Как двери улетели

II.1975

День начинался как обычно, и ничто чудес. Как всегда дядюшка Доброе Утро разругался спросонок со своим братцем Добрым Вечером, как всегда, вовремя опомнился и пошел на попятный, как всегда, приготовился к утреннему авралу.

Первое время он просто метался по своему участку, заходя в одну квартиру по два-три раза (ах, если бы все вставали в одно время), потому выбежал на улицу, потом все поехали на работу и тут  сразу стало легче — то и дело людей перехватывал коллега Здравствуйте, раздражавший Дядюшку Доброе Утро своим вечным зонтиком, а то и пострел Привет. Но иностранцев, равно как и на всякие невообразимые, неприличные сравнения, дядюшка и внимания не обращал.

И надо же было ему ненароком толкнуть больничную дверь.

— Мало того, что вы забыли сказать «Доброе утро», вы вообще точно не замечаете меня! — возмутилась она.

— О, простите, доброе утро, сударыня!..

Они промолчали, поглядели в заиндевевшее окно, и дядюшка собрался бежать уже дальше, как вдруг дверь спросила:

— Как по-вашему, похожа я на сугроб? Маленький, прохладный сугробик?

— Откровенно говоря, сейчас не очень. Но если вы позволите...

— О конечно, конечно!

Дядюшка Доброе Утро решил мимоходом сделать доброе дело, и в одно мгновение — дверь даже не пискнула — снял ее с петель, уложил на пол и взбил руками, так что получился действительно небольшой сугроб. Наверх он поставил маленький ящик, неизвестно откуда взявшийся.

— А зачем ящик? Это корона?

— Хм! Можно сказать — да, на каждый сугроб возлагают такой ящичек, чтобы сугроб не возомнил себя тучкой и не улетел. А то что будут убирать дворники?

— Тучкой? Ого, как интересно! То есть — ах», я хотела сказать.

Сугроб-дверь грациозно изогнулся, сбросил ящичек и стал медленно подниматься в воздух. Повернулся к окну, и, улетая, крикнул Дядюшке Доброе Утро:

— Благодарю вас!

«Что же, — подумал дядюшка Доброе Утро, — это конечно, даже не чудо, а хулиганство, но не убудет же с них от одной двери».

.........................

Но одной дверью не кончилось — дурной пример!

Первыми последовали ему больничные двери — ну что за беда, впрочем, если уколы теперь приходилось делать за простой занавеской. Зато бедная врачиха не могла даже взглянуть в окно — ведь за ней наблюдала вся очередь — и скоро все, приготовившиеся к трехчасовому ожиданию, разошлись, а врачиха сумела выкроить время на Сименона.

Исчезновение дверей в государственных учреждениях тоже прошло незамеченными — вместо них на страже остались авторитет и уважение, Конституция, а кое-где солдаты и УК. Колючая проволока еще не летает.

Но главное-то: двери исчезли в домах. В деревне, положим, этого тоже могли не заметить, хотя дышать стало явно легче, но в городе — это невозможно описать! Представьте себе: двенадцатиэтажная коробка вдруг перестала быть грудой поставленных друг на дружку избенок, а стала действительно Большим Домом. Волей-неволей пришлось перезнакомиться соседям, а сплетни исчезли — ведь малейший скандал услышит весь дом, зачем о нем рассказывать. Стало проще жить: ничего не стоило зайти к соседу и попросить у него буханку хлеба, или книгу. Собственно, впервые увидели, сколько барахла — но полезного — накоплено, и поняли, что делясь друг с другом, можно это число запросто сократить.

Когда люди поняли хоть одну элементарную истину и — страшно сказать — применили ее, они скоро поймут и другие. И вот постепенно исчезает злословие, никто ни на кого не дуется, и уж никто никому не завидует — ведь жизнь у всех людей, если всмотреться, одинаковая. Причем не то, чтобы все стали одинаково бездельничать — хотя и так могло быть — но из-за нескольких работящих и честных человек все вдруг стали честными. Опять-таки — ведь если  видишь честного все время, без всяких дверей, то это и не кажется столь уж недостижимым.

А постепенно изменились и сами дома: они стали меньше, но просторней, светлей, все было устроено для совместной жизни. Городов, собственно, тоже не осталось — ведь всем найдется место и в деревне. А те стали просто чудо как хороши!

Кто бы теперь согласился быть судьею, или командовать другими? Ведь стало ясно, что каждый должен работать сам, заботиться о других, а тогда кто-нибудь подаст и тебе кусок хлеба — может, и с малом...

Одно было плохо: редко-редко когда небо было безоблачным. Чаще всего над ним плыли стада тучек, бывших дверей, и, толпясь в беспорядке, они зачастую загораживали дорогу солнечным лучам. Но на них не сердились, а когда кто-нибудь вдруг делал чего-нибудь для себя, ему показывали на небо и говорили:

— Смотри, ты витаешь в облаках. Двери нынче во-он где! Смотри!

А кому же хочется витать в облаках, да еще бывших деревянных.

141-а