|
ШУТОВСТВО
Несвободные люди либо шепчут, либо кричат. Если они смирились со свободой -
шепчут, если сопротивляются - кричат. Это не обязательно физический крик, но обязательно
должен быть сигнал особой остроты, чтобы преодолеть собственную и чужую трусость,
чтобы преодолеть препятствия на пути к общению.
Заключённые вынуждены не писать тихонечко, а перестукиваться - иначе они не
могут общаться. Этот стук поддерживает дух, преодолевает одиночество, тем более
страшное для формально свободных людей, что трудно поверить в своё одиночество
и в свою несвободу, когда вокруг все веселятся, восхищаются новым платьем короля
и т.п.
Стук, однако, может превратиться из средства сообщения и поддержания духа в
средство развлечения. Та же самая музыка, которой рабы облегчали свой адский труд,
превратилась в средство развлечения рабовладельцев. Но эволюция джаза была оправдана
тем, что рабство было отменено. Настоящее же рабство кошмарно тем, что оно способно
и правду, и юмор, и сарказм оскопить, стащить в болото рабства и сделать частью
болотной жизни. Тогда то, что пишется для поддержания духа, используется для расслабления
духа. Тогда сатирика начинают воспринимать как шута, а публициста - как юродивого.
В деспотическом обществе шутовство одно для угнетателей и угнетённых. Шуты
и юродивые процветают при королевских дворах, но ещё более ценят их подданные.
Чужой протест против угнетения, чужая насмешка обволакиваются своей пассивностью,
словно горькое лекарство - сахарной оболочкой. Только есть эту пилюлю никто не
собирается.
Правда, которую говорит придворный, обращается в ничто ухмылкой правителя,
- в классическую эпоху шутовства это было описано Сервантесом. Но и триста лет
спустя при кремлевском дворе в Москве преспокойно и, возможно, не без удовольствия,
держали одного-двух юродивых, которые резали правду-матку о своём господине. Иногда
не находится добровольца на такую роль, если репрессии подчистили дон Кихотов,
- тогда назначают шута искусственного.
Благоволение к шутовской правде становится ещё одним способом легитимации деспотизма,
оправдания того, что оправдать невозможно. Деспот, который не убивает юродивого,
уже считает себя не совсем деспотом. А в условиях, когда деспотия окружена свободными
странами, предъявить иностранцам одного-другого шута - отличный способ самооправдания.
Точно то же происходит и с холопами. Они согласны слушать правду ровно до тех
пор, пока она высказывается не по их адресу, а по адресу вышестоящих, и чтобы
перцу было побольше. Это даёт им иллюзию свободы. Даже такое замечательное изобретение
свободного общества как интернет в крипто-советской России превратился из средства
общения, творчества, исследования в погремушку, мешающую свободе.
Образованные, грамотные, свободолюбивые люди убегают в мирок "живых журналов",
"форумов" и т.п., где брюзжат, критикуют, возмущаются, издеваются. Интернет
повторяет судьбу "свободной журналистики" - разумеется, не по-настоящему
свободной, а свободной в узких пределах "придворной оппозиции".
Шутовство сменяется стёбом, то есть смеются не для того, чтобы намекнуть на
правду, а чтобы намекнуть: правды вовсе нет. Несвободные люди - они ведь тоже
разные: одни хотят быть свободными, другие хотят, чтобы все утратили свободу.
Оппозиция, довольствующаяся насмешками над своим рабством, - верная опора рабства.
Оппозиция, насмехающаяся над теми, кто любит свободу - более верное средство уничтожения
свободы, чем любая армия. Рабы, которым разрешено брюзжать, читать эзопов и почитать
юродивых и на карнавале блудливой мысли меняться местами с господами, - никогда
не восстанут. Так власть деформирует юмор и смех, делает их опорой своего трона,
приручает юмор через властолюбие одних и робость других.
Юмор - соль. Голая соль, в отличие от голой правды, никому не требуется.
ВЕЧНЫЕ ВОПРОСЫ
Кто более страдает: бездомный пропойца, тупо просящий на выпивку, уже не в силах хотя бы придумать "на поезд до бабушки" - или трезвый мошенник, освоивший совершенно неприятные и чуждые ему манеры, лишь бы выцыганить тысячу рублей?
Если банка солёных огурцов подорожала на на 25 процентов в рублях (до 40 рублей) и на 35 процентов в долларах, то, не купив этой банки, как я не покупал её и раньше, сколько я сэкономил - 10 рублей или 70 центов? 40 рублей или 30? Ясно, что я стал богаче, но на сколько именно?
Наверное, именно решая вторую задачу, становишься персонажем первой.
*
Ирония - оружие обездоленных. У тебя всё отобрали, оставили только слова, да и слова убили и вытряхнули из них всякий смысл. Ты не можешь пойти на демонстрацию, ты можешь лишь сочинить каламбур. Но каламбур и ирония не воскрешают убитого слова, тем более - убитой реальности. Они лишь волокут убитого Лжедмитрия по улицам, пиная его и измазывая его дёгтем, вовсе не потому, что об этом попросили те, кто организовал убийство Лжедмитрия, а просто потому, что всякое иное поведение запрещено. |
