Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая история
 

Яков Кротов

К ЕВАНГЕЛИЮ

Мт. 26, 28 ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов.

Мк. 14, 24 И сказал им: сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая.

Лк. 22, 20 Также и чашу после вечери, говоря: сия чаша есть Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается.

Ср. Евхаристия. Новый Завет.

№144 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая.

Иисус говорит о том, что Его Кровь изливается «за многих» (а в Мк. 10, 45 и Мф. 20, 28 о том, что пришел отдать жизнь как выкуп за «многих»). Эти слова, возможно, являются отредактированным вариантом подлинных слов Иисуса о том, что Кровь изливается "за вас" (так эти слова воспроизведены апостолом Павлов, в древнейших текстах Евхаристии, у Луки). Проблема в том, что на языке, которым пользовался Иисус, «многие» обычно означало «все». Это видно уже из посланий Павла, который в Тим. 2,6 писал, что Иисус отдал себя в выкуп «за всех». В 3 книге Ездры (8,3) говорится: «Многие сотворены, но немногие спасутся» - понятно, что сотворены все. Иоанн (1, 29; 3, 16) говорит, что Агнец берет «грех мира» - не грехи многих людей, а один грех одного-единственного «мира» - человечества, разумеется. 1 Тим. 4, 10: Бог спас «всех человеков, а наипаче верных».

Иисус сказал о том, что хлеб Евхаристии отдается «за жизнь мира». Примечательно, что в молитвах Евхаристии, однако, при освящении вина говорится о том, что Кровь Иисуса проливается «за многих». В православной литургии так и по сей день, в католической мессе в течение многих веков было "за жизнь мира", но после Второго Ватиканского собора эти слова заменили на «за многих». Так многие католики решили, что в Церковь прокралась ересь: как это так «за многих»? И за атеистов-коммунистов тоже? Древние-то евреи не делали различия между «многими» и «всеми», Иисус, видимо, говорил именно о «многих», потому что Он постоянно возвращался к пророчеству Исайи (63, 11-12) о том, что искупитель понесет грех «многих». К стыду христиан «консервативных» - не тем консервативных, что они возвращаются ко временам Иисуса, а тем, что они пытаются остаться в девятнадцать веке – они ужасно боятся, что если говорить «за многих», то кто-нибудь решит, что Церковь не призывает неверующих в Христа уверовать. Мол, расслабьтесь, в храм не ходите, всё равно спасётесь. Так давайте, давайте скажем им, что Кровь Иисуса пролита не за «всех», а лишь за верующих! В январе 1970 г. Конгрегация обрядов в Ватикане была вынуждена дать разъяснение: успокойтесь, риск, что атеист зайдет на мессу и успокоится, услышав «за всех», ничтожен, куда больше риск, что христианин на мессе, услышав «за многих», подумает, что Иисуса недостаточно для спасения всех. Теологи сослались на блаженного Августина, который уже в IV веке объяснял тем, кто считал, что Иисус спас только «африканцев», что Кровь Христова бесценна, а следовательно, на нее можно «купить» целый мир, никак не меньше (а пожалуй, от себя добавлю, ещё и останется – целый мир за одну каплю крови Иисуса… это как буханку продать за миллион долларов). Достаточно для спасения всех а уж что не все воспользуются этим, - вопрос другой, это различие эффектности и эффективности.


У ап. Павла эти слова потом отольются в "формулу умирания", как говорят библеисты (1 Кор. 8, 11 и 15, 3; Рим. 5,6). Что можно пролить кровь за других, ради спасения других, -- идея, бывшая общим местом и до Христа. Не случайно Ирод говорит (Ин. 11, 50): "лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб". Это сарказм, паразитирующий на идее самопожертвования. Мысль о том, что человек может погибнуть ради спасения других, встречается у Гомера (Илиада, 15, 495-498), восемь раз у Исократа, один раз у Пиндара, трижды у Платона (Пир, 179b, 208d), дважды у Лисия, четыре раза у Демосфена, дважды у Аристотеля (Никомахова этика, 1169, 19, 25), дважды у Полибия, одиннадцать раз у Плутарха. И хотя в роли умирающего может выступать друг, возлюбленный, гражданин полиса, чаще всего это легендарный воитель -- Ахилл, Муций, Курций, Верцингеторикс, Маккавеи, вообще всевозможные цари древности -- или их дочери, как Ифигения. Соответственно, и умирают как правило за полис, святыни, могилы отцов, за народ. Это и называется "святая жертва". Хотя иногда такая смерть -- лишь проявления самопожертвования, чувства долга, как правило это смерть в бою, ради спасения народа от нападающих на него. Важнее же всего, что результат самопожертвования - не просто избавление от опасности, но гибель нападающих. Триста спартанцев, спасших Грецию при Фермопилах, были причиной гибели персов. Смерть Маккавеев приблизила разгром Антиоха. И хотя о смерти за других немного говорят философы, чаще всего -- это предмет восторгов военных или тех гражданских, кого военные спасли. Восхваление смерти за полис -- часть гражданского "культа". К смерти за других призывают боевые командиры перед сражением (Сципион - см. Полибий, 15, 10). В надгробных памятниках павшим в бою это - общее место.Эти люди защитили империю, или свободу эллинов, или идеалы полиса.

Иисус поступает прямо наоборот, и Павел уже видит это. Солдат отдает жизнь ради славы -- Иисус отказывается от своей славы (Филип. 2, 60-8). Солдат защищает -- Иисус беззащитен, и беззащитен принципиально (Рим 15, 2). Он умирает не за своих, а за врагов (Рим. 5, 10). Так что это самопожертвование прямо противоположно тому, к которому привык эллинистический мир. Оно "скандально" (1 Кор 1, 23). Поэтому Цельс отрицал, что смерть Иисуса может иметь спасительный характер -- герои так не умирают. Ист.: статья Jeffrey B. Gibson. Paul's "Dying Formula": Prolegomena to an Understanding of Its Import and Significance" - Festscrift for Robert Jewett, Eerdmans, 2001.

Иисус не случайно говорит, что его кровь "проливается": "кровь жертвы обязательно сцеживалась", так что этим словом Иисус называет себя жертвой, подобной пасхальному барашку (Кузнецова, 2000, с. 268). Заключение союза (договора) сопровождалось церемонией обрызгивания участников кровью жертвы (Исх. 24,8: "И взял Моисей крови и окропил народ, говоря: вот кровь завета, который Господь заключил с вами о всех словах сих").

Слово же "за многих" Кузнецова остроумно переводит как "за стольких" (ср. Мф. 10,45).


"Новый Завет" - это новый союз, союз реальный - то есть, существующий и в пространстве, и во времени. В причащении я вхожу - меня впускает - в пространство, где мне нет места, как нет места воде внутри золотого слитка. Это возможно только потому, что в человеке есть способность выходить за свои пределы. В грехе это проявляется искаженно - как стремление вторгнуть в чужие пределы, сделать чужое пространство своим. Как ни странно, именно способность быть больше себя, не ущемляя другого, а расширяя при этом и пространство другого - в быту такую способность называют любовью - позволяет мне технически оказаться в пространстве Бога. Там есть место для тех, кто способен выйти за пределы. Правда, "техническая возможность" - далеко не реальность. Самый святой и праведный все равно не вошел бы в пространство Бога, если бы не смерть и воскресение Сына Божия. Новый же союз во времени - это обретение времени. Шизофреник живет в настоящем, он не ориентируется в прошлом и не озабочен будущим. Но и "обычный" (то есть, ненормальный, падший) человек живет лишь в имитации времени. Наша память искажена, ослаблена, подчинена эгоизму. Мы превращаем историю в половую тряпку, которой вытираем кровь и грязь. Мы не живем в истории, а паразитируем на истории. В Царстве Христа, в общении с Богом и со святыми, восстанавливается полноценное прошлое, настоящее и будущее, приобретает благодаря этому свой подлинный статус и вечность. И нигде так не видно это единство истории, как в заповеди "творить это в воспоминание". "Воспоминание" тут - не разглядывание отпускной фотографии, а отъезд в отпуск. Для нас это отпуск, освобождение, как для старца Смеона ("ныне отпущаещи"), а для Христа наше освобождение - Крест. Мы только потому можем, принимая Тело и Кровь в воспоминание, вспоминать, что Христос, вспоминая нас, продолжает отдавать палачам Тело и Кровь на растерзание.


Слова о крови и теле на Тайной вечере звучали бы совершенно по-другому - откровенно говоря, совершенно не звучали бы - если бы Иисус не знал о том, что Ему предстоит близкая насильственная смерть. Это провидение - единственное в мировой истории, которое что-то стоит. Это совпадение - единственное, которое хоть сколько-нибудь убеждает. Большинство человеческих слов произносятся либо так выспренне, словно человек завтра собирается погибнуть - но не гибнет, либо так небрежно, словно человек не понимает, что жить ему осталось - с определенной точки зрения, которая одна соразмерна человеку - совсем недолго.

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова