БОГОЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ
1890 ГОД: ДЕНЬГИ КЛАССИКОВ
Если какое-то поколение в истории России стоит выбирать как самое важное для истории рубля, то - поколение Толстого, Достоевского, Чехова. От этого поколения остались канонические для современной культуры - и не только российской, да и не российской, к сожалению, в первую очередь - "Анна Каренина", "Братья Карамазовы", "Вишневый сад". Сколько получал Стива Облонский? Больше или меньше Левина? Вронского? Как это на наши деньги? А сколько получал Чехов? Больше или меньше своего ровесника Конан Дойля? А современники героев Толстого - Шерлок Холмс, Форсайты, клерки О'Генри? Сколько тогдашних долларов и фунтов стоил рубль?
Для самих Толстого и других деньги были чрезвычайно важны. Это потом, после революции, деньги отступят в тень по сравнению с натуральными привилегиями. В "Анне Каренине" дотошно указано финансовое положение каждого героя. Появляется Стива Облонский, и о нём сразу справка из бухгалтерии: шесть тысяч. В год или в месяц? В год - люди с высокими окладами и высоким положением считали свои доходы за год. Много это или мало? О крестьянине Толстой пишет: "Как бы он ни трудился, не получит больше пятидесяти рублей". Это - в год, и это доход абсолютного большинства жителей тогдашней России, на 95% страны крестьянской. Вот в Англии с 1851 года большинство населения жило в городах (кстати, прескверно, часто хуже, чем в деревне, но деревня уже не могла всех прокормить). Так что Облонский в тех ничтожных пяти процентах, которые составляют сверхэлиту в любом обществе, да и весь роман - об элите, точнее, конечно, о человеческом, которое в элите часто виднее. На другом конце шкалы - Вронский, у которого доход с наследственных имений - 50 тысяч в год. Но часть он уступил брату, реально есть 25 тысяч, и этого ему не хватает.
Крестьянин зажиточный, с которым разговаривает Левин, обрабатывает 40 десятин - с сыновьями, с двумя наёмными работниками. Десятины куплены, по 105 рублей. Имение соседнего помещика приносит лишь убыток - ежегодно в три тысячи рублей. Левин сам получает доход, но небольшой - пять тысяч в год. Это пять процентов от стоимости имения. Он знает при этом печальную правду: русская земля мало плодородна. В неё сколько ни вбухивай удобрений, ей мало. Она быстро "выпахивается". Это земледелие на грани риска. Сосед при этом замечает Левину, что пять тысяч - не так много, ведь чиновник получает в год 3 тысячи (Облонский - вдвое больше, но он начальник департамента, номенклатура), а работает чиновник меньше. Пять тысяч в год это 416 рублей в месяц. Понятно теперь, почему Левин с таким ужасом тратит сто рублей на покупку ливрей лакеям. Это ужас Толстого перед дороговизной города. Понятно, почему Чехов забрался в Мелихово - дешевле. "Эти ливреи будут стоить двух летних работников, то есть около трехсот рабочих дней". Один работник - полсотни рублей.
Пятьдесят рублей - и сто тысяч рублей. Впрочем, оттенков среди номенклатуры больше, чем среди плебеев, ведь там и диапазон шире. Вот Облонский ищет себе места. Он выпросил у сестры пятьдесят рублей, уехал в Петербург, а места ищет на девять тысяч в год. Знакомые-то его получают: директор банка - двенадцать тысяч, основатель банка - пятьдесят. Толстой чётко указывает номенклатурную вилку: "От тысячи до пятидесяти тысяч в год жалованья".
Доход Льва Толстого в 1886 год составлял 22 тысячи рублей – уже не от поместий, а от издания книг. При этом за полвека рубль подешевел в дв – два с половиной раза, так что реально Толстой был беднее ростовской помещицы не в два раза, а в четыре. Из них на пропитание семьи и дворни шло в год 3 тысячи, на жалованье учителям и слугам 2 тысячи, на одежду семье и части слуг 1700 рублей, и так по нисходящей. Дом в Хамовниках был застрахован на 25 тысяч рублей.
Жалованье слугам, конечно, было лишь частью их дохода. Няня получала 10 рублей в месяц, горничная 7 рублей – но горничная была из яснополянских крестьян. Учителю-французу платили 75 рублей в месяц, что составляло уже «полную» зарплату. Именно о такой зарплате мечтало русское городское духовенство ещё и 20 лет спустя.
В те же самые годы подробно – как и Толстой – считала свои доходы и расходы ростовская купчиха Любовь Ивановна Кайдалова, очень экономная вдова. Она тратила в год полторы тысячи рублей – в 8 раз меньше (с учётом инфляции), чем помещица Леонтьева в 1820-е годы. Основные расходы, однако, как и у дворянки, были на еду, причём покупали муку – в месяц по 120 килограммов, пекли хлеб сами – а народу было две дочери, горничная, кухарка, няня старенькая, да кучер. Корова была своя, хотя масло всё-таки покупали.
Для сравнения – из дневника советского ветеринара Соколова. Соколов – «простой» ветеринар, в меру антиклерикальный и «социалистический»: о знаменитом ростовском краеведе Титове записывает одно: «попил кровушки» из народа, ведь купец. Вполне неверующий, однако ради заработка с 1 марта 1924 г. устроился работать псаломщиком и возмущался: «Почти те же самые “пациенты” платят мне, как “дьячку”, лучше, чем как ветеринару. Вот как у нас ценится ветеринарный труд?! Вот как население понимает, с каким риском для жизни и вообще для благополучия и здоровья сопряжена та и другая работа?! Об этом надо не только писать, но кричать на каждом переулке. Недаром за последнее время на малое жалованье жалуются даже участковые ветеринары, а медики так те прямо бегут и отказываются служить. О, Русь! Долго ли ты будешь находиться как в забытьи, скоро ли проснешься от векового сна?!..»
* * *
Россия времён Льва Толстого и Иоанна Кронштадского... Это довольно продолжительные времена, если глядеть на бурно развивавшуюся промышленность и культуру, но всё-таки это период жизни одного человека - полвека, скажем, после освобождения крестьян в 1861 г.
Высшее чиновничество - 5% - получает более 1500 рублей в год. 10% чиновников получали от 100 до 300 рублей в год. 85% получали менее 100 рублей (Гончаров, 219).
Интеллектуалы: ординарный профессор получал 4500 р. в год, экстраординарный (внештатный) - 3000 р. За ректорство полагалась прибавка в 1500 р. Так что профессорская квартира - это квартира богача.
Конечно, были и сверхбогачи, получавшие десятки тысяч в год ("Есть люди, получающие до 50 тыс., и есть такие, которые не зарабатывают до 50 руб" - Загоскин М.В. Иркутск и Иркутская губерния. Иркутск, 1870. С. 101). Но их было так же мало, как миллионеров и миллиардеров в современной России.
А что же на другом конце шкалы? Начинающий приказчик получал в год 50 рублей, продавец со стажем - 120 р.
"Поденная плата рабочему в Бийске в 1865 г. составляла: пешему — 40–50 коп., конному — 70–80 коп." (Гончаров, 68). А работали не каждый день, средняя зарплата составляла 120 рублей в год, а к 1914 г. поднялась до 180. Столяр, плотник получали побольше раза в два, а в 1911 году - и до двух рублей в день. В год уже рублей 600, но ведь праздники, праздники... Правда, и подсобное хозяйство бывало...
Подсобное хозяйство - великая вещь. Солдат получал 6 рублей в год и был сыт. А вот младший унтер-офицер получал 12 рублей в год, старший — 48, фельдфебель — 72 руб. В результате завести семью многие не могли (Гончаров, 216). Армейский же офицер получал 250 рублей в год, но ещё столько же выходило квартирных и фуражных. Отставной унтер-офицер получал пенсию в 36 рублей, но вынужден был подрабатывать. В свадебные генералы не от хорошей жизни шли.
В воинстве церковном положение было хуже: Борис Миронов подсчитал, что духовенство в середине XIX века получало в полтора-два раза меньше чиновничества (Миронов Б.Н. Американский историк о русском духовном сословии // Вопросы истории. 1987. No 1. С. 153–158). Псаломщик получал рублей 30-60, дьякон - 70-90, настоятель от 90 до 200. Конечно, и тут выручало натуральное хозяйство, но всё же духовенство в городе мечтало о твёрдой зарплате рублей в 900, на селе были согласны и на 400-500.
Вот пять опорный точек - 30, 120, 360, 1500, 50 000. Нищие, бедные, середняки, богачи, сверхбогачи. И 120 - бедные - они же и самые многочисленные. Левое общество!
Маленькая деталь в притче о талантах: 10 мин - это 100 динариев, то есть, почти столько, сколько было заплачено Иуде. Совпадение не вполне случайное, потому что Иисус хотел подчеркнуть, что Бог не требует ничего непосильного. Сотня динариев, десяток мин, три десятка сиклей, - всё это суммы, достаточно большие, чтобы их бережно хранить, но недостаточно большие, чтобы находиться за пределами воображения. Так что "талант" как способность к творчеству - тоже не такое уж великое дело, во всяком случае, с точки зрения Того, кто даёт талант, и в ступор впадать от его наличия не следует.
Да, в России было натуральное хозяйство. Но ведь не было ни пенсий, ни "социальных фондов". Рассказ Чехова "Кошмар" - 1886 год: сельский священник получает 150 рублей в год и мучается от нищеты, от невозможности купить чаю, потому что платит 40 рублей на учёбу брата в духовном училище, 36 рублей своему предшественнику, которого отправили на пенсию за "слабость" (точный размер пенсии унтер-офицера!): "Хоть он и стар, но ведь ему и угол, и хлеба, и одежду надо! Не могу я допустить, чтоб он, при своем сане, пошел милостыню просить! Мне ведь грех будет, ежели что!"
Чеховский отец Яков убивается и обвиняет себя в маловерии: "Вы вот про школу мне говорите, а я, как истукан, ничего не понимаю и только об еде думаю... Даже перед престолом..." Типичная путаница: не веры у него мало, а денег. Он проедает в месяц 3 рубля. Местный чиновник получает в год 2400 рублей. Номенклатура!
И 10 рублей подработки писарем для священника как... как... Может, как 30 серебреников для Иуды?
* * *
Чехов писал Суворину 20 декабря 1889 года:
«Мне страстно хочется спрятаться куда-нибудь лет на пять и занять себя кропотливым, серьёзным трудом. Мне надо учиться, учить всё с самого начала, ибо я, как литератор, круглый невежда; мне надо писать добросовестно, с чувством, с толком. … Надо уйти из дому, надо начать жить на 700-900 р. в год, а не за 3-4 тысячи, как теперь, надо на многое наплевать, но хохлацкой лени во мне больше, чем смелости».
300 рублей в месяц (3 600 в год) - очень высокий оклад, как сегодня у настоятеля богатого московского храма или главного редактора гламурного журнала. Или у военного. 40-50 тысяч долларов в год, миллион рублей. 60 рублей в месяц - понятно. Трудовая этика - во всяком случае, в России, под влиянием большевизма - существенно изменилась. Дауншифтинг - в смысле, получать поменьше и ничего не делать - это с удовольствием. Сдать квартиру в Москве и - в Таиланд, где ты будешь за те же деньги чувствовать себя богачом. И никаких "Уолден, или Жизнь в лесу". Никаких "занять себя кропотливым, серьёзным трудом". Никаких уходов из Ясной поляны. Что ж, результат ясен - поляна есть, но заасфальтированная, гламур с грязью, вечным страхом перед начальством и подловато-бессильными мечтаниями о том, что без труда вдруг напишется гениальная книга, деспотизм падёт и построится демократия по щучьему веленью, просто от того, что все выйдут на площадь... Эта психология точно схвачена уже на заре совка:
"Саша Корейко представлял себе будущее таким образом: он идет по улице -- и вдруг у водосточного желоба, осыпанного цинковыми звездами, под самой стенкой находит вишневый, скрипящий, как седло, кожаный бумажник. В бумажнике очень много денег, две тысячи пятьсот рублей... А дальше все будет чрезвычайно хорошо".
Кстати, две тысячи пятьсот рублей в 1920-е годы, когда писался "Золотой телёнок", были примерно равны дореволюционным. Так что Корейко мечтал приобрести ровно ту сумму, от которой Чехов мечтал избавиться как лишней.
1891 ГОД. ВИШНЁВЫЙ САД: ЦЕНА АРИСТОКРАТИЗМА
Не зная цен, невозможно понять, к примеру, пьесы «Вишневый сад». На первый взгляд, пьеса в духе Бальзака или Василия Розанова, своего рода памфлет на бесчувственных и жадных буржуа, воплощённых в купце Лопахине.
Между тем, жадный Лопахин всеми силами советует героине, 35-летней женщине, сохранить имение. Он объясняет, как это сделать. Театровед А.Минкин в 2005 году тщательно проанализировал пьесу, сопоставив её с дневниками и письмами Чехова, и доказал, что для Чехова Лопахин — «второе я». Фамилия дана по названию реки Лопасня, на берегу которой сам Чехов купил себе имение. Лопахин, как и Чехов, выбился из низов. Чехов хотел, чтобы Лопахина играл Станиславский — играл как натуру не грубую, а тонкую, называл Лопахина «мягкий человек»: «Лопахин, правда, купец, но порядочный человек во всех смыслах, держаться он должен вполне благопристойно, интеллигентно, не мелко, без фокусов».
В поместье Раневской — тысяча десятин (1100 гектаров), которые Лопахин предлагает разбить на участки и сдавать под дачи по 25 рублей за десятину.
28 августа 1891 г. Чехов писал о цене поместий, что 1500 рублей стоит «маленький» участок в 40 десятин — это 4400 соток (советская норма был 6 соток под дачу). К маленьким он относил и участки за 5 тысяч рублей, а это уже не менее 100 десятин.
В итоге Мелихово — 213 десятин — обошлось Чехову в 13 тысяч рублей.
Лопухин влюблён в Раневскую, которой 35 лет. Её дочери — 17 лет, но уже на первой постановке была назначена на роль дочери жена Станиславского, 37 лет. Соответственно, «удревнилась» и главная героиня.
Раневская уезжает в Париж, забирая 15 тысяч, которые присланы её дочери бабушке. Дочь не возражает.
Однако, Лопухин-то заплатил «сверх долга банку» — 90 тысяч рублей. Заплатил «по-купечески», но по-купечески щедро, надбавляя по десять тысяч за шаг. Единственный конкурент предлагал «сверх долга» всего 30 тысяч. Лопухин подарил 90 тысяч. Это — сверх стоимости собственно тысячи десятин. Это — просто подарок. Минкин в 2005 году приравнивал эту сумму к 3 миллионам долларов, и это похоже на правду. Лопухин оказывается русским вариантом польского купца Вокульского, героя романа Пруса "Кукла", влюблённого в пустоголовую аристократку.
Так что противостоят не аристократизм - купечеству, просвещённое благородство - непросвежённой алчности. Противостоят эгоизм, опустошающий личность, - любви, которая готова всем пожертвовать ради другого.
См. Деньги в истории.
