Теодицея или Оправдание Бога
Сын Божий повторил как-то человеческую поговорку о том, что из одного источника не может течь и сладкая, и горькая вода одновременно, и не может яблоня приносить еще и волчьи ягоды. Бог не может быть и благим, и злым одновременно. Но тогда как Он может быть Вседержитель, как Он может держать и благо, и зло в Своей руке? Кто держит конец ниточки, тот и ответственен за движения куклы, разве не так?
Только сатана — не кукла. Бог держит зло не так, как художник держит кисть, а как Самсон держит льва в бесчисленных статуях — с постоянным усилием и напряжением. Бог держит зло — и потому оно ограничено в мире, не может пожрать его, ограничивается укусами — пусть болезненными.
Бог всё держит в Своей руке, но это не означает, что Он всем управляет. Напротив, это означает, что наше копошение в Его руке доставляет Ему огромную боль, но Он не сжимает ладонь, не давит нас. Бог знает тайну «если», Он говорит людям: всё будет замечательно только, если вы не будете есть плодов с запретного дерева. Бог может всё, если мы его допускаем всюду. Бог даёт нам благодать веры, если мы хотя бы не возражаем.
Тайна если открывается людям не сразу. До Христа она остается как бы за пределами сознания. В Ветхом Завете слово «если» всегда подразумевает выбор только человека. И в Евангелии Иисус обращает «если» чаще всего к людям: «Если не обратитесь...» (Мф 18,3); «если праведность ваша не превзойдет...» (Мф. 5,20); «если кто не родится свыше» (Ио 3,3).
В Благовестии, однако, к этому «если» добавляется ещё одно, совершенно необычное «если», обращённое к Богу. Бог, оказывается, не менее свободен, нежели человек. Он может и не привлечь к Себе кого-то (Ио 6,44). Бог может и не захотеть кого-то исцелить, или, во всяком случае, обращаясь к Нему, стоит говорить «если», как сказал прокажённый: «Если хочешь, можешь меня очистить» (Мк. 1,40). Казалось бы, у Бога можно требовать: «Ты не можешь не хотеть чистоты, Ты не можешь не исцелять!» Но нет, Евангелие — Благая весть не только потому, что возвещает спасение, но и потому, что возвещает свободу спасения, а свобода не бывает односторонней, она всегда обоюдоострый меч: если свободен человек, то свободен и Тот, по Чьему образу и подобию человек сотворён. Понять это трудно, потому что трудно человеку быть свободным. Не имея опыта собственной свободы, мы не имеем опыта чужой свободы — Божией.
Предельным «если» является сказанное самим Иисусом Отцу: «Если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты» (Мф. 26, 39). Это молитва даже не о возможности, а о том, возможна ли возможность, есть ли выбор. Конечно, логически понятно, что выбор есть, что возможно пронести чашу мимо, что можно было Богу вообще не приходить в мир, вообще не воплощаться, тем более, не страдать, не умирать. Вот эту механическую, материальную логику, согласно которой всегда можно не делать добра, всегда можно убить, всегда можно предать, и побеждает Иисус Своим «если». Он не хочет, чтобы страдания миновали его, но Он хочет, чтобы не Его воля осуществилась в страдании, а воля Отца; казалось бы, какая разница — а Ему так важно, и вдвойне важно, чтобы это осталось услышно людьми: не так важно страдание, сколько смирение перед страданием, сколько самоотречение. Только оно позволяет Богу оставаться Самим Собой, свободным и любящим Существом, и, таким образом, восстанавливает тот образ, стесненность которого нашим упрямством искажает нас же самих. Бог — удивительный эталон, приложимость Которого к нашей жизни прямо зависит от того, насколько мы разрешаем Ему быть эталоном. И если только возможно, надо дать Богу быть Вседержителем.
Главное препятствие для веры в Бога и общения с Ним есть сомнение в Его доброте. Обычно оно облекается в вопрос о смысле страданий, о причине появления зла, о том, почему Бог создал человека свободным. Но его можно поставить и по другому, особенно, читая Библию: почему Библия говорит о Боге как о нехорошем по критериям самой Библии Существе: мстительном, гневающемся, пославшем потоп. Нельзя отрицать, что в Боге есть и способность к разрушению, даже к уничтожению — это противоречит тому, что мы знаем о самих себе, созданных по образу Божию и обладающих этой же способностью, это противоречит самой Библии, сколько ни делай поправки на искажение Откровение в падших людях. Надо понять, что в Боге есть и сила к разрушению, к ненависти, чтобы понять самих себя и возможность быть святыми, быть добрыми.
Часто человек, становящийся на путь совершенства, опускает руки, обнаружив, что в нём, помимо задатков к совершенству, помимо благодати Божией, существует и гадость, мерзость, зло. Нам кажется, что тем самым мы уже вне хотя бы возможных святых, мы уже качественно непохожи на Бога. Но это ошибка. Доброта, как и смелость, есть качество, сосуществующая со своей противоположностью. Смел не тот, кто не трус, а тот, кто побеждает трусость в себе, кто претворяет трусость в осторожность и ум. Добр не тот, кто не знает мощи, пафоса, ненависти (хотя святые нам такими представляются, отчего и сложно им подражать), а тот, кто преодолевает ее. Дух Божий словно могучее дерево взрывается в нас столбом, претворяя ненависть в нас, похоть в нас в то, чем они являются в Боге: в силу справедливости и любви.