«Аминадавов, Арамов, Есромов, Фаресов, Иудин,» (Лк 3:33)
«Иуда родил Фареса и Зару». Упомянуты оба (хотя к предкам Иисуса относится только Фарес, и у Луки он один обозначен), потому что тут — анекдотец. Фарес и Зара близнецы. Во время родов повитуха, видимо, подозревала, что будет двойня, потому что как только появилась ручка младенца, привязала к ней красную нить — мол, первенец. Ан рука как появилась, так и скрылась. Первым вышел Фарес, а краснониточный Зара оказался вторым. Все рассказы о патриархах пронизаны этой иррациональной озабоченностью о первенстве. Первые плоды угоднее Богу, первые дети благословеннее... И рассказы о патриархах — это и рассказы о том, как Бог борется с этим суеверием. Каин — первенец, Авель — второй. Исак — первенец, Иаков второй. Отец Фареса Иуда — четвертый, вообще лишний (третий сын был принят как «наконец-то муж теперь меня полюбит»). Двоюродные братья Фареса — сыновья Иосифа Прекрасного — первенец Манассия, второй Ефрем, так дедушка Иаков возлюбил больше второго и его капитально благословил назло Иосифу. А первый сын Иуды, Ир, вообще умерщвлен «Богом» без объяснения причин — словно за то, что он первенец, чтобы не пузырились.
Может быть, тут проявление чистого материализма, предположения, что некая сила полнее проявляется в самом начале. Точно этого уже не узнать. Но что известно из повседневного опыта: самосознание начинается с вопроса, чем я отличаюсь от другого, а ответ на этот вопрос — в другом вопросе: да разве отличаюсь? Показалось мне, что я должен отличаться. Жажда отличия была странной и необоснованной. Такой же, как и все — кусочек протоплазмы с волосами. Никакой разницы нет между людьми, всюду одно и то же, все одинаковы, — грешники, праведники... Ну, разве что красную нитку привязать, тогда одного от другого отличишь. Вот вся жизнь и есть погоня за красной ниткой. «Первенец», «академик», «святой»... все это «на первый-второй рассчитайсь».
Только вот беда: если нет отличия праведника от грешника, то нет отличия и праведности от греха. Душа оказывается в странном безвоздушном пространстве, где нет верха и низа, правого и левого, где с одинаковой легкостью можно и к сердцу прижать, и к черту послать. Но это не блаженное, райское состояние, о котором говорил Иисус (в Царстве Божием не будет правого и левого, мужского и женского), а состояние блаженненькое, пьяненькое, квелое. Да, наши земные координаты ложные, временные. Но освобождение приходит не через упразднение этих координат, а через обретение новых координат, в которых я и другой определяемся через Бога. Тогда и собственная жизнь обретает интерес и смысл, потому что «я» оказывается разнообразным. Оказывается, что не все едино, что есть разница. И разница эта — не в деньгах, не в чести, не в красной нитке (хотя без денег ох как плохо, и кажется, что деньги решают все). Разница просто в том, что есть Бог и я есть по отношению к Нему, и все люди существуют по отношению к Нему, и сделать подлость или не сделать — никакой разницы помимо Бога, но если уж Бог есть, то разница чертовская!
Фарес прославился своим богатством — полтораста лет спустя на свадьбе его потомка Вооза восклицали: «Да будет дом твой, как дом Фареса» (Руфь, 4, 12). Неудивительно: ведь это первое поколение евреев в Египте, покровительствуемые Иосифом прекрасным. Но процветание длилось недолго.
