Второе поприще

«и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» (Мф. 5, 41).

Из-за этой фразы, видимо, в русском языке утвердилась идиома «жизненное поприще». Таких скрытых цитат из Христа в русском даже больше, чем из Грибоедова, и это чудо — что, несмотря на чудовищные искажения Евангелия, на формализм и принудиловку, всё-таки Откровение совершалось и совершается. Однако, массовость оборачивается эхом: начинают понимать Откровение, исходя из своего понимания жизни как поприща. Мол, не мы такие, поприще такое… Не мы идём, нас ведут… Мы не конформисты, мы жертвы.

Эта фраза, как и обрамляющие её, как раз и направлена против конформизма, потому что конформизм побеждает не отчаянный, кому наплевать на тело, а верующий, кто надеется на Дух. Отчаянные — это бунтари, которых не хватает надолго, а если и хватает, то не в ту сторону идут, как если бы Моисей из Египта пошёл не в пустыню Негев, а в пустыню Сахару. Не всякая пустыня ведёт к спасению, и люба пустыня ведёт к спасению лишь настолько, насколько ведёт ко Кресту и Воскресению.

 Иисус просто варьирует призыв не бояться убивающих тело. Ну, родился ты в Северной Корее или в Карелии, вокруг железные занавески, верёвки да мыло, а в сердце огонь вечности. Может, удастся тебе переместиться, скажем, в Тоскану, а может, и не удастся, так что ж — тоска до гроба? Да нет, просто там, где тебя Враг Жизни и его подручные заставляют идти поприще серости, ты по нему иди, но одновременно иди по параллельному поприщу, проходи поприще Вечности. Оно одновременно и параллельное, и перпендикулярное, почему и сказано — крест.

Вроде бы ты никому не мешаешь, починяешь примуса, какие тебе обстоятельства проклятые нанесли, но периодически «бац!» и опять «бац!» А это первое поприще об тебя стукается, проверяет на прочность. Ну что оно с жиру бесится? Какая наша прочность? Нечего проверять. Душу нельзя убить не потому, что она прочная или, наоборот, какая-то такая неосязаемая типа плазмы, что отовсюду выскользнет, а потому что она бессмертная. Убить нельзя, а замучить до смерти — запросто, что сплошь и рядом происходит, и хорошо ещё, если как Каин — тюк по голове и всё. А если жилы тянут…

Хорошо Христу — все крестные муки в один день уложились. А если десять лет в бараке? А восемьдесят лет под торжествующей гнусью?

Так ведь и у Христа крестные муки в один день только начались, а после воскресения продолжились. Он ведь Утешитель, Первый Утешитель. Его второе поприще — это время, Он каждую секунду мучается с каждым, на кого обрушилась серость и безвыходность лжи. И мы помучаемся и отходим к Богу, а Богу отходить некуда, Он остаётся со следующим, Он такой зарок дал, когда творил Образ и Подобие.

Соня Рукова, моя подруга по приходу о.Александра Меня, на днях вспоминала: «Однажды мы встретились с о.А. на станции (часто поезда с разных концов приходили почти одновременно, и тогда мы вместе шли или ехали в Новую Деревню на службу) после того, как накануне он опять был на Лубянке.  И он дорогой рассказал, как накануне его убеждали уехать из страны: и всё имущество готовы отправить, и семью и т.п. А он сказал, что у него ещё здесь много дел…». Вот кому Россия была одним поприщем, у кого Америка становилась таким одним поприщем, а у него Россия была не первое, очевидное поприще, а поприще второе, невидимое отчаянию и цинизму.

Второе поприще снаружи кажется и не поприщем вовсе, а тупиком. Бывают тупиковые ситуации, как у Иисуса на суде, когда уже совершенно нет выбора, что делать. Тебя бьют — ну, свернись калачиком и не выпендривайся. Это довольно разумная тактика, такая животная — притвориться трупом. Собственно, «и об одежде его делиша жребий» — Иисус ведь отдал Свой хитон, а не позвал легион ангелов охранять Свой гардероб — это ведь реализация «просящему у тебя рубашку, отдай и куртку». Но! Не противься злому силой, но бежать — можно. Бежать вверх. И избегать злого, чтобы не могло тебя треснуть — можно…

Вопрос в цене вопроса. Вот отец Александр Мень мог бы эмигрировать — но не эмигрировал и получил… Жизнь — точнее, мертвечина, монопольное кремлёвское православие —  его принудило идти по своей дороге — он шёл.  Но он не был казённым на этом казённом пути, как Иисус шёл по крестному пути Иисусом, а не палачом. Это сложнее, чем уйти на поприще подполья и сопротивления, где легко расцветает та же казёнщина и тоска, только навыворот. Ну, и получил своё — по голове, и лежал, истекая кровью, примерно столько же, сколько Иисус висел, истекая кровью.

Тупик? А это же каждый сам решает. Кто командует другими, сколько и куда идти, решит на свой манер, а кто трюхает себе Второе Поприще, невидимое и вездесущее, тот иначе решает: идти поприще земное, стараясь попадать в ногу не земным господам, а Небесному Спутнику.