Лк. 18, 14 Сказываю
вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий
сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится.
№115 по согласованию.
Фразы предыдущая - следующая.
Слова о возвышающем себя и унижающем себя - видимо, поговорка, так как встречается ещё дважды и всегда в другом контексте: Мф. 23, 12 и Лк. 14, 11.
В славянском переводе Евангелия сохранился гебраизм: мытарь и фарисей не просто «идут» из Храма, а «спускаются». Меряли не высоту от уровня моря, а высоту от уровня неба. Идёшь к Богу — подымаешься, прочь от Бога — опускаешься. Притча вся взывает не к разуму человека, даже не к чувствам человека, а к вестибулярному аппарату человека. Мытарь бьёт себя в грудь — неслучайная деталь. Такой удар — символическое падение ниц, как и опущенные глаза. Две притчи, два образа, с которых начинается путь к Поднятию из мёртвых, завязаны на Опускании. Закхей спускается со смоковницы, мытарь сбивает себя с панталыку. Чтобы подняться, надо опуститься. Чтобы подняться на Небо, надо провалиться сквозь землю. Подражать Христу — потому что Иисус и с неба упал, и сквозь землю провалился, потому что Он сделал стыдное и неприличное для Бога, нарушил первую заповедь спасателя — не протягивай тонущему руки, протяни верёвку, чтобы тонущий в панике не утащил тебя а дно. Он — протянул себя, и был утянут на дно, а тонущие продолжают барахтаться и веселиться.
Страшно, когда люди говорят, что не ходят в храм, потому что вера их глубоко личное дело. Храм — вот глубина, вот интимность, во всяком случае — христианский храм, а не тот, кто висят христианские символы, но всё напоказ, всё в духе Кесаря, а не в Духе Божием. Много было бы проку от матерева покаяния, если бы оно совершалось «интимно» – тайно от других? Да любой казнокрад в глубине души кается и честнее Юрия Деточкина. В нынешних храмах нет публичного покаяния (где есть — это нечто ненатуральное и тупиковое)? Потому что нынешний храм, где не животных приносят в жертву, а своё сердце, он весь — публичное покаяние. Порядочный, честный человек не должен входить в христианскую церковь, ему там нечего делать. А кто вошёл — значит, можно хоть сейчас голову с плеч и на гвоздик. Мытарь и фарисей молятся публично, и как ни важна молитва наедине, эта подземная часть вулкана, но всё же проверяется уединённая молитва по тому, нашёл в себе силы человек выйти молиться с другими или нет — уподобился ли он Богу, Который вышел к другим. Богу-то было труднее, потому что Он-то — Бог, а мы — такие же люди, как те, кто вокруг нас, и тем не менее Он — смирился, чтобы мы — не гордились.
1735
*
Притча о мытаре и фарисее рассчитана на комический
эффект, но за давностью лет производит эффект трагический. Что
неплохо, но всё-таки стоит почувствовать, что Иисус не вполне
серьёзен. Юмор здесь обращается к самой обычной теме: двойничества.
Двойники фарисей и мытарь. Это не просто две ипостаси одного человека,
мистер Джекил и мистер Хайд - тут комизма нет. Это двое человек,
намертво соединённых помимо своей воли. Этот же сюжет - в комедиях,
где волей случай вынуждены быть вместе принц и нищий, заключённый
и адвокат, где расист и негр скованы одной парой наручников, так
что движение одного сразу определяет движение другого. Фарисей
на одной чашке весов, мытарь на другой, и едва фарисей прибавляет
себе весу, как опускается - а мытарь подымается даже, если вообще
не думает о подъёме.
Более того: фарисей ведёт себя как клоун, точнее
- как "человек рассеянный с улицы Бассейной". Он настолько
углублён в себя, что не замечает происходящего и в себе, и вокруг.
Он убеждён, что мытарь - всё ещё морально нечистоплотный, надменный
предатель, а мытарь уже две секунды как очистившийся и просветлевший
верный верующий. Фарисей отстал не только от мытаря, но и от Бога.
Даже если бы мытарь всё еще был грешником, надо благодарить Творца
за сходство с мытарем, а не за различие, ибо Творец с какого-то
момента приходит к грешникам, а не к праведникам. Слава Богу,
что и праведники из той же плоти и крови, из тех же предрассудков,
из той же ослеплённости и подслеповатости, что и грешники. В одиночку
шансов нет даже у святых, зато вдвоём шансы есть у всех.
*
Если перевести притчу на язык современных российских обстоятельств,
то это будет так: стоит в храме перед алтарем какой-нибудь епископ
и думает: «Слава Богу, что я не властолюбив как те, кто рвется
в депутаты, что я не развратник, как те, кто смотрит по телевизору
порнографию, и не богохульник, как те, кто в музее Сахарова украсил
буквы «РПЦ» елочной гирляндой». А у самого входа в церковь стоит
налоговый полицейский («мытарь» - это ведь тот, кто собирает «мыт»,
«налог») и молится: «Господи, прости, что я на прегрешения одних
налогоплательщиков закрывал глаза, потому что начальство приказало,
а других налогоплательщиков сажал, потому что начальство приказало!
Прости, что я был сжить со свету кого угодно, лишь бы выжить».
Как подчеркивал Господь Иисус, праведность фарисеев нужно превзойти.
Это сделать, между прочим, не так уж трудно, потому что праведность
эта в значительной степени фиктивна. Да, фарисеи не властолюбивы,
но очень часто – лишь потому, что они властвуют, они уже объелись
властью, искусали ее всю, употребили и злоупотребили, но другим
не отдадут. Да, фарисеи не интересуются порнографией, но лишь
потому, что интересуются лишь собой. Фарисеи не украшают Русскую
Церковь, но они разрешают украшать лозунгами «Русь святая, храни
веру православную!» российские распутицу и распутство. И главное
преступление российских фарисеев: они уверяют российских мытарей,
что те ничем не согрешили, а лишь исполняют закон и борются с
врагами государства. Так что в реальной жизни мытари – бок о бок
с фарисеями, в святая святых. Представляете, сколько свободного
места – свободного, а не пустого! – там, где Бог ждет, когда мы
скажем без дураков: «Боже, милостив буди мне, грешному!»
|
