СВОЙСТВА БЕЗ ЧЕЛОВЕКА
ПРЕЗУМПЦИЯ ИНАКОВОСТИ
Ср. европейскость.
Архаичная (коллективистская, восточная, русская – деления крайне условны, но культурная воплощённость идеалов безусловна) психология уверена, что все одинаковы. «Другой» – не иной, а лишь «второй я».
Это очень материалистическая психология, сходство она определяет по внешним признакам. Конечно, одежда и манеры другого могут отличаться от моих, но они должны соответствовать моим (коллектива) представлениям. Другой может быть даже евреем – но тогда он должен быть шутом, маргиналом, мальчиком для битья, принимая на себя эти, скрытые во мне и всё же мои, черты. «Мой другой» – всегда свой (кстати, это очень сексистская психология – «свой парень», но не «своя девка», женщины из кругозора вообще исключены как люди).
Существует презумпция виновности другого как иного. Если кто-то отличается от меня образом, который мне представляется недопустимым, то он преступник. Носит узкие брюки – значит, американский шпион. Не ест рыбий жир – сексуальный извращенец. Хочет перемен – убийца. Верно и обратное утверждение: если ближний совершил преступление, значит, он не был настоящим ближним, он маскировался, он был подкидыш, засланный агент зла. Свой совершать преступления не может. Всё очень жёстко: либо ты свой и тогда всегда хороший и тебе полагается пастораль и улыбка, либо ты иной и тогда ты абсолютный враг. Убить, может, не убьют, это бы означало нарушение равновесия и угрозу для стада, так что будут тебе законы гостеприимства, но граница всегда будет жёсткой – предполагается, что ты не можешь стать «своим», как бы ни старался. Чтобы стать индусом, надо родиться индусом. Чтобы стать русским… Но не будем о грустном.
Личностная психология («западная», «европейская») исходит из презумпции инаковости ближнего и, уравновешивая это презумпцией его невиновности. Пусть человек мой сын или дочь, пусть это мой брат близнец (привет Исаву и арабам), пусть он ест в том же ресторане, одевается по моей моде, – я должен быть готов к тому, что идеи он исповедует совершенно другие, верует не в то, во что я верую, а может, неверующий или сатанист, любит мазохистский секс или, напротив, посвятил жизнь теоретической физике. Это не должно мешать нам общаться, дружить, любить, если любовь поразит нас как выскочивший из-за угла Азазелло.
Если другой предаст, изменит, убьёт нашего ребёнка, бросит меня, окажется серийным маньяком-убийцей, – что ж, во-первых, я не поверю этому, пока не получу убедительных доказательств, во-вторых, всё равно деться некуда, он мой ближний, живём в одной вселенной. Наверное, я постараюсь его избегать, но ненавидеть его было бы странно -все мы люди, то есть, все разные. Деление на друзей и врагов слишком грубое, приблизительное, а к тому же ещё и непрактичное.
Презумпция невиновности существует в обоих психологических установках, но распределена по-разному. Для архаического сознания невиновен тот, кто полностью соответствует твоим ожиданиям, а если человек ёрзает на прокрустовом ложе моих шаблонов, значит, он виновен – уже ёрзанье есть преступление – и неважно, доказано это в суде или нет. Для личностного сознания лёгкий сдвиг: тот, кто полностью или частично не соответствует твоим ожиданиям, невиновен, пока иное не будет установлено судом. Подозрителен, скорее, тот, кто подделывается под тебя – уж не втирается ли в доверие, не готов ли пожертвовать своим оригинальным «я» ради материальной или психологической выгоды.
Более того: даже если виновность доказана, очевидна, человек приговорён – всё равно «клеймить преступником» не следует (архаическое сознание клеймило калёным железом, это полезно помнить). Даже у виновного действует презумпция невиновности – во-первых, как возможная невиновность в будущем, во-вторых, как невиновность меня. Пусть другой ненавидит весь мир, я не должен отвечать ненавистью. Пусть он в тюрьме поделом, всё же надо надеяться, что его можно оттуда выпустить, если он изменится. Архаическая психология в изменения не верит, поэтому и казнит, и приговаривает к пожизненному.
Конечно, в современном мире современности очень мало, а кое-где во вполне цивилизованных технически странах до сих пор травят людей с иным цветом кожи, не говоря уже о смертных казнях или пожизненном заключении. Напротив, в иных нецивилизованных местах есть зародыши, а то и целые полянки не просто дружелюбия, а толерантности.
