Мф. 18, 6 а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской.

Мк. 9, 42 А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему жерновный камень на шею и бросили его в море.

Лк. 17, 2 лучше было бы ему, если бы мельничный жернов повесили ему на шею и бросили его в море, нежели чтобы он соблазнил одного из малых сих.

№91 по согласованию Фраза предыдущая - следующая.

Комментарий Бердяева, 1926.

Текст Лк. в указателе №111 как не имеющий параллелей;

Слова про "жернов на шею" врезаются в память. Уж очень образ яркий. Видимо, поэтому он встречается в Евангелии в разных контекстах: либо Иисус повторил метафору не раз, либо ученики вспоминали это изречение по разным случаям. У Луки, во всяком случае, оно вырвано из диалога Спасителя с учениками, вставлено в монолог, причём так, что неясно, о каких именно соблазнах идёт речь и по отношению к кому. А у Мф. и Мк. всё четко: после Фавора ученики стали выяснять, кто из них будет фаворитом. Иисус их и срезал, указав на ребёнка.

О каком соблазне тогда идёт речь? В те эпохи, когда христианство становилось государственной идеологией, "жернов на шею" сулили прежде всего тем, кто отклонялся от утверждённых царством Кесаря формулировок. Как будто ребёнок - это ученик, как будто всякий мирянин - это всего лишь чадо, ученик, который должен, открыв рот, внимать.

Иисус, конечно, говорит о совершенно другом: "соблазн" - это споры учеников о первенстве. Именно те, кто озабочен своим местом в иерархии, любят цыкать на нижестоящих: потерпите, пока мы тут разбираемся, будьте неукоснительно лояльны ко мне, а то вам Царства Божия не достанется. Грозят отлучить - и ведь отлучают! В результате люди просто шарахаются от Неба.

Выход не в том, чтобы упразднить иерархию. Она все равно возникнет там, где хотя бы двое верующих. Выход - в смирении, в детскости. Жуткое дело: верующие в Иисуса топят Иисуса, а Он это терпит. В 1954 году в итальянском городке Камольи изготовили статую Христа с поднятыми руками и затопили её. В 2004-м году статую подняли на поверхность, почистили, опять утопили. Её копия стоит в отдельном музее, а так - любители подводного плавания ею наслаждаются. Конечно, жители Камольи думают, что это великое благочестие, мол - Иисус всюду, и на горе над Рио, и на дне морском. Но всё-таки, подсознательно: Ты тут что про утопление говорил? Ну-тка, пожалуй-ка Сам. Фрейдистские фантазии, и нечего удивляться, что религиозность после этого пошла на убыль.

*

Жернов - милос оникос (у Мк) - большой, его крутит осел, а не человек собственной рукой. слова "в Меня" у Мф. и Мк. многими учеными считаются добавлением позднейшим. Добавление вынужденное, возможно, тем, что во многих языках глагол "верить" обязательно требует дополнения (определения) - в кого или во что. Веровать вообще можно лишь в культуре, где тысячелетиями насаждалась самая страшная замена веры - религия. Иисус говорит о "малых", продолжая предыдущую речь, где он говорил о детях, младенцах. Тут "ребенок" символ не ангела, как в современной европейской культуре, а полного ничтожества. "Гарсон!"... "Мальчишка!" Но и того, кто тебе служит, нельзя побуждать к падению (в греческом "соблазнить" - "оскандалить", "выставить на посмеяние" - я думаю, смысл именно тот, что во многих культурах смеются над упавшим, а не над толкнувшим. Вину возлагают на слабого, а не на сильного. Иисус и здесь все переворачивает, ставя с головы на ноги.

О БЕССМЫСЛЕННОСТИ ЧЛЕНОВРЕДИТЕЛЬСТВА: Мф 18.6-9

Господь одну фразу - 6 стих - уделяет судьбе соблазняющих. Он даже ничего не говорит об этой судьбе, лишь отмечает, что жернов на шею - лучше. В общем, эта судьба хуже смерти. Но в три раза больше места уделено словам о судьбе соблазняющихся. В реальной жизни все наоборот: согрешив, мы в основном озабочены осуждением тех, кто искусил нас, через кого пришел соблазн - а своей судьбой не озабочены вовсе. Между тем соблазн - не грех, он становится грехом, когда мы забываем о Боге и помним только о соблазне, подчиняясь ему. Нам могут показывать путь порока, зазывать на него - но если наш глаз не прельстится им, если наша нога не ступит на него, если наша рука не полезет за кошельком, чтобы оплатить вход на этот путь - соблазнители ничего не добьются. Так что наша вина - в три раза, в сто раз больше вины соблазняющих нас, и о нашей участи Господь говорит больше, и описывает ее страшнее.

Многие христиане выступают за буквальное понимание каждого слова Евангелия. Тем не менее, среди христиан не больше одноногих, одноруких, одноглазых чем среди прочих людей - и вовсе нет христиан, сделавших себя калеками. Самое большее - кто-нибудь отрубил несколько пальцев; но и это кажется каким-то вовсе не христианским поступком. Что же: неужели ноги наши не подтанцовывают к злачным местам, неужели наши руки не тянутся к чужому добру, неужели наши глаза неотступно устремлены только на свет и добро? неужели мы совсем-совсем не искушаемся? Конечно, нет. Но почему же тогда христиане не исполняют этой, совершенно недвусмысленно выраженной заповеди Христа, заповеди о членовредительстве?

Потому что заповедь эта дана до Его смерти на кресте. Христиане не те, кто верует в спасение учением Иисуса, а те, кто верует в спасение Смертью и Воскресением Иисуса. Нет смысла нам что-либо себе отсекать, ибо, по словам самого Спасителя, источник зла - в нашем сердце. Его надо было бы вырвать - но тогда уже некого было бы спасать. Смерть - не исцеление от искушений. Муки совести, адские муки ужаснее смерти - но самоубийство не выход из положения, но лишь углубление мучений. Выход и спасение - в смерти за нас Иисуса. Его руки и Его ноги умерли, хотя не искушали Его. Его глаза закрылись смертью, хотя не взирали ни на кого со злобой и завистью. И мы умираем с Ним - в крещении, в обряде, в таинстве, и этого достаточно. Все сделал Он, все умертвил в Себе Он, нам остается лишь верить в Него, прятаться в Нем от соблазна, возрождаться в Нем в нового человека.

Эти слова Спасителя находятся и в Евангелии от Марка. Они также предваряются рассказом о споре учеников ("кто больше"), словами о детях. Более того, одинаково заканчиваются соответствующие главы: у ев. Матфея призывом Спасителя прощать "от сердца своего брату своему", у ев. Марка призывом Спасителя: "мир имейте между собою" (Мк 9.50). Но между проповедью о соблазнах и призывом к миру с братьями помещены совершенно различные тексты: в Евангелии от Матфея притчи о заблудшей овце и о немилосердном заимодавце, в Евангелии от Марка краткая фраза об огне и о соли, которыми наше приношение Богу становится жертвой. Евангелист Матфей схожие слова о соли поместил значительно ранее, в Нагорной проповеди (5.13). И тем не менее, смысл Евангелия не изменился. В сопоставлении различных вариантов этот смысл лишь выпукляется. Более того: на одной странице Господь описывает всю духовную жизнь человека, весь путь наш к Богу. Из этого описания вырастают все аскетические тома, а кто их не читал, может прекрасно понять христианскую жизнь непосредственно из Евангелия. Эта жизнь начинается с состоянии розни и ненависти, парадоксальным образом соединенной с устремленностью к людям: мы не только завидуем им, но и подыскиваемся к ним, ищем одобрения от них, ненавидимых, обижаемся на них, не получая похвал. Эта жизнь заключается в новом устремлении - ко Христу, в искании Его любви, Его одобрения, Его жизни. Проживая в жертве Христовой мы постепенно научаемся быть жертвой, попаленной огнем, быть солью земли и огнем ее, исчезая для мира как центр ненависти и эгоизма. И заканчивается эта жизнь - в том, что в Боге мы обретаем мир и любовь, охватывающие и нас самих, и всех людей, и возводящиеся нас к источнику любви - в Троице поклоняемому Богу.