«И все сии, свидетельствованные в вере, не получили обещанного, потому что Бог предусмотрел о нас нечто лучшее, дабы они не без нас достигли совершенства» (Евр 11:39-40).
Человек видит мозгом, и это очень неплохо. Может и пяткой, может и печёнкой. Глаз воспринимает сигналы и пересылает их мозгу. Мозг формирует память и картину мира. Тут основа нашего «я». Можно свалить на мозг свои грехи. Мы тревожимся, потому что мозг неправильно обработал сигналы. Мир кажется нам враждебным, ситуация безысходной. Мы видим опасности, которых нет (и, кстати, мы видим опасности, которых нет, что не менее опасно). Мы воруем, потому что видим грядущий голод и не видим грядущего урожая. Мы глядим в сторону от любимого человека, потому что не видим, в упор не видим любимого человека, а чучело дохлое принимаем за большую любовь.
Это идолопоклонство: видеть то, чего нет в видимом мире. Многие атеисты издеваются над верующими: распсиховались, скоро зелёных человечков будут видеть. Если мы вдруг увидим Бога, точно — повредились в уме. Но мы-то видим Бога невидимого и знаем, что Бог невидим. Как можно видеть невидимое? А как можно любить того, кого никто не любит?
Мозг и в данном случае лишь обрабатывает сигналы извне. Неправильно обрабатывает? Мозг может ошибаться, но это не означает, что легко отличить ошибку от не ошибки.
Так и сердце. Мы любим тем, что выше пупка, а тем, что ниже, мы чаще ненавидим. Сердцу не прикажешь? Приказать нельзя, а подать правильный сигнал вполне можно. Сердцу не прикажешь считать врага не врагом, но можно сердцу сказать, что любовь к врагу — тоже любовь. Бессмысленно убеждать своё сердце любить Бога — нужно открыть сердце для любви Божьей. Нам трудно поверить не в то, что есть невидимый Бог, а в то, что невидимый Бог нас любит. Тем более, что Бог нас любит до Христа, до самого Христа.
В Евангелии есть рассказ о том, как уверовал в Иисуса Нафанаил. Иисус в разговоре с ним упомянул, что в такой-то момент Нафанаил был под смоковницей — и тот там действительно был. И что такого? Ну, угадал, так? Да не в том дело, что угадал место, а в том, что пережил Нафанаил под смоковницей. Что-то там произошло, как у Авраама с Богом что-то произошло. Да и это было не главное. У каждого верующего есть свои воспоминания о встрече с Богом, о соприкосновениях. Воспоминания эти не составляют веру, они даже не причина веры, они всего лишь воспоминания.
Идут годы, воспоминания такие отступают в тень, заслонённые новым, куда большим опытом. Путь веры начинается с восторга перед явлением Бога в нашей жизни, а зрелым становится, когда мы входим в жизнь Божью: бочком, ползком, наощупь.
Уходят яркие картинки, тускнеет наша способность видеть мир, образы родителей, любимых, самого себя подёргиваются дымкой. Наш мозг не справляется. Вот тогда и понимаешь слова апостола Павла о том, что Бог не ограничился героями веры, не подвёл черту, когда набрал энтузиастов, а идёт дальше, и к нам пришёл. Богу хочет всех избавить от того коллективного Альцгеймера, которым является история человечества, когда каждая новая страница перекрывает предыдущую, когда свежее впечатление карабкается на старое и вдавливает это старое куда-то в болото. Бог хочет для нас мира нетускнеющего, творческого, а не делового, а такой мир не может быть избирателен, он должен быть бесконечен. Мы справляемся с небытием кадрированием, сооружая границы, Бог — наоборот. Мы даже воскресение представляем себе как набор рамок, мечтаем — в лучшем случае — воскресить любимых умерших людей, а Бог прокладывает совсем другое воскресение: не предков надо воскрешать, а нас, не умерших, а живых.
Николай Фёдоров проповедовал воскресение «по науке», через сбор информации о Наполеоне или Каракалле. Не таково воскресение Божье. Никакая фиксация нашей жизни, самая полная, не равна нашей жизни. Если воскрешать человека по данным камер наблюдения, дневников психотерапевтов, да хоть датчиками облепи сверху до всяких неприличностей, — не меня воскресят, будет лишь жутковатая карикатура на меня.
Когда спорили о почитании икон, часто говорили: «Он же был таким! Он стал человеком!» Да в том-то и дело, что человек никогда не «такой», что «образ человека» невозможен. Возможен образ обезьяны, кузнечика, кузнеца, а человек — больше образа, потому человек образ Божий. Так и Христос: Он в иконе ровно настолько, насколько мы веруем в Него, насколько допускаем к себе Его дыхание, Его любовь, Его жизнь. Фотография останется фотографией, даже если её никто не рассматривает или рассматривает чужой человек, а икона только тогда образ Божий, когда есть вера, а если нет веры, так она идол и хуже идола.
Наш собственный образ с годами тускнеет, мы превращаемся при жизни в тень самих себя. Вроде и приближаемся к вечности, но цену платим высокую, исчезаем в свете в вечности. Потому что мы к вечности со своим фонариком. Пытаемся её подсветить, разглядеть. А фонарик-то надо отбросить, вглядеться в свет от Творца, в пространство Христа, в дыхание Духа Святого. И тогда другие люди меняются. Нет такого образа в храме, на котором не изображён Вася Пупкин. Пресвятая Троица, Владимирская, Вознесение, — и Пупкин там изображён. Только вглядеться надо — в икону.
Персей сделал свой щит зеркальным, чтобы, вглядываясь в отражение Горгоны, убить её. А у нас икона такой щит, но не чтобы кого-то убить, а чтобы увидеть и как минимум простить. Мы глядим на Спасителя, чтобы победить в себе идолопоклонника, человека, который подменяет истину фикцией. В одном кинофильме перед мальчиком колдунья ставит десять матерей: выбирай, которая твоя. В реальной жизни перед нами часто ставят сто матерей — и все, все поддельные. Вот что означает «мир во зле лежит». Мир лежит в груде фальшивок. Это и сейчас так. Мы торжествуем не потому, что фальшивок стало меньше, а потому что Подлинник вошёл в нашу жизнь. Не надо гадать. Можно доверять, надеяться, любить.
Торжество веры не тогда, когда мы что-то ликвидируем, уничтожаем. Жизнь словно связана: потянешь за ниточку, которая кажется ненужной. Нужно довязывать, прибавлять — прибавлять подлинного от себя, самому становиться подлинным. Самому становиться Авраамом, к которому пришли — как их назвать? Пришли Трое, и каждый — подлинный! Быть гостеприимным к подлинности, пусть в нас живёт, где же ещё? Подлинно говорить, подлинно любить, делать подлинное будущее, подлинное настоящее.
