В этом году день святого Валентина совпал с воскресеньем, посвящённом Закхею.
Совпадение есть, есть и сходство. «Если кого чем обидел, воздам вчетверо» Лк 19:8). Вот что такое щепетильность, она же человечность.
Конечно, Закхей не Колумб этики, он просто воплотил в жизнь сказанное царём Давидом. Знаменитый случай, когда пророк Нафан пришёл и рассказал Давиду притчу про негодяя богача, укравшего овечку у бедняка. Убить его мало, твёрдо сказал Давид, и за овечку пускать заплатит вчетверо, потому что не имел сострадания.
То есть, за овечку, условно говоря, шекель, а три шекеля за бессердечие.
Вообще притча Нафана немножко странная. Женщину сравнивают с овцой, из которой хотят сварить суп для гостя. Давид вообще-то украл женщину лично для себя. Да не просто украл, а убил её мужа - подло убил, чужими руками. В общем, Нафан проявил чрезвычайную деликатность, и его можно понять - для еврейского царя, да и для любого царя, обезглавить пророка, который лезет в твои трусы, это раз плюнуть.
В общем, Давид ничего владельцу овечки не вернул и не заплатил, потому что тот был уже на кладбище.
Закхей до Давида не дотягивал - не убивал тех, кого обокрал, слава Богу.
День святого Валентина — это ведь память о том, кого обокрали мужчины. Потому что «валентинки» — это обычай, появившийся в Англии в конце Средних веков или в начале Нового времени. Это не просто записочка, это записочка, которую писали девушки парням. Так это означает, что в Англии XV века уже грамотность была очень высокая, раз, и параллельно началось освобождение женщин из-под патриархального гнёта. Потому что патриархат — это когда женщина пассивна, она может ответить на признание в любви, но не признаться первой.
Вот - эталон идеи равенства, единица равенства. Когда сегодня многие христиане издеваются - мол, равенства не существуют, все разные - полезно вспомнить, что неравенства бывают разные. Мы разве хотим восстановления такого неравенства, когда парни выбирают девушек словно товар по каталогу?
Любовь - источник равенства. Если я люблю, я и себе требую равенства, и другому.
Иногда это равенство требует усилия. Когда Закхей залезает на дерево, он уравнивает себя, коротышку, с толпой нормальных людей. И когда он обещает всем обиженным воздаст вчетверо, он уравнивает себя с порядочными людьми, поднимается выше себя, каким он был до встречи с Иисусом.
Равенство в любви — это не равенство в какой-то абстрактной любви. Закхей полюбил Бога, Закхей влюбился в Иисуса - и уже из этого пошли его щедрость и его покаяние. Любовь конкретна и избирательна, а плоды любви брызжут во все стороны.
День валентинок - праздник любви, которая свободна выразить себя, свободна не быть наказанной за это.
Заметим, что Закхей не говорит, что полюбил обиженных. Да и есть ли они? Закхей не уверен, между прочим. Налоги дело тонкое: кто-то считает, что с него взыскали лишнее, а кто-то кряхтит, но соглашается, что всё правильно, хотя денег жалко.
Зато Закхей увидел, что его любит Бог. Конечно, Закхей не был богослов или мистик. Он видел перед собой одного из тех популярных религиозных проповедников, которые и в наши дни есть, которые популярны прежде всего фанатиков, популярны тем, что обличают безбожников и хвалят набожных. И в современном Израиле полно таких, для которых какие-нибудь богачи из Тель-Авива это служители Мамины и несправедливости, презренные Богом, не то, что нищие фанатики из Меа-Шеарима. И вдруг мир перевернулся: как если бы любавичский ребе повернулся спиной к пейсам и лицом к белому воротничку.
День святого Валентина тогда и тому праздник, когда человек слышит, что его любят. Да не просто любят как всех, а любят больше всех, любят, хотя с точки зрения всех он недостоин не то, что любви, а даже уважения. И при всех ему в этом признаются. Иисус - записка от Бога с признанием в любви.
Такие признания всю жизнь меняют. «Я тебя люблю» - пишет Бог, и оставшуюся жизнь только и повторяю: «Ю, ю, ю».
(Так заканчивается «Москва-Петушки», кстати).
Наша любовь так же соотносится с любовью Божьей как звук «ю» со словом «любовь». Наша любовь - как река. У неё есть дно, есть берега, бывают омуты, повороты, она может и обмелеть.
Вера не делает человека лучше любящим. К сожалению? К свободе! Если б верующие лучше любили, все бы ринулись веровать. Вера другое делает: она открывает, что река впадает в море. Река любви впадает в море воскресения. В море Любви с большой буквы. Из этого моря подымается к небу та вода, которая потом прольётся любовью на людей, и из этого ливня собираются реки любви.
Самое страшное в любви - повторяемость. Любовь должна быть единственной в своём роде, а она повторяется. Повторяется и в расцвете, повторяется и в увядании. Кто пожил, смотрит на зарю любви у других и знает, что будет закат. Поэтому разговоры о любви так легко становятся пошлыми и поверхностными, дешёвой имитацией вечности и радости. Они игнорируют умираемость любви. Вера же смотрит в лицо этому ужасу и видит то, что за смертью любви - чудо воскресения.
Полтысячелетия прошло как женщины получили право признаваться в любви, не боясь обвинений в распутстве, но до настоящего равенства и сейчас далеко. Любовь любовью, а денежки врозь. Женщине и сейчас тесно в мире, который остаётся в основном мужским. Что уж говорить о Боге. Бог признался нам в любви Христом - но как же Иисусу тесно в нашем мире. Даже с нами, с верующими тесно. Мы же Его эксплуатируем в своих интересах, Он у нас и аргумент в политике, и предлог денег попросить. Что угодно, кроме любви настоящей, щедрой и смиренной.
Закхей забрался на дерево, ввысь, и на литургии мы говорим себе: «Сердца - ввысь!». Подняться над собой, подпрыгнуть, оторваться от земли хоть ненамного - любовь Божия это зачтёт, улыбнётся и обнимет.
Закхей с дерева смотрел не в небо, ни в сердце, не смотрел на берёзки - да и какие в Иерихоне берёзки - не смотрел на милых детей - а с детьми в Иерихоне всё в порядке, много. Он не смотрел на красоту творения. Он смотрел на Иисуса. Он вдруг увидел необычное в обычном, и захотел этого необычного. То есть, полюбил.
А полюбив, простил. Психологи говорят, что надо научиться «отпускать» - ну, это ж из церковной традиции взято, потому что плохо лежало. Церковные-то люди не очень умеют отпускать и прощать. Будем учиться. Любишь Иисуса? Отпусти Варавву! Мы, когда читаем о Страстях, возмущаемся вместе с Понятием Пилотом - как это люди выбрали Варавву отпустить. А мы что, предпочли бы, чтобы Иисуса отпустили, а Варавву распяли? Брр…
Любовь одного крепко обнимает - «не пущу» - а остальных отпускает. Она мне написала - ура! Бог меня любит - по такому случаю всех прощаю. Его я отпустить не могу - Он не уйдёт. Бог пришёл не для того, чтобы вести со мной общее хозяйство, а чтобы я всех простил. Все виноваты в смерти Иисуса, но воскресение Иисуса заставляет всех простить.
Идут годы. Глаза хуже видят, тело слабеет, любовь блекнет, чего уж хуже. Но вера - не от тела зависит. Она, может, выцветает, красная краска вообще самая неустойчивая, но воскресение никуда не девается, воскресение это не скорлупа пасхальных яиц, а дело любви Божией, действующее среди нас.
Всё и хуже, и лучше, чем знает знание. Всё хуже, потому что красота творения и подвиги людей — это довольно слабые и хилые проявления любви, подгорелые, с горьким привкусом небытия. Но всё и лучше, потому что даже в уродстве, в бедах, в унынии - есть Бог, есть Родившийся и Воскресший, любовь, воплотившаяся и преодолевшая небытие, и есть Дух Святой, не дающий нам сдаться и исчезнуть.
