[По проповеди на праздник Рождества Богоматери 21 сентября 2023 года]
Человек рождает стопроцентную обезьяну и ещё один процентик образа Божьего. Этот коктейль и называется человеком. Смешано и взболтано, не разделишь.
Поэтому человек есть соединение предсказуемого и непредсказуемого. Обезьянье в нас вполне предсказуемо, Божье в нас абсолютно непредсказуемо.
Соответственно, обезьянье в нас любит предсказуемое, надежное, стабильное. Безопасное.
Божье в нас радуется совсем другому. Любви. Непредсказуемой, опасной, нестабильной.
Когда мы читаем, то радуемся прежде всего предсказуемому, ожидаемому, но все-таки уровень текста определяется тем, есть ли в нем новое. Мы говорим об этом новом с восторгом «вот именно я и думал», но мы потому в восторге, что написанное открыло в нас то, что мы сами в себе не знали.
Такие уколы в вечность отличают гениальных писателей от просто писателей.
Это высшее в человеке не стоит, как говорили встарь, без низшего. Чтобы подняться в небо, нужно поняться на гору или сесть в ракету. Гора – всего лишь подставка. Ракета в основном состоит из бочек с керосином, которые будут отброшены. Животное в человеке не отбросится никогда, и не нужно, животное это не вонючий керосин, это жизнь, это радость и свет, и животное в человеке помогает подняться к божьему в человеке.
Жизнь – книга. Животное – комикс, человек – роман, но структура все та же, фундамент и небо.
Особенно с детьми. Ребенок – новая книга. Новое издание одного и того же сочинения или совершенно новый текст? И то, и другое!
Мы радуемся детям прежде всего потому, что они часть предсказуемого мира. Дети должны быть, мы должны быть родителями, у нас должна быть любовь к детям. Мы любим и радуемся вполне искренне. Цветок! Как он хорошо смотрится в этой вазочке! Мы знаем, что с ним будет, какой он будет.
Потом – упс. Ребенок исчезает. Появляется просто человек, и в этом просточеловеке простобог. Дети ангелы, взрослые – боги, это куда выше и куда сложнее перенести. Взрослый непредсказуем и небезопасен. Даже трудно сказать, что опаснее: когда взрослый прокисает и становится вполне предсказуемым мещанином, или наркоманом (высшая степень предсказуемости), или карьеристом, или когда ребенок становится Веничкой Ерофеевым или Анатолием Зверевым. Или оказывается, что Ребенок – преступник, подлежащий смертной казни на Голгофе, и еще немножечко Сын Божий, Спаситель мира, Мессия.
Родители Марии вполне могли пережить и Христа, и Матерь Божию. Мария же была молодая, очень молодая. И вот каково: тебе с женой за семьдесят, а дочка на Голгофе, где Внук обвис? Они этого ждали? Они этому радовались? Хочется верить, что нет. Если из человека исчезнет обезьянье, это будет так же бесчеловечно, как если из человека исчезнет Божие. Ханжество это будет, слепящий искусственный свет, который ничуть не лучше мещанского поблескивания мещанства.
Такова гремучая смесь Евангелия. Есть радость о предсказанном, предвозвещенном пророками, об исполнении надежды, формировавшейся веками. Приплыли! Алые паруса! Смотрите, все в точности! И вдруг – ой, минуточку… Алые – да, но не от краски, а от крови. И не паруса, а покрывало, на котором тащат труп в гробницу. Все эти предсказания, все эти мессианские чаяния о царстве Израильском – всего лишь бочка с керосином, которая должны поднять нас вверх, в Царство Божие, и отброситься. Царство же Божие, в отличие от Израильского, неожиданное. И нестабильное. И вообще так же отличается от всех земных царств как человек от обезьяны.
Вечная жизнь, жизнь в Боге – вовсе не то, что мы планировали. Планировала-то в нас обезьяна. Слава Богу, что мы вечно мы будем жить не по нашим ожиданиям, а по Божьим дарованиям. Счастье не в банане, а в ближнем, не в здоровье, а в общении, счастье не про замереть как варан, а про открыться как Бог, счастье не . Бог не чтобы мы выжили-прожили, сколько отпущено, а чтобы мы отпустили человека в себе на свободу и впустили в себя вечность.
Иллюстрация: из поездки в Питер, изразец в музее Штиглица.