пренебрегать анализом евангелий как литературных произведений. Тут налицо большой разрыв между историками с филологами, и литературоведами, писателями и литературными критиками. Кажется, что евангелия — хаотичное собрание кусочков, сегодня анализируют именно кусочки. Анализировать литературную структуру кажется слишком самонадеянным и субъективным. На самом деле, субъективизм есть всюду, а восстановление авторского замысла — абсолютно легитимная процедура. Конечно, и эта процедура подразумевает многоголосицу, обсуждение и т.п., но отказываться от неё вовсе не следует.
Например, если принять евангелие от Марка (или его некий протограф, но именно протограф с такой литературной структурой) за текст, который подвергся переработке Матфеем и Лукой, то как выглядит композици 13-14 глав?
Иисус приходит в Иерусалим погибать. Ученики — или читатели — не подозревают о том, кто Он на самом деле. Конечно, на самом деле читатель уже в 10 раз читает текст, но он играет в «не подозреваю». Как тот, кто в сотый раз перечитывает «Анну Каренину» играет в «не знаю, чем кончится».
Ученики — поскольку они не знают подлинного лица Иисуса — показывают Ему город и хвастаются — какие огромные камни, из которых сложены огромные здания!
Кстати, это крайне реалистично, потому что Иерусалим в это время был подражанием Риму, акцент делался на мегалитичности. «Стена плача» тому отличная иллюстрация. Это впечатляло, тем более, что строительство Храма было в самом разгаре. Собственно, именно поэтому, видимо, в уста учеников вложено «посмотри, какие камни и какие здания» (13:1) — речь идёт о циклопических блоках, которые лежали тут и там, ожидая, пока их поставят на место.
В ответ Иисус произносит огромную речь о том, что всё это будет разрешено, будет катастрофа, и тогда придёт Сын Человеческий с ангелами, но когда — никто не знает, так что «бодрствуйте».
Психологический рисунок очевиден: Иисус на пороге смерти, но ученики этого не чувствуют, считают Его невротиком, пытаются Его успокоить, показывая на огромный и прочный мир вокруг. Иисус отвечает «малым Екклесиастом». Не «малым Апокалипсисом», а именно «малым Екклесиастом». Апокалипсис и есть всего лишь подвариант «всё суета сует». Не я невротик, а вы мещане. Идиоты, вы что, не понимаете, что за все эти мегалиты кто-то платит, и этот кто-то с голоду взбунтуется и будет очень плохо? И что это не проблема отдельных идиотов-иродов, а проблема человечества в целом, которое вечно пытается срубить побольше бабла, а в итоге рубил сук, на котором сидит.
После чего переход к «а тут как раз пасха» (14:1). Заговор против Иисуса. Женщина с маслом. Апостолы, как и в предыдущем эпизоде, чисто мещански реагируют: зачем столько бабла попусту? Другое дело, что вообще-то и «эти большие камни», «эти большие здания» тоже ведь попусту, тоже ведь лучше бы не строить дворец советов, а раздать нищим.
Иисус опять отвечает про катастрофу — на этот раз лично Свою.
Разозлённый нотацией Иуда уходит к первосвященникам и получает деньги.
Всё очень выверено, очень логично. По нарастающей — от непонимания к предательству. Психологически исток один — мещанство и материализм.
Что делает Матфей? Разбодяживает текст, и у него выходит три главы, а не две. Начало отъезжает в 24:1. Матфей вставляет притчу о премудрых девах, что лишь отчасти «в тему». Затем предлинную притчу о талантах, которая вообще никак не в тему, резко дезориентирует читателя, потому что акцент переносится с неожиданности появления Мессии на качества Мессии. Затем он вставляет речь о Страшном суде, которая тоже не в тему, акцент перемещается с необходимости бодрствовать на необходимость быть милосердным к нищим.
Только после этого Матфей возвращается к тексту Марка, но зачем-то слова про пасху вкладывает в уста Иисуса, делает прямой речью, аннулируя эффект внезапности.
Лука отнёсся к тексту бережнее, не стал ничем шпиговать, но зато очень перепахал стиль. Не «камни и здания», а «дорогие камни и вклады» в Храме. То есть, человек просто не видел никогда Иерусалима и не знал обстановки. Не «бодрствуйте», а «не объедайтесь, не бухайте чрезмерно, не будьте мещанами и бодрствуйте». Помазание миром вычеркнут, так что поступок Иуды не вполне понятен. Чего Он вдруг разозлился… Вместо этого Лука добавляет «боялись народа» — мол, начальство нуждалось в тайном предателе из учеников, чтобы арест прошёл незаметно для толпы. Но это про мотивация начальства, а мотивация Иуды остаётся загадочной.
Конечно, малость испортив Марка, Матфей и Лука — спасибо им — кое-что добавили, и добавили существенное. Но с точки зрения фабулы и стиля Марк, безусловно, лучше и первичнее.
А в смысле эгоистическом, в смысле моральки для себя, любимого — вся жизнь, все события и факты, это лишь конструктор. Не в нашей власти заменить одну деталь другой, но как соединить детали, какую сделать верхней, какую нижней, какую отложить в сторону и словно забыть о ней, — это уже наше, своё. Нельзя манипулировать людьми, они не актёры и не слова, но кино каждый монтирует сам, и слова каждый расставляет сам. Человек не столько каскадёр, чья главная задача изобразить подвиг и уцелеть, сколько монтажёр, и Эйзенштейн пророк его, монтажа. Дерзновеннее! Мало не спать, «не спать» это может быть просто бессонница, важно ещё заполнить «бодрствование», чтобы появились глубина, высота и смысл.