«И вот, женщина того города, которая была грешница, узнав, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алавастровый сосуд с миром» (Лк 7:37).
Весь эпизод с современной точки зрения покоится над идее, что женщина похотливая самка, которая только и мечтает отдаться как можно большему числу мужчин.
Идея эта, конечно, всего лишь отражение мужского желания обладать как можно большим количеством женщин.
Грешницы бывают, но заявлять «она сама пришла» подло. Утром свобода, вечером претензии, а когда утром патриархальное общество, а вечером идёшь к проститутке, то все претензии к себе. Свиньи не просили блудного сына с ними есть.
Проституция есть узаконенное групповое изнасилование. Как армия есть узаконенное групповое убийство. Тем не менее, когда всё сказано о том, что нельзя перекладывать вину на жертву, что не мы такие, а жизнь такая… Тогда остаётся добавить: никто никому ничего не должен, но Богу каждый должен всего себя и всё человечество впридачу. Это таинство мира, таинство дяди Тома.
Человек раб, хотя он себя в рабство не продавал, его захватили и поработили. Нас всю жизнь захватывали, травмировали, топтали. Но пока я жив, во мне есть неубиваемое ядро. Его можно, конечно, разрушить, но тогда уже и меня не будет, а будет полоумный, невменяемый, псих.
Согласен я считать себя психом? Тогда покаяние, Бог, любовь не для меня. Или я считаю себя собой? Тогда и в самых унизительных обстоятельствах я считаю, что, сколько ни должны мне люди, сколько ни задолжала мне жизнь, а я Богу должен больше. Потому что я это я! Не кот чихнул. Я космос, я Уитмен, я гений-супермен, и поэтому я смиряюсь, и плачу от радости, повстречав Христа, и преклоняюсь перед Ним. Только супермен во мне имеет силы опуститься на колени перед Богом.
Мы ищем Бога не для того, чтобы спастись от угнетения, а чтобы не быть гнётом для других, да и для себя.
Боже, я Тебе ничего не должен, к сожалению, потому что Ты дал мне всё навсегда, без отдачи. Но сколько же я должен жизни своей и чужой!
Я не должен, но я могу.
Пускай меня обворовали, унизили, посадили в изоляцию. Пускай болячки, пускай недоброжелатели. Но я могу! Я не виноват, что я проституирую свой талант, но я могу жить иначе.
Это и тайна Марии Египетской. Это мужчины, пользовавшиеся ею, считали, что она им навязывает себя, совращает их. Она-то иначе глядела. Она идёт в храм посмеяться над всем этим ханжеством и лицемерием. Много сильно набожных на неё навались со всем удовольствием, побрякивая крестиками. Плюнуть в лицо всей фальши. И в самом деле фальшь — ну не подлинный крест, что делать. Императрица Елена, несчастная, убежавшая подальше от сына, который перерезал почти всё её потомство. Мария права, но вдруг её пронзает. Этот конкретный крест — может, фальшивка. Но Иисус — не фальшивка. Он взрыв настоящего в мире лжи.
Даже поддельные святыни не делают Бога поддельным. Мои проблемы, проблемы колеблющегося язычка пламени, не отменяют проблемы Иисуса, проблемы света, света настоящего, чистого, мощного и ожидающего моего отклика. Бог тоже ничего никому не должен, но Он может. Может тронуть наше «может», а я могу отозваться. Он может нас любить и любит, хотя мы знаем, что недостойны любви. Не потому недостойны, что нас испортили, а потому что задолго до всех психотравм и потерь с Ним поссорился. Пальцем в ссору не ткнёшь, но она же продолжается.
Надо быть очень наивным или жестоким, чтобы этой ссоры не ощущать, чтобы твердить, что «все радиусы ведут в центр». Ну да, все радиусы ведут в центр, только и обратное верно: все радиусы могут уводить из центра. Мы разбегаемся от Бога и друг от друга. Адамово смещение хуже хабблова разбегания галактик. Я себя предал, с самим собой поссорился.
Когда мы откликаемся Богу, совершается второе рождение. Рождение из мира, где человек реагирует, в мир, где человек творит. Из мира печали в мир любви. Из мира, в котором ты словно зубная паста, которую жизнь выдавливает из тюбика в гроб, в мир, где в каждом рай, и он рвётся наружу, и нужно лишь согласиться с этим порывом и присоединиться к нему с покаянием и надеждой.