Мф. 12, 20 трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит, доколе не доставит суду победы;

№48 по согласованию Фразы предыдущая - следующая.

Прости Матерь Божию?

В рассказе о царе Езекии, который повторен в Библии дважды (как 18 глава в 4 Цар. и как 36 в Ис.) ассирийский посол стращает царя: мол, не стоило заключать союз с Египтом, надеяться на эту "трость надломленную, которая, если кто опрется на нее, войдет ему в руку и проколет ее. Таков фараон, царь Египетский, для всех уповающих на него" (4 Цар. 18, 21). Речь хитренькая: никто не отрицает, что фараон могуч, но подчеркивается, что он коварен. Он недостаточно силен, чтобы вполне проявить свою агрессивность - и этим, видите ли, хуже ассирийского царя, который прямо говорит: "Иду на вы!", а не заманивает к себе. Фараон отождествляется здесь с тростью, очевидно, не прогулочной, а со знаком царской власти, которая с веками усохла до скипетра. Только глупец решится манипулировать волшебной палочкой всевластья: она сама вдруг переломится и начнет манипулировать глупцом. Исайя (а за ним и евангелист в Мф. 12, 20) описывает Спасителя как слугу Божьего, который "трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит; будет производить суд по истине; не ослабеет и не изнеможет, доколе на земле не утвердит суд" (Ис. 42, 3). Это толкуют как заботливость Судии о людях униженных, "надломленных". Но - для евангелиста, во всяком случае - речь идет о другом: Иисус таится, избегает славы, от исцеленных требует держать язык за зубами, потому что еще не пришло его время - в том числе, не пришло время суда, время сломать "надломленную трость". Тогда "надломленность" - признак не того, кто пострадал, а того, кто причиняет страдания, символ коварства и лицемерия земной власти. Одна-единственная держава была без трещины - именно та палка, которую через семьсот лет после Езекии сунули его отдаленному потомку Иисусу в руки издевавшиеся над ним солдаты, наряжая его царем (Мф. 27, 29).

19.12.2003

Спаситель "льна курящегося не угасит", пока не воцарится над миром как Судия (Мф. 12, 20, цитата из Ис. 42, 3). Очень эксцентрично: не употреблять силы до самой победы. Так же эксцентричны обеты некоторых героев английской литературы: съесть свою шляпу - пройтись до Иерусалима задом наперед. Эксцентричность - всего лишь наличие второго центра. У человека в центре жизни - жизнь, карьера, деньги, семья. И вдруг появляется второй центр - желание похулиганить, или вера в Бога, или увлечение социализмом. Вера в Бога - верх эксцентрики. Человек принимает на себя обязательство подставлять вторую щеку, радоваться плачу, двигать горы и пр. и пр. Немыслимо! Но ведь и Бог эксцентричен. Это еще немыслимее, ведь Бог - единственное существо, центр жизни Которого абсолютно совпадает с самой жизнью. Тем не менее (или поэтому?) Бог обзаводится вторым центром - Человеческой природой. Стать человеком (а этот отрывок читают в субботу после Рождества) - более эксцентричный поступок, чем стать паломником. Заговорить на языке людей - большая причуда, чем закукарекать. Конечно, эксцентричность есть причудливость - человек начинает двигаться непредсказуемо, словно машинка с эксцентрическим механизмом. Зато и опрокинуться такая машина не может, и принятие Бога в качестве второго (хотя бы) центра жизни удерживает от падения.

11.1.2003

Есть нормальный мир. В этом мире можно убить ребёнка и принести матери извинения: мол, мы ведём войну с терроризмом, а отличить ребёнка от террориста не всегда возможно… Евангелие не упоминает, что Ирод принёс матерям извинения, потому что это самоочевидно – безусловно принёс, четырнадцать тысяч хорошеньких целлулоидных извинений. Матери были очень благодарны. Извинения лучше детей. Извинения не плачут по ночам, не капризничают, не болеют – никогда не болеют, поверьте! Здоровущие такие извинения! Извинения не хамят в подростковом возрасте, не убегают из дому, не морщатся, когда мы стареем…

Ко взрослым, конечно, это тоже относится. В нормальном мире – государственная необходимость и сопутствующие ей продукты: кладбища, воинские мемориалы, почётные похороны.

Царство Божие – ненормальный мир. Поэтому евангелист Матфей из всего многообразия Ветхого Завета выбрал не рассказы о завоеваниях, о священных войнах, когда израильтяне вырезали подряд всех вполне себе коренных жителей Святой Земли, оставляя зримый кровавый след своих религиозных убеждений. Матфей выбрал одно из немногих мест, где выведен человек-невидимка, следов не оставляющий никаких. Если бы Матфей знал про современную охоту физиков на частицы, не оставляющие следов, он бы непременно сравнил бы Христа с бозоном Хиггса. Вот оно, авторство Божие! Чернила кровавые, а новость антикровавая. Трагедия в том, что Ирод не выродок, он ведёт себя вполне в духе Иисуса Навина или Соломона – строит и режет, режет и строит. Бог не мешает Ироду строить Храм – просто Бог через десятилетия  разрушает уже построенный Храм руками римлян. Бог не мешает Ироду убивать младенцев –Бог через несколько десятилетий и собственного Младенца не защищает от убийства. Только вот Храм остаётся разрушенным, а Младенец – воскрес. Потому что воскресший Младенец недоказуем и невидим как бозон Хиггса, а восстановленый Храм был бы чудо несомненное, солидное как бомбардировщик и разрушительное для веры как ковровая бомбёжка. Вот почему Иисус часто говорит исцелённым, чтобы они не рассказывали о чуде – рассказ о чуде может убить веру, превратив её в суеверие. Лучше уж неверие! Дух Святой может победить неверие, суеверие же и Духа Святого приспособит к своим нуждам.  

Не о чудесах надо говорить, а о Чудотворце – и главное чудо Чудотворца, что Он не навязывается, не хвастается. Этого Бога не слышно на улицах – и это чудесно!   Наш Спаситель потому спаситель, что показывает: цель жизни такая, что ради неё никого нельзя убить. Вот та одна заповедь Божия, которую упоминает апостол Павел – и в ней всё многообразие этики и морали. Человек может и должен летать не для того, чтобы сбрасывать бомбы – так летать может и бездушная железка, не способная различить ребёнка от убийцы. Человек летит, когда различает и – щадит даже убийцу. Не бросается между солдатом и ребёнком. Когда убивают младенцев, уже поздно, слишком поздно. Бомбу не остановить, и меча не остановить. Начинать надо, когда ещё не родился плотник, который изготовит кровать, на которой зачнут Ирода. Сейчас надо начинать защищать детей, которые ещё не родились – чтобы, когда они вырастут, они не превратились в солдат. Вот это будет чудо – чтобы человек зажил по-человечески. Но и для тех, кто уже взрослый, кто уже вполне солдат в душе, для них тоже нужно чудо – показывать им, что никогда не поздно превратиться из солдата в человека, выйти из окопа в жизнь, из исполнителя дурных приказов превратиться в свободного человека. Собой, конечно, показывать – мы же не Ироды…