Лев Диакон

ИСТОРИЯ

К оглавлению

Книга 2

       1. Таким образом, ромейский стратиг Никифор, как уже упоминалось, переправил свое войско на остров Крит, вступил в борьбу с тамошними варварами, часть из них сделал добычей меча, а остальных очень скоро и без особых усилий подверг осаде в городе, подле которого он провел зиму [1], ежедневными учениями готовя воинов к предстоящим сражениям. В это время Хамвдан [2], предводитель живущих по соседству с Киликией [3] агарян [4], муж сообразительный и предприимчивый, с юных лет несомненно превосходивший всех соотечественников в военном искусстве, узнал о морской экспедиции ромейского войска против критян и решил, что настало удобное время безнаказанно ворваться в восточные владения ромеев и, не потеряв ни капли крови, разорить их, захватить большие богатства и снискать себе вечную славу [5]. И вот, собрав самых сильных и мужественных арабов и агарян, Хамвдан вступил в ромейские пределы, сжигая и грабя все на своем пути [6].

Узнав о нападении [Хамвдана] и о его наглом, насильственном продвижении, самодержец Роман послал против него Льва Фоку, родного брата Никифора, начальника воинских сил Европы (ромеи именуют эту должность доместик Запада) [7]. Лев был мужем храбрым, доблестным, необычайно разумным, из всех известных нам людей наиболее способным находить правильное решение в затруднительных обстоятельствах; я полагаю, что в сражениях ему сопутствовала некая божественная сила [8], побеждавшая всех его противников и делавшая их покорными.

2. Много битв разразилось во время его начальствования над войском, и ни в одной противник не одержал над ним верх, всегда на его стороне была полная победа. Случилось как-то, что через Истр [9] переправилось скифское войско (народ этот называют гуннами) [10], стратиг Лев не мог вступить с ними в открытый бой - враги похвалялись неисчислимостью своих отрядов, а войско, которое он привел с собою, было незначительно и неспособно к сражению, поэтому он решил не подвергать себя и своих воинов явной опасности, но напасть на скифов скрытно и свершить нечто мужественное и отважное, снискав себе этим громкую славу. И вот, подкравшись незаметно лесом к гуннам, он из засады смотрел их расположение и точно подсчитал число врагов, затем глубокой ночью, разделив фалангу на три части, подступил к скифам, внезапно напал на них и в течение короткого времени учинил такую резню, что лишь немногим из огромного числа неприятелей удалось ускользнуть [11].

Именно этого стратига Льва самодержец Роман переправил в Азию, чтобы он всеми доступными ему средствами воспрепятствовал разбойничьим устремлениям варваров и отразил их дерзкие, бесстыдные набеги. Как только Лев переправился из Европы в Азию, до него стали доходить слухи о наглости и жестокости Хамвдана; он увидел сожженные храмы и деревни, разрушенные укрепления и опустевшие селения, из которых все жители были насильственно уведены в плен. [Полководец] решил не подвергать воинов явной опасности и не выставлять в открытом бою против многочисленных, хорошо вооруженных, одержавших не одну победу, гордых неожиданными удачами варваров свое малочисленное, плохо подготовленное, напуганное благополучием агарян и каждодневными их успехами войско. Он предпочел устроить засады на ключевых горных склонах, откуда было удобнее следить за продвижением врагов, и, когда они будут проходить по скользким ненадежным тропам, напасть на варваров и стойко с ними сражаться [12].

3. В то время как стратиг Лев все это обдумывал и принимал решение, ему пришло на ум ободрить своих воинов речью, побудив их выступить в случае нужды против варваров и смело действовать в бою. Выйдя вперед и помолчав немного, он стал воодушевлять воинов такими словами: "Соратники! Зная вашу отвагу воинскую доблесть и опытность, общий наш господин и государь послал нас под моим верховным командованием в изнуренную набегами и грабежами Хамвдана, поверженную на колени Азию. Вот почему я склоняю вас не к тому, чтобы вы храбро сражались, - я полагаю, что незачем поощрять речами к мужеству тех, кто с юных лет отличается доблестью и отвагой, - но хочу, чтобы вы побеждали врага [благоразумием и] рассудительностью. Ведь военный успех зависит обычно не столько от силы натиска на противника, сколько от мудрой прозорливости и умения вовремя и с легкостью одержать победу. Вы сами ясно видите многочисленные, несметные ряды врагов, рассыпавшиеся по близлежащим Долинам: о нашем же войске я скажу, что оно бесстрашно и могуче силой и духом, однако никто не может утверждать, будто оно велико и фаланги его готовы к сражению. Поэтому нам как истинным ромеям следует хорошо подумать и посовещаться о том, как найти выход в затруднительных обстоятельствах, как действовать не во вред себе, а на пользу. Не будем же, проявляя отчаянную храбрость, безрассудно устремляться к неизбежной гибели; необузданная отвага сопряжена обычно с опасностью, а рассудительная медлительность может привести к спасению тех, кто к ней прибег".

4. "Исходя из этого, воины, я советую вам не подвергать себя опасности, безудержно устремляясь на варваров, расположившихся на равнине: не лучше ли, устроив засады в неприступных местах, ожидать приближения врагов, а затем уже [всей силой] обрушиться на них и храбро сражаться? Так, я думаю, мы с божьей помощью победим неприятеля и отберем все награбленное им у наших соотечественников. Часто удается уничтожить врага неожиданным нападением: внезапным приступом легко сокрушить бахвальство и спесь. Сохраняя юношескую отвагу и приобретенное в боях благородство, начинайте сражение, когда я подам знак трубами!"

Вот какую речь произнес стратиг [13]. Войско криками и рукоплесканиями выразило свое одобрение, признало его советы наилучшими и изъявило готовность следовать за ним повсюду. Он обложил засадами всю дорогу, проходившую по крутым, отвесным, рассеченным ущельями вершинам и вдоль изрезанных оврагами склонов, обильно поросших деревьями и различными кустарниками. Заранее заняв скрытые места, стратиг ожидал приближения варваров.

Хамвдан же кичился и чванился своими многолюдными отрядами, хвастал и бахвалился обилием добычи и многочисленностью пленных; он все время уклонялся в сторону от дороги, сидя на крупной необыкновенно резвой кобылице, и появлялся то перед войском, то позади него, потрясая копьем, которое он то устремлял в пространство, то, трепещущее, снова притягивал к себе. Когда кончился доступный для лошадей путь, варвары сгрудились на труднопроходимых, узких, неровных тропинках; их строй рассыпался, и каждый стал как попало взбираться по кручам. Вот тогда-то полководец протрубил сигнал и, подняв из засады своих воинов, устремился на варваров.

5. Все они [до этого момента] держались за рукояти мечей и [теперь], обнажив их, стали налево и направо истреблять вражеское войско, утомленное тяжелым переходом, тогда как сами были исполнены сил. Сам Хамвдан едва не попал в плен к ромеям, но, будучи весьма изобретательным и очень находчивым в трудных обстоятельствах, он отвлек ромеев от преследования тем, что велел рассыпать по дороге золото и серебро, которое в изобилии вез с собою. Ромеи стали подбирать золото, а ему с немногими телохранителями удалось тем временем бежать от опасности. В этом бою ромеи истребили такое число варваров, что и теперь еще повсюду видны там, говорят, груды человеческих костей [14].

Таким образом, стратиг добился с помощью оружия и хитрости победы, уничтожил многолюдное войско варваров и обратил в бегство Хамвдана, сбив с него спесивое чванство, обнажив его постыдное малодушие и трусость. Затем он [приказал] снести в одно место доставшуюся в бою добычу, а также награбленное варварами у ромеев, созвал всех воинов и разделил большую часть между ними [15]. Плененных [варварами жителей] он снабдил всем необходимым на дорогу и отправил по домам, а захваченных в этой войне агарян заковал в цепи и, вознеся благодарственные молитвы провидению, с победным гимном отправился в путь к самодержавному властителю, готовясь к торжественному въезду в Византий [16]. Воины рукоплескали полководцу, заслуженно восхищаясь им, и прославляли мужа, равного которому не породило живущее поколение; видя, что ему всегда сопутствует удача в битвах, они почитали его счастье божественным даром.

Когда Лев достиг Византия и вошел в город с обильной добычей и множеством пленных агарян, самодержец Роман принял его с честью; во время триумфа в театре [17] Лев изумил зрителей огромным числом рабов [18] и [количеством] захваченного добра; государь по достоинству оценил наградами и почестями его ратные подвиги. Так благодаря полководцу Льву, была спасена Азия [19], а побежденный Хамвдан стал беглецом и скитальцем.

6. Родной брат Льва, о котором шла речь, Никифор Фока (следует повторить в главных чертах рассказ о нем и продолжать последовательное изложение нашей истории) подступил к городу критян и провел там зиму, готовя войско к сражению и сооружая осадные машины. Он успешно выполнил все согласно своим намерениям, а когда зимнее положение солнца стало понемногу изменяться к весеннему, вооружил своих воинов, расположил их глубокой фалангой и под звуки труб и шум тимпанов двинулся приступом на город. В то время как стратиг укреплял передние ряды и выстраивал воинов в четырехугольник, из-за [вражеского] вала высунулась, ломаясь и кривляясь, какая-то беспутная девка и стала самым наглым и бесстыдным образом ворожить и распевать заклинания [20]. Среди критян, говорят, в большому ходу прорицания, колдовство, вымогательства у алтаря и суеверия, проникшие к ним давно от манихеев и Моамета [21]. Но наглая девка не только чародейством обнаружила свое распутное бесстыдство: подняв выше дозволенного платье и обнажив тело, она осыпала Проклятиями и насмешками стратига. Тогда один меткий лучник, натянув тетиву, пустил в разнузданную бабенку стрелу. Свалившись с башни на землю, она расшиблась и испустила дух, поплатившись жалкой смертью за дерзость. Сразу завязалась жаркая битва, и критяне некоторое время сопротивлялись; стоя на стенах, они упорно отражали натиск ромеев и многих ранили.

7. Увидев это, стратиг быстро подвел камнеметы и приказал бросать в варваров [камни]. Затем он придвинул к стенам осадную машину (ромеи называют это изобретение "бараном", потому что железо, насаженное на бревно, пробивающее городские стены, действительно напоминает по форме баранью голову). Под градом тяжелых камней, извергаемых камнеметами, варвары стали поспешно отступать. Когда "баран" уперся в стену и стал наносить по ней сильные удары, множество воинов, вооруженных камнеломными орудиями, спустились в ров и начали подкапывать укрепление, вырубая и выламывая камни, служащие ему основанием. Камень в этом месте оказался, к счастью, песчаным и потому довольно легко уступал и поддавался [усилиям воинов]. Тем временем "баран" не переставал бить по стене и постепенно сокрушал это прочно сложенное, трудноразрушимое сооружение. Посланные в ров воины подрыли часть стены так, что под ней образовалось достаточное углубление и она стала нависать; затем они подперли стену прямыми бревнами, натащили сухого, легковоспламеняющегося дерева, подожгли его и вылезли из подкопа. Пламя разгорелось, подпорки обуглились, и две башни вместе с находившейся между ними частью стены, внезапно растрескавшись, осели и рухнули, обвалившись, на землю [22].

Изумленные неожиданным зрелищем и устрашенные сверхъестественностью происшедшего, критяне некоторое время уклонялись от сражения. Но вскоре, вспомнив о том, что им грозит пленение и рабство, враги плотно сомкнули строй, с поразительным мужеством встретили устремившуюся через пролом в стене фалангу ромеев и, презирая опасность, с нечеловеческой яростью вступили в бой за свою жизнь. Но в конце концов множество [варваров] пало на поле битвы, новые отряды обрушились на них с тыла - и наступление [ромеев] стало непреодолимым; не было больше возможности сопротивляться столь сильному натиску, и враги обратились в бегство, рассыпавшись по узким проходам между домами. Ромеи преследовали их и нещадно истребляли. Те, кто уцелел, избежав гибели в сражении, побросали оружие и стали молить о пощаде. Увидя это, стратиг пришпорил коня, пустил его во весь опор и, примчавшись в город, стал сдерживать ожесточение воинов [23], убеждая их не убивать людей, бросающих оружие, не поступать безжалостно и свирепо с безоружными и беззащитными. Бесчеловечно, увещевал он, губить и уничтожать как врагов сдавшихся и покорившихся. Этими словами полководец с трудом остановил кровожадный порыв своего войска.

8. Взяв, таким образом, город приступом [24], стратиг отобрал для себя лучшую часть военной добычи и поработил самых сильных пленников; все это он сохранил наилучшим образом для предстоящего триумфа, а остальное отдал на разграбление войску. Воины разбрелись по домам и захватили много ценного имущества. Говорят, что в городе критян были собраны огромные, неисчерпаемые богатства, - ведь они долгое время благоденствовали, пользуясь милостивым расположением судьбы и не испытывая никаких бедствий, которые, подобно керам [25], несет с собой переменчивое течение времени. Опустошая пиратскими разбойничьими набегами берега обоих материков, [критяне] накопили неисчислимые сокровища. Так силою ромеев был покорен и захвачен вражеский город.

После того как все ценное было вынесено из города, Никифор приказал разрушить окружавшие его стены и, проломив их во многих местах, вывел свое войско в новые области. Разграбив их, обратив жителей в рабство, он без кровопролития подавил всякое сопротивление и, войдя на крутой высокий холм, находившийся недалеко от разоренного города, приказал всем воинам строить там небольшую крепость. Это место показалось ему безопасным и удобным для укрепления: оба склона холма были отвесны, перерезались глубокими оврагами и орошались неиссякаемыми (ключами, текущими с вершины.

Воздвигнув прочное, неприступное укрепление, Никифор поместил в нем достаточный гарнизон и дал городу имя Теменос [26]; затем замирил он весь остров, населил его, собрав в общины армян [27], ромеев и других переселенцев. Оставив для охраны острова огненосные суда, он погрузил на корабли добычу и пленных и отплыл [28] в Византии. Самодержец Роман принял его с великими почестями [29], весь город собрался на его триумф в театре, изумляясь обилию и великолепию добычи. Там можно было увидеть груды золота и серебра, варварские монеты из чистого золота, вытканные золотом одежды, пурпурные ковры, всякого рода драгоценную утварь тончайшей работы, сверкающую золотом и камнями; в неисчислимом количестве были там самые разнообразные доспехи: шлемы и мечи, золоченые панцири и копья, щиты и тугие луки; всего этого было такое множество, что казалось, будто река изобилия втекает в город, и всякий находившийся в театре мог бы сказать, что туда снесено все богатство земли варваров. Следом шла собранная в несметном множестве толпа обращенных в рабство варваров.

9. После того как Никифор при восторженном изумлении всего народа справил триумф, самодержец Роман преподнес ему роскошные дары и вручил ему власть над Азией. Будучи, таким образом, вторично удостоен звания доместика, он переправился через Босфор, собрал войско, выстроил его в неприступную, несокрушимую фалангу и вступил в землю агарян. Узнав о наступлении Никифора, варвары сочли невозможным оставаться на месте и устраивать засады либо сражаться в строю: они решили отражать нападения ромеев, укрывшись в крепостях и ведя при всякой возможности перестрелки. Они очень боялись столкнуться лицом к лицу со стойким, непоколебимым мужем. А он, подобно буре, сметал все вокруг, опустошая поля, порабощая многолюдные селения. Предав огню и мечу все на своем пути, он устремился против крепостей и с первого приступа овладел многими из них. Те же укрепления, которые имели прочные стены и охранялись множеством воинов, [Никифор] осаждал при помощи машин и вел непримиримую войну, побуждая своих воинов к упорству в сражениях. Всякий ревностно выполнял его приказы - ведь он возбуждал и поощрял храбрость воинов не только словами, но и примером, всегда с удивительным мужеством сражаясь впереди фаланги, идя навстречу опасности и доблестно отражая ее. Взяв и разрушив в короткое время более шестидесяти агарянских крепостей [30], он захватил огромную добычу и увенчал себя такой блистательной победой, какая до него еще никому не доставалась [31]. Воинов, собравших неисчислимые богатства, он вывел из [земли агарян] [32] и распустил по домам [33], а сам поспешил к самодержцу, чтобы получить награду за свои подвиги.

10. Как раз на половине дороги стратига встретило известие о том, что повелитель Роман переселился в иной мир; ошеломленный неожиданной вестью, он не стал продолжать путь и остановился. Говорят, что самодержец Роман ушел из жизни следующим образом. Взяв власть в свои руки, он проявил себя как кроткий, скромный и заботящийся о подданных правитель, но затем какие-то негодяи, рабы брюха и того, что под брюхом, втерлись к нему в доверие и подчинили его своему влиянию, развратили добродетельный нрав юноши, приучили его к роскоши и необузданным наслаждениям, возбудили в нем склонность к противоестественным страстям. И вышло так, что во время постов, предназначенных боговдохновенными людьми для очищения душ и устремления к возвышенному, эти погубители, захватив с собою Романа, отправлялись охотиться на оленей [34], скача по неприступным горам. [Однажды], когда они возвращались оттуда, самодержец был совершенно разбит и едва дышал. Некоторые передают, что у него от неумеренной верховой езды начались смертельные спазмы, большинство же подозревает, что его опоили ядом, принесенным из женской половины дворца. Но, так или иначе. Роман оставил жизнь в цветущем возрасте после трех лет и пяти месяцев самодержавной власти [35].

Вслед за смертью василевса нарекая власть перешла [36] по решению патриарха Полиевкта [37] и синклита [38] к малолетним его сыновьям Василию и Константину, которые находились еще на попечении кормилиц, и к их матери Феофано. Хотя она была из незнатного рода, но превосходила всех женщин своего времени красотой и соразмерностью телосложения, поэтому самодержец Роман и взял ее в жены [39].

Никифор же - я снова возвращаюсь к нити своего рассказа,- узнав о перемене верховной власти, не мог ни на что решиться, его приводили в сомнение различные мысли. Неопределенность обстоятельств, превратность и непостоянство судьбы не давали Никифору покоя: он сильно подозревал, что здесь не обошлось без влияния Иосифа [40], питавшего к нему вражду. Этот евнух имел большой вес при дворе василевса и кичился чином паракимомена [41].

11. Никифор хотел было тотчас же поднять мятеж, но у него не было наготове достаточного числа воинов [42] - ведь войско по его же приказу разошлось по домам, - и он побоялся вступить немедленно в столь трудную борьбу. Поэтому он предпочел повременить с выступлением, решив войти в Византий, отпраздновать триумф и в том случае, если правители вверят ему войско (а ведь он знал, что, кроме него, никто не отважится противостоять натиску варваров), вновь собрать воинов [43], взвесить все обстоятельства и уверенно вступить в борьбу за верховную власть. Поразмыслив таким образом и приняв решение, Никифор направился в Византии, [где был] восторженно встречен народом и синклитом; во время триумфа он показал всю захваченную добычу, отдал отобранные у варваров богатства в государственную казну и удалился в свой дом на покой.

Иосиф опасался пребывания Никифора в столице, потому что тот, пользуясь благодаря своим победам и доблести в сражениях горячей любовью войска и восхищением народа, мог поднять мятеж против правителей. Именно поэтому он пригласил полководца во дворец, чтобы [теперь, когда] он остался без войска, схватить его, ослепить и отправить в изгнание [44]. Полководец был удивительно проницателен и легко постигал коварные замыслы людей; он разгадал мерзкую хитрость Иосифа и отправился в великую церковь [45], чтобы посовещаться с патриархом Полиевктом, мужем, в совершенстве изучившим божественную и мирскую премудрость, с юности выбравшим путь монашества и лишений, превосходившим всех людей откровенностью суждений, которая была дана ему, скопцу, достигшему глубокой старости, не только природою, но также нестяжанием и простым безукоризненно скромным образом жизни.

Придя посоветоваться к Полиевкту, Никифор сказал ему: "Прекрасную награду получаю я за все мои подвиги и труды от того, кто верховодит во дворце: он думает укрыться от великого и всевидящего ока, беспрестанно пытаясь причинить мне смерть, - а ведь я милостью всевышнего расширил ромейские пределы, никогда ничем не погрешил против державы и оказал ей больше благодеяний, нежели кто-либо другой из людей нашего времени, разорив огнем и мечом обширную страну агарян и сравняв с землей столько городов. А я думал прежде, что всякий муж совета благосклонен, справедлив, не питает постоянно и беспричинно злых умыслов".

12. Выслушав эту речь, патриарх возгорелся усердием, отправился вместе с Никифором во дворец, созвал синклит и обратился к нему с такими словами: "Несправедливо поносить и подвергать позору тех, кто не щадил себя для счастья ромейской державы, претерпевал опасности и труды, проявил честность и непритязательность по отношению к соотечественникам; [таких людей надлежит] скорее прославлять и награждать. Если вы верите, что я посоветую вам наилучшее, я сейчас же выскажу свое мнение. Мы - ромеи, и нами управляют божественные законы, поэтому мы должны в честь праотцев наших беречь детей самодержца Романа, которых мы вместе со всем народом провозгласили самодержцами; мы обязаны воздавать им такие же почести, как их предкам. И так как варварские племена не перестают разорять ромейскую землю, я советую вам этого мужа (он указал на Никифора), отличающегося проницательным умом, доблестного в битвах, одержавшего множество побед, - вы ведь и сами это признаете, почитая его среди прочих людей как бы богоподобным, - назначить автократором-стратигом и вручить ему командование войском Азии, чтобы он предотвращал и сдерживал натиск иноплеменников. При этом следует взять с него клятву, что он не станет злоумышлять против властей и синклита. Самодержец Роман еще при жизни воздал достойному мужу такую честь и определил в завещании, чтобы его как человека благо-мысленного не отстраняли от этого командования".

Таково было мнение, высказанное патриархом, и совет согласился с ним, присоединился к нему и сам паракимомен Иосиф, но отнюдь не по доброй воле, а под сильным давлением синклита [46]. Собравшиеся обязали Никифора страшной клятвой никогда не отвергать власть малолетних государей и не замышлять ничего нечестивого против их правления. В свою очередь [члены синклита] поклялись не смещать и не назначать никого из стоящих у власти на высшие должности без его согласия и управлять государством, сообразуясь с его советами, по общему разумению. Никифор был провозглашен стратигом-автократором Азии, после чего собрание закончилось, и все, выйдя из дворца, разошлись по домам.

1. Лев по обыкновению не приводит дат. Речь идет е зиме - 6469 г., 4 индикта (960-961 гг.).

2. Хамвдан - Абуль Хасан Али ибн Хамдан (ок. 910-967) из арабской династии Хамданидов - эмир Алеппо, известный в истории Ближнего Востока как Сейф-ад-Даула ("меч царства"), неутомимый воин, враг Византии и наиболее опасный ее сосед. Его владения распространялись на Сирию, часть Армении, Верхнюю Месопотамию, Киликию (Хонигман. 1935, 93). Набеги Сейф-ад-Даулы на территорию Византии (особенно в середине 950-х годов) наносили большой ущерб населению. Императоры, опасаясь могущества Хамдана, старались вооружить против него багдадского халифа. Только победы, одержанные полководцами из семейства Фок, значительно потрясли государство Сейф-ад-Даулы (Канар. 1951; Васильев. 1950).

3. Киликия - область, занимавшая большую часть северо-восточного побережья Средиземного моря. В Х в. была в руках арабов и стала ареной упорных боев между византийцами и арабскими эмирами (Хонигман. 1935, §8, и ел.). После завоевания ее Никифором Фокой превращена в фему.

4. Выражение "живущих по соседству с Киликией агарян" могло быть заимствовано Львом из литургического текста, воспевавшего перенесение в Константинополь святынь Мембиджа (Алькен. 1963, 256). Эта служба была написана в 967-969 гг. и содержала невероятные славословия Никифору.

5. Подробнее о войне см.: Леонгардт. 1887.

6. По Яхъе Антиохийскому (80-82), боевые действия начал Лев Фока (см. ниже), напав на область Тарса. Сейф-ад-Даула, в свою очередь, вторгся в пределы Византии только после начала марта 960 г. (Яхъя. 83).

7. Лев Фока был назначен стратигом Каппадокии еще при Константине VII; впоследствии - доместик схол Востока, доместик схол Запада (Бурас. 1981, 186-187). Как и его брат Никифор, был пожалован саном магистра в 960 г. После прихода к власти Никифора II стал куропалатом и логофетом дрома (Гийян. 1974). Лев Фока в этом походе как бы мстил за брата Константина, взятого в плен Сейф-ад-Даулой и погибшего.

8. Никифор Фока пытался придать войне против арабов форму кретивигы похода (см. кн. I, примеч. 54). Но византийская . церковь на основании канонических правил не решалась принять тезис, который так воодушевлял впоследствии западных крестоносцев.

Слова "какая-то божественная сила" в устах дьякона звучат странно, не по-христиански. Можно было взывать к богу или святым, но упоминание о "божественной силе" равносильно возведению ее носителя в ранг божества. Правда, в монашеских кругах идея соединения с божеством имела некоторый успех, но Лев Фока вовсе не походил на мистика.

Исключительное обилие восхвалений по адресу семейства Фок дает основание предполагать, что источником для Льва Диакона послужил либо специальный исторический труд, либо официальные записи кого-нибудь из сторонников семейства Фок (Сюзю-мов. 1916; 1946; Карышковский. 1953, 47; Каждая. 1961, 116-128). Юношу Льва, учившегося в то время в Константинополе, конечно, не могли не восхищать победы. Фок; впоследствии всем версиям о них он предпочитал только панегирические.

9. Истр - античное название нижнего течения Дуная.

10. "Скифы", переправившиеся через Дунай, - это венгры, которые в IX-Х вв. появились в Юго-Восточной Европе и стали грабить византийские и болгарские владения. Интересно, что Лев, зная распространенное тогда название "турки", тем не менее считал научным именовать венгров еще архаичнее - "скифы". В то время историки называли народы теми именами, которые были приняты в классической Греции

11. Победа над венграми относится к 961 г. (Афанасий Афонит. 23, 29). О венгерско-византийских отношениях см.: Люттих. 1918; Макартни. 1930; (Моравчик. 1934; 1970.

12. Видимо, именно эту тактику использовали Фоки в войнах против арабов, что послужило основой для написания трактата "О военных схватках", который, хотя и не является трудом самого Никифора Фоки, однако принадлежит кому-то из его окружения. См.: Кучма, 1979, 58.

13. В этой речи, несомненно, отразилась практика школьных сочинений. Подражание стилю речей Велизария, как они воспроизведены у Агафия, здесь очевидно.

14. Никаких точных данных о сражении у Льва Диакона нет. Место битвы не названо. По Скилице (250) и Продолжателю Феофана (479), это - г Адрасса. Согласно Ватиканскому Анониму (199), сражение происходило в клисуре (ущелье) Килиндр. По Яхъе Антиохийскому (83-84), который! датирует битву 8 ноября 960 г., - в клисуре Дарб-Мгарах. Ни одно из этих названий не поддается точной локализации (Маркопулос. 1979, 112). Согласно арабскому историку Мискавейху, жители Тарса предупреждали Сейф-ад-Даулу о засаде в ущелье и просили идти другой дорогой. По его же свидетельству, после битвы от войска осталось 300 человек (Там же. 112). О победах над Сейф-ад-Даулой упоминается и в трактате Никифора (О сшибках. 192).

15. Раздел добычи между воинами был узаконен императорами исаврийской династии. Согласно своду "Эклога", при разделе добычи шестую часть следовало отдать в казну, остальное - разделить между воинами. При этом полководец и командиры не участвовали в разделе: они довольствовались жалованьем (Эклога. XVIII; Прохирон. 40). О разделе добычи говорится в "Стратегике" Маврикия и в действовавшей в Х в. "Тактике Льва" (XX, 192; см. также: Дэн. 1948, 347).

16. Обычай триумфального шествия победителя в столицу (которую Лев обычно называет не Константинополем, а архаически Византием) с добычей и пленными сохранился в Византии почти во всех подробностях со времен Римской республики. Триумф входил в число актов придворного церемониала, его порядок описан в "Книге церемоний" Константина Багрянородного (607-615).

17. Лев пишет о триумфе в театре. Но согласно Книге церемоний, торжество проводилось на ипподроме, а здание Большого театра уже с V в. стало местом казней (Жанен. 1950, 190). В Константинополе и его окрестностях было несколько ипподромов (Там же. 177-189)-здесь имеется в виду центральный. Полное исследование об ипподроме и его роли в истории Византии см.: Гийян. 1962.

18. Все источники отмечают для второй половины Х в. значительный рост числа рабов в связи с победами Византии. Это был не рецидив рабовладельческой формации, а лишь временное приспособление устаревшего общественного института к процессу феодализации. Рабы затем становились и стратиотами, и членами крестьянских общин. Их приток усилил имущественную дифференциацию. Крупные чины фемного войска, имевшие значительные земельные владения, расселяли рабов как зависимых поселенцев. Из рабов-челядинцев составлялась вооруженная свита динатов, которую они использовали для внеэкономического наступления на общину, для прямых захватов крестьянских участков. Таким образом, в исторической ситуации Х в. рабство послужило ускорению феодализации (Сюзюмов. 1963).

19. Торжественный вывод Льва, хотя и звучит как преувеличение, но подтверждает, что в третьей четверти Х в. произошел перелом в отношениях Византии и Арабского халифата. Общность интересов феодализирующейся знати и централизованного государства, использование фемного войска, длительное существование свободной крестьянской общины - вот главные причины, которые обусловили подъем военной мощи Византии во второй половине Х в.

20. Перебранка между осажденными и осаждающими была делом обычным. В частности, идентичный эпизод приводит Киннам, когда рассказывает об осаде Мануилом Комнином одной венгерской крепости (Газе. 419).

21. Все религии, кроме христианства, византийцы считали суевериями, в том числе верования манихеев (имеются в виду павликане) и мусульман. Биография Магомета реалистично изложена Константином Багрянородным (Адм. 90-91), но, как только он переходит к описанию учения пророка, рассказ становится недостоверным.

22. Нарисованная Львом картина штурма Хандака очень похожа на соответствующий рассказ у Агафия (34-35). Начиная со слов "множество воинов" и до этого места, Лев Диакон позаимствовал у него двадцать семь слов; за исключением зачина, это самая обширная компиляция Льва. Почему из-за подкопа одного участка стены рухнули две башни, можно объяснить, -лишь учтя, что Лев сократил более развернутое и логичное описание Агафия.

23. О страшной резне в Хандаке повествует и Феодосии (1009-1025), но,

по его словам, Никифор был озабочен лишь тем, чтобы воины не "запят- нали" себя насилием над женщинами-иноверками. Более чем через восемь лет автор диалога "Филопатрис" (330) вспоминал о жестокости византийцев на Крите. Эта расправа, в свою очередь, вызвала антихристианские погромы по всему Ближнему Востоку (Панайотакис. 1960, 82-83)

24. Хандак был взят 7 марта 4 индикта 961 г. (Скилица. 250). Яхъя (84) дает 6 марта, но правоту Скилицы подтверждает надпись на одной иерусалимской рукописи (Маркопулос. 1985, 1067).

25. Керы - демонические существа греческой мифологии; олицетворяли беды и смерть.

26. Теменос.- совр. Канли Кастелли (Панайотакис. 1960, 58-59).

27. Любопытно, что юго-западнее Ираклиона сохранился топоним Арменокампос, т. е. "армянское поле", как раз поблизости от лагеря Финикия (Панайотакис. 1960, 57).

28. Арабские источники сообщают, что ромеи вывезли с Крита 300 кораблей с добычей и пленными. Двери эмирского дворца Никифор послал в Лавру Афанасия на Афон, где они находятся и поныне (Панайотакис. 1960, 83).

29. Неясно, удостоился ли Никифор триумфа сразу же после взятия Крита или, если предпочесть версию Скилицы (250, 252), его не впустили в столицу, а направили в Азию продолжать борьбу против Сейф-ад-Даулы. Распространилось поверье, что взявший Крит захватит императорскую власть, вследствие этого будто бы возникла интрига со стороны Вринги. Лев Диакон пишет о двух триумфах Никифора Фоки-в 961 г. и 963 г. Скилица же упоминает только об одном - в апреле 963 г., после смерти Романа. Можно было бы предпочесть версию Скилицы и Зонары: император немедленно направил Никифора против Сейф-ад-Даулы, который, пользуясь отходом войск европейских фем из-за набегов венгров, возобновил наступление на византийские владения; только после победы над Сейф-ад-Даулой Никифор мог приехать как триумфатор в столицу, везя 5 с собой добычу с Крита и из Веррии (Скилица, 253). Тем не менее мы в данном случае предпочитаем версию Льва Диакона. Симеон Магистр г (759-760), Продолжатель Амартола (858), Ватиканский Аноним (99) и арабский географ Якут (Маркопулос. 1979,113) также сообщают о триумфе Никифора сразу после покорения Крита. Видимо, люди, благосклонно относившиеся к Никифору, нарочно распространяли слухи о нанесенных ему обидах.

30. По Скилице (252) и Яхъе (85), Никифор Фока двинулся к Веррии (Ха-лепу) и Аназарбу. Ему удалось овладеть крупными центрами - Аназарбом (10 января 962 г.), Дулухом, Марахом и Рабаном (от 9 апреля до 8 мая 962 г.), Халепом же - только 23 декабря 962 г. (Яхъя, 86; Ватиканский Аноним, 100; Симеон Магистр, 760; Бар-Эбрей, 168 и т. д.). См.: Маркопулос. 1979. 113-117.

31. Эта колоссальная добыча дала возможность создать в византийской армии многочисленные отряды закованных в броню и кольчугу всадников - ка-тафрактов (новелла Никифора XXIII: Ц.-Л., III, 300). Таким образом, часть стратиотов превратилась в мелких рыцарей. Фемная знать разбогатела на грабеже арабских владений, и позднее Никифор стремился закрепить за динатами их собственность, не допуская ее распыления между мелкими владельцами.

32. Ф. Лоретте (35) оставил без перевода эти слова.

33. В Х в. народное ополчение еще составляло основу военной силы Византии. Стратиоты вели свое крестьянское хозяйство. Зонара (XVI, 23) повествует, что Никифор Фока, после того как ему были предоставлены полномочия набрать войско, "обращал серпы в мечи, плуги в копья"; таким образом, прибегая к выражениям из Священного писания (Иоиль. IV, 10), хронист подчеркивает народный состав армии Никифора. Походы Фоки и Цимисхия знаменовали собой последние победы фемного строя. С конца Х в. оно стало слишком дорогим для крестьянства: стратиоты не могли больше покупать необходимое снаряжение. И, самое главное, такое войско перестало быть политически благонадежным: многие стратиоты участвовали в мятежах второй половины Х в. Армия начала дифференцироваться .по социальному принципу, все большее значение приобретали иностранные наемники.

34. О пристрастии императора к охоте с неодобрением пишет и Продолжатель Феофана (472). Эта рыцарская забава в то время лишь начала распространяться, а настоящую популярность приобрела уже при Комнинах (Кукулис. 1952, 5, 388-389). Такая склонность у Романа - один из признаков начавшейся феодализации византийского общества; возросло также значение военных доблестей императора (Каждан. 1984, 47-48).

35. По Скилице (253), Роман II умер 15 марта 6 индикта 6471 (963 г.). По Яхъе (89-90),-16 марта. Одна из кратких хроник сообщает, что Роман прожил 25 лет и 4 месяца, а болел перед смертью пять дней (Шрайнер. 1975, 164). Лев Диакон повторяется, давая еще раз характеристику Романа II (см. I, 2). В упоминании о "женской половине дворца" содержится намек на причастность императрицы Феофано к смерти мужа.

36. Ф. Лоретто при переводе этой фразы, во-первых, оставляет без истолкования *** - когда тот умер", а во-вторых, понимает *** - "вручают царскую власть" как "возводят в регенты царства" (36), что спорно, поскольку из источников не ясно, кем стала Феофано - императрицей или регентшей.

37. Полиевкт - патриарх с 3 апреля 956 по 5 февраля 970 г. (Грюмвль. 1958, 436) - один из наиболее влиятельных иерархов византийской церкви. После неожиданной смерти Романа вопрос о составе правительства был особо важным, и Полиевкт совместно с сенатом (синклитом) приобрел ведущую роль в делах.

38. Синклит - совет высшей византийской знати, главным образом служилой. В него входили протоспафарии, патрикии и магистры. Слова Льва Диакона свидетельствуют о том, что при всех ограничениях, наложенных на синклит Львом VI (Новелла LХХVIII), он в соединении с патриархом мог играть ключевую роль в сложных ситуациях междуцарствия. О синклите см.: Элиссен. 1887; Христофилопулос. 1949; Бекк. 1966.

39. В отличие от Льва Диакона Продолжатель Феофана уверяет (458), что Феофано (ее девичье имя Анастасия) происходила от благородных предков; то же сообщает и Ибн-ал-Атир (Розен, 140). Согласно Скилице (337), Феофано - дочь трактирщика, ставшая императрицей только благодаря красоте, он же сообщает, будто по совету этой женщины молодой Роман принял участие в отравлении своего отца Константина Багрянородного.

40. Лев характеризует Иосифа Врингу явно односторонне, с позиций сторонника Никифора. Между тем Врйнга, несомненно, был яркой личностью: к 956 г. он уже - препозит и патрикий; в апреле или мае того же года назначен сакеларием и друнгарием флота. В последние годы жизни Константина VII, по мере того как падало влияние Василия Нофа, Врйнга приобрел большую власть. При бездарном Романе II Врйнга фактически управлял государством. Вражда его с Никифором Фокой началась, видимо, после взятия Крита в 961 г. Лев Диакон - единственный из авторов, кто приписывает Иосифу зловещие замыслы против Никифора (Марко-пулос. 1981). Скорее всего, зачинщиком в этом соперничестве были именно Фока и его окружение, недовольное всевластием столичной бюрократии, - ниже Лев прямо говорит о стремлении Никифора совершить переворот (ср. примеч. 42).

41. Паракимомен-собственно, спальник - придворное звание высокого ранга; введено на рубеже VI-VII вв. С IX в. назначался один паракимомен. Им мог быть только евнух (Икономидис. 1972, 305). Паракимоменам пору; чалось выполнять иногда важнейшие функции в правительстве - Вринга, например, был друнгарием флота; иногда доверялось и гражданское управление и военные должности, как, например, Петру Евнуху (см. ниже VI, 11). До Вринги должность паракимомена занимал Василий Ноф. Этот период, как видно также из "Истории" Льва Диакона, - время наивысшего могущества евнухов (Гийян. 1967, 183-184). О причинах засилия евнухов в Византии см.: Аверинцев. 1977, 20-21.

42. Здесь Лев Диакон "проговорился": оказывается, Никифор уже в начале апреля 963 г., отправляясь на триумф, хотел поднять мятеж. В дальнейшем, правда, это им оспаривается и вся вина возлагается на Врингу. Характерно, что, не имея командного поста, даже такой важный представитель феодализирующейся знати, как Никифор, был бессилен. Для свершения политической акции необходимо было иметь должность, а не только родичей, челядинцев и сторонников. Централизация государства в Византии еще не была ослаблена феодализацией. Борьба провинциальной знати велась поэтому не против центральной власти, а за овладение ею.

Сам Никифор был сложной, противоречивой личностью. Любовь к военной славе и честолюбие совмещались в нем со стремлением к религиозному аскетизму. Всю жизнь проводя в походах, он в то же время поддерживал связи с монашеством, щедро осыпая милостями монахов-аскетов. Согласно житию Афанасия Афонского (246), Никифор перед Критской кампанией посетил его на пустынной горе Афон и обещал ему закончить жизнь монахом. (О роли Никифора Фоки в истории Афона см.: Успенский. 1877, 68-78.) Но к стяжательским монастырям городского типа Никифор испытывал неприязнь, ср. его знаменитую XIX новеллу (Ц.-Л., III, 292-296).

43 Слова *** Лоретте (36) понимает иначе, чем мы, а именно: "принять из их рук высшее командование".

44. Эта версия в других источниках отсутствует. Мало вероятно, чтобы Врйнга мог безнаказанно расправиться с блестящим полководцем. Видимо, так оправдывали мятеж Никифора его сторонники.

45. Так византийцы называли храм Святой Софии, грандиозное здание которого существует и поныне.

46. Победа Никифора была обусловлена не столько поддержкой патриарха и синклита, сколько популярностью полководца среди столичного плебса (Каждан. 1960, 389- 390).