|
ПОПРОШАЙНИЧЕСТВО
Весна - блаженство бродяг. На Сухаревке четверо расположились точно охотники
на привале, млеют под солнышком - дожили. Живописны по-репински до ужаса.
Ужас в том же, в чем ужас оттаивающей выгребной ямы. Ряса воспринимается
ими однозначно: можно слупить. В данном случае это было комично, потому
что я от этих четверых был метрах в двадцати, но один из них все-таки рефлекторно
крикнул: "Батюшка! Подай!!" При этом он чуть приподнялся и оказался
точь в точь в позиции античного человека, полулежащего с шиком, опершись
на локоть. Интонация, правда, была вполне купеческой: "Че-эк! Подай!!"
И вот я читаю совет какого-то американца: "Обязательно говорите
людям, которые невовремя просят помощи, что у вас времени сейчас нет, разве
что у них действительно отчаянная нужда - но ни в коем случае не отсекайте
их от себя холодностью" ("cold shoulder"). Звучит так же
мило, как призыв отказаться от смертной казни, и так же парадоксально.
Ведь в нужде любой человек - ну, почти любой - просто от эмоционального
шока крикнет, что это самая крайняя нужда, что брось все и помоги мне.
Потом он поймет, что это вовсе не крайняя нужда, но время твое уже будет
убито на безделицу, ты уже станешь жертвой простого манипулирования твоей
персоной. И если на этом человеке ты поставишь крест (да и то - а что,
он виноват разве? а вдруг следующий раз его крик "Волк!" будет
не ложным), то ведь в городских условиях вокруг тебя таких кричащих каждый
день множество, и они все новые. Так вся жизнь пройдет в бесполезных бросках
спасательного круга тому, кто просто упал в лужу. Что то же, впрочем, может
быть путем святости.
Видимо, доброта становится тупиком в условиях обезличенности и потери
общения, и разумно в таком случае прежде всего преодолевать отчужденность,
предлагая не вообще помощь, а предлагая сперва рассказать чуть подробнее,
в чем нужда, и предлагая помощь не только деньгами. Поразительно, но большинство
бродяг, конечно, будут категорически против - они потому и бродяжат, что
отчужденность была их главной потребностью, их путем к свободе - пусть
к ложной. Вспоминаю, как о. Иосиф Фудель в начале ХХ в. у себя в приходе
арбатском извёл нищих: если кто-то вставал на паперти, он выходил, или
прихожане подходили, и выясняли, в чем дело - почему человек просит милостыню,
чем ему капитально можно помочь...
Но современное российское православие заинтересовано (как и страна в
целом) не в уничтожении нищеты, а в ее умножении - чтобы на помощь нищим,
сиротам и пр. получать государственные дотации. Система, уничтожающая семью,
не доверяющая частной инициативе, предпочитающая учрежденческую опеку и
над взрослыми, и над детьми, держащая всех на грани нищеты, поощряющая
лишь благотворительность казенную, оказывается страшным наркотиком для
всего социума.
Мошенники (а человек ресентимента, увы, всегда мошенник, во всяком случае,
психологически) исчезали, действительно нуждавшиеся возвращались в социум.
Увы, попрошайничество слишком часто грех, создающий свой язык, и именно
грех ресентимента, горечи, желчности чаще всего соединяется с попрошайничеством.
Попрошайничество есть нищета не духа. Нищий духом спокойно принимает
помощь, спокойно помогает, а попрошайничество и скупо, и расточительно.
Советская духовность была очень доброй и щедрой, готова была всем делиться,
но только потому, что ничего не имела. А то немногое, уродливое и плохо
работающее, что все-таки оказывалось в руках у этих людей, они из этих
руках всячески старались не выпускать. Такова нищета не духа. И когда формально
советская жизнь прекратилась, психология советская осталась, потому что
осталось главное в советской жизни: беззаконие. Человек, у которого есть
миллиард долларов, точно такой же нищий, как человек, у которого есть одна
поллитра, потому что у обоих могут все отобрать в мгновение ока, и жаловаться
будет некому. В результате оба одинаково трусливы, лживы и корыстны.
|
