В православном богослужении призыв Иисуса любить врагов предваряется рассказом апостола Павла о его приключениях. В конце 11 главы послания коринфянам Павел вспоминает, как его опускали в корзине со стены Дамаска, чтобы его не арестовали, а в начале 12 главы он вспоминает о том, как оказался на третьем небе.
Деление на главы позднее и тут не очень удачное. Павел создаёт цельную картину, у слушателя (текст рассчитан на устное чтение вслух) ощущение качелей. Вниз — вверх. В корзине вниз, от опасностей, на третье небо вверх, к счастью. Жизнь — качели! Чтобы подняться, нужно опуститься.
Кто-то с хорошим литературным чутьём соединил это с любовью к врагам, потому что тоже те ещё качели, на двоих качели. Чтобы любимый взлетел, я должен опуститься.
Любить хорошего человека, любить любящего меня означает оставаться в горизонте эгоизма. Палач свою жену любит, жена палача любит мужа своего. Вот что делает жена того, кого убил палач?
Любить любящего, «даю, чтобы получить», do ut des — даю, чтобы ты мне дал. Это принцип животного. Принцип, исходящий из конечности, ограниченности бытия. Жизнь карусель, мы все вращаемся, но только, чтобы опуститься со временем и уступить место ожидающим своей очереди.
В горизонтальной площади не соорудить четыре треугольника из шести спичек, для этого надо их пирамидкой составить.
Любить врагов означает согласиться спуститься в могилу, чтобы другой поднялся на небо. Не просто простить, а простить ценой своей жизни. Так и Спаситель сделал. Павел ведь не случайно не говорит «я был поднят на небо» — он говорит о себе в третьем лице. Я вниз, враг вверх.
Я сейчас вниз, а он сейчас вверх. Может, и я потом выйду из преисподней, вознесусь? Может быть, но славны бубны за горами, сейчас-то вот так…
Вот милосердный самарянин идёт и наклоняется к тому, кого избили, сбили с ног бандиты. Наклоняется — и поднимает врага. Именно врага, в этом соль притчи.
Наша любовь меряется тем, насколько она расходна. Сколько нам не воздадут. Мы наклонимся, спустимся в чужую беду, подымем, а взамен ничего. Мы подставим плечи, чтобы другой выбрался из ямы, а сами останемся в яме — каково?
Любовь в том, чтобы не бояться тех, кто к нам наклоняется. Не видеть в них угрозу, а ведь организм к этому склонен, слишком часто к нему наклонялись, чтобы потом ударить, унизить.
Ценить, когда мы сбиты с ног, растеряны, слабы. Зато другие свободны от нашего волеизъявления. Волеизъязвления.
Ценить, что наклоняемся мы к одному, помогаем ему, но ответ приходит не от другого. От Бога. Только это и делает любовь любовью, а не сделкой. Иначе мы были бы инерционными телами. Действие равно противодействию. Закон рычага, плеча, обязательности. А любовь необязательна. Двигаться не потому, что кто-то или что-то толкнуло, а потому что Кто-то притягивает.
Мы родного ребёнка любим как будущее, в котором нас не будет? Возвращаем долг перед родителями? И только?
Мы живём в мире, где всегда есть кто-то ниже нас. Всегда есть смерть, болезнь, несчастье — чужие. Мы поможем, а умирающий умрёт, болящий не выздоровеет. Что ж, качели не сработали? Пустили по воде хлеб, а он не вернулся?
Тут и начинается вера. Всё вернётся — точнее, мы догоним. Догоним наших друзей, сравняемся с врагами, вознесёмся до тех, кто нас ненавидел, а мы простили. Не ценой того, что враги провалятся. Это же Божьи качели. Тут подъём меня не означает уничтожения моего врага, а вот любовь к врагу означает подъём, и реакция врага не принципиальна, принципиален Бог и Его любовь.
Бог спустился до нас и ниже, чтобы мы поднялись до небес. Да, Он воскрес — для нас радость, а Ему-то что? Для Него всё равно смерть травма, которую мы и представить себе не можем. Но спускается, чтобы мы почувствовали, откуда в мире зло: от нашего страха перед любовью, перед своей способностью любить. Любовь в нас есть, она точка опоры, которая переворачивает все земные представления о правде и справедливости, и подымает туда, где нет друзей и врагов, а есть просто Царство Христа.
