К началу
В 1978 году американец Уильям Шеперд написал новеллу «Шахматные люди». На русском рассказ появился сразу после исчезновения цензуры, в 1991 году (под названием «Шахматные фигуры»; вообще переводить рассказ трудно, потому что названия фигур в английском языке более очеловечены – не «конь», а «офицер», не «слон», а «епископ».
Провинциальный русский токарь изготавливает для конкурса в Москве шахматы, где пролетарии сражаются с капиталистами. Шахматы красивы, двое чиновников в Москве решают в них сыграть, и скоро обнаруживается поразительное свойство: всегда выигрывает тот, кто играет капиталистами. Более того: кто играет капиталистическими фигурами, приосанивается, глаза его начинают блестеть, кто играет рабочими и крестьянами, теряет и эти малые проявления собственного достоинства, которые случаются у советских людей.
В конце концов, доходит до того, что сам Сталин садится играть с чемпионом СССР по шахматам. Чемпион боится, он делает всё, что выиграл Сталин, жертвует одну фигуру за другой, остаётся с пятком фигур, но в конце концов проклятые (или, наоборот, благословенные; токаря, кстати, расстреливают) шахматы всё-таки ставят Сталину шах. Следующий ход – мат.
Сталин бросает шахматы в огонь. Как и в реальной жизни, мат советской жизни не состоялся.
Притча о том, что никакой конвергенции социализма и капитализма быть не может по той простой причине, что социализм есть лишь побочный продукт капитализма, капитализм протухший, сгнивший. «Псевдо-капитализм», «бандитский капитализм», «олигархический капитализм». Все бранные слова, которые поклонники классического большевизма клеили на Россию после 1991 года, относятся и к классическому большевизму.
Возможен ли какой-то другой социализм, «подлинный», «с человеческим лицом»? Возможен, конечно – но только внутри капитализма как один из элементов его структуры. Социализм не только возможен внутри капитализма, он в нём есть, хотя в разных пропорциях и в разных сферах. Не было бы – капитализм бы рухнул. Речь идёт не только о кооперативах, хотя и о них. Речь идёт и о той низовой взаимоподдержке, которая так поразила Анри де Токвиля, открывшего Америку для европейцев в 1840 году. Просто надо понимать, что социализм так же не может быть государственной, общеобязательной, принудительной системой как и капитализм, как Церковь, как наука, искусство и т.п. Внутрикапиталистическому социализму просто не надо мешать.
Социальный капитал и антисоциальный антикапитализм
Парадокс: принцип "социального капитала" впервые описал (не употребляя термина) Токвиль в 1830-е годы, описывая специфику США, а сегодня часто говорят о том, что в США меньше "социального капитала", чем в Европе или даже в Азии. При этом путают социальный капитал с коллективизмом, который есть "асоциальный капитал", даже "антисоциальный капитализм". Де Токвиля поразило, как часто – в сравнении с европейцами – американцы собираются на всевозможные собрания, что-то обсуждают, выносят решения, митингуют, устраивают пикеты. Это – действия не коллективистские, а индивидуалистские. Это действия свободных людей. Когда же несвободные люди сходятся принудительно на партсобрание, или когда полусвободные люди тусуются, чтобы развеять тоску, когда клиентелла толпится в приёмной у магната, – это не приумножение социального капитала, а разрушение социальности.
Единение есть лишь там, где есть возможность разъединения, выбора. В маленькой деревушке нет единения, есть заединщина, потому что там улыбаются друг другу лишь потому, что деться некуда. В большом городе с другом контактируют пять минут, но эти пять минут стоят куда больше пяти лет, проведенных с кем угодно в тюремной камере. Самое же примечательное – что "социальный капитализм" не только не противоречит конкуренции, но и тесно с нею связан, потому что социальные связи прежде всего есть установление правил и решение по этим правилам многочисленных конфликтов, возникающих в связи с конкуренцией. Конфликты, возникающие в среде без конкуренции, решаются совсем иначе – окриком надзирателя, указом диктатора.
|