«Иисус сказал: Блажен тот, кто был до того, как возник. Если вы у меня ученики (и) если слушаете мои слова, эти камни будут служить вам. Ибо есть у вас пять деревьев в раю, которые неподвижны и летом и зимой, и их листья не опадают. Тот, кто познает их, не вкусит смерти» (евангелие Фомы, 19).
Учёные спорят, составляют ли эти три фразы один абзац или нет. Составляют ли вторая и третья фразы пояснение к первой или они самостоятельны? «Не вкусит смерти» — награда за блаженство?
Положение осложняется тем, что вторая фраза сама по себе очень непонятна, тогда как первая и третья понятны уже потому, что имеют аналоги в Евангелии и другой литературе. Главный вопрос: это о гностиках? А может, это ранний вариант учения о предопределении? Спасаются те, кого Бог решил спасти, когда их ещё на свете не было? Этому противоречит «если». Собственно, «если слушаете мои слова» — то есть, если исполняете заповеди — то вы были до того, как были, а коли нет, так нет.
Есть два аналога «был до того, как возник» в текстах II века, то есть, современных евангелию Фомы. В «Пастыре» Ерма Церковь названа старухой, потому что «сотворена она прежде всего, и для нее сотворен мир». Во 2 послании Климента ещё ближе к Фоме: если верующий исполняет заповеди, то он в «Церкви изначальной, духовной, созданной прежде солнца и луны». Если не исполняет, то Дом Божий стал «разбойничьим притоном» (Мф. 21:13). Значит, «блажен» именно тот, кто «слушает» (и исполняет).
Церковь здесь «прощупывается», а вовсе не какой-то особый «гностицизм». Что до «предвечности», то это сейчас кажется странностью, но именно так говорилось о «Софии», «Премудрости Божией»: «Господь премудростью основа землю», «Она — древо жизни для тех, которые приобретают ее, — и блаженны, которые сохраняют ее» (книга Притч). Так что «блаженство» Фомы повторяет не только раннехристианские тексты, но и куда более древние иудейские. Ничего особо «гностического» в этом образе нет, даже особо «мистического», «визионерского» нет, ведь речь о делах, об исполнении заповедей. Не тот соприкасается с вечностью (и тем самым к тому, что «до того»), кто медитирует, а кто помогает людям. Твоё каменное сердце размягчилось — и в ответ камни будут «служить тебе».
В евангелии Фомы эти слова объясняют всесилие учеников — то самое абсолютное и уже потому не слишком практичное всесилие, о котором и в канонических евангелиях говорится (двигать горы). Кто может всё сделать для блага всех, тот останавливается в беспомощности: люди желают блага не для всех, а для себя, каждый хочет быть горой, возвышающейся над чужими недостатками и несчастьями, и такое хотение удовлетворять недопустимо. Всесилие учеников — благоприобретённое, по благодати, всесилие Иисуса — врождённое, но ведь это непринципиально. Принципиален принцип, «первичность» — каждый человек должен чувствовать себя первым, «принцепсом» (латинское «принцип» и означает «первенство», «старшинство», «точка отсчёта») — чувствовать себя старейшим (принцепс — старший из сенаторов, а «сенатор» ведь всего лишь «старик» в переводе).
Не надо бояться ощущать себя первым. Это нормально для человека, голова и сердца так устроены, что под самым жутким комплексом неполноценности сознание своей первичности для мироздания сидит. Не надо бояться и быть первым. Надо быть первым и в признании первенства, первичности Бога, и в радости, что первыми являются другие люди. Именно формулировка евангелия Фомы — о смирении. Не один из учеников первый, а все ученики призваны к духовному рождению, а в Духе нет первенцев и последышей, в Духе каждый — старший, предвечный. Иначе ты обречён был дурным старшим братом, ревниво оберегающим своё первенство, или дурным младшим братом, завидующим старшему.
Про «камни будут служить» как раз сравнительно просто — в Евангелии этому соответствуют образы послушной горы и камней, которые с готовностью становятся евреями, если Бог захочет.
Может быть, это не подлинные слова Иисуса, может, это выдумано — но это выдумано людьми, которые несравненно ближе нас были к эпохе Иисуса, мыслили теми же образами, угадывали внутреннюю логику Его слов. Это, видимо, поясняет не слишком понятные нам слова Иисуса о том, что вера движет горами (Мф. 17, 20). Непонятно, зачем двигать горы — кому от этого может быть хорошо. А это всего лишь сравнение из той же серии, что сравнение верующих с камнями — которые оживают и становятся потомками Авраама (Мф. 3, 9). Главное здесь — служение. Иногда, читая об Аврааме, кажется, что Бог ему служил словно конёк-горбунок. «Вы землю просили — я землю вам дал, а волю на небе найдёте...» (пародия на белогвардейскую песню, большевики вложили эти слова в уста белого генерала, который приказал заживо закопать пленных красных). Нет: Авраам служил Богу, хотя по-человечески это не очень заметно. Когда сатана предлагает Иисусу превратить камень в хлеб — это не дерзость, это отсутствие дерзости. Превратить в хлеб — чтобы съесть — это не служба, а вот превратить камни в людей и дать им Себя в хлебе и вине — это служба, это служение. Гора ничем не может послужить человеку, но служение превращает человека из надменной горы в живое существо.
Что до пяти деревьев, то уверенно можно сказать, что точный смысл числа «пять» здесь попросту неизвестен. Вот с листьями проще: «не опадают» - то есть, в раю нет смены времён года, даже деревья вечно зеленеют. Главное, что непривычно в этом изречении — «пять». Это не самая популярная цифра у литераторов и мистиков (вспоминаются пять столпов ислама, разве что). Два, три, четыре — да, но не пять. Тем не менее, у манихеев встречается группировка свойств жизни и веры по пятёркам (Книга Псалмов, 161, 17-29). В «Пистис София» — «тайны пяти Предводителей, которые суть пять Предстоятеле … семь Гласов и пять деревьев и три Амен и Спаситель — близнец, то есть Чадо Чада и тайны девяти стражей трех врат Сокровищницы света».
Фредерик Брюс отметил, что о пяти деревьях в раю часто говорили гностики, и предположил, что пятёрка тут ассоциируется с пятью чувствами. Тогда становится понятно упоминание листьев. В Апокалипсисе 22,2 древо жизни не только кормит людей своими плодами — оно их лечит: «листья дерева — для исцеления народов». Каждое дерево исцеляет одно из чувств.
Филон писал, что в Раю есть деревья жизни, бессмертия, знания, восприятия, понимания, познания добра и зла. Однако, Филон не называл, сколько именно деревьев, а грамматически текст не вполне ясен, но, скорее всего, всё-таки шесть. В совсем уж поздних рукописях 3 книги Варуха — средневековых! — говорится, что в раю ангелы сажали деревья: «Михаил — оливу, Гавриил — яблоню, Уриэль — орех, Рафаэль — дыню, Сатаниэль — вино». Но тут уж число «пять» может быть чистым совпадением. Да и познания автора в ботанике сомнительны — дыню не растут на деревьях, «дынным деревом» в наши дни называют папайю, но уж в древней Руси папайи точно не знали, да и дыни были экзотикой.
В сочинении «О происхождении мира», тоже достаточно позднем, пять райских деревьев это смоковница, гранат, древо жизни, древо познания и олива.
В значительно более поздних сочинениях манихеев III-IV веков человек подразделяется на пять элементов: чувство, разум, мысль, воображение, воля. Пять хлебов — словно пять чувств, плоды пяти деревьев.
Ср.: «Иисус сказал им: истинно, истинно говорю вам: прежде нежели был Авраам, Я есмь.» (Ио. 8: 28).
Ср.: «и не думайте говорить в себе: «отец у нас Авраам», ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму» (Мф. 3:9).
Ср. число пять в чуде умножения хлебов.
