Христос очень мало остановил Своим последователям зримых, материальных символов. Вода, масло, вино, хлеб, — вот и всё, что Самим Спасителем заложено в церковную обрядность.
Современный мир и эту малость воспринимает с трудом. Он слишком идеалистичен в самом худшем смысле слова, с подозрительностью и враждебностью относится к простым осязаемым вещам. Он легко понимает, почему прямоугольник на дорожном знаке означает идею кирпича и — через нее — идею стены и — через нее — идею запрета на проезд. Но этому миру надо долго и подробно объяснять, каким таким образом вода — настоящая, не изображение воды, а просто вода — связана с чистотой, с очищением от грехов — не с идеей чистоты, а именно с чистотой. Так что даже четыре символа — уже для него много; а ведь в церковной жизни символическое значение, пускай второстепенное, не столь обязательное, имеет множество других предметов — от яиц до платков.
Иным был языческий мир. Для него каждая мелочь имела духовное значение, могла быть использована при ворожбе или магии, что-то символизировала. Познание духовное осуществлялось через посредство материального мира. Для каждой невидимой вещи был свой видимый образ; более того, для каждого оттенка духовной реальности подыскивался отдельный символ. Воскрешение символизировалось одновременно яйцом и улиткой (из мёртвой каменной оболочки появляется нечто живое), павлином и орлом (и вообще всем, что меняет окраску, перья или шерсть со сменой времён года). Но духовный мир настолько изобильнее — многочисленнее, разнообразнее — материального, что физических реальностей просто не хватало. Начиналось совместительство. Яйцо обозначало отнюдь не только воскрешение, но и плодородие, и жизненную силу, и начало — начало пира, книги, творения.
Христос решительно развел два мира в разные стороны. Это благодаря Ему мы живём в мире, где прочно забыты символические значения цветов, деревьев, цифр, причёсок и пр. и пр. Духовный мир — иной, он не от мира сего. Между двумя мирами есть мосты — символы, но мостов этих немного. Со времен Рождества и Воскресения главный символ Бога — это человек, все остальное второстепенно.
Впрочем, Церковь нетороплива. Она впустила в себя язычников, принявших крещение, со всеми их суевериями и предрассудками, с обрядами вполне нехристианскими, и не требовала немедленно со всем этим покончить — а если и требовала, то не выгоняла вон ослушавшихся. Много веков каждый христианский праздник сопровождался обрядами, имевшими когда-то языческий символикой. Церковное предание говорит, что впервые яйцо как символ воскресения было преподнесено Марией Магдалиной императору Тиберию; и уж совершенно несомненный, научный факт, что в римских христианских катакомбах находят изображения яиц и следы яичной скорлупы. Но так же несомненно и научно, что на Руси яйцо стало символом воскрешения, сохранив и своё языческое значение как символа плодородия — и каким прибором замерить, какое из двух значений было важнее для наших предков? Первоначально, конечно — языческое, и лишь постепенно оно выветривалось.
Но стоит вспомнить: всего сто лет назад Даль отметил, что «по весу первого куриного яйца, весной, заключают об урожае». Что христианского было в том, что пасхальным яйцом поглаживали лошадь, приговаривая «будь гладка, как яичко»? Да ничего, как никакого христианского или антихристианского смысла нет в совете красить яйца в красный цвет, обдавая кипятком, или в синий — защемляя дверью. Зато есть очень глубокий языческий символизм в скрытом за этим каламбурным анекдотом, неумирающем и глубоко символическом использовании слово «яйцо». И традиционные писанки — яйца с растительным орнаментом — конечно, говорили в первую очередь о воскрешении и плодородии природы, а лишь в последнюю — о воскресении Христовом.
Наше время оказалось совсем не такое бесплодное и бездуховное, как иногда брюзжат. Это хорошо видно по тому, что символизм развивается, меняется, что постоянно появляется нечто новое в наших взаимоотношениях с миром невидимого. Не стоял на месте и символизм, связанный с яйцом, — более того, символика языческая и христианская разошлись окончательно.
Языческий символизм окончательно вышел из храмов, но не исчез. Лошадей яйцами более не гладят. Не берегут пасхальные (да не всякое, а «коим кто впервые у заутрени похристосовался) яйца, чтобы бросать их через пожар — было поверье, что бросание такое заменяет пожарную команду, и тоже поверье безусловно языческое и магическое. Зато шоколадные яйца с заключённым внутри сюрпризом — крошечной кинокамерой, куколкой, автомобилем или другой какой цацкой — имеют, безусловно, свой духовный символизм. И это символизм, безусловно, не воскресения, а именно язычества — символизм изобилия, силы, плодородия — только что плоды теперь немного иные, не яблоки и жеребята, а автомобили да телевизоры. И совершенно не случайно с именем Христофора Колумба, открывшего землю, где культ автомобиля достиг последних высот, связан символический рассказ о том, как он победил врагов, сумев поставить яйцо недвижимо.
Конечно, американизм как современная разновидность древнего ханаанского культа плодородия есть достояние отнюдь не только американцев. Фантастическое зрелище являют в этом отношении пасхальные яйца прославленного Фаберже, делавшиеся для последних русских царей — чего только в них не вставляли: и модель яхты, и железную дорогу, и памятник Петру Великому, и дворцы, и даже целый «храм любви» с вполне языческими купидончиками. И это все — неосознанное, не злобное, но тем более активное и утверждающееся язычество.
Христианский символизм тоже утвердился окончательно — появились яйца с изображением на них икон, каких никогда не водилось на Руси. Появились и в одночасье прижились, и стали такими популярными, что спрос жутко превышает предложение — так что они стоят удивительно дорого. Люди, меряющие настоящее прошлым, приняли нововведение в штыки, усмотрев в нем чуть ли не кощунство: что за иконы на яйце? Молиться перед иконой, написанной на яйце, действительно невозможно — но кощунства в таком изображении нет. В конце концов, фресками украшали сверху донизу стены храмов, купола, и совсем невидные снизу места не для того, чтобы на них молились.
Иконы, однако, не только предмет поклонения, не только средство молитвы, не только символ иного мира. Икона — это окно в другой мир, окно, через который в наш мир вливается свежий воздух, окружает и животворит нас, хотя бы и старались им не дышать. Икона утвердилась на пасхальном яйце — и теперь навеки это символ только Христа, только воскресения, только Духа, проникающего к нам через скорлупу, которой мы загорожены от Бога, рождающего нас для вечной жизни. Физики утверждают, что возможно существование огромных космических пространств, свёрнутых в крошечные сгустки, почти невидимые глазу — и пасхальное яйцо становится символом огромных пространств Царства Небесного, неизмеримо больших нашего мира, исполненных огромных энергий, и при этом очень компактно, уютно и естественно присутствующих в Церкви.
