Яков Кротов

К ЕВАНГЕЛИЮ

Оглавление книги

№173 по согласованию.

"Явление", "откровение", - кирпичики, из которых должна складываться религиозная жизнь (иначе складывается псевдо-религиозная из выдумок и идеек). Однако, не всегда складывается - дом из одних кирпичей или брёвен не построишь, нужны ещё соединяющие кирпичи материалы. Кирпич имеет четко очерченные границы, известковый раствор - нет. Явление Бога имеет начало и конец, а станет ли оно явлением верующего человека зависит от того, заполнит человек промежутки между явлениями Бога, или нет. Точнее, чем заполнит - собой, развлечениями, делами? Когда Иоанн описывает жизнь апостолов между Воскресением и Пятидесятницей, он одновременно и весьма неясен, ибо не сообщает того, что очень хотелось бы знать (не о Христе, о переживаниях апостолов), и весьма ясен - ибо апостолы были обычные люди и переживали ровно то же, что все христиане переживают до сего дня. Веруем в Воскресение. Веруем не меньше апостолов, даже больше, потому что они видели Воскресшего, но не опалились ещё Духом Пятидесятницы, а мы - каждый в свою меру - хоть и не видели, да подогреты Духом. Ну и что? Вера верой, а пить-есть надо, на работу идти надо, после работы тащиться домой словно кролик из чрева удава - надо. У горожанина слово "море" ассоциируется с отпуском, но для Иоанна написать: "Иисус явился при море Тивериадском", означает - в переводе на наши реализии: "Иисус зашёл в наш офис, когда там была самая запарка из-за полугодового отчёта". Для рыбаков озеро - место не романтическое, а весьма рабочее. Работа или, кто любит высокий штиль (хотя "высокий штиль" это, очевидно, буря, которую уж рыбаки точно не любят) - творчество - проживание жизни поминутное, почасовое, то со скрежетом всех шестерёнок, то молниеносное, словно пробежка ксероксной лампы, это и есть заполнение пустоты между Богоявлениями. Горе бухгалтеру из жэка, если он ждёт Откровения на Синае. Бог открывается на Синае тем, кто пасёт овец на Синае. Кроликам Он является в чреве удава. Бухгалтеру Он открывается в бухгалтерии - во всяком случае, после Воскресения, то есть, теперь.

*

Матфей и Марк говорят, что Иисус приказал ученикам возвращаться в Галилею. Лука в этом месте вообще никак ни с кем не стыкуется — не только нет никакой Галилеи, Вознесение — из Вифании, причём чуть ли не в день воскресения. Если бы так было у Иоанна, всё понятно — он такой оригинальный. А тут у Луки! Все схемы ломаются. Впрочем, слова «После того» и все содержание этой главы оставляет отчётливое ощущение приписки. Последний стих 20 главы у Иоанна по любым литературным канонам имеет характер заключительного, последнего, трубный звук апофеоза. Было бы логично, если испустив этот звук, Иоанн треснул себя по лбу — Вознесение-то забыл! И дописал бы про Вознесение. Так ведь в этой дополнительной главе ни слова про Вознесение.

Простое объяснение — что Иоанн был спокоен — про Вознесение и так все знают, прочтут у Марка или Матфея — может не удовлетворять, может удовлетворять. Автора этих строк удовлетворяет, значение главы совершенно очевидно — это примечание. Просто две тысячи лет назад не выделяли примечаний графически, так ведь две тысячи лет назад и на главы не делили. Эта глава у Иоанна — как Деяния у Луки. История Иисуса кончилась, расскажем историю учеников. Только Иоанн рассказывает историю не Павла, как Лука, а Петра и себя, любимого Иисусом. Рассказывает, чтобы развеять глупый вздор — будто Иисус обещал ему то ли бессмертие, то ли взятие живым на небо (а другим не обещал).

Зачем написана 21 глава, надо держать в уме с первой её строки, иначе выйдет непонимание и поиск другого смысла, а его тут нет. Тут не про нудизм, хотя нудизм упоминается, не про «лови рыб моих», хотя рыбы упоминаются. Тут про суеверное отношение к бессмертию, причём — что очень странно — к чужому бессмертию. Не про веками спящих людей, которые ждут своей очереди на подвиг (и, совершив подвиг, умрут как все), а именно про бессмертных. Что стоит за жаждой верить, что бывают бессмертные? Жажда доказательства собственного бессмертия. Проекция, смиренное эдакое примеривание на другом того, что хотел бы носить сам. Не надо! - предупреждает Иоанн. Всё это буза и растрата душевных сил. Ну его, бессмертие, математическое и сухое. Да здравствует воскресение и вечная жизнь, музыкальные и живые.