Лк 6, 25 Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете.

№50 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая. Ср. смех.

Самое страшное в Страшном Суде — что Судье ничегошеньки не надо. Вообще ничего.

Если на земле человек плачет от голода, то где-то налицо виноватый. Мог бы поделиться, а не поделился, а бывает, что — отобрал еду. Если человек плачет от обиды, то кто-то его обидел, кто-то его высмеял, издевался над ним («насмехался» - именно в Библии подразумевают, когда осуждают смех).

Если в вечности кто-то хочет есть, то не потому, что Бог его не накормил, и уж подавно не потому, что Бог отобрал еду. Где творчество и Творец, там не действует закон сохранения вещества, там лишь закон приумножения и — свободы. Сам не берёшь, сам отворачиваешься. Евангелист сказал, что человек неспособен представить, что Бог приготовил любящим Его, но представить, что приготовливает себе в вечности человек, который ненавидит людей, очень нетрудно. Простая экстраполяция отлично работает. Кто отбирал жизнь (и еда — это символ жизни) у других, кто набивал свой живот, свой дом, свою виллу, - тот заплачет от невозможности более что-либо у кого-либо отбирать. Ведь удовольствие доставлял не избыток, а то, что у другого отобрано — победа! Самоутвердился еси! А теперь окружающие защищены, - и будешь выть, потому что даже Бог не может накормить того, чья еда — унижение других.

Кто упражняется в издевательствах, в насмешках, тот доупражняется до того, что будет вечно хоронить самого себя. «Восплачете» - в греческом тексте тут именно ритуальный плач на похоронах. При жизни издевался над теми, кто не мог ответить, а теперь потребность осмеивать останется, а осмеивать-то будет некого, - кроме самого себя, беспокойного покойника. И рад бы остановиться, но привычка возьмёт своё, и будешь себя бранить и осмеивать... Не Бог будет издеваться над тобой, доводя до слёз, ты сам, всё сам. А Бог, люди, мироздание всё будут вечно жить и при этом всё-таки ждать, - а вдруг остановишься, а вдруг образумишься. Именно «вдруг», беспричинно, потому что причин нет находящемуся в аду самоедства захотеть из него выбраться. Причин нет, а надежда всё-таки есть...

*

Это негативные формы двух заповедей блаженства — о голодных и о плачущих. Современному человеку странно: разве не лучше быть богатым и весёлым, чем бедным и грустным? Не ценим мы современность! «Современный человек», «средний человек», даже «средний класс людей», – всё это люди, которые могут быть веселы и богаты не в ущерб другим. Иисус обращается к людям, живущим совсем в ином мире, мире тесном и скудном, где богатство одного всегда означает бедность других, где всякая рубашка — из ниток, вырванных у соседа, где всякий смех — агрессивно-торжествующая насмешка победителя, который перегнал, столкнул с трассы и теперь смеётся над поверженным соперником.

Легко бранить «современность» за то, что у нас «крысиные гонки», «конкуренция», но ведь это не так. Во всяком случае, все предыдущие времена куда более крысиные. Сегодня халтурщика уволят (в нормальных странах, не в России, где халтурщики сами увольняют) — а ведь раньше халтурщика вытесняли на обочину, где он просил милостыню, а теперь, глядишь, пособие назначат или дадут возможность найти работу полегче, хоть и хуже оплачиваемую. Издеваться над плохим работником не будут. Курсы повышения квалификации организуют. В общем, лафа! Мир Иисуса безжалостен по-настоящему. Там Карлу Марксу не дали бы писать том за томом, сидя на шее у Фридриха Энгельса, там оба просили бы подаяния, расчёсывая язвы. И нечего радостно лыбиться, это было бы плохо и бесчеловечно!

В Евангелии от Луки этот вариант заповедей блаженств намного ближе к фразе о любви к врагам — она идёт через одно предложение, в стихе 27. Становится понятнее, кто такие эти загадочные «враги» – это не столько соперники, сколько те, кто уже тебя победил. А как же про врагов из числа «домашних»? Так ведь домик-то патриархальный, стоящий не на мифических курьих ножках, а на вертикали власти. Отец помыкает детьми, свекровь невесткой, – ох, нет ничего тяжелее такого помыкания, потому что оно ежеминутное, оно близкое, это вам не какой-то там произвол высокого начальства. От этого помыканья вешаются девочки и мальчики, от этого помыканья бегут прочь или тихо воют, уткнувшись в подушку… Нет, не вой, не плачь, – просит Господь, – давай успокоимся и полюбим того, кто любит нас извращённой любовью, руководящей, господствующей псевдо-любовью… Полюбим не для того, чтобы ему подчиняться, стать безропотной подстилкой, а чтобы подчиниться Богу Любви, войти в Его семью. А уж что дальше… Ну вот дойдём до Воскресения и посмотрим, что дальше…