«Ученики его сказали: Покажи нам место, где ты, ибо нам необходимо найти его. Он сказал им: Тот, кто имеет уши, да слышит! Есть свет внутри человека света, и он освещает весь мир. Если он не освещает, то — тьма» (евангелие Фомы, 24).
Гейтеркол, и не он один, а все сторонники «гностичности» евангелия Фомы считает первую фразу непонятной. Ещё бы! Ведь граница между гностицизмом и христианством проходит по снобизму. Мы/они. Светлые/тёмные. Хорошие/плохие. Спасённые/погибшие. Добившиеся/не добившиеся. Труженики/лодыри.
В Евангелии полно высказываний про «погибших», про то, что между раем и адом нет перехода, что цигель-цигель, айлюлю, скорее берись за ум. Полно!
Евангелие не этим, не тем, что в нём есть эксклюзивизм отличается от всевозможного «сектантства», которого и в христианстве полно, особенно там, где власть и деньги. Евангелие отличается от снобизма тем, что в нём всё это полито едкой самоиронией, и не только «само». Евангелие полно издевательств над тружениками самоотречения, над героями духовного труда, в общем, — над фарисеями, этими гностиками иудаизма того времени. Иисус противопоставляет жадному не щедрого, а нищего. Иисус противопоставляет распущенному не целомудренного, а кастрированного. Иисус противопоставляет плохому человеку не хорошего человека, а Бога.
«Покажи нам место, где ты», — это ведь ключевое именно для христианства. Бог занимает не место Бога, а место человека. Бог тут, но где Бог «на самом деле»? Господи, Ты рядом со мной, но покажи мне настоящего Себя, настоящее Царство Божие, дай хотя бы на секунду повториться Фавору, яви вместо настоящего — реальное!
Уверовать в то, что Иисус есть Христос, означает уверовать, что настоящее не равно реальному, и это не только к Иисусу относится, но и ко мне. Я не есть наличный «я», и сколько бы я ни постился, ни молился, ни очищался, я не стану собой. А Иисус моргнёт — и я становлюсь собой и успокаиваюсь.
Греческий текст этого отрывка сохранился очень плохо, так что лишь одно слово — «фотейнос» — интересно. Это хорошо знакомое русскому языке «фото», но это прилагательное. То есть, в оригинале было не «человек света», а «человек фотейнос». Светлый? Светящийся? Светоносный? Это не так важно, как важно, что речь идёт не о каком-то названии избранных, типа «дети света», а о прилагательном к человеку. Поскромнее выходит.
За единственным исключением, все выражения и мысли этого текста хорошо знакомы по каноническим евангелиям. Просьба «показать» исходит от Петра (Ио. 13, 36), от Фомы (Ио. 14, 5), от Филиппа (Ио. 14, 8). Причём, Филипп просит показать Отца — а «место», «маком» у евреев служило заменой слову «Бог». Иисус показывает Отца, показывая Себя. «Я свет миру» (Ио 8, 12).
Общее с Четвероевангелием тут и негативное значение «внутреннего». Это не совсем тривиально, потому что у Павла именно «внутренний человек» — хороший, а «внешний» — плохой. Дух — внутри, тело — снаружи (2 Кор. 4, 16). Для Иисуса же «внутри» — чаще всего скверно. Фарисеи моют посуду снаружи, а внутри оставляют грязь. Внутри сердца злые помыслы (Мк 7, 21, причём у Мф. 15, 19 нет слова «внутрь»).
Единственное кажущееся исключение — «Царство Божие внутри вас» (Лк. 17, 21). Но тут «внутри» противопоставляется не телу человека, не плоти, а публичности, социальному. Любое государство приходит с армией, с чиновниками, с правителями, но не Государство Божие.
Разумеется, «внутреннее» при этом — не всё, что внутри. Кишечник — не внутреннее, а лишь начало наружного (знаменитое «не входящее в уста»). Внутри — это сердце. Человеческое сердце — это ой. Даже два ой. Сердце Христово — другое дело.
При этом, не будем забывать, Иисус и Его современники исходили из совершенно неверного понимания физиологии — свет исходит из глаз. Свет есть в любом человеке. Другое дело, что мистика того времени делала этот свет метафорой и говорила об искорках божественного света, которые остались со времён рая. Любопытнее другое — вот то единственное выражение, которое есть в евангелии Фомы и которого нет в Библии — «светлый человек» — оно принципиально всё меняет?
В современной религиозности «нью эйджа» это выражение чрезвычайно популярно. «Люди света» — штамп, идиома. А у нас всё так уныло — «рабы Божии». В лучшем случае «рыбы Божии». Мы не рабы, мы люди света! Нас мало, но мы светимся от души! Это — гностицизм? Это — элитарность? Ну, такого гностицизма и в черносотенном христианстве вёдрами носить. Называют себя «рабами Божьими» и гордо эдак вокруг поглядывают на быдло, которое по магазинам шастает. Сами-то, правда, тоже в этом самом магазине, в нём и оглядываются гордо... Пришёл в магазин — покупай, а не упражняйся в презрении к потребительскому обществу!
Есть одно слабое место у совершенно правильного обозначения христианина как «человека света» или «бога» или «сына божия» («Я сказал — вы боги»). Обозначил — и назад пути нет. Вот если «великий грешник» или хотя бы просто грешник — нормально. Взял по минимуму, остаются шансы на максимум. Если я называю себя грешником, то согрешу — покаюсь. Если я называю себя человеком света, то согрешу — и вытесню это из своего светлого сознания. Человеки света не грешат! Так, может, не грешить, паря? Конечно, не грешить — но ежели всё-таки доведётся... Нечаянно, невольно... В запале или по рассеянности, после второй бутылки водки или первой ссоры с женой... Не надо заколачивать запасной выход! Вывалишься в окно — возвращайся через чёрный ход, не в парадную же с синяками и перегаром... Единственно слово «христианин» не несёт в себе этой опасности — раз и навсегда стать святым. Ну, христианин. Верующий же во Христа, всего лишь, а не то, чтобы действующий по Христу. Без претензии. А «без претензии» — это самое главное. Это само по себе не свет, но это распахнутая для света дверь души.
Грант и Фридман (The Secret Sayings of Jesus, pp. 145-146) считали, что это — замена идеи «тела света» идеей «человека света» есть замена христианства — гнозисом. Что в сочинениях гностиков о свете говорится много, спору нет, только всё же не этот образ делает гностицизм гностицизм. Да и христианство не оригинально в использовании метафоры «свет». Здесь каждая фраза имеет отзвук в Евангелии — просьба показать «место, где ты» — Ио. 13, 36, Ио. 14, 5. Это вполне может быть аналог просьбы «показать Отца», потому что «место», «маком» — одно из обозначения Бога.
Фанк и Гувер считали эту фразу гностической, потому что у гностиков было учение о божественной искре, которая находится в каждом человеке, напоминая ему о его происхождении и призвании ((The Five Gospels, p. 487). Возможно — только в этой фразе нет никакой искры. Скорее уж ленинская газета «Искра» — орган гностического ЦК. Тут главное — условность, сослагательность. Один научно-фантастический журнал назывался «Если» — и Евангелие есть вечное «если». В присутствии Абсолюта нет ничего абсолютного — это и есть свобода.
