Яков Кротов

БОГОЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ: ИСТОРИЯ

ЧАСТНОЕ ВРЕМЯ

ИНТЕРНЕТ И ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ

Интернет в целом и социальные сети в частности, конечно, не качественный, а количественный скачок. Ничего принципиально нового в сравнении с тем, что было во времена Сенеки и Иисуса, нет в этом изобретении. Новый способ удовлетворить древнейшую человеческую потребность - в общении. Письма, устные реплики, диалоги краткие и пространные, бытовой трёп. Само по себе количество общения в качество не переходит, вопреки надеждам некоторых легкомысленных людей.

Одно качественное изменение, однако, есть, но оно не связано прямо с интернетом. Революции сексуальная, индустриальная, гендерная, - всё это лишь проявления одной огромной революции, персоналистической. Личность рождается из индивидуальности. Соответственно, радикально меняется общество - ведь единицей, его составляющей, теперь становится личность, а не коллектив с его производными - нации, семьи, классы, должности, титулы, чины.

Процесс, конечно, идёт медленно, но, во-первых, неуклонно, во-вторых, по нарастающей. То, что полвека назад казалось дикостью, становится нормой - частная жизнь как норма и единственная реальность. Открытие частной жизни, освоение её - более великое открытие, чем колумбово.

Впрочем, открытие Америки было одним из этапов процесса открытия частной жизни. Это было открытие, сделанное по частной, а не государственной, инициативе, в интересах прежде всего частных лиц, а не государств, наций или классов. Этим, между прочим, открытие Америки Колумбов отличалось от всевозможных предыдущих открытий Америки племенами и народами.

Частная жизнь ценит частное, а не общее. Интернет, конечно, позволяет проявляться и частному, и общему, но создан он для частного и помогает он частному.

Человек может и в социальных сетях вести себя архаично. Писать тексты, словно он жрец, носитель высшего знания, который не ест и не пьёт, вообще непричастен к быту, которым озабочены "простые люди". Впрочем, в архаическом обществе "простых людей" не бывает - каждый носитель определенной функции в коллективе и должен вести себя в соответствии с этой функцией. Можно это назвать функциолёзом, по аналогии с фуникулёзом.

С точки зрения современного человека - считая современность века с XV в зародыше и до второй половины ХХ в зрелом виде - это напыщенные болваны, которые толком и не сформировались психологически и личностно, в которых личностный потенциал раздавлен всевозможными социальными ролями.

Это можно сравнить с церковью, где священник и прихожане десятилетиями встречаются, молятся, участвуют в самых интимных таинствах, но остаются чужими друг другу. Они не общаются, а исполняют функции. Даже если бы они захотели на старости лет поговорить по душам, говорить-то будет особенно не о чем. Ну, посудачат про турецких неправедных судей, про приход антихриста или про желтую угрозу... А какие они сами по себе, что им интересно и для чего они, - они не просто не знают, они в себе это задавили, раздавили.

Интернет - как увеличительное стекло. Это один огромный экзамен, причем экзамен по литературе, экзамен для гуманистов, умеющих выражать себя в текстах (не путать с китайскими - и не только - экзаменами для чиновников, от которых требовалось умение доказывать текстами отсутствие в себе личности). Конечно, можно от этого экзамена увильнуть, "постить котегов", видео-приколы, банальности - включая банальности мегалитические. Тут сходятся крайности - блог Васи Пупкина, неинтересный ввиду полной интеллектуальной и моральной опустошённости бедняги, и блог папы римского или президента российского, неинтересный ввиду полного аутизма папы или президента.

Это не настоящий аутизм, это аутизм по должности. Именно аутичной и была архаика, и в современном обществе этот искусственный аутизм всё еще количественно преобладает, но в культуре он - маргинален. Этому аутизму обучают, его формируют, у этого аутизма есть свои потребители. Есть огромное количество верующих, которым нужен жрец-аутист, мандарин-брамин, о котором они категорически не желают знать интимных подробностей. Человек-манекен, у которого под одеждой пластиковая гладкость - и в голове тоже. Он может быть педофил, может быть натурал, меланхолик или холерик, кошатник или собачник, неважно, главное, чтобы он никак этого не проявлял. Люди пришли в церковь отдохнуть от интимности, как в магазине они же не интересуются личностью кассира. Совершенно, между прочим, напрасно не интересуются! Это, прежде всего, просто невежливо. А ведь есть ещё отдельные страны, раковые язвы в одну шестую планеты, где ни кассиры с покупателями не здороваются, ни покупатели с кассирами, и в религии там аналогичная картина, и все от этого получают великое наслаждение. Не быть личностью - это же такое счастье, такое облегчение! Как хорошо не читать заумных книг, а только фразы в двадцать букв!! Не знать, когда у твоей жены месячные, когда у твоего духовника плохое настроение, и когда у тебя самого кризис среднего возраста. Не жизнь, а малина! Правда, человеку быть малиной как-то странно, но ведь умудряемся, умудряемся...

Честертон предлагал указывать при публикации статей, при каких обстоятельствах они написаны. Это может вызвать к автору дополнительное доверие, а может и полностью перечеркнуть написанное. Если "Отче, прости им" сказано на кресте - одно, а если это сказано пьяницей, которого тащат полицейские, совсем другое. Вот потому-то многие люди и не используют возможности интернета, не раскрывают своё частное - потому что знают, что тогда им веры не будет. Они сами себе не верят - и иногда, увы, правильно делают. И не может, не должно быть веры многим и многим самопальным идолам, которые вещать - умеют, котиков запостить - могут, а по-человечески сказать пару слов - разучились.

Конечно, есть огромное количество социальных отношений, в которых личное нежелательно и под запретом - и именно в таком социуме, где не личность ячейка общества, а общество - ячейка личности. Таких отношений в модерном обществе даже больше, чем в архаическом, по той простой причине, что социум сложнее, производство разнообразнее, контактов в сотни раз больше и они пестрее. Для сохранения психологического здоровья нужно множество фильтров. Однако, это именно фильтры, а не оскопление реальности, как в архаических культурах.

Современный человек - в том числе, благодаря интернету - очень легко и быстро отличает позитивную сдержанность от патологического социального аутизма. Где воспитанный человек, а где пустая скорлупа, в которой орех рос-рос, да и не вырос, превратился в чёрную труху. Отличает - и прощает. Прощает, но старается в себе такого не допустить, и другим - прежде всего, детям - помочь отстоять в себе личность. Для этого ведь нужно не наращивать скорлупу (которая в каждом от рождении есть, иначе не созреешь), а наращивать тепло, позволяющее скорлупе выполнить свою функцию и распасться. Это тепло - не просто эмоциональное участие и интеллектуальный запас, а творчество, собственное творчество и поддержка чужого творчества, - очень творческий, между прочим, процесс, потому что всегда есть риск и ближнего своего, а ещё более - самого себя превратить в распаренную, гниющую от жары кучу разлагающейся протоплазмы либо в ледяную статую, сердце которой бьёт-бьётся, а пробиться в жизнь не может.

Печатное слово и интернет

Книгопечатание углубило разрыв: отныне рукописная страница всегда была менее авторитетна, чем печатная. Hа рукопись гения взирали с благоговением, но никто не издавал "Войну и мир" как фотокопию с рукописи, и не потому, что это было бы дорого или трудно прочитать, а потому, что даже рукопись гения слишком "приземленна", лишена "священного дидактизма". Изобретение телевидения, а затем компьютерной связи продолжило закрепление этой двойственности. Hо здесь-то и началось восстание масс против гипноза печатного текста.

"Печатный текст" - понимая под этим и собственно типографскую книгу, и переписанную парадным письмом рукопись - имел право восприниматься как более солидный, содержащий заведомо более важную и авторитетную информацию. Изготовление рукописи, написанной уставом, а не скорописью, требовало большего времени, большей затраты сил и средств. Готовность переписчика, типографа, издателя пойти на такие затраты свидетельствовала о его согласии с автором, о том, что автор получил какое-то одобрение других людей (и чем дороже издание, тем больше одобрение). Создание печатной книги или "уставной" рукописи означало, что автор текста выдержал определенное испытание, проверку - временем, научной дискуссией, культурной или церковной иерархией.

Hо к экранному тексту или к тексту, распечатанному на лазерном принтере, это ведь не относится. Hапротив: на создание электронного текста и его версий идет меньше сил и труда. Автор электронного текста не проходит того испытания критикой и обсуждением, испытания спросом, которое проходит самый завалящий газетчик - а по форме его текста кажется, что прошел. Этим виртуальная письменность отличается от самиздата, где внешность тоже была обманчива, но с точностью "до наоборот" - там глубокий текст выглядел как мелкий, авторитетный - как бытовой, устав вынужден был скрываться в скорописи. Конечно, среди самиздата было и много мелкоты. Интернет словно вывернул самиздат: он сделал внушительным и солидным все, уравнял всякий текст, вознеся к вершинам техники, как самиздат уравнивал всякий текст, опуская его на примитивнейший технический уровень.

В итоге, наше время - я называю его Частным Временем (в противовес всей предшествующей истории человечества, Коллективному Времени) - скептически относится к форме текста. Литератор Михаил Эпштейн написал об Интернете: "Средства перерастают сообщение. Мощность передачи превосходит ее содержание". Ольга Кабанова, согласившись с этим утверждением, добавила от себя такое определение творчества людей, которые процветают в сетях: "Снобистский тон, ложное ощущение интеллектуального избранничества и какая-то надутая важность ... неряшливое философствование... Тексты и высказывания сетевых знаменитостей на печатных страницах кажутся нестерпимо претенциозными и по большей части откровенно глупыми. Возможно, экран компьютера волшебно их преображает"1.

Форма оторвалась от содержания. Дело не только в Интернете, а вообще в техническом прогрессе и его итоге - обществе потребления, обществе богатом более, чем любое из предыдущих человеческих сообществ, в котором и свобода поведения личности, соответственно, бесконечно больше. Можно роскошным миллионным тиражом издать глупость. Частное Времян не запрещает это делать. Hе запрещает оно людям присваивать себе любые титулы, уничтожена существовавшая в любых других обществах система социального контроля за тем, что индивид пишет на своей визитной карточке, в своей анкете (Россия тут немного отстает от цивилизации, к которой относится, но не очень намного). Всякий, кто умеет сложить два и два, даже если он получает в итоге "пять", считает себя математиком, и нет права запретить ему так считать. Всякий, кто сказал о Боге слово, считает себя богословом.

Это может показаться нигилизмом, несерьезным отношением к именам и словам, к культуре, но это обманчивое впечатление. Да, любой графоман, человек сумасшедший, невежда теперь может издавать свои сочинения огромными тиражами, и они даже найдут спрос у людей ему подобных. В Ассирийской империи было строже с литературой, там любовные романы хождения не имели, только летописи с описанием царских завоеваний. Жемчужное зерно теряется, причем не в навозной куче, это было бы полбеды, а в куче искусственных жемчужин. Причем,  фальшивки чрезвычайно агрессивны, они требуют признания, признания себя нормой, они скандалят так, что кажется, будто действительно они - норма. Они требуют отмены всяких чинов и званий или, еще лучше, присвоения каждому всех угодных ему чинов и званий. Неизбежную для всякого общества систему фильтрации, экзамена они считают заговором против свободы мысли (что иногда, увы, близко к истине), в том числе, против своей мысли (а вот это обычно от истины далеко). Их агрессия при каждом удобном случае рвется и дальше, рвется взять систему фильтров под контроль, и не всегда безуспешно. Вот здесь-то и выясняется, как хорошо, что в Частное Время человек максимально свободен от социального надзора - теперь не так уж важно, в чьих руках находится этот надзор, мудреца или глупца, дилетанта или профессионала, тем более, что одно имеет обыкновение перетекать в другое и обратно.

Собственно, именно поэтому свобода и дошла до такого максимума. Ведь изначально разделение письменности на низкую и высокую отражало лишь стремление человечества разделить интеллектуальные плоды своей деятельности на спелые и незрелые, вкусные и гнилые, полезные и вредные. Тысячелетиями текст, изображенный особенно красивым шрифтом, содержал в себе - точнее, преподалагалось, что содержал - слова профессиональные и качественные. Но именно в эти тысячелетия благодаря профессионалам - не только интеллектуалам, конечно, но и благодаря профессионалам-политикам, профессионалам-военным -- человечество познало величайшие несчастья, величайшие трагедии, войны вплоть до мировых, костры от книжных до атомных.

Конечно, всегда остается альтернативная история: а что было бы, если бы не было социальных фильтров, экзаменов, испытания милостью правителя или рынка? Может, тогда человечество, доверяясь непроверенным идеям и проповедям, давно бы себя погубило окончательно. Что ж, теперь мы вступаем именно в такую эпоху, и пока Частное время не более, а менее кровава.

В Интернете и столкнулись две противоположные тенденции. С одной стороны, агрессивность (которая оглупляет даже самых умных людей) лезет к власти, облекаясь во все более торжественные одежды, подбирая себе все более красивые шрифты и оформление. С другой стороны, власть пытается прикинуть ласковой овечкой, изображает себе "домашние страницы", устраивает видимость непринужденного и прямого общения с подданными. В этой неразберихе халтура и качество, дилетантизм и профессионализм, ум и глупость уже не расслоены, а перемешаны. Теперь уже бессмысленно щеголять как маргинальностью, неопубликованностью, так и премиями и признаниями. Частное Время, которое кажется таким беззаботным и расслабленным, на самом деле требует от каждого человека огромного напряжения сил: любой текст, любой социальный институт, любой факт он должен оценивать заново, не полагаясь на экспертов, не полагаясь на вчерашний опыт, потому что из одного и того же источника ныне может течь и сладкая, и добрая вода.

Можно прочесть небольшую иллюстрацию к этому из истории российской журналистики 1998 г.

Кажется, что "цифровая революция" принесла новый темп жизни, новый стиль мышления - "клиповый", молниеносно воспринимающий информацию, предпочитающий информацию образную. Это неверно: подобный стиль мышления естественен для человека и потенциально был всегда, только был зажат социальными обстоятельствами. Однако, где человек мыслил, он мыслил именно так. Ведь и глаз только по видимости двигается последовательно, озирая мир там, где приказывает владелец, исследования же показывают, что движение глаза состоит из множество хаотических колебаний. Библия написано "клипами". Талмуд, сказания о хасидах, - словно архив колоссальной интернет-дискуссии.

Люди, для которых главное власть, рассматривают интернет как разновидность войны или бизнеса. Были армии солдат - стали армии интеллектуалов. Однако, есть принципиальная разница между солдатами на службе Барбароссы и интеллектуалами на службе корпорации. Действия солдата разрушительны, негативны и потому предсказуемы. Чем совершеннее солдат как солдат, тем он предсказуемее. Учёный же, чем умнее и даровитее, чем профессиональнее (и чем более высоко оплачиваем), тем менее предсказуем. Автомат Калашникова хорош, потому что посылает пули точно в цель. Эйнштейн хорош, потому что его мысль не признаёт извне поставленной цели. Поэтому попытки использовать интеллектуалов для господства обречены - манипулятор всегда будет невольно отбирать не лучших интеллектуалов, а наиболее управляемых, то есть худших.

Интернет возник в недрах военных разработок, после чего перешёл к предпринимателям. Для них интернет - это конкуренция между поставщиками информации, это "слишком много" информации, и надо помочь потенциальному покупателю сориентироваться.

Интернет для потребителя перенасыщен информацией, а для творца интернет крайне скуден. Потребитель руководствуется логикой выбора из уже имеющегося, творец руководствуется логикой создания нового, следовательно, несуществующего. Один и тот же человек в качестве туриста теряется перед разнообразием интернет-ресурсов, а в качестве историка в ужасе от того, как мало в интернете нужного или как трудно это нужное получить, трудно прежде всего в смысле дороговизны. Это потребителя завлекают в интернет, а исследователю прежде всего ставят препоны: доступ к качественным ресурсам по любой науке ограничен, чтобы отсечь дилетантов, мешающих работе. Между тем, для общества не так важно помочь коммерсантам привлекать покупателей, как важно сделать самую качественную научную информацию доступной для всех. С дилетантизмом нужно бороться другими способами. Нельзя отсеять дилетанта, не отсеяв тот импульс, который движет любым учёным. Последовательный отсев "чужаков" приводит к загниванию, к господству посредственностей - особенно это касается гуманитарных дисциплин, где нет коммерческих критериев успеха.

ИНТЕРНЕТ КАК МАСКА

Говорить о любви к интернету ещё глупее, чем говорить о любви к родине или о любви к туалетной бумаге, шариковым авторучкам или очкам.

Интернет более всего похож на очки. Русский интернет похож на очки, брошенные то ли в муравейник, то ли в клетку с мартышками. Несвободные люди лишь малую часть интернета могут использовать по прямому назначению, но в целом они - помимо своей воли - лишь ползают взад и вперёд, словно муравьи, по очкам, которые слишком велики для них, да и мир показывают не в муравьином диапазоне.

Интернет даёт иногда интересный опыт. Например, все другие средства коммуникации уже достаточно существуют и обзавелись механизмами защиты от агрессии (хамства, анонимности). Интернет молод, тут анонимность и псевдонимы пока распространены широко. Любопытно: даже ложное имя ("ник") всё-таки, действительно, отчасти имя. На анонимные хамские письма нетрудно ответить шуткой. А тут поместили двое жжистов хамские постинги - каждый под своим жж-ным идентификатором, - и я почувствовал - нет, не могу пошутить. Всё-таки они постоянно пишут под этими идентификаторами, это уже часть их существа. Аноним не может обидеться так, как человек под маской, физически не может. Наверное, он обижается, но как-то иначе, бесплотно, а для человека это ничто. Если ударить по щеке человека в маске, больно будет маске, но всё-таки и её носителю. Особенно, если человек в маске агрессивен - видимо, он в маске не случайно, он сросся с нею, она стала частью его.

В защиту интернета-общения

Один научный фантаст придумал пришельцев-гениев. Целая планета гениев, каждый из которых гениальными озарениями за год придумывает столько, сколько обычный человек за триста лет. Они, разумеется, летают в космос, в одиночку захватывая целые планеты, потому что они гениально додумались переселять свою душу в тела любых других существ. Прилетел на землю, захватил тело дворника, тело начальника управы, тело генеральское, президентское - всё, готово.

С Землёй и её высшей, с точки зрения американского фантаста, расой - американцами у одного такого гения вышел большой облом. Пока он неторопливо переселялся из одного гражданина США в другого, подымаясь по социальной лестнице, ничего не понимающие полицейские собирали информацию для раскрытия странных преступлений (которые совершал гений в чужих обликах). И тысяча систематизаторов, лишённых всякого вдохновения, а просто терпеливых, выловили и пристрелили инопланетного гения. Они сразу решили, что пристрелят, чтобы он в никого из них не переселился.

"Системность", "кропотливость", - это всё псевдонимы коммуникации и общения. "Поделись информацией своей". Как там в Библии? Пусти по воде свой хлеб и он вернётся к тебе весь в бензиновых пятнах? Лучше запусти информацию свою в интернет и потихонечку начнёшь понимать смысл этой и прочей информации.

Вот почему предают свой ум люди, полагающие, что интернет снижает умственную деятельность, отупляет, опошляет. Брюзжат интеллектуалы: "Ах, нынешнее поколение только и умеет, что кнопочки нажимать! В библиотеке отродясь не бывали!!". Ленин в библиотеке Британского музея десять порток протёр - довольны результатом? Знания без коммуникации стоят столько же, сколько диссертация без оппонентов. Интернет-коммуникация лишь бесконечно расширяет круг и научных руководителей, и оппонентов. Конечно, новичок может здорово ошибиться в подборе партнёров, так ведь на ошибках учатся.

В конце концов, будем откровенно: особый гениальности для занятий наукой не требуется, а если речь идёт о гуманитарии, то тут гениальность даже очень не приветствуется. И неумно думать, что "поколение айпадов" дурее предыдущего, что люди, умеющие днями напролёт читать бумажные книги, будут руководить теми, кто "пропадает в социальных сетях". Чтение без общения - время на ветер. А вот общения без чтения, коли речь идёт об интернете, не бывает. Интернет не уменьшил количество читающей публики, а многократно увеличил - потому что многократно увеличились формы, в которых предлагаются тексты. Это не упрощение, а умножение. Брюзжание в адрес интернета так же глуповато, как брюзжание в адрес печатного станка, цветной фотопечати и газет. Такое брюзжание не культуру защищает, а идолопоклонство перед культурными формами, обнаруживая, что брюзга, вроде бы посвятивший себя гуманитарии, совсем не понимает её сути.

Само по себе умение читать "с толком, с чувством, с расстановкой", с критическим анализом ещё не ведёт к тому, к чему нацелено гуманитарное знание. Наука - не горшок, который обжигается в печи, она - лес, который растёт на воздухе, она нуждается именно в "социальном сетевании", и "научное сообщество" есть одна из первых социальных сетей. Сила науки именно в том, что она стоит не только на гениальных озарениях. Интернет был создан учёными и для учёных (а вовсе не для военных, вопреки очередному милитаристскому мифу).

Один в поле не учёный. Поэтому не надо плевать в социальные сети - умение ими пользоваться, ими жить необходимо учёному.

В антиутопиях, рисующих мир, где инопланетяне или роботы поработили землян, обычно освобождение рисуется как результат деятельности какого-нибудь вождя, который возглавляет восстание масс. При этом недооценивается состояние масс - эти массы довольно неплохо живут. Они сохраняют человеческий облик и нравственные ценности, способность общаться, быть солидарными и т.п. Иногда доходит до абсурда: люди загнаны в какие-то пещеры, но при этом у них айпады и айфоны, хорошо отбеленные зубы, разве что одежда потрёпанная.

Дело даже не в том, что айпад немыслим без огромной технологической пирамиды, которая не влезет в пещеры, а в том, что первое, что разрушает деспотизм и что он постоянно выпалывает - психологическую способность к солидарности. На её месте вырастает бешеный коллективизм, который так же отличается от солидарности как соты от сотового телефона.

Это не означает, что умение пользоваться социальными сетями заменяет высшее образование, лабораторные эксперименты, исследовательскую работу. Бумага их тоже не заменяет, но без бумаги наука невозможна. Конечно, можно застрять в освоении компьютера на подростковой стадии, но ведь это довольно редко происходит. В России инфантилизма много, но ведь он не с компьютерами и не с интернетом появился, и даже не с телевидением, а сформировался в 1917-1953 годах - у кого-то как защитная реакция, у кого-то как средство агрессии. Самый позорный инфантилизм - не у тех, кто до седых волос вязнет в компьютере как в болоте, а у тех, кто в науке вязнет, даже критический разум умудряясь приспособить для аутичного (и обычно малорезультативного) коллекционирования данных, а вовсе не для исследования мироздания в союзе с другими исследователями.

*  *  *

Интернет напоминает ад тем, что тут я общаюсь с людьми, которые уехали из России кто 60 лет назад, кто 50, кто 25 лет назад. Нас связывает память об отце Александре Мене, но при этом между собой многие из этих людей не знакомы, не пересекались - одни уехали раньше, чем другие пришли в приход Меня. Почему ад? Потому что вроде бы соединение налицо, но оно фиктивно и немного болезненно, ведь отца Александра-то нет в числе пишущих. Без стержня. И уж вовсе где-то в сторонке сплочённые "меневцы", которые не хотят понять, что сотня сплочённых кроликов не заменяет одного слоника. Эта сотня в чём-то даже иллюзорнее тех, кто уехал и светит в одиночку, а не поют хором. А вот в раю - все сопритюкнутся и обретут реальность.