Суд — одно из грандиозных изобретений человечества. Конечно, формально суд есть лишь проявление способности говорить. Так формально «Сикстинская Мадонна» лишь проявление способности рисовать. Ежедневно миллионы людей решительно отказываются от суда как способа решения конфликта — какое ещё нужно доказательство того, насколько оригинален и драгоценен суд?
Когда это люди отказываются от суда? Разумеется, не тогда, когда отказываются искать справедливости в государственных судах — и не так важно, идёт ли речь о судах в нормальных странах или о псевдо-судах России, имеющих к правосудию такое же отношение, какое раковая опухоль имеет к организму человека. Человек отказывается от суда, когда сам выносит приговор.
Не понравилось, что сделал друг — и разрывает с ним отношения безо всяких объяснений. Это — не суд. Судья выслушивает объяснения, судья зачитывает приговор. Судья, который при появлении подсудимого молчаливо удаляется из зала — бессмыслица (как, впрочем, и судья, который слушает дело в отсутствие обвиняемого и его защитников).
Россия — страна победившего инфантилизма, и победа эта проявляется двояко. Инфантилизм есть истерика, и у одного человека эта истерика проявляется как угрюмость, а у другого — как истошный крик. Недолёт и перелёт, звук слишком громкий или полностью выключенный, — результат один, разрыв общения, смерть человеческого, разумного, словесного.
Ребёнок, кстати, не инфантилен. Если это нормальный, не забитый ребёнок, он обязательно выскажет свою претензию, не будет бычиться или, тем более, убегать из дому. Инфантилизм есть бегство. Человек убеждает себя, что ситуация настолько ясная, что сообщать бывшему другу, чем он согрешил, — глупо. Друг так ужасно согрешил, что никакое общение с ним более недопустимо. Пусть он наскакивает на тебя и требует объяснений, возможности оправдаться — спокойно игнорируй. Пусть ему будет стыдно.
А ему не будет стыдно, ему будет горько и странно. Потому что нет такого конфликта, который нельзя было бы обсудить. Да хоть трижды Иуда — трижды скажи Иуде, что не стоило сообщать синедриону про Гефсиманию, не стоило брать денег, не стоило приводить стражников. Скажи-скажи, язык не отвалится. Может, тогда Иуда не повесится, не раскается, а — покается. Одним самоубийцей будет меньше, одним христианином с горьким опытом больше. Не говоришь? Это уже и само по себе грех, а может, ты просто не уверен в справедливости своих обвинений. Инфантилизм ведь обычно есть прямое следствие конформизма — ты примкнул к обвинениям, доверившись другим, а сам в глубине души не слишком уверен, что сделал правильно. Не ты осудил, осудило абстрактное «мы», в котором каждый в отдельности может быть неправ, или равнодушен, или небрежен.
Одно из самых тяжёлых проявлений несвободы в человеке — боязнь выяснения отношений. При большевиках это было развито до чрезвычайности, да и при их продолжателях тоже. Сложился миф, что «выяснение отношений» — заведомо тупик, драка, будет лишь хуже. Иногда даже это оправдывают дореволюционным «худой мир лучше доброй ссоры». Так выяснение отношений и есть единственный путь к «худому миру». Нельзя же считать миром, если ты с каменным лицом сидишь рядом с тем, кого осудил, но от кого из-за житейских обстоятельств не может убежать, кого вынужден терпеть. Это ссоры, и очень даже недобрая. И «расстанемся друзьями» — обман и самообман, любое расставание есть смерть дружбы.
Суд — хоть в экономических конфликтах, хоть в политических, хоть в международных, хоть во внутрисемейных, дружеских и т.п. — есть обычно единственный, и не худший, а вполне человеческий («логосный», «словесный», «разумный») путь к человечности. А суровое многозначительное молчание — вовсе не многозначительно, а попросту признак слабости и неуверенности в себе. Кто уверен — выскажет и, более того, выслушает, и вновь выскажет, и ещё раз выслушает, и на третейского судью согласится, но уж точно не будет давать другому возможности оправдаться. Так что — да, «не судите, да не судимы будете», но — ищите суда, предлагайте суд, выслушивайте обвиняемого, не выносите приговора заглазно, всегда будьте готовы простить, если попросят, а если имеете с горчичное зерно человечности и любви — прощайте, если и не попросят.