"Уныние - смертный грех". Поразительно примитивно и объективированно. Это вообще не о человеке. Внутренний мир человека при таком подходе остаётся туманным нечто. Классифицировать свою жизнь по грехам, - всё равно, что плыть в море, ориентируясь по берегу, а не по звездам. Грехи, конечно, реальны. Однако, это реальность штормов и штилей, а не реальность моря. Карта - это фиксация не ветров, а воды и суши. Познать себя означает познать то, что под искушениями. Поэтому вздор и демагогия разговоры о том, что святые отцы лучше знали человека, чем современные психологи. Святые Отцы потому и святые отцы, что не претендовали знать человека, не превозносились, в отличие от своих не слишком святых эпигонов. Это были Святые Отцы, а не святые психотерапевты или психологи. Они о Боге говорили, о грехе, и если описывали человека, то лишь с точки зрения спасения, не претендуя быть антропологами, тем более - медиками.
Уныние - грех. Это меньше говорит о человеке, чем сравнение своей жизни с санками, которые примерзли к горке (Леви, 2010, 345). Как и всякий образ, это сравнение - бутон, содержит в себе множество смыслов, которые расшифровывать - жизни не хватит, а в виде образа понятно сразу, входит в душу и уже этим лечит уныние. Застыл? Кто виноват - холод или то, что ты замер и дал холоду схватить себя, хотя всё влекло тебя наращивать скорость? Что делать? Да ясно что - дёргаться, ворочаться, рывками отдирать санки, не превращаться же в ледяной памятник самому себе. Чай, не генерал Карбышев!
Вполне достойно святых отцов замечание психолога Дмитрия Кстонова о том, что депрессия часто "занимает место несостоявшейся метанойи - термин из христианского обихода, букально: перемена ума, практически: осмысленное раскаяние" (Леви, 2010, 345). Не вообще "раскаяние", а "осмысленное". Кому нужно объяснять, почему бывает бессмысленное и бесплодное раскаяние?
*
УНЫНИЕ КАК ИЗВРАЩЕННОЕ ПОКАЯНИЕ
Уныние есть извращение покаяния, как гордыня и эгоизм есть извращение царственного богоподобия человека. Как и покаяние, уныние часто позитивно – оно мешает человеку властвовать над другими. Великие злодеи приходили к власти, потому что покоряли других жизнелюбием, стойкостью, позитивностью. Гитлер не унывал, и очень жаль. Конечно, лучше бы он был не унылый, а попросту каялся. Тогда его можно было бы и к руководству страной допустить, но никакого гитлеризма не было бы. Правда, не всё, что называется унынием, есть уныние – часто налицо просто депрессия. Тоже не надо спешить от неё избавляться, полезно оглядеться – наша депрессия больше или меньше депрессии у окружающих нас людей? Может быть, наша депрессия от того, что мы всех распугали, унизили, оболгали и теперь стоим как Соловей-Разбойник среди разрушенной нами деревни и маемся от одиночества. Уныние и депрессия хотя бы предотвращают агрессию, замыкают её на себя. Заразны ли уныние и депрессия? Нет, как и покаяние. А вот фонтанирующему жизнелюбию сопротивляться трудно, а надо – сперва-то нужно посмотреть, какую именно жизнь любит жизнелюбие, праведную или грешную. Человек как биологическое существо слишком хорошо умеет восстанавливать равновесие с окружающей средой, приспосабливаться к ней и приспосабливать её под себя. Человек как одухотворенное существо умеет нарушать равновесие – в унынии он это делает, падая, в покаянии он это делает, становясь на колени. Разница – ангельская!
*
Качественное, глубоко переживаемое уныние лучше поверхностного оптимизма. "Прорвемся" – девиз презервативов. "Воскресну" – христианина.
Вероятность прорыва может и должна вызывать сомнения именно для того, чтобы сделать все необходимое для прорыва. Вероятность воскресения сомнений не вызывает – оно несомненно невероятно.
Можно воззвать к Богу с вершины счастья, можно – из глубины отчаяния. Невозможно (потому что ненужно) взывать к Богу, когда ты в глубине трагедии, но утешаешься пошлым "ничего страшного, и не такое бывало, прорвёмся".
"Прорвемся" не случайно во множественном числе. Рвутся одни, прорываются совсем другие. Воскресение не случайно в единственном числе – воскреснут все, но значимо только каждое индивидуальное воскресение, поэтому "Христос воскресе", а не "Все воскреснем".
Уныние – всего лишь разновидность смерти. Воскреснут и унывавшие. Бодрячество – разновидность богоборчества и лжи. Бодрячок отмахнется от Воскресения: "Прорвемся!" И – просочится вниз. А это немножко другое.
См. также: Исаак Сирин и творческий дух.
