«Услышав [сие], Иисус говорит им: не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мк 2:17).
Фарисеи задают риторический вопрос, Иисус отвечает на вопрос не риторический. Фарисеи констатируют факт: поведение Иисуса расходится с Его идеями. Он проповедует жизнь по Божьим заповедям, а заповеди не соблюдает. Призывает к чистоте, но сам лезет в грязь.
Фарисеи смотрят на мир сквозь прицел. На нас идёт войной грех, и с грехом нельзя сидеть за одним столом, его нужно просто уничтожить.
Иисус не обсуждает Своего поведения, Иисус обсуждает Бога. Шутка о враче — о том же, о чём шутка о Солнце: «Да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф 5:45).
Солнце — врач. Оно лечит обезвоживание.
Какого ещё исповедания Своей божественности нужно от Иисуса?
Для человека другой человек — угроза. Человек человеку ад (если он француз) или волк (если он итальянец).
Даже богатый и добрый человек, который позвал меня в гости из лучших чувств, чтобы поделиться, всё-таки угроза, потому что и богатство, и доброта — человеческие свойства и к ним примешивается привычка (не желание!) господствовать. Всякий человек лжив (псалом 115). Человек грешит как потеет — чуть-чуть, непроизвольно, но достаточно, чтобы одежду надо было стирать каждый день.
Потеть — это и есть обезвоживание.
Можно бегать от ближнего, пытаясь остаться чистеньким и в итоге в свою очередь потея и пыхтя.
Можно смириться с тем, что жизнь такая потливая.
Можно возмутиться как Иов, что Бог без разбору поливает дождём того, у кого засуха, потому что он не запас воды, и того, кто тонет. Бог согревает и того, кому холодно, и того, кому жарко, кто страдает от засухи. Бог светит и палачам, и жертвам, и агрессорам, и жертвам агрессии. Неразборчивый до ужаса Бог.
А можно поблагодарить Бога, что Бог не боится быть неразборчивым. Это неразборчивость Творца, у которого всё идёт в ход. Неразборчивость создавшего мир с солнцами, бациллами, микробами, мир, в котором вообще нет чистоты или нечистоты, любви или ненависти, свобода или рабства, и запустившего в этот мир людей — и каждый человек точка отсчёта в координатах любви и ненависти, человечности и бесчеловечности. Точка отсчёта, которая пытается быть линией, поглотив все остальные точки.
Бог — геометр, который отложил циркуль и стал Точкой. Эта точка лечит уже тем, что Она рядом. Эта точка, которая возвращает человеку человечность. Как распорядится человек своей человечностью, тем раем, тем небом, которые зашли в его жизнь — это уже дело человека. То дело, которое совпадает с верой и верой порождается.
Точка ждёт. Она просто существует. Её стёрли, она воскресла. Солнце заставляет потеть, а дождь возмещает потерю жидкости, а точка ничего не делает, она просто есть. Она призывает к покаянию, да, к тому, чтобы перестать быть точкой отсчёта для суждений о людях, о мире, о Боге, и принять жизнь как принимает её Создатель жизни — с любовью, состраданием и с тем ужасом, который удерживает от греха, в том числе, от греха борьбы с грехом греховными средствами.
Такая точка кажется точкой в истории, после которой ничего быть не может, кроме ада, но вера видит, что это не чёрная точка небытия, а сияющая точка воскресения. Воскресение кажется точкой лишь потому, что мы глядим на Царство Божие через игольное ушко кощеева царства бессмертной смерти, а на самом деле воскресение это жизнь, жизнь иногда гибнущая, но никогда не губящая.