ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ

Перевод Арк. Штейнберга

КНИГА ПЕРВАЯ

Содержание

Книга Первая сначала излагает вкратце тему произведения: прослушание Человека, вследствие чего он утратил Рай - обиталище свое; затем указывается причина падения: Змий, вернее - Сатана в облике Змия, восставший против Бога, вовлек в мятеж бесчисленные легионы Ангелов, но был по Божьему повелению низринут с Небес вместе со всеми полчищами бунтовщиков в Преисподнюю. Упомянув об этих событиях, поэма незамедлительно переходит к основному действию, представляя Сатану и его Ангелов в Аду. Следует описание Ада, размещающегося отнюдь не в центре Земли (небо и Земля, предположительно, еще не сотворены, и следовательно, над ними еще не тяготеет проклятье), но в области тьмы кромешной, точнее - Хаоса. Сатана со своими Ангелами лежит в кипящем озере, уничиженный, поверженный, но вскоре, очнувшись от потрясения, призывает соратника, первого после себя по рангу и достоинству. Они беседуют о несчастном положении своем. Сатана пробуждает все легионы, до сих пор так же находившиеся в оцепенении и беспамятстве. Неисчислимые, они подымаются, строятся в боевые порядки; главные их вожди носят имена идолов, известных впоследствии в Ханаане и соседствующих странах. Сатана обращается к соратникам, утешает их надеждою на отвоевание Небес и сообщает о новом мире и новом роде существ, которые, как гласят старинные пророчества и предания Небесного Царства, должны быть сотворены; Ангелы же, согласно мнению многих древних Отцов, созданы задолго до появления видимых существ. Дабы обмыслить это пророчество и определить дальнейшие действия, Сатана повелевает собрать общий совет. Соратники соглашаются с ним. Из бездны мрака возникает Пандемониум - чертог Сатаны. Адские вельможи восседают там и совещаются.

О первом преслушанье, о плоде

Запретном, пагубном, что смерть принес

И все невзгоды наши в этот мир,

Людей лишил Эдема, до поры,

Когда нас Величайший Человек

Восставил, Рай блаженный нам вернул, -

Пой, Муза горняя! Сойди с вершин

Таинственных Синая иль Хорива,

Где был тобою пастырь вдохновлен,

Начально поучавший свой народ

Возникновенью Неба и Земли

Из Хаоса; когда тебе милей

Сионский холм и Силоамский Ключ,

Глаголов Божьих область, - я зову

Тебя оттуда в помощь; песнь моя

Отважилась взлететь над Геликоном,

К возвышенным предметам устремясь,

Нетронутым ни в прозе, ни в стихах.

Но прежде ты, о Дух Святой! - ты храмам

Предпочитаешь чистые сердца, -

Наставь меня всеведеньем твоим!

Ты, словно голубь, искони парил

Над бездною, плодотворя ее;

Исполни светом тьму мою, возвысь

Все бренное во мне, дабы я смог

Решающие доводы найти

И благость Провиденья доказать,

Пути Творца пред тварью оправдав.

Открой сначала, - ибо Ад и Рай

Равно доступны взору Твоему, -

Что побудило первую чету,

В счастливой сени, средь блаженных кущ,

Столь взысканную милостью Небес,

Предавших Мирозданье ей во власть,

Отречься от Творца, Его запрет

Единственный нарушить? - Адский Змий!

Да, это он, завидуя и мстя,

Праматерь нашу лестью соблазнил;

Коварный Враг, низринутый с высот

Гордыней собственною, вместе с войском

Восставших Ангелов, которых он

Возглавил, с чьею помощью Престол

Всевышнего хотел поколебать

И с Господом сравняться, возмутив

Небесные дружины; но борьба

Была напрасной. Всемогущий Бог

Разгневанный стремглав низверг строптивцев,

Объятых пламенем, в бездонный мрак,

На муки в адамантовых цепях

И вечном, наказующем огне,

За их вооруженный, дерзкий бунт.

Девятикратно время истекло,

Что мерой дня и ночи служит смертным,

Покуда в корчах, со своей ордой,

Метался Враг на огненных волнах,

Разбитый, хоть бессмертный. Рок обрек

Его на казнь горчайшую: на скорбь

О невозвратном счастье и на мысль

О вечных муках. Он теперь обвел

Угрюмыми зеницами вокруг;

Таились в них и ненависть, и страх,

И гордость, и безмерная тоска...

Мгновенно, что лишь Ангелам дано,

Он оглядел пустынную страну,

Тюрьму, где, как в печи, пылал огонь,

Но не светил и видимою тьмой

Вернее был, мерцавший лишь затем,

Дабы явить глазам кромешный мрак,

Юдоль печали, царство горя, край,

Где мира и покоя нет, куда

Надежде, близкой всем, заказан путь,

Где муки без конца и лютый жар

Клокочущих, неистощимых струй

Текучей серы. Вот какой затвор

Здесь уготовал Вечный Судия

Мятежникам, средь совершенной тьмы

И втрое дальше от лучей Небес

И Господа, чем самый дальний полюс

От центра Мирозданья отстоит.

Как несравнимо с прежней высотой,

Откуда их паденье увлекло!

Он видит соучастников своих

В прибое знойном, в жгучем вихре искр,

А рядом сверстника, что был вторым

По рангу и злодейству, а поздней

Был в Палестине чтим как Вельзевул.

К нему воззвал надменный Архивраг,

Отныне нареченный Сатаной,

И страшное беззвучие расторг

Такими дерзновенными словами:

"- Ты ль предо мною? О, как низко пал

Тот, кто сияньем затмевал своим

Сиянье лучезарных мириад

В небесных сферах! Если это ты,

Союзом общим, замыслом одним,

Надеждой, испытаньями в боях

И пораженьем связанный со мной, -

Взгляни, в какую бездну с вышины

Мы рухнули! Его могучий гром

Доселе был неведом никому.

Жестокое оружие! Но пусть

Всесильный Победитель на меня

Любое подымает! - не согнусь

И не раскаюсь, пусть мой блеск померк...

Еще во мне решимость не иссякла

В сознанье попранного моего

Достоинства, и гордый гнев кипит,

Велевший мне поднять на битву с Ним

Мятежных Духов буйные полки,

Тех, что Его презрели произвол,

Вождем избрав меня. Мы безуспешно

Его Престол пытались пошатнуть

И проиграли бой. Что из того?

Не все погибло: сохранен запал

Неукротимой воли, наряду

С безмерной ненавистью, жаждой мстить

И мужеством - не уступать вовек.

А это ль не победа? Ведь у нас

Осталось то, чего не может Он

Ни яростью, ни силой отобрать -

Немеркнущая слава! Если б я

Противника, чье царство сотряслось

От страха перед этою рукой,

Молил бы на коленах о пощаде, -

Я опозорился бы, я стыдом

Покрылся бы и горше был бы срам,

Чем низверженье. Волею судеб

Нетленны эмпирейский наш состав

И сила богоравная; пройдя

Горнило битв, не ослабели мы,

Но закалились и теперь верней

Мы вправе на победу уповать:

В грядущей схватке, хитрость применив,

Напружив силы, низложить Тирана,

Который нынче, празднуя триумф,

Ликует в Небесах самодержавно!"

Так падший Ангел, поборая скорбь,

Кичился вслух, отчаянье тая.

Собрат ему отважно отвечал:

"- О Князь! Глава порфироносных сил,

Вождь Серафимских ратей боевых,

Грозивших трону Вечного Царя

Деяньями, внушающими страх,

Дабы Его величье испытать

Верховное: хранимо ли оно

Случайностью ли, силой или Роком.

Я вижу все и горько сокрушен

Ужасным пораженьем наших войск.

Мы изгнаны с высот, побеждены,

Низвергнуты, насколько вообще

Возможно разгромить богоподобных

Сынов Небес; но дух, но разум наш

Не сломлены, а мощь вернется вновь,

Хоть славу нашу и былой восторг

Страданья поглотили навсегда.

Зачем же Победитель (признаю

Его всесильным; ведь не мог бы Он

Слабейшей силой - нашу превозмочь!)

Нам дух и мощь оставил? Чтоб сильней

Мы истязались, утоляя месть

Его свирепую? Иль как рабы

Трудились тяжко, по законам войн,

Подручными в Аду, в огне палящем,

Посыльными в бездонной, мрачной мгле?

Что толку в нашем вечном бытии

И силе нашей, вечно-неизменной,

Коль нам терзаться вечно суждено?"

Ему Отступник тотчас возразил:

"- В страданьях ли, в борьбе ли, - горе слабым,

О падший Херувим! Но знай, к Добру

Стремиться мы не станем с этих пор.

Мы будем счастливы, творя лишь Зло,

Его державной воле вопреки.

И если Провидением своим

Он в нашем Зле зерно Добра взрастит,

Мы извратить должны благой исход,

В Его Добре источник Зла сыскав.

Успехом нашим будет не однажды

Он опечален; верю, что не раз

Мы волю сокровенную Его

Собьем с пути, от цели отведя...

Но глянь! Свирепый Мститель отозвал

К вратам Небес карателей своих.

Палящий ураган и серный град,

Нас бичевавшие, когда с вершин

Мы падали в клокочущий огонь,

Иссякли. Молниями окрыленный

И гневом яростным, разящий гром

Опустошил, как видно, свой колчан,

Стихая постепенно, и уже

Не так бушует. Упустить нельзя

Счастливую возможность, что оставил

В насмешку или злобу утолив,

Противник нам. Вот голый, гиблый край,

Обитель скорби, где чуть-чуть сквозит,

Мигая мертвым светом в темноте,

Трепещущее пламя. Тут найдем

Убежище от вздыбленных валов

И отдых, если здесь он существует,

Вновь соберем разбитые войска,

Обсудим, как нам больше досадить

Противнику и справиться с бедой,

В надежде - силу или, наконец,

В отчаянье - решимость почерпнуть!"

Так молвил Сатана. Приподнял он

Над бездной голову; его глаза

Метали искры; плыло позади

Чудовищное тело, по длине

Титанам равное иль Земнородным -

Врагам Юпитера! Как Бриарей,

Сын Посейдона, или как Тифон,

В пещере обитавший, возле Тарса,

Как великан морей - Левиафан,

Когда вблизи Норвежских берегов

Он спит, а запоздавший рулевой,

Приняв его за остров, меж чешуй

Кидает якорь, защитив ладью

От ветра, и стоит, пока заря

Не усмехнется морю поутру, -

Так Архивраг разлегся на волнах,

Прикованный к пучине. Никогда

Он головой не мог бы шевельнуть

Без попущенья свыше. Провиденье

Дало ему простор для темных дел

И новых преступлений, дабы сам

Проклятье на себя он вновь навлек,

Терзался, видя, что любое Зло

Во благо бесконечное, в Добро

Преображается, что род людской,

Им соблазненный, будет пощажен

По милости великой, но втройне

Обрушится возмездье на Врага.

Огромный, он воспрянул из огня,

Два серных вала отогнав назад;

Их взвихренные гребни, раскатись,

Образовали пропасть, но пловец

На крыльях в сумеречный воздух взмыл,

Принявший непривычно тяжкий груз,

И к суше долетел, когда назвать

Возможно сушей - отверделый жар,

Тогда как жидкий жар в пучине тлел.

Такой же почва принимает цвет,

Когда подземный шторм срывает холм

С вершин Пелора, или ребра скал

Гремящей Этны, чье полно нутро

Огнеопасных, взрывчатых веществ,

И при посредстве минеральных сил,

Наружу извергаемых из недр

Воспламененными, а позади,

Дымясь и тлея, остается дно

Смердящее. Вот что пятой проклятой

Нащупал Враг! Соратник - вслед за ним.

Тщеславно ликовали гордецы.

Сочтя, что от Стигийских вод спаслись

Они, как боги, - собственной своей

Вновь обретенной силой, наотрез

Произволенье Неба отрицая.

"- На эту ли юдоль сменили мы, -

Архангел падший молвил, - Небеса

И свет Небес на тьму? Да будет так!

Он всемогущ, а мощь всегда права.

Подальше от Него! Он выше нас

Не разумом, но силой; в остальном

Мы равные. Прощай, блаженный край!

Привет тебе, зловещий мир! Привет,

Геенна запредельная! Прими

Хозяина, чей дух не устрашат

Ни время, ни пространство. Он в себе

Обрел свое пространство и создать

В себе из Рая - Ад и Рай из Ада

Он может. Где б я ни был, все равно

Собой останусь, - в этом не слабей

Того, кто громом первенство снискал.

Здесь мы свободны. Здесь не создал Он

Завидный край; Он не изгонит нас

Из этих мест. Здесь наша власть прочна,

И мне сдается, даже в бездне власть -

Достойная награда. Лучше быть

Владыкой Ада, чем слугою Неба!

Но почему же преданных друзей,

Собратьев по беде, простертых здесь,

В забвенном озере, мы не зовем

Приют наш скорбный разделить и, вновь

Объединясь, разведать: что еще

Мы в силах у Небес отвоевать

И что осталось нам в Аду утратить?"

Так молвил Сатана, и Вельзевул

Ответствовал: "- О Вождь отважных войск,

Воистину, лишь Всемогущий мог

Их разгромить! Пусть голос твой опять

Раздастся, как незыблемый залог

Надежды, ободрявшей часто нас

Среди опасностей и страха! Пусть

Он прозвучит как боевой сигнал

И мужество соратникам вернет,

Низринутым в пылающую топь,

Беспамятно недвижным, оглушенным

Паденьем с непомерной вышины!"

Он смолк, и тотчас Архивраг побрел

К обрыву, за спину закинув щит, -

В эфире закаленный круглый диск,

Огромный и похожий на луну,

Когда ее в оптическом стекле,

С Вальдарно или Фьезольских высот,

Мудрец Тосканский ночью созерцал,

Стремясь на шаре пестром различить

Материки, потоки и хребты.

Отступник, опираясь на копье,

Перед которым высочайший ствол

Сосны Норвежской, срубленной на мачту,

Для величайшего из кораблей,

Казался бы тростинкой, - брел вперед

По раскаленным глыбам; а давно ль

Скользил в лазури легкою стопой?

Его терзали духота и смрад,

Но, боль превозмогая, он достиг

Пучины серной, с края возопив

К бойцам, валяющимся, как листва

Осенняя, устлавшая пластами

Лесные Валамброзские ручьи,

Текущие под сенью темных крон

Дубравы Этрурийской; так полег

Тростник близ Моря Чермного, когда

Ветрами Орион расколыхал

Глубины вод и потопил в волнах

Бузириса и конников его

Мемфисских, что преследовали вскачь

Сынов Земли Гесем, а беглецы

Взирали с берега на мертвецов,

Плывущих средь обломков колесниц;

Так, потрясенные, бунтовщики

Лежали грудами, но Вождь вскричал,

И гулким громом отозвался Ад:

"- Князья! Воители! Недавний цвет

Небес, теперь утраченных навек!

Возможно ли эфирным существам

Столь унывать? Ужели, утомясь

Трудами ратными, решили вы

В пылающей пучине опочить?

Вы в райских долах, что ли, сладкий сон

Вкушаете? Никак, вы поклялись

Хваленье Победителю воздать

Униженно? Взирает Он меж тем

На Херувимов и на Серафимов,

Низверженных с оружьем заодно

Изломанным, с обрывками знамен!

Иль ждете вы, чтобы Его гонцы,

Бессилье наше с Неба углядев,

Накинулись и дротиками молний

Ко дну Геенны пригвоздили нас?

Восстаньте же, не то конец всему!"

Сгорая от стыда, взлетели вмиг

Бойцы. Так задремавший часовой

Спросонья вздрагивает, услыхав

Начальства строгий окрик. Сознавая

Свои мученья и беду свою,

Стряхнув оцепененье, Сатане

Покорствуют несметные войска.

Так, в черный день Египта, мощный жезл

Вознес Амрамов сын, и саранча,

Которую пригнал восточный ветр,

Нависла тучей, мрачною, как ночь,

Над грешной Фараоновой землей

И затемнила Нильскую страну;

Не меньшей тучей воспарила рать

Под своды адские, сквозь пламена,

Ее лизавшие со всех сторон.

Но вот копьем Владыка подал знак,

И плавно опускаются полки

На серу отверделую, покрыв

Равнину сплошь. Из чресел ледяных

Не извергал тысячелюдный Север

Подобных толп, когда его сыны,

Дунай и Рейн минуя, как потоп

Неудержимый, наводнили Юг,

За Гибралтар и до песков Ливийских!

Начальники выходят из рядов

Своих дружин; они к Вождю спешат,

Блистая богоравной красотой,

С людскою - несравнимой. Довелось

Им на небесных тронах восседать,

А ныне - в райских списках ни следа

Имен смутьянов, что презрели долг,

Из Книги Жизни вымарав себя.

Еще потомство Евы бунтарям

Иные прозвища не нарекло,

Когда их допустил на Землю Бог,

Дабы людскую слабость испытать.

Им хитростью и ложью удалось

Растлить едва ль не весь Адамов род

И наклонить к забвению Творца

И воплощенью облика его

Невидимого - в образы скотов,

Украшенных и чтимых в дни торжеств

Разнузданных и пышных; Духам Зла

Учили поклоняться, как богам.

Под именами идолов они

Языческих известны с тех времен.

Поведай, Муза, эти имена:

Кто первым, кто последним, пробудясь,

Восстал из топи на призывный клич?

Как, сообразно рангам, шли к Вождю,

Пока войска держались вдалеке?

Главнейшими божками были те,

Кто, ускользнув из Ада, в оны дни,

Ища себе добычи на Земле,

Свои дерзали ставить алтари

И капища близ Божьих алтарей

И храмов; побуждали племена

Молиться демонам и, обнаглев,

Оспаривали власть Иеговы,

Средь Херувимов, с высоты Сиона,

Громами правящего! Их кумиры -

О, мерзость! - проникали в самый Храм,

Кощунственно желая поругать

Священные обряды, адский мрак

Противоставив свету Миродержца!

Молох шел первым - страшный, весь в крови

Невинных жертв. Родители напрасно

Рыдали; гулом бубнов, ревом труб

Был заглушен предсмертный вопль детей,

Влекомых на его алтарь, в огонь.

Молоха чтил народ Аммонитян,

В долине влажной Раввы и в Аргобе,

В Васане и на дальних берегах

Арнона; проскользнув к святым местам,

Он сердце Соломона смог растлить,

И царь прельщенный капище ему

Напротив Храма Божьего воздвиг.

С тех пор позорной стала та гора;

Долина же Еннома, осквернясь

Дубравой, посвященною Молоху,

Тофет - с тех пор зовется и еще -

Геенной черною, примером Ада.

Вторым шел Хамос - ужас и позор

Сынов Моава. Он царил в земле

Ново и Ароера, средь степей

Спаленных Аворнма; Езевон,

Оронаим, Сигонова страна,

И Сивма - виноградный дол цветущий,

И Елеал, весь неохватный край

До брега Моря Мертвого, пред ним

Склонялся. Он, под именем Фегора,

В Ситтиме соблазнил израильтян,

Покинувших Египет, впасть в разврат,

Что принесло им беды без числа.

Он оргии свои до той горы

Простер срамной и рощи, где кумир

Господствовал Молоха - людобойцы,

Пока благочестивый не пресек

Иосия грехи и прямо в Ад

Низверг из капищ мерзостных божков.

За ними духи шли, которым два

Прозванья были общие даны;

От берегов Евфрата до реки

Меж Сирией и Царством пирамид -

Ваалами, Астартами звались

Одни - себе присвоив род мужской,

Другие - женский. Духи всякий пол

Принять способны или оба вместе -

Так вещество их чисто и легко,

Ни оболочкой не отягчено,

Ни плотью, ни громоздким костяком.

Но, проявляясь в обликах любых,

Прозрачных, плотных, светлых или темных,

Затеи могут воплощать свои

Воздушные - то в похоть погрузясь,

То в ярость впав. Израиля сыны

Не раз, Жизнеподателя презрев,

Забвению предав Его законный

Алтарь, пред изваяньями скотов

Униженно склонялись, и за то

Их были головы обречены

Склоняться столь же низко пред копьем

Врагов презренных. Следом Аштарет,

Увенчанная лунным рогом, шла,

Астарта и Владычица небес

У Финикиян. В месячных ночах,

Пред статуей богини, выпевал

Молитвословья хор Сидонских дев.

И те же гимны в честь ее Сион

Пятнали. На горе Обиды храм

Поставил ей женолюбивый царь.

Он сердцем был велик, но ради ласк

Язычниц обольстительных почтил

Кумиры мерзкие. Богине вслед

Шагал Таммуз, увечьем на Ливане

Сириянок сзывавший молодых,

Что ежегодно, летом, целый день

Его оплакивали и, следя,

Как в море алую струю влечет

Адонис, верили, что снова кровь

Из ран божка окрасила поток.

Пленялись этой притчей любострастной

Сиона дщери. Иезекииль

Их похоть созерцал, когда у врат

Святых ему в видении предстал

Отпавшего Иуды гнусный грех

Служенья идолам. Шел Дух вослед,

Взаправду плакавший, когда Кивотом

Завета полоненным был разбит

Его звероподобный истукан.

Безрукий, безголовый, он лежал

Средь капища, своих же посрамив

Поклонников; Дагоном звался он -

Морское чудо, получеловек

И полурыба. Пышный храм его

Сиял в Азоте. Палестина вся,

Геф, Аскалон и Аккарон и Газа,

Пред ним дрожали. Шел за ним Риммой;

Дамаск очаровательный служил

Ему жильем, равно как берега

Аваны и Фарфара - тучных рек.

Он тоже оскорблял Господень Дом:

Утратив прокаженного слугу,

Он повелителя обрел: царя

Ахаза, отупевшего от пьянства,

Принудил Божий разорить алтарь

И на сирийский лад соорудить

Святилище для сожиганья жертв

Божкам, которых он же победил.

Шли дало демоны густой толпой:

Озирис, Гор, Изида - во главе

Обширной свиты; некогда они

Египет суеверный волшебством

Чудовищным и чарами прельстили,

И заблуждающиеся жрецы,

Лишив людского образа своих

Богов бродячих, в облики зверей

Их воплотили. Этой злой чумы

Израиль на Хоривене избег,

Из золота заемного отлив

Тельца; крамольный царь свершил вдвойне

Злодейство это - в Дано и Вефиле,

Где уподобил тучному быку

Создателя, что в ночь одну прошел

Египет, и одним ударом всех

Младенцев первородных истребил

И всех низринул блеющих богов.

Последним появился Велиал,

Распутнейший из Духов; он себя

Пороку предал, возлюбив порок.

Не ставились кумирни в честь его

И не курились алтари, но кто

Во храмы чаще проникал, творя

Нечестие, и развращал самих

Священников, предавшихся греху

Безбожия, как сыновья Илия,

Чинившие охальство и разгул

В Господнем Доме? Он царит везде, -

В судах, дворцах и пышных городах, -

Где оглушающий, бесстыдный шум

Насилия, неправды и гульбы

Встает превыше башен высочайших,

Где в сумраке по улицам снуют

Гурьбою Велиаловы сыны,

Хмельные, наглые; таких видал

Содом, а позже - Гива, где в ту ночь

Был вынужден гостеприимный кров

На поруганье им жену предать,

Чтоб отвратить наисквернейший блуд.

Вот - главные по власти и чинам.

Пришлось бы долго называть иных

Прославленных; меж ними божества

Ионии, известные издревле;

Им поклонялся Иаванов род,

Хотя они значительно поздней

Своих родителей - Земли и Неба -

Явились в мир. Был первенцем Титан

С детьми, без счета; брат его - Сатурн

Лишил Титана прав, но, в свой черед,

Утратил власть; Сатурна мощный сын

От Реи - Зевс - похитил трон отца

И незаконно царство основал.

На Крите и на Иде этот сонм

Богов известен стал сперва; затем

Они к снегам Олимпа вознеслись

И царствовали в воздухе срединном,

Где высший был для них предел небес.

Они господствовали в скалах Дельф,

В Додоне и проникли за рубеж

Дориды, словно те, что в оны дни,

Сопутствуя Сатурну-старику,

Бежали в Гесперийские поля

И, Адриатику переплывя,

Достигли дальних Кельтских островов.

Несметными стадами шли и шли

Все эти Духи; были их глаза

Потуплены тоскливо, но зажглись

Угрюмым торжеством, едва они

Увидели, что Вождь еще не впал

В отчаянье, что не совсем еще

Они погибли в гибели самой.

Казалось, тень сомненья на чело

Отступника легла, но он, призвав

Привычную гордыню, произнес

Исполненные мнимого величья

Слова надменные, чтоб воскресить

Отвагу ослабевшую и страх

Рассеять. Под громовый рык рогов

И труб воинственных он повелел

Поднять свою могучую хоругвь.

Азазиил - гигантский Херувим -

Отстаивает право развернуть

Ее; и вот, плеща во весь размах,

Великолепный княжеский штандарт

На огненно-блистающем копье

Вознесся, просияв как метеор,

Несомый бурей; золотом шитья

И перлами слепительно на нем

Сверкали серафимские гербы

И пышные трофеи. Звук фанфар

Торжественно всю бездну огласил,

И полчища издали общий клич,

Потрясший ужасом не только Ад,

Но царство Хаоса и древней Ночи.

Вмиг десять тысяч стягов поднялись,

Восточной пестротою расцветив

Зловещий сумрак; выросла как лес

Щетина копий; шлемы и щиты

Сомкнулись неприступною стеной.

Шагает в ногу демонская рать

Фалангой строгой, под согласный свист

Свирелей звучных и дорийских флейт,

На битву прежде воодушевлявших

Героев древних, - благородством чувств

Возвышенных; не бешенством слепым,

Но мужеством, которого ничто

Поколебать не в силах; смерть в бою

Предпочитавших бегству от врага

И отступленью робкому. Затем

Дорийский, гармоничный создан лад,

Чтоб смуту мыслей умиротворить,

Сомненье, страх и горе из сердец

Изгнать - и смертных и бессмертных. Так,

Объединенной силою дыша,

Безмолвно шествуют бунтовщики

Под звуки флейт, что облегчают путь

По раскаленной почве. Наконец

Войска остановились. Грозный фронт,

Развернутый во всю свою Длину

Безмерную, доспехами блестит,

Подобно древним воинам сровняв

Щиты и копья; молча ждут бойцы

Велений Полководца. Архивраг

Обводит взглядом опытным ряды

Вооруженных Духов; быстрый взор

Оценивает легионов строй

И выправку бойцов, их красоту

Богоподобную и счет ведет

Когортам. Предводитель ими горд,

Ликует, яростней ожесточась,

В сознанье мощи собственной своей.

Досель от сотворенья Человека

Еще нигде такого не сошлось

Большого полчища; в сравненье с ним

Казалось бы ничтожным, словно горсть

Пигмеев, с журавлями воевавших,

Любое; даже присовокупив

К Флегрийским исполинам род геройский.

Вступивший в бой, с богами наряду,

Что схватке помогали с двух сторон,

Под Фивами и Троей, - присчитать

К ним рыцарей романов и легенд

О сыне Утера, богатырей

Британии, могучих удальцов

Арморики; неистовых рубак

И верных и неверных, навсегда

Прославивших сраженьями Дамаск,

Марокко, Трапезунд, и Монтальбан,

И Аспрамонт; к тех придать, кого

От Африканских берегов Бизерта

Послала с Шарлеманем воевать,

Разбитым наголову средь полей

Фонтарабийских. Войско Сатаны,

Безмерно большее, чем все войска

Людские, - повинуется Вождю

Суровому; мятежный Властелин,

Осанкой статной всех превосходя,

Как башня высится. Нет, не совсем

Он прежнее величье потерял!

Хоть блеск его небесный омрачен,

Но виден в нем Архангел. Так, едва

Взошедшее на утренней заре,

Проглядывает солнце сквозь туман

Иль, при затменье скрытое Луной,

На пол-Земли зловещий полусвет

Бросает, заставляя трепетать

Монархов призраком переворотов, -

И сходственно, померкнув, излучал

Архангел часть былого света. Скорбь

Мрачила побледневшее лицо,

Исхлестанное молниями; взор,

Сверкающий из-под густых бровей,

Отвагу безграничную таил,

Несломленную гордость, волю ждать

Отмщенья вожделенного. Глаза

Его свирепы, но мелькнули в них

И жалость и сознание вины

При виде соучастников преступных,

Верней - последователей, навек

Погибших; тех, которых прежде он

Знавал блаженными. Из-за него

Мильоны Духов сброшены с Небес,

От света горнего отлучены

Его крамолою, но и теперь,

Хоть слава их поблекла, своему

Вождю верны. Так, сосны и дубы,

Небесным опаленные огнем,

Вздымая величавые стволы

С макушками горелыми, стоят,

Не дрогнув, на обугленной земле.

Вождь подал знак: он хочет речь держать.

Сдвоив ряды, теснятся командиры

Полуокружностью, крыло к крылу,

В безмолвии, близ Главаря. Начав

Трикраты, он трикраты, вопреки

Гордыне гневной, слезы проливал,

Не в силах молвить. Ангелы одни

Так слезы льют. Но вот он, подавив

Рыдания и вздохи, произнес:

"- О сонмы вечных Духов! Сонмы Сил,

Лишь Всемогущему не равных! Брань

С Тираном не была бесславной, пусть

Исход ее погибелен, чему

Свидетельством - плачевный облик наш

И место это. Но какой же ум

Высокий, до конца усвоив смысл

Былого, настоящее познав,

Дабы провидеть ясной предречь

Грядущее, - вообразить бы мог,

Что силы совокупные богов

Потерпят пораженье? Кто дерзнет

Поверить, что, сраженье проиграв,

Могучие когорты, чье изгнанье

Опустошило Небо, не пойдут

Опять на штурм и не восстанут вновь,

Чтоб светлый край родной отвоевать?

Вся Ангельская рать - порукой мне:

Мои ли колебания и страх

Развеяли надежды наши? Нет!

Самодержавный Деспот свой Престол

Незыблемым доселе сохранял

Лишь в силу громкой славы вековой,

Привычки косной и благодаря

Обычаю. Наружно окружась

Величьем венценосца, он сокрыл

Разящую, действительную мощь,

И это побудило к мятежу

И сокрушило нас. Отныне мы

Изведали могущество Его,

Но и свое познали. Не должны

Мы вызывать на новую войну

Противника, но и страшиться нам

Не следует, коль Он ее начнет.

Всего мудрее - действовать тайком,

Обманчивою хитростью достичь

Того, что в битве не далось. Пускай

Узнает Он: победа над врагом,

Одержанная силою меча, -

Лишь часть победы. Новые миры

Создать пространство может. В Небесах

Давно уже носился общий слух,

Что Он намерен вскоре сотворить

Подобный мир и населить его

Породою существ, которых Он

Возлюбит с Ангелами наравне.

На первый случай вторгнемся туда

Из любопытства иль в иное место:

Не может бездна адская держать

Небесных Духов до конца времен

В цепях, ни Хаос - в непроглядной тьме.

В совете общем надо эту мысль

Обдумать зрело. Миру - не бывать!

Кто склонен здесь к покорности? Итак,

Скрытая иль тайная война!"

Он смолк, и миллионами клинков

Пылающих, отторгнутых от бедр

И вознесенных озарился Ад

В ответ Вождю. Бунтовщики хулят

Всевышнего; свирепо сжав мечи,

Бьют о щиты, воинственно гремя,

И Небесам надменный вызов шлют.

Вблизи гора дымилась - дикий пик

С вершиной огневержущей, с корой,

Сверкающей на склонах: верный признак

Работы серы, залежей руды

В глубинах недр. Летучий легион

Туда торопится. Так мчатся вскачь,

Опережая главные войска,

Саперы, с грузом кирок и лопат,

Чтоб царский стан заране укрепить

Окопами и насыпью. Отряд

Маммон ведет; из падших Духов он

Всех менее возвышен. Алчный взор

Его - и в Царстве Божьем прежде был

На низменное обращен и там

Не созерцаньем благостным святынь

Пленялся, но богатствами Небес,

Где золото пятами попиралось.

Пример он людям подал, научил

Искать сокровища в утробе гор

И клады святокрадно расхищать,

Которым лучше было бы навек

Остаться в лоне матери-земли.

На склоне мигом зазиял разруб,

И золотые ребра выдирать

Умельцы принялись. Немудрено,

Что золото в Аду возникло. Где

Благоприятней почва бы нашлась,

Дабы взрастить блестящий этот яд?

Вы, бренного художества людей

Поклонники! Вы, не щадя похвал,

Дивитесь Вавилонским чудесам

И баснословной роскоши гробниц

Мемфиса, - но судите, сколь малы

Огромнейшие памятники в честь

Искусства, Силы, Славы, - дело рук

Людских, - в сравненье с тем, что создают

Отверженные Духи, так легко

Сооружающие в краткий час

Строение, которое с трудом,

Лишь поколенья смертных, за века

Осуществить способны! Под горой

Поставлены плавильни; к ним ведет

Сеть желобов с потоками огня

От озера. Иные мастера

Кидают в печи сотни грузных глыб,

Породу разделяют на сорта

И шихту плавят, удаляя шлак;

А третьи - роют на различный лад

Изложницы в земле, куда струей

Клокочущее золото бежит,

Заполнив полости литейных форм.

Так дуновенье воздуха, пройдя

По всем извилинам органных труб,

Рождает мелодический хорал.

Подобно пару, вскоре из земли

При тихом пенье слитных голосов

И сладостных симфониях восстало

Обширнейшее зданье, с виду - храм;

Громадные пилястры вкруг него

И стройный лес дорических колонн,

Венчанных архитравом золотым;

Карнизы, фризы и огромный свод

Сплошь в золотой чеканке и резьбе.

Ни Вавилон, ни пышный Алкаир,

С величьем их и мотовством, когда

Ассирия с Египтом, соревнуясь,

Богатства расточали; ни дворцы

Властителей, ни храмы их богов -

Сераписа и Бела, - не могли

И подступиться к роскоши такой.

Вот стройная громада, вознесясь,

Намеченной достигла вышины

И замерла. Широкие врата,

Две бронзовые створки распахнув,

Открыли взорам внутренний простор.

Созвездья лампионов, гроздья люстр,

Где горные горят смола и масло,

Посредством чар под куполом парят,

Сияя, как небесные тела.

С восторгом восхищенная толпа

Туда вторгается; одни хвалу

Провозглашают зданию, другие -

Искусству зодчего, что воздвигал

Хоромы дивные на Небесах;

Архангелы - державные князья

Там восседали, ибо Царь Царей

Возвысил их и каждому велел

В пределах иерархии своей

Блестящими чинами управлять.

Поклонников и славы не лишен.

Был зодчий в Древйей Греции; народ

Авзонский Мульцибером звал его;

А миф гласит, что, мол, швырнул Юпитер

Во гневе за хрустальные зубцы

Ограды, окружающей Олимп,

Его на землю. Целый летний день

Он будто бы летел, с утра до полдня

И с полдня до заката, как звезда

Падучая, и средь Эгейских вод

На остров Лемнос рухнул. Но рассказ

Не верен; много раньше Мульцибер

С мятежной ратью пал. Не помогли

Ни башни, им воздвигнутые в небе,

Ни знанья, ни искусство. Зодчий сам

С умельцами своими заодно

Вниз головами сброшены Творцом

Отстраивать Геенну.

Той порой

Крылатые глашатаи, блюдя

Приказ Вождя и церемониал

Торжественный, под зычный гром фанфар

Вещают, что немедленный совет

Собраться в Пандемониуме должен, -

Блистательной столице Сатаны

И Аггелов его. На громкий зов

Достойнейших бойцов отряды шлют

По рангу и заслугам; те спешат

В сопровождении несметных толп,

Теснящихся у входов, наводнивших

Все портики, - сугубо главный зал

(Ристалищу подобный, где с броней

Тяжелой свыкшиеся ездоки,

Гарцуя пред султанским троном, цвет

Языческого рыцарства на бой

Смертельный вызывали горделиво

Иль предлагали копья преломить), -

Здесь, на земле и в воздухе, кишат,

Свища крылами, Духи; так, весной,

Когда вступает солнце в знак Тельца,

Из улья высыпают сотни пчел,

Вперед-назад снуют среди цветов

Росистых иль, сгрудившись у летка,

Что в их соломенную крепостицу

Ведет, на гладкой подставной доске,

Бальзамом свежим пахнущей, рядят

О важных государственных делах, -

Так, сходственно, эфирные полки

Роятся тучами. Но дан сигнал, -

О, чудо! - Исполины, далеко

Превосходившие любых гигантов

Земнорожденных, вмиг превращены

В ничтожных карликов; им нет числа,

Но могут разместиться в небольшом

Пространстве, как пигмеи, что живут

За гребнем гор Индийских, или те

Малютки-эльфы, что в полночный час

На берегах ручьев и на лесных

Опушках пляшут; поздний пешеход

Их видит въявь, а может быть, в бреду,

Когда над ним царит Луна, к земле

Снижая бледный лет, - они ж, резвясь,

Кружатся, очаровывая слух

Веселой музыкой, и сердце в нем

От страха и восторга замирает.

Так уменьшились Духи, и чертог

Вмещает неисчетные рои

Просторно. Сохранив свой прежний рост,

На золотых престолах, в глубине,

Расселись тысячи полубогов -

Главнейших Серафических князей,

В конклаве тайном. После тишины

Недолгой был ко всем провозглашен

Призыв: Совет великий начался!

КНИГА ВТОРАЯ

Содержание

Начинается совещание. Сатана вопрошает: не следует ли отважиться на новую битву для обретения утраченного Неба? Одни - за войну, другие - против. Принимается третье предложение, высказанное ранее Сатаной: убедиться в истинности пророчества или предания Небесного касательно некоего мира и нового рода существ, сходных с Ангелами или мало чем уступающих им; этот мир и существа должны быть сотворены к этому времени. Собрание в недоумении: кого послать в столь трудную разведку? Сатана, как верховный Вождь, решает предпринять сам и в одиночку рискованное странствие. Ему возглашают славу и рукоплещут. После завершения Совета все расходятся в разные стороны, и различным занятиям, сообразно наклонностям каждого, дабы Скоротать время до возвращения Сатаны. Последний пускается в путь и достигает врат Геенны, обнаруживает, что они замкнуты и охраняемы. Стражи врат отворяют их по его велению. Пред ним простирается необъятная пучина меж Адом и Небесами; с великими трудами он преодолевает ее. Хаос, древний владыка этой пучины, указывает Сатане путь к желанному новосозданному миру. Наконец странник завидел вновь сотворенный мир.

На царском троне, затмевавшем блеск

Сокровищниц Индийских и Ормузских

И расточительных восточных стран,

Что осыпали варварских владык

Алмазами и перлами, сидел

Всех выше - Сатана; он вознесен

На пагубную эту высоту

Заслугами своими; вновь обрел

Величие, воспрянув из глубин

Отчаянья; но ненасытный Дух,

Достигнутым гнушаясь, жаждет вновь

Сразиться с Небом; опыт позабыв

Печальный, дерзновенные мечты

Так возвещает: "- Божества Небес!

О Власти и Господства! Ни одна

Тюрьма не может мощь навек замкнуть

Бессмертную! Пусть мы побеждены,

Низвергнуты, и все же Небеса

Утраченными почитать не должно,

И силы вековечные, восстав

Из этой бездны, явятся вдвойне

Увенчанными славой и грозней,

Чем до паденья, твердость обретут,

Повторного разгрома не страшась.

По праву и закону Высших Сфер

Главенствуя, всеобщим утвержден

Избраньем, я отличьями в боях

И совещаньях трон мой заслужил.

Он бедствиями закреплен за мной,

Дарованный мне вами добровольно,

И незавидный. В Небе - высший ранг

С почетом высшим сопряжен; питать

К нему возможно зависть; но Вождю,

Чье старшинство служить ему велит "

Щитом для вас и ставит в первый ряд

Противу Громовержца, наградив

Наигорчайшей долей вечных мук,

Кто позавидует? Где выгод нет

Желанных, там отсутствует раздор.

Никто не жаждет первенства в Аду,

Никто свои страданья не сочтет

Столь малыми, чтоб добиваться больших

Из честолюбья; потому союз

Теснее наш, согласие прочней,

Надежней верность, чем на Небесах.

При этом перевесе мы вернем

Наследье наше. Именно в беде

Рассчитывать мы вправе на успех,

Нас в счастье обманувший. Но какой

Избрать нам путь? Открытую войну

Иль тайную? Вот основной вопрос.

Обдумавший ответ - пусть говорит!"

Едва он смолк, державный царь Молох

Поднялся; изо всех бунтовщиков

Сильнейший и свирепейший, сугубо

Взбешенный пораженьем. Он себя

Мнил силой богоравной и скорей

Согласен был бы не существовать,

Чем стать слабей. Надежду потеряв

На равенство, утратил с нею страх,

Геенну и Предвечного презрел

И нечто - хуже Ада, так воззвал:

"- Стою за бой открытый! Не хвалюсь

Коварством. Козни строить не мастак.

Вольно хитрить, когда охота есть

И время. Не до хитрецов сейчас;

Они, рассевшись, будут сеть плести

Уловок, а несметные ряды

Воинственных изгнанников Небес

Неужто прозябать обречены

В ярме постыдном, в вечной тьме тюрьмы

Тирана, царствующего затем,

Что мы бездействуем? Нет! Ополчась

Огнями Ада, яростью борьбы,

Неодолимо все проложим путь

К высоким башням Неба; обратим

В оружье грозное снаряды пыток:

Пусть на Его всесильный гром в ответ

Гремит Геенна! Против молний мы

На Ангелов Его извергнем смрад

И черный пламень с той же силой; Божий

Престол зальем чудовищным огнем

И серой Пекла - тем, что Он для нас

Назначил. Но, быть может, смелый план

Вам не в подъем и даже мысль страшна

О взлете на такую крутизну

И штурме неприступных вражьих стен?

Но осознайте, ежели прошло

Оцепененье от снотворных вод,

Испитых вами в озере забвенья,

Что наша суть природная, состав

Эфирный нас влечет в родную высь.

Паденье Ангельскому естеству

Несвойственно. Когда жестокий Враг

Висел над арьергардом наших войск

Разбитых и, глумясь, в пучину гнал, -

Кто не восчувствовал: как тяжело,

Как трудно опускали нас крыла

В провалы Хаоса; зато взлетим

Свободно. Вы боитесь? Если гнев

Могучего Противника опять

Мы вызовем и Он, ожесточась,

Измыслит средства, гибельней стократ,

Чтоб нас добить, - чего страшиться здесь,

В Геенне огненной? Что может быть

Прискорбней, чем, утратив благодать,

Терпеть мученья, в бездне пресмыкаться,

Где негасимый пламень вечно жжет

Рабов безжалостного Палача,

Склоняющих угодливо хребты

Под пыткой, под карающим бичом?

А если Он замучит нас вконец,

Мы уничтожимся, исчезнем вовсе.

Чего тогда бояться? Почему

Мы жмемся и Тирана разъярить

Колеблемся? Свирепо нашу плоть

Эфирную Он обратит в ничто;

Но разве, перестав существовать,

Мы счастливей не будем? Разве впрок

Бессмертье истязуемым рабам?

Но если Ангельское бытие

Пресечь нельзя и наше естество

Божественно воистину, тогда

И в худшем случае для страха нет

Основы. Прежний опыт подтвердил,

Что Небо мы способны сотрясти,

Вторгаясь непрерывно, и Престол,

Хотя и неприступный, и самой

Судьбою предназначенный Царю

Небесному, тревожить. Пусть победа

Немыслима, зато возможна месть!"

Он кончил, сдвинув брови; жгучий взор

Взывал к отплате, к битве, что богам

Одним под силу. Тут, насупротив,

Поднялся Велиал; он кротким был

И человечным внешне; изо всех

Прекраснейшим, которых Небеса

Утратили, и с виду сотворен

Для высшей славы и достойных дел,

Но лжив и пуст, хоть речь его сладка,

Подобно манне; ловкий словоблудец

За правду выдать мог любую ложь,

Мог исказить любой совет благой,

Столь мысли низменны его. Во зле

Искусный, он ленив и празден был

В деяньях чести, но, умея слух

Пленять, красноречиво молвил так:

"- О Духи! Я стоял бы за войну

Открытую, и ненависть моя

Не меньше вашей- Но призыв к борьбе

Немедленной меня разубедил

Особенно, надежду на успех

Сомнением зловещим омрачив.

Возможно ли? Храбрец из храбрецов,

Испытаннейший в битвах паладин,

Совету собственному и мечу

Не доверяя, мужество свое

Исчезновеньем хочет утвердить,

Небытием, отчаяньем; достичь

Ничтожества, жестоко отомстив!

Но о какой здесь мести речь идет?

Небесные твердыни - под охраной

Вооруженной стражи; их не взять.

Отряды часто разбивают стан

У края Бездны; с этих рубежей

Дозорные летят на темных крыльях

В просторы царства Ночи, не страшась

Возможных стычек с нами. Если мы,

Пробив дорогу силой, за собой

Весь Тартар увлечем, чтоб свет Небес

Затмить, Великий Враг наш сохранит

Престол и впредь незыблемым; эфир

Пречистый омрачить нельзя ничем;

Он без труда развеет пламя Ада.

Недолгим будет наше торжество!

Побеждены повторно, мы впадем

В бессильное отчаянье, - предел

Надежды нашей; вынудим Царя

Победоносного излить сполна

Свой гнев и вовсе уничтожить нас.

И в том спасенье? Скорбное, увы!

Кто согласился бы средь горших мук,

Терпя стократ несноснейшую боль,

Мышление утратить, променять

Сознание, способное постичь,

Измерить вечность, - на небытие;

Не двигаться, не чувствовать, уйти

В несозданную Ночь и сгинуть в ней,

В ее безмерном чреве? Если ж лучше

Исчезнуть нам - кто вправе утверждать;

Посильно и желанно ли Врагу

Покончить с нами раз и навсегда?

Сомнительно, чтоб Духов истребить

Он в силах был, но уж наверняка

Того не возжелает! Неужели

Всезрящий стрелы гнева истощит

Мгновенно, по беспечности своей

И слабости, несдержанно вспылив,

На пользу нам поступит невзначай,

И жертвы, предназначенные Им

Для вечной кары, уничтожит сразу?

"Чего мы ждем? - сторонники войны

Взывают. - Мы обречены на казнь

Бессрочную; проступок новый наш

Ее не усугубит; пыток нет

Жесточе!" - но спокойно мы сидим

И, при оружье, держим наш совет;

Но это ль наихудшая беда?

Когда, преследуемые Врагом

Ожесточенным, падали в провал

Стремглав под сокрушительной грозой

Разящих молний, жалостно моля

Спасения у бездны и в Аду

Ища убежища; когда в цепях,

На серном озере, стенали мы,

Не хуже ль было? Если дуновенье,

Что эти горны страшные зажгло,

В семь раз мощней раздует, распалит

Для нас предуготованный огонь,

И притаившееся в вышине

Возмездье длань багровую опять

Вооружит, чтоб пуще нас терзать,

И хляби ярости Господней вновь

Отверзятся, и хлынет пламепад

С Гееннских сводов, - жгучий, жидкий жупел,

Обрушиться готовый каждый миг

На наши головы, - и что тогда?

Пока мы рассуждаем о войне

Победной, нас внезапный ураган

Огнепалящий может разметать

По скалам и к уступам пригвоздить

На поношенье вихрям или вдруг

Закованных, беспомощных швырнуть

На дно клокочущего моря; там

Терзаться будем мы обречены

Без меры, без надежды на пощаду,

На милость, - неисчетные века.

Тогда нам будет злее, чем теперь!

Вот почему противлюсь я равно

Открытой ли войне, иль потайной.

Ни хитростью, ни силой - с Ним ничем

Не совладать. Кто может обмануть

Всевидящее Око? И сейчас

Он, с высоты, провидит нас насквозь,

Над жалкими стремленьями смеясь,

Настолько всемогущий, чтоб разбить

Противников, настолько же премудрый,

Чтоб замыслы развеять хитрецов.

Неужто, Дети Неба, мы навек

Унижены и попраны? Ужель

Мы изгнаны, обречены в Аду

В цепях бессрочно маяться? Увы,

По-моему, разумней нам сносить

Страданья нынешние, чем навлечь

Намного худшие. Неодолим

Нас тяготящий, горестный удел.

Так неизбежный Рок определил

И воля Одержавшего победу.

В страданьях и деяньях нам дана

Одна и та же мера; прав закон,

Сие установивший. Были б мы

Благоразумней, загодя обмыслив

Сомнительный исход борьбы с таким

Противником. Смешон мне удалец,

Пред боем - дерзкий, но, едва лишь меч

Ему изменит в битве роковой, -

Трепещущий последствий. Пытки, плен,

Позор, изгнанье - все его страшит,

Что Победитель бы ни присудил.

Но это - наша доля; претерпеть

Ее повинны мы. Быть может, гнев

Противника высокого пройдет

Со временем; мы так удалены,

Что ежели Его не раздражить,

Оставит нас в покое, обойдясь

Теперешним возмездьем; жгучий жар,

Не раздуваемый Его дыханьем,

Пожалуй, ослабеет; наш состав

Эфирно-чистый переборет смрад

Тлетворный, или, с ним освоясь, мы

Зловония не будем ощущать.

Мы можем измениться, наконец,

Так приспособиться, что здешний жар

Для нас безвредным станет и легко

Переносимым, без малейших мук.

Минует ужас нынешний, и тьма

Когда-нибудь рассеется! Никто

Не ведает: какие судьбы нам,

Какие перемены и надежды

Течение грядущих дней сулит.

Прискорбна участь наша, но еще

Не самая печальная; почесть

Ее счастливой можно, и она

Не станет горше, если на себя

Мы сами злейших бед не навлечем!"

Так, якобы разумно, Велиал

Не мир - трусливый предлагал застой,

Постыдное бездействие. Маммон

За ним взял слово: "- Если мы решим

Начать войну, - позволено спросить:

С каким расчетом? Низложить Царя

Небес иль воротить свои права?

Успех возможен, лишь когда Судьбой

Извечной будет править шаткий Случай,

А Хаос - их великий спор судить.

На низложенье - тщетно уповать,

А посему и возвращенье прав

Недостижимо. Так чего же мы

Достигнем в Небесах, не обретя

Победы? Предположим, Царь Небес,

Смягчась, помилованье даровав,

Заставит нас вторично присягнуть

Ему в покорстве, - как же мы стоять

Уничиженно будем перед Ним

И прославлять Закон Его и Трон,

Его Божественности петь хвалы,

Притворно аллилуить, подчинясь

Насилию, завистливо смотреть,

Как властно восседает наш Монарх

На Троне и душистые цветы

С амврозией пред Алтарем Его

Благоухают, - наши подношенья

Хояопские! И в этом - наша часть

На Небе и блаженство: вечный срок

Владыке ненавистному служить.

Нет худшей доли! Так зачем желать

Того, чего вам силой - не достичь,

А как подачку - сами не возьмем?

Зачем позолоченной кабалы

Нам добиваться - даже в Небесах?

В себе поищем блага. Станем жить

По-своему и для самих себя,

Привольно, независимо, - пускай

В глубинах Преисподней. Никому

Отчета не давая, предпочтем

Свободы бремя - легкому ярму

Прикрашенного раболепства. Здесь

Воистину возвысимся, творя

Великое из малого. Мы вред

На пользу обернем; из бед и зод

Составим счастье. Муки отстрадав,

Преодолеем кару, и в Аду,

При помощи терпенья и труда,

К покою, к благоденствию придем.

Страшит вас этот мрачный, мглистый мир?

Но часто окружает Свой Престол

Всевышний Царь клубами облаков

Густых и сумрачных, не умаляя

Монаршей славы, но величьем тьмы

Ее венчая, и тогда гремят

В угрюмых тучах громы, испытуя

Свое остервененье, Небеса

Геенне уподобив. Разве мы

Не можем перенять небесный свет,

Как Победитель - наш Гееннекий мрак?

Сокровищ вдоволь здешняя юдоль, -

И золота, и дорогих камней, -

Таит в себе; достанет и у нас

Уменья претворить их в чудеса

Великолепия; на больший блеск

И Небо не способно. Между тем

Страдание стихией нашей станет,

А ныне жгущий, нестерпимый зной -

Приятным; обратится наш состав

В его состав; мы, с болью породнись,

Ее не будем вовсе ощущать.

Итак, все доводы - за мир, за прочный

Правопорядок. Должно обсудить,

Как нам спастись от настоящих бед,

Но сообразно с тем: кто мы теперь,

И где находимся, оставив мысль

О мести, о войне. Вот мой совет.

По сборищу, едва Маммон умолк,

Пронесся ропот, словно из пещер

В утесах вырвался плененный гул

Порывов шторма, что вздымал всю ночь

Морскую глубь и лишь к зачину дня

Охриплым посвистом навеял сов

Матросам истомленным, чей баркас

В скалистой бухте после бури стал

На якорь. Так собранье зашумело,

Рукоплеща Маммону. Всем пришлось

По нраву предложенье мир хранить.

Геенны горше демонов страшил

Второй, подобный первому, поход.

Меч Михаила и Небесный гром

Внушали ужас. Духов привлекло

Одно желанье: основать в Аду

Империю, которая с веками,

При мудром управленье и труде,

Могла бы Небесам противостать.

Постигнув эти мысли, Вельзевул,

Главнейший рангом после Сатаны,

Вознесся властно, взором зад обвел;

Казалось, поднялся опорный столп

Державы Адской: на его челе,

О благе общем запечатлены

Заботы; строгие черты лица

Являли мудрость княжескую; он

И падший - был велик. Его плеча

Атланта бремена обширных царств

Могли б снести. Он взглядом повелел

Собранью замолчать и начал речь

Средь полной тишины, ненарушимой,

Как ночь, как воздух в знойный летний день.

"- Престолы, Власти, воинство Небес,

Сыны эфира! Или мы должны

Лишиться наших званий и наречь

Себя Князьями Ада? Видно, так.

Вы все за то, чтобы в Аду осесть

И государство мощное создать, -

В мечтах, конечно, ибо Царь Небес

Узилище нам уготовал в бездне,

А не приют, куда не досягнет

Его рука, где неподвластны мы

Небесному Верховному суду,

Где против Трона горнего ковать

Крамолу сможем вновь; наоборот!

Он в ссылку нас отправил, чтоб в ярме

Томить неотвратимом, в кандалах,

На каторге бессрочной, как рабов.

Поверьте: наверху или внизу,

Он - первый и последний Государь,

Единый Самодержец; наш мятеж

Его владений не приуменьшил,

Напротив - Ад прибавил. Будет впредь

Он здесь железным нас пасти жезлом,

Как прежде пае на Небе - золотым.

О мире и войне - к чему наш спор?

Однажды мы, решившись на войну,

Все потеряли. Мира не просил

Никто, да и никто не предлагал.

Какого мира вправе ждать рабы

Плененные? Оковы, да тюрьма,

Да кары произвольные. А мы

Что в силах предложить? Одну вражду,

И ненависть, и яростный отпор,

И месть, хоть медленную, но зато

Неутомимо ищущую средств

Убавить Триумфатору плоды

Его побед и радость отравить

От созерцанья наших мук. Найдем

Возможностей немало для борьбы

Помимо новой, гибельной войны

И штурма неприятельских валов,

Которым ни осада не страшна,

Ни приступы, ни адовы набеги.

Нельзя ли что полегче предпринять?

Есть место некое (когда молва,

Издревле сущая на; Небесах,

Неложно прорицает), мир другой,

Счастливое жилище существа,

Прозваньем - Человек; он должен быть

Примерно в это время сотворен

И сходен с нами, хоть не столь могущ

И совершенен; и превыше всех

Созданий Тем, кто правит в Эмпирее,

Возлюблен. Так Господь провозгласил

В кругу богов, обетом подтвердив

И клятвою, потрясшей Небеса.

Туда направим помыслы; узнаем,

Что это за творенья, из какой

Субстанции и чем одарены,

В чем сила их и слабость, как верней

Их совратить, употребив обман

Иль принужденье. Путь на Небеса

Нам прегражден; Властитель там царит,

Уверенный в могуществе своем

Незыблемом. Быть может, новый мир

Находится на крайнем рубеже

Владений царских и его охрана

Поручена насельникам самим.

Здесь, может быть, удастся учинить

Нам кое-что: огнем пекельным сжечь

Мир новозданный или завладеть

Им нераздельно, жителей изгнав

Бессильных, как с Небес изгнали нас.

А если не изгоним, - привлечем

На нашу сторону; тогда их Бог

Врагом их станет; гневною рукой,

В раскаянье, свои же истребит

Созданья. Мы простое превзойдем

Отмщение, блаженство умалив,

Которое испытывает Он

От бедствий ваших и к тому еще

Возрадуемся от Его смущенья,

Когда увидит Он любимых чад,

Стремглав летящих в Ад, чтоб разделить

Мученья наши, и клянущих день

Рожденья своего, в слезах, в тоске

О кратком счастье, сгинувшим навек"

Подумайте: не стоит ли дерзнуть

Попыткой, нежели коснеть во тьме

И призрачные царства учреждать!"

Так Вельзевул свой дьявольский совет

Отстаивал, предложенный вчерне

В начале совещанья Сатаной.

Но кто ж иной, как зачинатель Зла,

Столь темные дела измыслить мог:

В зачатке погубить весь род людской,

Смешать- и Ад и Землю воедино

И славу Вседержителя попрать?

Но прославленью вящему Творца

Их заговор коварный послужил.

Собор Гееннский воодушевлен

Отважным предложением; в глазах

Блеснула радость. Голосуют все

За дерзкий этот план, и Вельзевул,

При общем одобренье, продолжал:

"- Синод богов! Судили мудро вы

И мудро завершили долгий спор,

Под стать величью вашему, приняв

Решение великое; оно,

Судьбе наперекор, подымет нас

Из бездны адской ближе в вышине

Былой, и нам удастся, может быть,

К пределам лучезарным вознесясь,

Ворваться в Небо, с помощью оружья

Союзного, не то - сыскать приют

В благоприятной области иной,

Где свет небес прекрасный озарять

Нас ежедневно станет, где восток

Сияющий рассеет мрачность эту,

И благовонный воздух, как бальзам

Живительный, ожоги исцелит

От едкого огня. Кого же мы

Пошлем разведать новозданный мир?

Кто с этим справится? Какой смельчак

Стопой скитальческой измерит бездну

Неизмеримую, отыщет путь

В пространстве, без начала и конца,

В тьме осязаемой? Кого из нас

Над пропастью вселенской удержать

Возмогут неустанные крыла

И взмах за взмахом, продолжая лет,

В счастливый край гонца перенесут?

Какая опытность, какая мощь

Ему потребны? Как минует он

Густую сеть отрядов и застав

Охраны Ангельской вокруг Небес?

Здесь надо осторожность проявить

Особую; не меньшую - и нам

При выборе посланца; ведь ему

Вверяем нашу общую судьбу

С последнею надеждой заодно".

Он, кончив, сел; пытливый взгляд вперил

В собрание: оспорят смелый план,

Одобрят ли? Отважится ли кто

На дерзкую попытку? Все молчат,

Обдумывая, взвешивают риск,

И с удивленьем каждый на лице

Другого тот же видит страх, что сам

Испытывает. Не нашлось героя,

Средь первых удальцов Небесных битв,

Который вызвался бы этот путь

Ужасный в одиночку одолеть.

Тут Сатана, венчанный в этот миг

Неоспоримой славой выше всех,

В сознанье превосходства своего

И с царственным величьем произнес:

"- Престолы эмпирейские. Сыны

Небес! По праву приутихли мы;

Не страх, но спасенье нас гнетет

По праву. Долог путь, безмерно тяжек,

От Преисподней к свету. Нерушим

Застенок наш; огнепалящий свод,

Готовый жадно каждого пожрать,

Девятикратно окружает нас.

Врата из адаманта наверху

Надежно замкнуты, раскалены,

И всякий выход ими прегражден.

Тому, кто миновал бы их, грозит

Ночь невещественная, пустота

Зияющая; бездна, где смельчак,

Решившийся пучину пересечь,

Исчезнуть вовсе может, без следа.

А если в некий мир он прилетит

Сохранно, в чуждый край, - что ждет его?

Опасности, которые нельзя

Предвидеть, коих трудно избежать.

Но этого престола, о Князья,

Достоин бы я не был, царский сан,

Что с властью и величьем сопряжен,

Не по заслугам бы стяжал, когда

Преграды и опасности меня

Могли бы от попытки удержать

Исполнить нечто, признанное здесь,

Для блага общего, необходимым.

Приняв престол монарший и права,

Неужто я, от сопричастных им

Опасностей и славы откажусь?

И то и это надлежит равно

Властителю; чем выше он стоит,

Тем больший воздают ему почет,

Тем чаще испытанья, тем сложней

Задачи, предстоящие Вождю.

Вы, Силы мощные, гроза Небес,

Хоть вы низвергнуты, займитесь домом,

Ведь здесь - ваш дом на время. Вы должны

Умерить злополучье, сделать Ад

Отчасти выносимым, если есть

Такое средство или волшебство,

Способное ослабить, облегчить

Невзгоды Преисподней; за Врагом

Бессонным надо зорко наблюдать.

А я пущусь в полет, за берега

Бесформенного мрака, чтобы всех

Освободить. Попытку предприму

Один; опасный этот шаг никто

Со мною не разделит!" Кончив речь,

Монарх поднялся, наложив запрет

На возраженья. Мудро он судил,

Что, ободренные его примером,

Другие полководцы захотят

Участвовать (предусмотрев отказ)

В том, что недавно так страшило их,

И с помощью отваги показной,

Возвысившись в глазах собранья, стать

Его соперниками; без труда

Честь раздобыть, которую ценой

Геройских дел он должен обрести.

Но голос повелительный Вождя

Не меньше предприятья самого

Внушает ужас. Шумно все встают,

Последуя Владыке; словно гром

Раскатисто вдали пророкотал.

Почтительно склонясь пред Сатаной,

В нем Бога величают, приравняв

Царю Небес; благодарят за то,

Что он собою жертвовать готов

Для блага общего. Не до конца

Заглохли добродетели у Духов

Отверженных, к стыду людей дурных,

Кичащихся прекрасными на вид

Поступками, внушенными гордыней,

И под личиной рвения к добру, -

Тщеславной суетностью. После всех

Сомнений, совещаться перестав,

Провозглашают славу Духи тьмы

Властителю единственному. Так,

Лишь только ветер северный уснет,

Клубясь, густые тучи с гребней гор

Ползут, замглив приветный небосклон.

Угрюмая стихия сыплет снег

На землю смутную, дожди струит,

Но солнце, ввечеру, лучом прощальным

Сквозь тучи улыбнется, и поля

Внезапно воскресают; стаи птах

Щебечут; блеют весело гурты,

Холмы и долы оглашая вновь.

О, срам людской! Согласие царит

Меж бесов проклятых, но человек, -

Сознаньем обладающая тварь, -

Чинит раздор с подобными себе;

Хотя на милосердие Небес

Надеяться он вправе и завет

Господний знает: вечный мир хранить, -

Живет он в ненависти и вражде,

Опустошают Землю племена

Безжалостными войнами, неся

Друг другу истребленье, будто нет

(Что, собственно, сплотить бы всех должно)

У них врагов Гееннских, день и ночь

Готовящих погибель для людей.

Собор Стигийский завершен. В порядке

Расходится блистательная знать

Бесовская; меж ними - Властелин

Их наивысший, излучая мощь,

Надменно шествует; казалось, он

Способен сам противостать Творцу,

Один, как самодержца грозный сан

В Аду ни с кем не делит, окружив,

Из подражанья Богу, выход свой

Великолепьем царским и кольцом

Горящих Серафимов, при оружье

И с множеством хоругвей. Дан приказ

Немедля объявить, под гром фанфар,

О принятом решенье и конце

Совета. Приложив металл к устам,

На все четыре стороны трубят

Четыре Херувима; вторят им

Герольдов голоса, и далеко,

По всем провалам бездны, эта весть

Разносится; несметные войска

Восторженно приветствуют ее.

Затем, уже спокойней, ободрясь

Надеждой ложной, Адские полки

Неспешно расстаются; их пути

Различны: каждый следует, куда

Наклонности влекут и грустный выбор,

Где мнит найти покой от хмурых дум

И тягостное время скоротать

До возвращенья Сатаны. Одни

Среди равнин, другие в вышине,

Летают, соревнуясь меж собой,

И в беге спорят, как во времена

Пифийских игр и Олимпийских. Здесь

Увлечены ристаньем колесниц,

Там укрощают огненных коней,

А тут - в шеренги строятся опять.

На небосклоне так порой встают

Видения: две рати в облаках,

Вещая войны гордым городам,

Сражаются. В побоище сперва

Вступают, с копьями наперевес,

Наездники воздушные; потом,

Перемешавшись в рукопашной схватке,

Когорты рубятся; вся твердь в огне

От ярого сверкания клинков.

Иные Духи, как Тифон, взъярясь,

Раскалывают горы, скалы в прах

Крушат и мчатся, вихри оседлав;

И Аду тяжко дикую гоньбу

Снести. Так, победительный Алкид

Эхалию покинул и покров

Отравленный на тело возложил;

Несносную испытывая боль,

Он сосны Фессалийские, в пылу

Неистовства, с корнями вырывал

И в море, в глубину Эвбейских вод,

С вершины Эты, Лихаса швырнул.

Иные, кротче нравом, обрели

Приют в затишном доле; там поют

Распевом Ангельским, под звуки арф,

О подвигах былых, о той беде,

Что их постигла, и клянут судьбу,

Поработившую свободный дух

Случайностью и силою. Хотя

Пристрастны песни эти, но такой

Гармонией пленительной полны

(Но разве может по-другому хор

Бессмертных петь?), что даже Ад умолк

И слушателям не мешал внимать

Восторженным. Другие, в стороне,

Облюбовали для беседы холм

(Умам - витийство, музыка - сердцам

Отрадны), там раздумьям предались,

Высоким помыслам: о Провиденье,

Провиденье, о воле и судьбе -

Судьбе предустановленной и воле

Свободной, наконец, - о безусловном

Провиденье, плутая на путях

К разгадке; обсуждению они

Подвергли всестороннему: добро,

И зло, блаженство счастья и страданье

Конечное, бесстрастие и страсть,

Позор и славу, - праздных дум тщета

И мудрость ложная! - но так могли

Тоску и страх заклясть на краткий час

Волшебным красноречьем, пробудить

Напрасные надежды и сердца

Тройной броней терпения облечь.

Еще другие, крупными сойдясь

Отрядами, отважились разведать

Зловещий этот мир, дабы найти

Убежище помягче, и летят

Вдоль русел четырех Аидских рек,

Что в озеро пекучее несут

Погибельные струи: Стикс - река

Вражды смертельной; скорбный Ахерон,

Глубокий, черный; далее - Коцит,

Наименованный за горький плач,

Не молкнущий у покаянных вод

Его унылых; наконец, поток

Неистово кипящего огня, -

Свирепый Флегетон. Вдали от них

Беззвучно и медлительно скользит

Река забвенья Лета, развернув

Свой влажный лабиринт. Кто изопьет

Ее воды - забудет, кем он был

И кто он есть; забудет скорби все,

Страданья, радости и наслажденья.

За Летой простирается страна

Морозов лютых, - дикий, мглистый край,

Терзаемый бичами вечных 6yjpb

И вихрей градоносных; этот град,

Не тая, собирается в холмы

Огромные, - подобия руин

Каких-то древних зданий. Толща льда

И снега здесь бездонна, словно топь

Сербонская, меж Касием-горой

И Дамиатой, где уже не раз

Тонули армии, а воздух здесь

Пронизывает стужей до костей

И словно пламя жжет. В урочный срок

Когтями гарпий Фурии влекут

Приговоренных грешников сюда.

Виновные испытывают боль

Стократ сильней от резких перемен:

Из пламени бросают их на льды,

Чтоб выстудить эфирное тепло;

И долго так лежат они, застыв,

Мучительно-недвижные, пока

Окоченеют; и в огонь опять

Несчастных возвращают. Взад-вперед

Над Летой перебрасывают их,

Удвоив пытку тщетной маетой,

Стремлением - хоть каплю зачерпнуть

Желанной влаги, что могла бы дать

Забвенье Адских мук. Они к воде

Припасть готовы, но преградой - Рок;

Ужасная Медуза, из Горгон -

Опаснейшая, охраняет брод;

Сама струя от смертных уст бежит,

Как некогда из жадных губ Тантала.

Отважные отряды смущены,

Растерянны; от страха побледнев,

С глазами остеклелыми, бредут

Напропалую, осознав теперь

Впервые безнадежный свой удел;

Им не нашлось убежища нигде.

Не мало мрачных, вымерших долин

Они прошли, не мало скорбных стран

Угрюмых миновать им довелось,

И огненных и ледовитых гор,

Теснин, утесов, топей и болот,

Озер, пещер, ущелий, - и на всем

Тень смерти; целый мир, где только смерть

Владычествует, созданный Творцом

В проклятие, пригодный лишь для Зла;

Где живо мертвое, мертво живое,

Где чудищ отвратительных родит

Природа искаженная, - одних

Уродов мерзких; даже страх людской

Таких не мог измыслить; в сказках нет

Подобной жуткой нежити: Химер

Убийственных, Горгон и гнусных Гидр.

Тем часом быстрокрылый Сатана,

Враг Бога и людей, отважный план

Осуществляя, направлял к вратам

Геенны одинокий свой полет.

Порою влево он летел, порой -

Направо; то крылами мерил глубь

Провала, то взмывал под самый свод

Палящий. Так, сдается, что вдали,

Над морем, в тучах, корабли парят,

Когда их равноденственный муссон

Уносит от Бенгальских берегов

Иль островов Терната и Тидора,

Откуда пряности везут купцы

И, море Эфиопское пройдя,

На Кап кормила держат; Южный Крест

Им правильный указывает путь.

Так выглядел парящий Архивраг

Издалека. Он, под конец, достиг

Предела свода страшного; пред ним

Граница Ада; накрепко ее

Хранят девятистворные Врата:

Три ртвора из железа, три из меди,

И три - из адаманта. Впереди,

По обе стороны, - два существа,

Два чудища огромные; одно -

До пояса - прекрасная жена,

От пояса же книзу - как змея,

Чье жало точит смертоносный яд;

Извивы омерзительных колец,

Громадных, грузных, - в скользкой чешуе.

Вкруг чресел скачет свора адских псов;

Их пасти Церберские широко

Разинуты; невыносимый лай

Терзает слух. Но если псов спугнуть,

Они в утробу чудища ползут

И, в чреве скрывшись, продолжают выть,

И лаять, и пронзительно визжать.

Не столь ужасные терзали Сциллу,

Купающуюся в морских волнах,

Меж Калабрийских берегов и скал

Тринакрии рычащих, и не столь

Свирепа свита, мчащаяся вслед

Ночной колдунье, что, почуя зов

Таинственный, по воздуху летит

На запах крови детской, в хоровод

Лапландских ведьм, принудивших Луну

Усталую померкнуть силой чар.

Второе существо, - когда назвать

Возможно так бесформенное нечто,

Тенеподобный призрак; ни лица,

Ни членов у него не различить;

Он глубочайшей ночи был черней,

Как десять фурий злобен, словно Ад,

Неумолим и мощно потрясал

Огромным, устрашающим копьем;

То, что ему служило головой,

Украшено подобием венца

Монаршего. Навстречу Сатане,

Что той порою ближе подошел,

Вскочив мгновенно, грозные шаги

Направил призрак с той же быстротой;

Ад содрогается под гнетом стоп

Тяжелых; но, виденье разгадать

Желая, изумленный Архивраг

Чудовище бесстрашно созерцал;

Пред Богом он и Сыном лишь склонялся,

Созданий сотворенных не боясь.

На яростного демона взглянув

Презрительно, он первым начал речь:

"- Кто ты, проклятый призрак, и откуда?

Зловещий, темный, - как ты смеешь мне

Обличием уродским преграждать

К вратам дорогу? Я сквозь них пройду,

Не спрашивая дозволенья. Прочь!

Иначе ты заплатишь за твое

Безумие, на опыте узнав,

Исчадье Ада, - как вступать в борьбу

С Небесным Духом!" Демон закричал

В ответ: "- Предатель - Ангел! Это ты

На Небе мир и верность преступил,

Досель ненарушимые; увлек

Своей гордыней Сил Небесных треть

К восстанью против Бога, и за то

И ты и совиновники навек

Осуждены в Геенне прозябать

В невыносимых муках и тоске.

И, обреченный Аду, ты дерзнул, .

Себя причислив к Ангелам, хулы

В моих владеньях нагло изрыгать

И мне грозить? Узнай, что здесь -

я царь,

Твой царь и господин. Ступай туда,

Где ты обязан кару отбывать,

Презренный, беглый лжец, и трепещи,

Чтоб я не приускорил твой полет

Возвратный скорпионовым бичом,

Не причинил неведомую боль

Одним ударом этого копья

И в небывалый ужас не поверг!"

Так молвил жуткий призрак, становясь

Гнусней десятикратно и страшней

По мере возглашения угроз.

Не дрогнув, Сатана пред ним стоял,

Пылая возмущеньем; он был схож

С кометой, озарившей небосвод

Арктический, в созвездье Змееносца,

На землю стряхивающей чуму

И войны со своих зловещих косм.

Соперники стремятся поразить

Друг друга в голову, закончив бой

Одним ударом, и глядят в упор,

Кипя от ярости, подобно двум,

Тяжелой артиллерией небесной

Вооруженным, тучам, что висят,

Недвижные, над Каспием, пока

К воздушной стычке их не подстрекнет

Сигналом трубным ветер. Таковы

Гиганты мощные. Ад помрачнел

От их бровей нахмуренных. Враги

По силе и неистовству равны.

В единой схватке сходятся бойцы

Подобные, но каждому из них

Еще однажды схватка предстоит

С таким же всемогущим, но иным

Противником. Вот-вот произойдет

Событие неслыханное! Ад

Поколебался бы из края в край;

Но полуженщина, полузмея,

Что ключ от врат хранила роковой,

Рванулась между ними, возопив:

" - Зачем, отец, десницу ты занес

На собственного сына? Что за гнев

Тебя, о сын, безумно побудил

Избрать мишенью голову отца

Для дрота смертоносного? Кому

Покорствуешь? Тому, кто с вышины

Смеется над готовностью раба,

Под видом правосудья исполнять

Веления свирепости Его,

Которая погубит вас двоих!"

Чума Геенны - Призрак, воплю вняв,

Застыл, а Сатана в ответ сказал:

"- Так странен возглас твой, значенье слов

Столь непонятно, что моя рука,

Не любящая медлить, замерла;

Тебе я мог бы делом доказать

Ее могущество, но я хочу

Узнать сначала: что за существо

Ты, двойственное диво? Почему,

Впервые повстречавшаяся мне

В долине Адской, ты меня зовешь

Отцом, а эту демонскую тень

Мне в сыновья навязываешь? Я

Тебя не знаю. Не видал досель

Уродов, мерзостней обоих вас!"

Привратница Геенны возразила:

"- Ты разве позабыл меня? Кажусь

Я нынче отвратительной тебе?

А ведь прекрасной ты меня считал,

Когда в кругу сообщников твоих, -

Мятежных Серафимов, - взор померк

Внезапно твой, мучительная боль

Тебя пронзила, ты лишился чувств,

И пламенем объятое чело,

Свет излучая, слева широко

Разверзлось, и подобная отцу

Обличьем и сияньем, из главы

Твоей, блистая дивной красотой

Небесною, во всем вооруженье,

Возникла я богиней. Изумясь,

В испуге отвернулась от меня

Спервоначалу Ангельская рать

И нарекла мне имя: Грех, сочтя

Зловещим знаменьем; потом привыкли:

Я им пришлась по нраву и смогла

Прельстить враждебнейших; ты чаще всех

Заглядывался на меня, признав

Своим подобьем верным, и, горя

Желаньем страстным, втайне разделил

Со мною наслаждения любви.

Я зачала и ощутила плод

Растущий в чреве. Между тем война

На Небе вспыхнула, преобразив

Долины благодатные в поля

Побоищ. Победил Всесильный наш

Противник (разве мыслим был исход

Иной?); мы пораженье понесли

Во всем пространстве Эмпирея. Вниз,

В пучину тьмы, с Небесной вышины

Низвергли вас; я пала заодно.

Мне этот ключ вручили, приказав

Хранить сии Врата, дабы никто

Не мог отсюда выйти до поры,

Пока я их сама не отомкну.

Но, сидя на пороге, размышлять

Недолго одинокой мне пришлось:

В моей утробе оплодотворенной,

Разросшейся, почувствовала я

Мучительные корчи, боль потуг

Родильных; мерзкий плод, потомок твой,

Стремительно из чрева проложил

Кровавый путь наружу, сквозь нутро,

Меня палящей пыткой исказив

И ужасом - от пояса до пят.

А он, мое отродье, лютый враг,

Едва покинув лоно, вмиг занес

Убийственный, неотвратимый дрот.

Я прочь бежала, восклицая: Смерть!

При этом слове страшном вздрогнул Ад,

И тяжким вздохом отозвался гул

По всем пещерам и ущельям: Смерть!

Я мчалась; он - вослед (сдается мне:

Сильнее любострастьем распален,

Чем яростью); испуганную мать

Настиг, в объятья мощно заключив,

Познал насильно. Эти псы - плоды

Преступного соития. Гляди!

Страшилища вокруг меня рычат

И лают непрестанно; каждый час

Должна их зачинать я и рождать

Себе на муку вечную; они,

Голодные, в мою утробу вновь

Вползают, завывая, и грызут

Мое нутро, что пищей служит им;

Нажравшись, вырываются из чрева,

Наводят на меня безмерный страх,

Умышленно тревожа каждый миг,

И нет мне отдыха, покоя нет!

Но сын - мой враг, проклятый призрак

Смерть -

Сидит напротив, подстрекая псов,

Готовый, за отсутствием другой

Добычи, мать свою - меня пожрать,

Когда б не ведал, что с моим концом

И он погибнет; горькой покажусь

На вкус; ведь стать могу я в срок любой

Убийственной отравой для него:

Так решено Судьбой. Но ты, отец,

Копья губительного берегись

И не надейся тщетно, что броня,

В эфире закаленная, тебя

Убережет. Губительный удар

Всех сокрушает, кроме Одного -

Кто властвует в Небесной вышине".

Она умолкла. Хитрый Враг, смекнув

Значенье слов ее, умерил гнев

И нежно молвил: "- Дорогая дочь, -

Поскольку ты зовешь меня отцом

И предъявляешь сына моего

Прекрасного - залог взаимных нег,

Которые с тобою в Небесах

Делили мы; печально вспоминать

О них, коль так ужасно мы с тобой

Переменились. Прибыл к вам, поверь,

Не как противник, но как лучший друг,

Чтоб вызволить из мрачной бездны бед

Обоих вас и всех союзных Духов,
Сражавшихся в защиту наших прав
И вместе с нами сброшенных с высот.
От них я послан. Жертвуя собой
Для блага общего, предпринял сам
Служенье трудное; один как перст,
Я странствую в бездонной глубине,
Чтоб отыскать среди пустых пространств
Неизмеримых - некий новый мир,
Предсказанный давно, и признак есть
Надежный, что уже он сотворен,
Обширный, круглый, благостный; преддверье
Небес, вместилище утех, приют
Каких-то новосозданных существ,
Быть может - предназначенных занять
На Небе - место наше; впрочем, Он
Их отдалил, боясь, что возрастет
Избыток населенья и впять
В Его владеньях разразится бунт.
Разведав: так ли это иль не так,
Не утаен ли замысел иной
Царем Небес? - я тотчас возвращусь,
Тебя и Смерть перенесу туда,
Где вы привольно будете порхать
Невидимые, на немых крылах,
В душистом воздухе, где пища вам
Без меры уготована, где всє
Добычей вашей станет!" - Сатана
Умолк. Чудовища восхищены
Его словами. Смерти страшный лик
Ухмылкой злой довольство оказал
Грядущим пиром и благословил
Прожорливое чрево, что теперь
Обильной снедью голод утолит;
А гнусной тени мерзостная мать,
Не менее ликуя, своему
Родителю сказала: "- Я храню
От Преисподней заповедный ключ
По праву и велению Царя
Всемощного. Он приказал вовек
Врат адамантовых не отпирать,
А против силы - наготове Смерть
С копьем, которому противостать
Не властно никакое существо.
Но разве я обязана служить
Питающему ненависть ко мне,
Тому, кто в Тартар, в беспросветный мрак
Низверг, чтоб здесь повинность я несла
Подлейшую из подлых? Дочь Небес
И Небожительница, я терпеть-
Обречена страдания и страх
От собственных исчадий, что рычат,
И воют, и нутро мое грызут?
Ты - мой отец, ты - мой родитель, ты -
Жизнеподатель мой. Кому еще
Повиноваться мне? Кому должна
Последовать? Меня ты унесешь
В тот лучезарный, в тот счастливый мир,
К богам блаженствующим, где всегда,
С тобою рядом, справа от тебя,
Как дочь и как любимица твоя,
Истомой сладострастною дыша,
Царить я буду!" Замолчав, она
Ключ роковой, орудье наших зол
И бед, сняла с бедра, и скользкий хвост
Влача звериный, поползла к Вратам
Мгновенно, и решетчатый заслон
Вверх подняла, который без нее
Стигийским силам вкупе не сместить,
Ключ повернула в скважине замка,
Пружины сложные освободив,
А с ними - все болты и рычаги
Из прочного железа и базальта
Массивного; и створы, скрежеща
На вереях и петлями визжа,
Внезапно распахнулись; гром и лязг
До основанья потрясли Эреб.
Она их отомкнула, но замкнуть
Уже не властна. Ныне широко
Врата отворены; могла бы рать
Огромная, свободным, вольным строем,
Знамена боевые развернув,
С растянутыми флангами войти
В проем, - с повозками и лошадьми.
Теперь оттуда, словно из жерла
Плавильни, бил клубами черный дым
И пламя рдяное. Глазам троих,
Стоящих на пороге Адских Врат,
Предстали тайны пропасти седой:
Безвидный, необъятный океан
Тьмы самобытной, где пространства нет,
Ни ширины, длины и высоты,
Ни времени; где пращуры Природы, -
Ночь древняя и Хаос, - в шуме битв
Немолчных безначалие блюдут
Исконное, сумятицу, нелад
И существуют лишь благодаря
Отсутствию порядка. Вечный спор
Здесь четверо соперников-борцов
Заядлых: Сухость, Влажность, Холод, Жар, -
О первенстве ведут и гонят в бой
Зачатки-атомы, что под гербы
Различных кланов строятся; легко
Вооруженные и тяжело,
Проворны и медлительны, остры
И гладки, неисчетны, как пески
Бесплодных почв Кирены или Барки,
Вздымаемые стычкой вихревой,
Чтоб ветров невесомые крыла
Отяготить; и верх берет на миг
Та сторона, где атомы в числе
Чуть большем накопятся; а судья
Их распрей - Хаос, как бы ни решал,
Лишь умножает смуту, что ему
Опорой служит; правит рядом с ним
Арбитр верховный - Случай. На краю
Пучины дикой, - зыбки, а быть может -
Могилы Мирозданья, где огня
И воздуха, материков, морей,
В помине даже нет, но все они
В правеществе зачаточно кишат,
Смесившись и воюя меж собой,
Пока. Творец Всевластный не велит
Им новые миры образовать;
У этой бездны осторожный Враг,
С порога Ада созерцая даль,
Обмысливал свой предстоящий путь:
Ведь не пролив же узкий переплыть
Ему придется! Нестерпимый шум
Губительный ошеломлял его,
Подобный (если малое сравнить
С большим возможно) рыку батарей
Осадных гаубиц, когда Беллона
Обширный город обращает в прах;
И если б даже рухнул небосвод
И элементы вздыбленные шар
Земной сорвали бы с его оси,
Возникший грохот не был бы сильней
Того, что слух Врага теперь терзал.
Вот наконец он, крылья распустив
Подобно корабельным парусам,
От почвы оттолкнулся и взлетел
С клубами чадными, и много лиг
Преодолел отважно, оседлав
Летучий дым; но вскорости клубы
Развеялись под ним и седока .
Оставили в бескрайной пустоте.
Напрасно он размахивал вовсю
Громадными крылами; как свинец
Сорвался в пропасть, падая стремглав,
И десять тысяч фатомов успел
Отмерить он, и падал бы сейчас,
Когда бы, на беду, могучий взрыв
Из тучи, проносившейся вблизи,
Насыщенной селитрой и огнем,
Опять скитальца ввысь на много миль
Не взвил; безумный вихрь затих, и он
Погряз в трясине вязкой - ни вода,
Ни суша. Через топкий этот край
С натугой путник двигался вперед,
Где лєтом, где пешком; ему годны
Весло и парус. Так пересекал
Болота, горы и пустыни Гриф,
Преследуя упорно Аримаспов,
Что золото украли у него,
Хоть россыпи он зорко сторожил.
Подобно Грифу, стойкий Сатана
Одолевал болота и хребты,
Стремясь вперед сквозь множество стихий -
Разреженных, и плотных, и густых,
И твердых; пробивался головой,
Руками, крыльями, ногами; он
Летел, нырял, пускался вплавь и полз.
Вдруг бесконечно-дикий, зычный вопль
Он услыхал: нестройных криков гул,
Смешенье смутных звуков, и туда
Бесстрашно повернул, дабы взглянуть:
Какие сонмы Духов или Сил
Здесь, в глубочайшей пропасти, царят
Средь шума этого, и разузнать
Надежный путь из тьмы к пределам света.
Внезапно перед ним престол возник
Владыки Хаоса; его шатер
Угрюмый над провалами глубин
Раскинут широко; второй престол
Ночь занимает, с головы до пят
Окутанная темной пеленой, -
Наидревнейшая изо всего,
Что существует; рядом с ними Орк,
Аид и Демогоргон, чье нельзя
Прозванье грозное произносить,
А там - Смятенье, Случай и Молва,
Раздор тысячеустый и Мятеж
Вопят, кричат и спорят вразнобой.
К ним обратился храбро Сатана:
"- Вы, Духи или Силы, Нижней Бездной
Исконно правящие: Хаос, ты,
И ты, несозданная Ночь! Пришел
Не как лазутчик, тайны распознать
Владений ваших, и не свергнуть вас;
Негаданно в пустынный здешний край
Забрел я, ибо к свету верный путь
По вашей мрачной области пролег.
Я в одиночку, без проводника,
Во мгле плутаю; не могу найти
Рубеж, где ваше царство темноты
Граничит с Небом. Там, невдалеке,
Возможно, есть места, не столь давно
Отобранные Деспотом у вас.
Туда стремлюсь я; укажите мне
Дорогу, - вас сторицей награжу,
И если мне Захватчика изгнать
Удастся из отторгнутой страны,
Ее верну в первоначальный мрак,
Под вашу руку (в этом цель моя),
И знамя древней Ночи водворю.
Вся прибыль - вам, себе - оставлю месть!"
Анарх - старик с изменчивым лицом,
Забормотал: "- Ты мне знаком, чужак;
Ты - Ангелов могучий верховод,
Восставщий на Властителя Небес
И побежденный. Да, я видел все
И слышал. Многочисленная рать
Подобная беззвучно не могла
Сквозь бездну потрясенную лететь,
Обрушиваясь, падая стремглав,
А мириады яростных полков
Из распахнувшихся Небесных Врат
Победоносно хлынули вослед,
Преследуя повстанцев по пятам.
Здесь, на границе царства моего,
Я восседаю, силясь уберечь
Ту малость, что еще подвластна мне,
Но распри ваши даже ей грозят.
Держава древней Ночи из-за них
Ущерблена: сперва отторгнут был
Обширный Ад, чтоб вам тюрьму создать.
Теперь Земля и Небо - новый мир, -
Подвешены на золотой цепи,
Над нашими владениями, там,
Где легионы рушились твои.
И знай, коль ты намерился туда:
Опасен путь, хотя и не далек.
Ступай, спеши! Разруха и разор,
Бесчинство и крушенье - любы мне!"

Не тратя ни мгновенья на ответ
И радуясь тому, что берег моря
Его скитаний близок, Сатана
Со свежей силой взмыл одним рывком,
Как пирамида пламени, в простор
Пустынного пространства, проложив
Дорогу средь враждующих стихии,
Кишевших вкруг него. Не претерпел
Такие беды Арго, между скал
Смыкающихся проходя Босфор;
Не худшим испытаниям Улисс
Подвергся, левым бортом обогнув
Харибду, чтоб кормило повернуть
К соседней водоверти. Но вперед,
С трудом, упорно Сатана летел,
Одолевал упорно и с трудом
Препятствия; когда их превозмог,
И с помощью его произошло
Паденье Человека, - страшный путь
Преобразился дивно: Грех и Смерть,
Вослед, с произволения Небес,
Над бездною широкую стезю
Немедля проторили. Клокоча,
Пучина терпеливо сносит мост
Длины безмерной: от Гееннских недр
До рубежей вновь созданного мира;
По той тропе шныряют Духи Зла
Вперед-назад, чтоб соблазнять людей
И их карать нещадно, исключив
Хранимых благосклонностью Творца
И добрых Ангелов от искушенья.
Но вот свое влиянье проявил
Блаженный свет, забрезжив от зубцов
Небесных башен; отблеск заревой
Проник в глубины хмурой Ночи. Здесь
Природа зачинается уже;
Отсюда Хаос, как разбитый враг,
Поспешно отступает; он притих,
И глуше бранный гул его звучит.
Все меньшие усилья Сатане
Потребны для полета; он теперь,
В мерцанье сумерек, совсем легко
Скользит по успокоенным волнам.
Так радостно заходит в порт корабль,
Рангоут потеряв и такелаж,
В борьбе со штормом. Крылья распластав
Широкие, в разреженной среде,
Почти воздушной, - видит Сатана
Просторы эмпирейские Небес, -
Квадратных или круглых, - не понять,
Столь широки они. Пред ним опал
Высоких башен, блещущий сапфир
Зубчатых стен его былой отчизны,
И рядом - мир повис на золотой
Цепи, подобный крохотной звезде
В сравнении с Луной. Лелея месть
Неутолимую, проклятый Дух
Торопится туда в проклятый час.

КНИГА ТРЕТЬЯ

Содержание

Восседая на Престоле своем, Бог видит Сатану, летящего к новозданному миру, и, указав на него Сыну, сидящему одесную, предрекает успешное совращение рода человеческого Сатаною и разъясняет, что Божественное правосудие и премудрость безупречны, ибо Человек создан свободным и вполне способным противостоять искушению. Однако Он изъявляет намерение помиловать Человека, падшего не по причине прирожденной злобности, как Сатана, но будучи соблазненным им. Сын Божий восхваляет Отца за милость к Человеку, но Господь провозглашает, что милость та не может быть дарована без удовлетворения Божественной справедливости; Человек оскорбил величие Божие, посягнув присвоить себе божественность, а посему осужден со всем потомством на смерть и должен умереть, если не найдется кто-либо, возжелающий искупить за него эту вину и понести кару. Сын Божий выражает готовность добровольно пожертвовать Собой для искупления Человека; Отец принимает жертву, повелевает Сыну воплотиться и превозносит Его надо всеми именами на Небесах и на Земле, повелевает всем Ангелам поклониться Сыну. Повинуясь, Ангелы, объединенным хором, сопровождаемым арфами, воспевают в гимнах Отца и Сына. Тем часом Сатана опускается на поверхность крайней сферы нашей вселенной. Странствуя здесь, он прежде всего находит некое место, названное позднее Лимбом, Преддверьем Суетности. Следует описание лиц и предметов, возносящихся в эту область. Затем Сатана достигает Небесных Врат; следует описание ступеней, ведущих к ним, и вод, обтекающих Небеса. Далее Сатана направляет полет к шару Солнца, встречает Уриила, правителя этой планеты, преображается в младшего Ангела и притворно уверяет Серафима в своем горячем стремлении увидеть новозданный мир и Человека, поселенного на нем Создателем. Он выведывает местонахождение Человека и сперва опускается на гору Нифат.

О, Свет святой! О, первенец Небес!
Хвала тебе! Дерзну ль неосужденно
Лучом совечным Вечному назвать
Тебя, когда Господь есть Свет,
От века сущий в неподступном свете,
А стало быть, о, излученный блеск
Субстанции несозданной, - в тебе!
Эфира ли ты чистое струенье?
Но кто укажет мне, где твой исток?
Ты прежде Солнца пребывал и Неба
И, повинуясь голосу Творца,
Подобно ризам юный мир облек,
Возникший из безвидной пустоты
Безмерной, - мир глубоких, черных вод.
Стигийскую пучину миновав,
Покинув тьму, где долго я блуждал,
На смелых крыльях возвращаюсь вновь
К тебе. Летя сквозь мрак и полумрак,
Ночь древнюю и Хаос я воспел
Не на Орфеев лад, на лад иной.
Нет! Музою небесной умудрен,
Спускался я в провалы темноты
Отважно и оттуда восходил
Опять к высотам. Труден этот путь
И необычен. Снова я обрел
Тебя и воскрешающую мощь
Твоей лампады чую, но глаза
Ты никогда мои не посетишь.
Вотще они вращаются, ища
Всепроникающих твоих лучей,
Не находя и промелька зари;
Их погасила темная вода,
А может, бельма плотные. Но все ж
Я, возлюбив священные напевы,
Паломничества не прерву в страну,
Где обитают Музы, где ручьи
Прозрачные, тенистые леса
И солнцем напоенные холмы.
Но предпочтительно к тебе, Сион,
К источникам, которые в цветах,
У твоего подножия журчат
Святого, - я ночами уношусь,
Нередко вспоминая двух мужей
Слепых: Тамириса и Меонида,
С которыми сравнялся я судьбой;
О, если б равной славы мне достичь! -
И думаю о древних двух волхвах:
Финее и Тересии. Мой дух
Тогда питают мысли и невольно
Рождают гармонический напев.
Так птица в непроглядной тьме поет
Бессонная и, средь густых теней
Укрытая, свою ночную трель
Выводит. Наступают каждый год
Весна и лето, осень и зима,
Но никогда не возвратится день
Ко мне. Я не увижу никогда
Блаженных смен восходов и закатов,
Ни вешних цветников, ни летних роз,
Ни тучных стад, ни дивных лиц людских.
Подобно туче, беспросветный мрак
Меня окутал; от мирской стези.
Кипучей отстранил навек меня,
И Книга, по которой изучать
Я мог Природы дивные дела,
Померкла, выскоблена и пустых
Страниц полна; закрыты, для слепца,
Одни из врат Премудрости навек.
Тем ярче воссияй, Небесный Свет,
Во мне и, силы духа озарив,
Ему - восставь глаза; рассей туман,
Дабы увидел и поведал я,
То, что узреть не может смертный взор.

С пречистой, эмпирейской высоты,
С Престола наивысшего, Отец
Всемощный, глядя вниз, обозревал
Свое творенье и дела Своих
Созданий. Словно звезды, без числа
Толпясь вокруг Творца, Небесный сонм
Святой, при созерцанье Божества,
Блаженствовал безмерно. Сын Его
Единый одесную восседал, -
Господней славы образ лучезарный.
Творец на Землю взоры преклонил
И наших прародителей чету
Вдали узрел, - единственных людей,
В ту пору населявших райский сад,
Вкушавших там бессмертные плоды
Любви непревзойденной, несравненной
И непрерывно длящихся утех,
В отрадном одиночестве. Затем
На Ад и на пучину Он воззрел
Окружную, приметил Сатану:
Меж башнями Небес и царством Ночи
Парил скиталец в сумрачной среде,
Усталые крыла сложить стремясь,
Дабы нетерпеливою пятой
На почву мира нового ступить,
Нагого, сходного с материком,
Укрытым средь стихий, но небосвода
Лишенным, и нельзя определить:
Воздушный или водный океан
Глухие омывают берега.
И со Своей взирая высоты,
Откуда настоящее Ему,
Грядущее и прошлое ясны,
Провидчески промолвил Сыну Бог:
"- Мой Сын единородный! Убедись
В свирепом рвенье Нашего Врага.
Ни предписанья строгие Мои,
Ни все преграды Ада, ни цепей
Железо, ни бездонная пучина,
Его не удержали; злобный Дух
Отчаянною жаждою влеком
Отмщенья, но обрушится оно
На голову мятежника. Теперь
В пределах света он летит, вблизи
Небес, к недавно созданной Земле,
Он Человека силой погубить
Замыслил, или хуже - соблазнить,
Употребив коварство и обман.
И соблазнит. Беспечно и легко,
Поддавшись лживой лести, Человек
Не соблюдет единый Мой запрет,
Единый послушания залог,
И со своим потомством совокупно
Изменчивым - падет. По чьей вине?
Ужели не по собственной? В удел
Я все неблагодарному отвел,
Чем он владеть способен; Я благим
Его и чистым создал; волю дал
Свободно Зло отвергнуть или пасть.
Таков закон для сотворенных Мной
Эфирных Сил и Духов; как для тех,
Что пали, так для тех, что Мне верны
Остались. Преступить ли, устоять -
От них зависело. Как бы могли,
Не будучи свободными, любовь
Свою ко Мне бесспорно доказать,
И преданность, и верность? Если б долг
Они осуществляли принужденно,
Не следуя хотенью своему,
А лишь необходимости одной,
В чем их была б заслуга? Разве Мне
Смиренье мило, если воля, разум
(Ведь разум - это тот же вольный выбор)
Бездейственны, бессильны, лишены
Свободы выбора, свободной воли,
Не мне, а неизбежности служа?
Я справедливо создал их. Нельзя
Им на Творца пенять и на судьбу
И виноватить естество свое,
Что, мол, непререкаемый закон
Предназначенья ими управлял,
Начертанный вселенским Провиденьем.
Не Мною - ими был решен мятеж;
И если даже знал Я наперед -
Предвиденье не предрешало бунта;
И не провиденный, он все равно
Свершился без вмешательства Судьбы.
Без принужденья, без неизбежимых
Предначертаний, Духи предались
В суждениях и выборе - греху.
На них вина. Они сотворены
Свободными; такими должно им
Остаться до поры, пока ярмо
Не примут сами рабское; иначе
Пришлось бы их природу исказить,
Ненарушимый, вечный отменив
Закон, что им свободу даровал.
Избрали грех - они; самих себя
Разврату и обману обрекли,
Зачинщиками став. Но Человек
Падет, прельщенный ими; посему
Его помилую, но Духам Зла
Прощенья нет. Мой справедливый суд
И милосердье славу приумножат
Мою - на Небесах и на Земле,
Но первым и последним будет свет
Ярчайший - милосердия сиять".

Пока Творец глаголил, аромат
Амврозии овеял Небеса,
Сладчайшим счастьем новым упоив
Блаженных Духов избранных; но Сын
Был славой несравненной озарен;
Вся суть Отца отобразилась в Нем.
Святое состраданье лик Его
Являл, неистощимую любовь
И милость беспредельную; излил
Он чувства эти, обратись к Отцу:
"- Отец мой! Завершил Ты приговор
Державный - милосердно: обретет
Пощаду Человек! Тебе хвалы
Провозгласят и Небо и Земля
В несметных песнопениях священных
И гимнах, вкруг престола Твоего,
Из века в век Творца превознося.
Возможно ли, чтоб Человек погиб,
Юнейшая из тварей, младший сын
Любимый Твой, хотя бы даже он,
Обманом соблазненный, согрешил
В безумии своем? О, Ты далек,
Далек от этой мысли, мой Отец!
Ты всех своих созданий Судия
Непогрешимый, праведный; ужель
Дозволишь Ты Врагу осуществить
Его стремленья, обратить в ничто
Твой Промысел благой, а силы Зла
Победно разнуздать? Неужто Враг,
Пускай для горшей кары, но гордясь
Отмщеньем, увлекая заодно
Весь род людской, который он растлил,
Вернется в бездну Адскую? Неужто
Из-за него Ты уничтожишь Сам
Созданье, сотворенное Тобой
Для славы Собственной? Такой исход
Сомненью бы кощунственно подверг
Величие и благость Божества
И предал бы хуле неотвратимой!"

"- О Сын! - Господь ответствовал. - Души
Моей отрада, отпрыск недр Моих!
Единый Ты - Моя Премудрость, Мощь
Творящая и Слово! Глубину
Моих решений вечных Ты постиг
И выразил: погибнет Человек
Не до конца. Желающий спастись
Спасение обрящет, но отнюдь
Не волей собственной, но лишь Моим,
Даруемым свободно милосердьем.
Жестоко истощенные в плену
Греха, среди разнузданных страстей,
Людские силы жалкие опять
Восставлю Я, да, подкрепленный Мной,
Он со смертельным встретится Врагом
На равных основаньях, да поймет,
Мной подкрепленный, что ослаблен он,
Ослушник падший, что обязан Мне
Спасением - иному никому!
Я милости особой удостою
Избранников немногих; таково
Мое соизволенье. Остальных
Не перестану обличать в грехах,
Дабы разгневанное Божество
Просили о прощении, пока
Еще не поздно, и Господь благой
Их милосердно призывает. Мрак
Людских умов я просветлю, смягчу
Сердца их каменные, побудив
Раскаяться, покорствовать, молить.
К раскаянью, покорству и мольбам
Чистосердечным Я не буду глух
И слеп. Я в души Совесть им вселю, -
Вождя и Судию. Кто внемлет ей,
От света к свету следуя, стремясь
К заветной цели, тот себя спасет.
Но презирающий долготерпенье
Создателя и пренебрегший Днем
Прощения - не будет пощажен.
Пускай ожесточенные сердца
Ожесточатся пуще, слепота
Усугубится, дабы глубже пал
Ослушник, спотыкаясь. Лишь таким
Прощения не будет. Но не всє
Сказал Я: Человек, поправ запрет,
Растопчет верность; отвергая власть
Верховную Небес и возжелав
Сравниться с Богом, он последних благ
Лишится. Нечем будет искупить
Ему свою измену, посему
Он обречен распаду. Умереть
Должны и он, и отпрыски его;
И либо Справедливость, либо он
Умрет, когда не сыщется другой,
Достойный, кто в замену б захотел
Себя охотой в жертву принести
Суровому закону: смерть за смерть.
Ответьте, Силы горние: любовь
Найдется ли такая? Кто из вас
Решится тленным стать, чтоб смертный грех
Омыть людской? Кто праведный спасет
Неправедного? Есть ли в Небесах
Столь всеобъемлющее состраданье?"

Он вопросил, но Эмпирей молчал.
Небесный хор немотствовал. Никто
За Человека выступить не смел,
Тем более - вину его принять
Смертельную, возмездие навлечь
На собственную голову. И так,
Неискупленным должен род людской,
На Ад и Смерть сурово осужденный,
Погибнуть, но предстательство Свое
Сын Божий, воплощенье полноты
Любви божественной, - возобновил:

"- Изрек Ты, Отче: милости лишен
Не будет Человек. Ужель она
Его минует, из Твоих гонцов -
Быстрокрылатейшая и ко всем
Твореньям находящая пути,
Предупреждая просьбы и мольбы?
Сколь счастлив Человек, что ей призыв
Не надобен и что сама собой
Приходит милость! Гибнущий в грехах,
Не в силах, умирая, он снискать
Твою помогу, искупить вину
Молитвами и жертвами. Взгляни
На Сына! Предлагаю жизнь за жизнь.
Взамен его - меня прийми. Твой гнев
Пускай меня карает. Человеком
Меня сочти; я, из любви к нему,
Твое покину лоно; отрешусь
От славы, разделяемой с Тобой,
И за него умру охотно. Пусть
Смерть источит неистовство на мне.
Недолгий срок пребуду я в ярме
Ее угрюмой власти. Ты мне дал
Жизнь вечную; в Тебе я вечно жив
И, Смерти подчинившись, ей отдам
Лишь смертное во мне. Когда же долг
Я уплачу, Ты в мерзостном гробу
Меня поживой Смерти не оставишь,
Мой чистый дух истленью не предашь.
Победно я воскресну, покорив
Смерть - покорительницу, отниму
Добычу у нее, которой так
Она гордилась. Раны понеся
Смертельные, посрамлена, лишась
Губительного жала, Смерть во прах
Повергнется, а я плененный Ад
С триумфом повлеку через простор
Воздушный, силам адским вопреки,
И властелинов мрака предъявлю
Тебе в цепях. Возрадовавшись, Ты
С улыбкой на меня с Небес воззришь.
Я уничтожу всех моих врагов,
Последней - Смерть, и труп ее заполнит
Могилу. Окруженный сонмом душ,
Спасенных мной, на Небо я вернусь,
Где долгий срок отсутствовал, и вновь
Увижу, Отче, Твой безгневный лик,
Не помраченный боле. Гнев навек
Исчезнет; воцарится близ Тебя
Одно лишь совершенное блаженство!"
Он смолкнул, но в молчанье кроткий взор
Безмолвно говорил, дыша любовью
Бессмертной - к смертным людям; превзойти
Сыновье послушанье лишь могло
Любовь такую. В жертву принося
Охотно, радостно Себя, Он ждал
Решения Всевышнего Отца.
Все Небо изумилось, дивный смысл
И цель происходящего постичь
Не в силах, но Господь провозгласил:
"- О, Ты, единый, здесь и на Земле,
Возмездие готовый отвести
От грешников и мир восстановить!
Моя утеха! Ведомо Тебе,
Сколь Мне созданья дороги Мои,
Средь них - особо дорог Человек,
Последним сотворенный. Для него
С Тобой расстанусь, от Моей десницы
И от груди на время отрешу
Тебя, дабы спасти погибший род.
Лишь Ты его способен искупить.
Поэтому, Свою соединив
Природу с естеством людским, живи
Среди Людей, как смертный человек.
Чудесно Девой будешь Ты рожден
В урочный срок. Принадлежа к сынам
Адамовым, возглавишь род людской,
Погубленный Адамом, заменив
Ослушника - собой. Ты возродишь,
Как новый корень, тех, кому спастись
Еще возможно; вне Тебя же - нет
Спасения. Адамовым грехом
Все отпрыски его отягчены;
Твой подвиг только тех освободит,
Кто, от своих отрекшись дел - дурных
И добрых, - возжелает жить в Тебе,
Свет новой жизни от Тебя прияв.
По высшей правде - должен заплатить
За человека - человек; судим
Он будет и умрет; потом, воскреснув,
Он воскресит собратьев, дорогой
Ценою жизни искупленных. Так,
Любовь Небесная свирепый Ад
Повергнет, осудив себя на смерть
И жертвою бесценной искупив
Все, что легко свирепый Ад сгубил
И губит ныне тех, кто благодать
Снискать бы мог, но наотрез отверг.
Принятьем плоти естество Свое
Не исказишь и не унизишь Ты.
Мне равный, царствующий наравне
Со Мной в сиянье славы, разделяя
Блаженство Божеское, - этот блеск
Ты покидаешь, дабы мир спасти.
Заслугою превыше, чем рожденьем,
Ты - Божий Сын, и доброта Твоя
Дороже, чем могущество и власть;
Сияние Твоей любви сильней
Сиянья славы; Ты, уничижась,
К высотам Трона Моего взнесешь
Свою людскую суть, чтоб во плоти
Державствовать, как Человек и Бог.
Сын Человеческий, Сын Божий, - Ты
Миропомазанник, вселенский Царь.
Возвысясь подвигом, вовеки правь!
Тебе - всю власть вручаю. Будь главой
Начал и Сил, Престолов и Господств!
На Небе, на Земле, в подземной тьме
Геенны, да пригнется пред Тобой
Колено каждое! Когда с Небес
Ты явишься, во славе, в облаках,
И возвестить Архангелам велишь
Твой Страшный Суд, - живые восспешат
Со всех сторон, и встанут мертвецы
Истекших всех столетий, ото сна
Разбуженные зычным зовом труб;
Дурных людей и Ангелов судить
В кругу святых Ты станешь; виноватых
Твой правый приговор низвергнет в Ад;
Наполнясь, он заикнется навсегда;
А мир сгорит. Из пепла и золы
Возникнут снова Небо и Земля, -
Обитель праведников, где они
Дни золотые, после долгих мук,
И золотые, славные дела,
Возвеселясь в любви и правде, узрят.
Ты царский сложишь скипетр; в нем нужды
Нет более: Бог будет Всє во Всєм.
Того же, кто согласен умереть,
Дабы сие свершилось, - возлюбите,
О божества! - и чтите, как Меня".

Едва изрек Творец, как прогремел
Ликующий, тысячезвучный клич
Средь Ангельского сонма. Стройный хор
Несметных, сладкопевных голосов
Восторженной "осанной" огласил
Весь Эмпирей. Смиренно преклонясь
К подножьям Тронов Сына и Отца,
Слагают Ангелы венки свои,
Где золото и вечный амарант
Сплелись; тот амарант, что цвел в Раю,
Близ Древа жизни, но когда Адам
Ослушался, - на Небо снова взят,
Прародину свою; теперь цветок
Источник жизни снова осенил,
Где волны амбры средь Небес влечет
Блаженная река, среди полей
Элизия. Невянущим Цветком
Благие Духи кудри украшают
Лучистые свои; теперь венки
Устлали пол, сверкавший в багреце
Душистой россыпи небесных роз,
Улыбчиво - подобно морю яшм.
Позднее Духи, увенчавшись вновь,
За арфы гармоничные взялись,
Что, золотом горя, висят у них,
Как тулы, сбоку; сладостный аккорд
Симфонии начальной возбудил
Восторг высокий. Дивно зазвучал
Священный гимн; слились все голоса
В едином хоре; не молчит никто.

Так слаженно поют на Небесах.
Сперва Тебя, Отец, воспели, Царь
Всесильный, бесконечный, неизменный,
Бессмертный, вечный, сущего Творец,
Источник света, но незримый Сам,
Когда Ты восседаешь в вышине,
На неприступном Троне, средь лучей
Струящихся. Но если яркий свет
Ослабишь Ты и риз Твоих края
Мелькнут меж туч, облекших Твой Престол
Ковчегом лучезарным, - этот блеск
Слепит все Небо; взора не прикрыв
Крылами, самый светлый Серафим
Приблизиться к Престолу не дерзнет.
Затем Тебя воспели, первозданный,
Подобный Богу, Им рожденный Сын.
Нескрытый облаками облик Твой
Являет всемогущество Отца,
Которого воочью увидать
Не может никакое существо.
Почиет отблеск славы на Тебе
Господней; Божий Дух в Тебя вселен.
Твоей десницей сотворил Господь
И Небеса Небес, и сонмы Сил
Небесных и низверг Твоей десницей
Мятежников смятенных в оный день,
Когда, громов Отцовских не щадя
И колесницы огненной разбег
Не замедляя. Неба вечный свод
Поколебав, Ты мчался по хребтам
Бегущих врассыпную бунтарей.
С победой Ты вернулся, и войска
Небесные прославили Тебя,
Единый Сын Отцовской мощи. Мстишь
Ты беспощадно всем Его врагам, -
Не Человеку, что попрал запрет,
Поддавшись вероломству. О Отец
Всемилостивый! Ты не осудил
Сурово грешника, но сострадал
О нем. Единый Сын любимый Твой,
Едва узрел, что Ты суровый суд
Над слабой тварью умягчить готов
И клонишься к пощаде; утишить
Стремясь Твой гнев и завершить борьбу
Меж справедливостью и милосердьем,
Что отражалась на Твоем челе, -
Он, жертвуя блаженством: быть вторым,
С Тобою рядом, - смерти предает
Себя, дабы людскую искупить
Вину. О, беспримерная любовь,
Лишь Божеству доступная! Хвала
Тебе, о Божий Сын, Спаситель наш!
Отныне этих песен родником
Твое да будет имя. Никогда
Не перестанет арфа прославлять
Моя, - Отца и Сына нераздельно!

При звуках гимнов радостно текли
В надзвездной сфере, в Небесах, часы
Благие. Той порою Сатана
Ступил на твердый, мрачный, полый шар,
Что меньшие, лучистые вмещал
Шары, от Ночи древней оградив
И Хаоса. Издалека округла
Поверхность шара внешнего, вблизи
Предстала плоской сумрачной страной,
Пустынной, дикой ширью, без границ,
Затерянной в ночной, беззвездной тьме
И окруженной завываньем бурь
Неистового Хаоса; таков
Был негостеприимный материк.
Лишь с краю одного едва сквозил
Далекий отблеск от Небесных стен,
И вихрь не столь свирепо там ревел.
Здесь Враг шагал привольно, словно гриф
Имауса, чьи снежные хребты
Стоят преградой на стезе татар
Кочующих; от скудных скал родных,
Где нет поживы, хищник прочь летит
На поиски барашков и козлят,
К верховьям Ганга и Гидаспа - рек
Индийских, где пасутся их стада,
В нагорьях, но садится отдохнуть
Среди пути, на степи Сериканы,
Где легкий, тростниковый свой возок
Китаец, парусами оснастив,
По ветру мчится. Так скитался Враг
Совсем один, в пустыне, что была,
Как море, ветром вздыблена, ища
Добычи; одиноко он шагал,
Затем что не было еще в ту пору
Ни мертвых, ни живых созданий здесь.
Впоследствии, когда насытил грех
Тщеславием деяния людей,
Проникли, как воздушные пары,
Сюда - все воплощенья суеты,
Все временные, бренные свершенья,
А заодно - и те, кто возлагал
На них надежду: славу обрести
Бессмертную и счастье, в бытии
Земном и замогильном, кто хвалу
Снискать людскую тщился, кто сполна
Награду в здешней жизни одержал -
Прискорбных предрассудков порожденья
И рвения слепого; все они
Теперь стяжают подлинную мзду
Пустую, по деяньям их пустым.
То, что Природой не завершено
И создано нескладно: недоноски,
Ублюдки и уродцы, на Земле
Излишние, слетаются сюда
И своего уничтоженья ждут,
Бродя бесцельно здесь, не на Луне,
Как некоторым грезилось порой;
Нет, лунные поля из серебра -
Жилище тварей более достойных,
Верней всего, - убежище святых
И Духов, чей состав переходной
Меж Ангельским составом и людским.
Сначала в этот край перенеслись
От брака сыновей и дочерей
Неравного рожденные сыны -
Гиганты древности, в былых веках
Прославленные за напрасный труд;
Явились те, что в суетной тщете
В долине Сеннаарской возвели
Близ Вавилона башню и теперь
Готовы снова башни воздвигать,
Когда бы строить было из чего.
Врозь, чередом являлись: Эмпедокл,
Что в кратер Этны прыгнул, божеством
Желая почитаться; Клеомброт,
В морскую глубь нырнувший, чтоб скорей
В Платоновский Элизиум попасть.
Но долго было б всех перечислять
Зародышей, кретинов, дурачков,
Отшельников, монахов - белых, черных
И серых - лицемеров и святош,
Со всею их обманной мишурой;
Паломники забрались в эту даль,
Что мертвого искали на Голгофе
Христа, живущего на Небесах;
Здесь те, кто в смертный час напялил рясу,
Мечтая в рай попасть наверняка,
В сутане Доминика, в клобуке
Франциска. Вот круги семи планет
Они минуют, круг недвижных звезд
И свод кристальный, чей противовес
Попятный ход планет определяет,
Своим вращеньем равновесье тверди,
Как судят многие; и наконец, -
Круг перводвигателя; мнится им,
Что у калитки Врат Небесных ждет
Их сам Апостол Петр с ключом в руке.
Они заносят ногу на ступень
Небесной лестницы, но встречный вихрь
Могущественный их сдувает прочь
В пустынный мрак, на десять тысяч лиг.
Вы наблюдать могли бы, как летят,
Вертясь и разрываясь на клочки,
Сутаны, капюшоны заодно
С владельцами; как четки, буллы, мощи,
Обрывки индульгенций, лоскуты
Помилований мчатся кувырком,
Уносятся в изнанку мира, в Лимб,
В окраину, которая с тех пор
Зовется "Рай глупцов"; она пока
Безлюдна и безвестна, но поздней
Немногим незнакома. Враг набрел
На этот шар угрюмый по пути
И долго странствовал; но слабый луч,
Во мгле блеснув, привлек его, и он,
В ту сторону усталые стопы
Поспешно устремив, издалека
Роскошное строенье увидал,
Ступенчатое, ведшее к стенам
Небес; венчали верхнюю плиту
Как бы врата монаршего дворца;
Над ними раззолоченный фронтон
Алмазами блистал, и был портал
Осыпан самоцветами Востока.
Немыслимо воздвигнуть на Земле
Ни слабого подобья этих врат,
Ни даже кистью их изобразить.
По лестнице такой же, вверх и вниз,
Сновали толпы Ангелов, когда
Иаков от Исава шел в Харран
И под открытым небом задремал
На поле, возле Луза, и, во сне
Ее увидев, молвил, пробудясь:
"- Сие Врата Небесные!" Ступени
Имели, каждая, свой тайный смысл,
А лестница порой скрывалась в Небе.
Под ней - сверкало море цвета яшм
И жидких перлов; праведников сонм,
Покинув здешний мир, переплывал,
Ведомый Ангелами, эту хлябь;
Иных же над поверхностью морской
Несла упряжка огненных коней.
Та лестница опущена теперь,
Чтоб восхожденьем легким раздразнить
Врага, иль, может быть, - печаль разжечь
Красою им утраченных навек
Небесных Врат. Проем широкий вел
От лестницы к Земле, в блаженный край
Эдема; шире много той дороги,
Что на Синай впоследствии вела,
В обетованную страну, Творцом
Возлюбленную; Ангелы не раз
Туда летали, чтоб осведомить
О воле Божьей избранный народ,
А Сам Господь с любовию взирал
На область: от Панеи, где берет
Начало Иордан, до рубежей
Святой Земли, с Аравией, с Египтом,
Вблизи Вирсавии; и тот проем
Тьме полагал предел, как берега
Обуздывают бурный океан.
С подножья лестницы, на Небеса
Ведущей, со ступени золотой,
Ошеломленный Сатана глядел
На необъятный мир, ему внизу
Представший. Так лазутчик, напролет
Всю ночь рискуя жизнью, средь глухих
И мрачных троп, с рассветом наконец
Восходит на высокий холм, и вдруг
Его глазам просторы предстают
Цветущие неведомой страны
Иль город многобашенный, в лучах
Восхода, золотящего шпили
И купола сверканьем заревым.
Таким же изумленьем поражен
Был Архивраг, хоть в прошлом созерцал
Величие Небес, но красота
И совершенство мира, что ему
Был явлен, породили в Духе Зла
Не столько удивленье, сколько - зависть.

Всю сферу оглядел он (без труда, -
Поскольку высоко был вознесен
Над медленно кружащимся шатром
Длиннейшей тени Ночи), - от Весов,
От их восточной точки, до Овна,
Что Андромеду за рубеж увлек
Атлантики, за дальний горизонт.
От полюса до полюса обвел
Он взором ширь. Внезапно прянул вниз,
К светилам ближним. Быстро и легко
Сквозь чистый воздух мраморный скользнул,
Лавируя среди небесных тел
Несметных. Звездами издалека
Они ему казались, но вблизи
Явились как миры, как острова
Блаженные, подобные садам
Прекрасным Гесперийским, в старину
Прославленным. О рощи и поля
Приветные! Долины сплошь в цветах!
Вы, острова, блаженные трикраты!
Но Сатана не стал разузнавать,
Что за счастливцы обитают здесь.
Лишь Солнце золотое, из светил
Ярчайшее, влечет его; к нему
Он мчится, средь вселенской тишины
(От центра или к центру, вверх иль вниз,
Вширь или вдоль, - определить нельзя).
Великого светила он достиг,
Сиянье изливавшего на рой
Обычных звезд, кружащихся вдали
От взора Властелина. Хоровод
Созвездий отмеряет плавный ритм
Дней, месяцев и лет, вертясь вокруг
Источника живительного света,
Иль, может, Солнце направляет их
Усильем магнетических лучей,
Дарящих благотворное тепло
Вселенной, проникающих везде, -
В земные недра и морскую глубь
Незримо. Назначенье таково
Чудесное - светлейшей из планет.

Враг на нее спустился; в телескоп
Обозревая Солнце, астроном
Не видывал подобного пятна.
Сияло солнечное вещество
Невыразимо ярко; ни с одним
Металлом или камнем на Земле
Сравнить его нельзя, и хоть оно
Не однородно - светом налилось
Насквозь, как раскаленное железо -
Огнем. То золотом, то серебром
Оно казалось, а местами блеск
Напоминал искрящейся игрой
Карбункул, хризолит, рубин, топаз, -
Все камни драгоценные, в числе
Двенадцати, которыми сверкал
Нагрудник Аарона, и еще
Тот камень, что существовал в мечтах
Верней, чем наяву; искали зря
Философы столетьями его,
Хоть с помощью всесильного искусства
Летучего Меркурия связать
Сумели; даже древнего смогли
Протея многоликого извлечь
Из вод морских, чтоб в кубе перегонном
Он прежний принял вид. Немудрено,
Что солнечные долы и поля
Чистейший источают эликсир,
А реки - жидким золотом текут,
Когда одним касаньем мастерским
Великий химик - Солнце, на таком
Огромном расстоянье, в темных недрах,
Из разных смесей с влагою земной,
Бессчетно драгоценности творит,
Столь редкой силы и расцветки пышной.
Здесь Дьявол много нового нашел;
Ничем не ослепляясь, вдаль и вширь
Он смотрит невозбранно: нет препон
Для взора, ни теней, - лишь яркий свет,
Как на экваторе, в полдневный час,
Когда от Солнца падают лучи
Отвесные и лишены теней
Все темные тела. Здесь, как нигде,
Прозрачен воздух; острый взор Врага
Благодаря ему так далеко
Проник, что различил на горизонте
Прославленного Ангела, - того,
Которого на Солнце Иоанн
Увидел. Отвернулся он лицом,
Но по сиянью Враг его узнал,
По золотой, из солнечных лучей,
Короне, по сверкающим власам,
Волною ниспадавшим на плеча
Крылатые. Казалось, думал он
О важном порученье или был
Охвачен созерцаньем. Злобный Дух
Возликовал, надеясь обрести
Указывателя, который в Рай,
В обитель безмятежную людей.
Его полет скитальческий направит;
Там кончатся его блужданья, там
Начнутся беды наши; но, стремясь
Опасностей избегнуть и помех,
Сперва он вздумал облик изменить
И обернулся юным Херувимом,
Не из главнейших. Лик его сиял
Улыбкою небесной; каждый член
Дышал изяществом; так Враг умел
Притворствовать. Воздушный ореол
Волос, из-под повязки золотой,
Ланиты овевал; его крыла
Сплошь в блестках золотых, цветным пером
Пестрели. Торопливо подобрав
Подол, с жезлом серебряным в руках,
Он скромно приближался, и, шаги
Его заслышав, обратил к нему
Блестящий Ангел свой лучистый лик,
И тотчас Уриила Враг признал,
Архангела, из тех, в числе семи,
Ближайших к Богу и Его Престолу,
Всегда готовых волю исполнять
Господню; это очи Божества,
Все Небо облетающие вмиг,
Гонцы стремительные, что несут
Посланья Божьи - по материкам
И океанам, суше и воде.
И Сатана сказал: "- Ты, Уриил,
Один из тех семи, что предстоят
Близ Трона Вседержителя, в лучах
Извечной славы; первый из гонцов,
Вещающий Всевышнего посланья
Всем Небесам высоким, где тебя
Сыны Господни в нетерпенье ждут.
По Высочайшей воле службу здесь
Почетную, наверно, ты несешь:
Следишь, как Божье око, за Его
Твореньем новым! Дивный этот мир
Узреть я жажду и познать. Влечет
Меня всего сильнее - Человек,
Любимец Божий, баловень Творца,
Создавшего все эти чудеса
Для Человека. Так желанье жгло
Меня, что я пустился в долгий путь,
Один, покинув херувимский хор.
О светозарный Серафим! Скажи,
Какой из этих блещущих шаров
Назначен Человеку? Или он
Обосноваться вправе на любом?
Чтоб явно или тайно созерцать,
Ищу того, кому Господь миры
Дарует, на щедроты не скупясь.
В созданье этом новом, как во всем,
Что создано, да возгласим хвалу
Зиждителю Вселенной; Он изгнал
Врагов мятежных правосудно в Ад,
Создав, дабы утрату возместить,
Счастливый род людской. Творец премудр!"

Так молвил вероломный лицемер
Неузнанный. Притворство разгадаю"
Ни ангелам, ни людям не дано;
Из прочих зол единое оно
Блуждает по Земле и, кроме Бога,
По попущенью Господа, никем
Не зримо; Мудрость бодрствует порой,
Но дремлет Подозренье на часах
У врат ее, передоверив пост
Наивности; незримое же Зло
Сокрыто от невинной Доброты.
Так был правитель Солнца Уриил
Обманут, хоть считался в Небесах
Из Духов - самым зорким, и теперь
Ответствовал на дерзостную речь
Притворщика правдиво, как всегда:

"- Прекрасный Ангел! То, что жаждешь ты,
Дела Творца узрев, Ему хвалу
Воздать, - не порицаемо, - напротив!
Тем более, что одинокий путь
Предпринял ты, покинув Эмпирей,
Чтоб зреть воочью то, о чем другим
На Небесах достаточно вполне
По описаньям знать. Его дела
Воистину чудесны, и глядеть
На них - услада; радостно о них
С благоговеньем вечно вспоминать.
Но чей возможет сотворенный ум
Исчислить их, безмерную постичь
Премудрость, что их создала, укрыв
В глубокой тьме причины всех вещей?
Я видел, как бесформенная масса
Первоматерии слилась в одно
По слову Господа, и Хаос внял
Его глаголу; дикий бунт притих,
Законам покорясь, и обрела
Пределы - беспредельность. Он изрек
Вторично - и бежала тьма, и свет
Возник; из беспорядка родился
Порядок; по назначенным местам
Расположились элементы вмиг
Тяжелые: Земля, Вода, Огонь
И Воздух; квинтэссенция Небес
Эфирная умчалась вверх, скруглясь
Во множество шарообразных форм, -
В скопления неисчислимых звезд.
Они, как видишь, по своим орбитам
Поныне движутся, и точный ход
У каждой. Остальное вещество
Вселенную обстало как стеной.
На шар взгляни, что яркой обращен
К нам стороной и отражает свет,
Отсюда льющийся; тот шар - Земля,
Обитель Человека. День царит
На светлой гемисфере, дабы ночь
Не завладела ею, как сейчас
Владеет полушарием другим.
Но там на помощь ближняя Луна
(Так противостоящую звезду
Прекрасную зовут) приходит в срок
И ежемесячный свершает круг,
Исчезнув, нарождается опять;
Насытив светом трисоставный диск,
Она свой блеск заемный отдает,
Служа Земле лампадой, ночь теснит
В ее владенья бледные. Смотри,
Вон то пятно и есть Адамов Рай,
А эта тень - его шалаш. Теперь
С пути ты не собьешься, а меня
Мой призывает путь". Промолвив так,
Он отошел. Глубоко Сатана
Склонился, по обычаям Небес,
Где высшим Духам низшие - почет
И уваженье воздают всегда,
И ринулся к земному рубежу
С эклиптики. Надеждой на успех
Пришпоренный, он за витком виток
Стремительно описывал, пока
Не приземлился на горе Нифат.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

Содержание

Завидев Эдем, Сатана приближается к тому месту, где должен решиться осуществить дерзновенное предприятие против Бога и людей, возложенное им лишь на свои собственные плечи. Здесь его одолевают сомнения, волнуют страсти: страх, зависть, отчаянье; но в конце концов он утверждается во зле и направляется к Раю. Следует описание внешнего вида и местоположения Рая. Сатана минует Райскую ограду и в облике морского ворона опускается на макушку Древа познания, - высочайшего в Райском саду. Описание этого сада. Сатана впервые созерцает Адама я Еву, удивляется прекрасной внешности и блаженному состояния" людей, но не изменяет решения погубить Прародителей. Из подслушанной беседы он узнает, что им, под страхом смерти, запрещено вкушать от плодов Древа познания; на этом запрете он основывает план искушения; он хочет склонить их ослушаться. Затем он их на время оставляет, намереваясь иным путем выведать что-либо о положении первой четы. Тем временем Уриил, опустившись на солнечном луче, предупреждает Гавриила, охраняющего Рай, что некий злой Дух бежал из Преисподней и в полдень, в образе доброго Ангела, пролетал через сферу Солнца, направляясь к Раю, но выдал себя, когда опустился на гору, яростными телодвижениями. Гавриил обещался еще до рассвета разыскать притворщика. Наступает ночь. Разговор Прародителей на пути к ночлегу; описание их кущи, их вечерней молитвы. Гавриил выступает со своими отрядами в ночной дозор вокруг Рая; он шлет двух могучих Ангелов к Адамовой куще, опасаясь, что упомянутый злой Дух может причинить вред спящей чете. Ангелы находят Сатану, который, оборотясь жабой, прикорнул над ухом Евы, желая соблазнить ее во сне. Они ведут сопротивляющегося к Гавриилу. Допрошенный Архангелом Сатана отвечает ему презрительно и вызывающе, готовится к битве, но небесное знамение останавливает Врага, и он поспешно удаляется из Рая.

Где глас остереженья: "- Горе вам,
Живущим на Земле!" - глас, что гремел
В ушах того, кому средь облаков
Был явлен Анокалипсис, когда
С удвоенной свирепостью Дракон,
Вторично пораженный, на людей
Обрушил месть? О, если б этот глас,
Доколь еще не поздно, остерег
Беспечных Прародителей, они
От скрытого Врага и от сетей
Погибельных его могли б спастись.
Ведь распаленный злобой Сатана
Явился в первый раз не обвинить,
Но искусить, дабы на Человеке,
Невинном, слабом, выместить разгром
Восстанья первого и ссылку в Ад.
Но Враг не рад, хотя и цель близка.
Он, от нее вдали, был дерзок, смел,
Но приступает к действиям, не льстясь
Успехом верным, и в его груди
Мятежной страшный замысел, созрев,
Теперь бушует яростно, под стать
Машине адской, что, взорвав заряд,
Назад отпрядывает на себя.
Сомнение и страх язвят Врага
Смятенного; клокочет Ад в душе,
Спим неразлучный; Ад вокруг него
И Ад внутри. Элодею не уйти
От Ада, как нельзя с самим собой
Расстаться. Пробудила Совесть вновь
Бывалое отчаянье в груди
И горькое сознанье: кем он был
На Небесах и кем он стад теперь,
Каким, гораздо худшим, станет впредь.
Чем больше злодеянье, тем грозней
Расплата. На пленительный Эдем
Не раз он обращал печальный взор,
На небосвод, на Солнце поглядел
Полдневное, достигшее зенита,
И после долгих дум сказал, вздохнув:
"- В сиянье славы царского венца,
С высот, где ты единый властелин,
Обозревая новозданный мир,
Ты, солнце, блещешь словно некий бог
И пред тобою меркнет звездный сонм.
Не с дружбою по имени зову
Тебя; о нет! Зову, чтоб изъяснить,
Как ненавижу я твои лучи,
Напоминающие о былом
Величии, когда я высоко
Над солнечною сферою сиял
Во славе. Но, гордыней обуян
И честолюбьем гибельным, дерзнул
Восстать противу Горнего Царя
Всесильного. За что же? Разве Он
Такую благодарность заслужил,
В столь превысоком чине сотворя
Меня блистательном и никогда
Благодеяньями не попрекнув,
Не тяготя повинностями. Петь
Ему хвалы - какая легче дань
Признательности, должной Божеству?
Но все Его добро лишь зло во мне
Взрастило, вероломство разожгло.
Я, вознесенный высоко, отверг
Любое послушанье, возмечтал,
Поднявшись на еще одну ступень,
Стать выше всех, мгновенно сбросить с плеч
Благодаренья вечного ярмо
Невыносимое. Как тяжело
Бессрочно оставаться должником,
Выплачивая неоплатный долг!
Но я забыл про все дары Творца
Несметные; не разумел, что сердце
Признательное, долг свой осознав,
Его тем самым платит; что, сочтя
Себя обязанным благодарить
Всечасно, в благодарности самой
Свободу обретает от нее.
Ужели это тяжко? О, зачем
Я не был низшим Ангелом? Тогда
Блаженствовал бы вечно и меня
Разнузданным надеждам и гордыне
Вовеки б развратить не удалось!
Но разве нет? Иной могучий Дух,
Подобный мне, всевластья возжелав,
Меня бы так же в заговор вовлек,
Будь я и в скромном ранге. Но соблазн
Мне равные Архангелы смогли
Отвергнуть, защищенные извне
И изнутри противоискушеньем.
А разве силой ты не обладал
И волею свободной - устоять?
Да, обладал. На что же ропщешь ты?
Винишь кого? Небесную любовь,
Свободно уделяемую всем?
Будь проклята она! Ведь мне сулят,
Равно любовь и ненависть, одно
Лишь вечное страданье. Нет, себя
Кляни! Веленьям Божьим вопреки,
Ты сам, своею волей, то избрал,
В чем правосудно каешься теперь.
Куда, несчастный, скроюсь я, бежав
От ярости безмерной и от мук
Безмерного отчаянья? Везде
В Аду я буду. Ад - я сам. На дне
Сей пропасти - иная ждет меня,
Зияя глубочайшей глубиной,
Грозя пожрать. Ад, по сравненью с ней,
И все застенки Ада Небесами
Мне кажутся. Смирись же наконец!
Ужели места нет в твоей душе
Раскаянью, а милость невозможна?
Увы! Покорность - вот единый путь,
А этого мне гордость не велит
Произнести и стыд перед лицом
Соратников, оставшихся в Аду,
Которых соблазнил я, обещав
Отнюдь не покориться - покорить
Всемощного. О, горе мне! Они
Не знают, сколь я каюсь в похвальбе
Кичливой, что за пытки я терплю,
На троне Адском княжеский почет
Приемля! Чем я выше вознесен
Короною и скипетром, - паденье
Мое тем глубже. Я превосхожу
Других, - лишь только мукой без границ.
Вот все утехи честолюбья! Пусть
Я даже покорюсь и обрету
Прощенье и высокий прежний чин;
С величьем бы ко мне вернулись вновь
И замыслы великие. От клятв
Смиренья показного очень скоро
Отрекся б я, присягу объявив
Исторгнутой под пытками. Вовек
Не будет мира истинного там,
Где нанесла смертельная вражда
Раненья столь глубокие. Меня
Вторично бы к разгрому привело
Горчайшему, к паденью в глубину
Страшнейшую. Я дорогой ценой
Купил бы перемирье, уплатив
Двойным страданием за краткий миг.
О том палач мой сводом, посему
Далек от мысли мир мне даровать,
Настолько же, насколько я далек
От унизительной мольбы о мире.
Итак, надежды нет. Он, вместо нас,
Низвергнутых, презренных, сотворил
Себе утеху новую - людей
И создал Землю, ради них. Прощай,
Надежда! Заодно прощай, и страх,
Прощай, раскаянье, прощай, Добро!
Отныне, Зло, моим ты благом стань,
С Царем Небес благодаря тебе
Я разделяю власть, а может быть,
Я больше половины захвачу
Его владений! Новозданный мир
И человек узнают это вскоре!"

Лицо Врага, пока он говорил,
Отображая смену бурных чувств,
Бледнело трижды; зависть, ярый гнев,
Отчаянье, - притворные черты
Им принятой личины исказив,
Лжеца разоблачили бы, когда б
Его увидеть мог сторонний глаз:
Небесных Духов чистое чело
Разнузданные страсти не мрачат.
Враг это знал; он обуздал себя,
Спокойным притворившись в тот же миг.
Он самым первым был - Искусник лжи, -
Кто показным святошеством прикрыл
Чреватую отмщеньем ненасытным
Пучину злобы; но ввести в обман
Он Уриила все же не сумел,
Уже предупрежденного, чей взор
Следил за тем, как ниспарил летун
На гору Ассирийскую, и там,
Преобразясь внезапно, принял вид,
Блаженным Духам чуждый; Уриил
Приметил искаженное лицо
И дикие движенья Сатаны,
Который полагал, что здесь никто
Его не видит. Продолжая путь,
Он под конец достигнул рубежа
Эдема, где отрадный Рай венчал
Оградою зеленой, словно валом,
Вершины неприступной плоский срез.
Крутые склоны густо поросли
Кустарником причудливым; подъем
Сквозь дебри эти был неодолим.
Вверху в недосягаемую высь
Вздымались купы кедров, пиний, пихт
И пальм широколистых; пышный зад
Природный, где уступами ряды
Тенистых кроя вставали друг за другом,
Образовав амфитеатр лесной,
Исполненный величия; над ним
Господствовал зеленый Райский вал;
Наш Праотец оттуда, с вышины,
Осматривал окружные края
Обширные, простертые внизу.
За этим валом высилась гряда
Деревьев дивных, множеством плодов
Унизанных; в одно и то же время
Они плодоносили и цвели,
Пестрея красками и золотясь
Под солнцем, что на них свои лучи
Лило охотней, чем на облачка
Закатные, сверкало веселей,
Чем на дуге, воздвигнутой Творцом,
Поящим Землю. Чудно хороша
Была та местность! Воздух, что ни шаг,
Все чище становился и дышал
Врагу навстречу ликованьем вешним,
Способным все печали исцелить,
За исключением лишь одного
Отчаянья... Игрою нежных крыл
Душистые Зефиры аромат
Струили бальзамический, шепча
О том, где эти запахи они
Похитили. Так, после мыса Доброй
Надежды, миновавши Мозамбик,
В открытом океане моряки
Сабейский обоняют фимиам,
От северо-востока ветерком
Привеянный, с пахучих берегов
Аравии Счастливой, и тогда
На много лиг свой замедляют ход,
Чтоб дольше пряным воздухом дышать,
Которым даже Океан-старик
С улыбкой наслаждается. Точь-в-точь
Такой же запах услаждал Врага,
Явившегося отравить его,
Хоть был он и приятен Сатане,
Не то что Асмодею - рыбный дух,
Из-за которого покинул бес
Товитову невестку и бежал
Из Мидии в Египет, где в цепях
Заслуженную кару он понес.

В раздумье Сатана, замедлив шаг,
К подъему на крутую эту гору
Приблизился: дороги дальше, нет,
Деревья и кусты переплелись
Ветвями и корнями меж собой
Столь густо, что ни человек, ни зверь
Пробиться бы сквозь чащу не могли.
Лишь по другую сторону горы
Вели врата единственные в Рай
С востока, но вратами пренебрег
Архипреступник, и одним прыжком,
С презреньем, все преграды миновал,
Над зарослями горными легко
Перенесясь и над высоким валом,
Средь Рая очутился. Так следит
Гонимый голодом бродячий волк
За пастухами, что свои гурты
В овчарню, огражденную плетнем
От пастбища, заводят ввечеру
Для безопасности; но хищник, вмиг
Перемахнув плетень, уже внутри
Загона. Так еще проворный вор,
Задумавший ограбить богача,
Уверенного в прочности замков
Дверей тяжелых своего жилья,
Способных взлому противостоять, -
В дом проникает сквозь проем окна
Иль - через крышу. Так Первозлодей
В овчарню Божью вторгся; так с тех пор
Вторгаются наймиты в Божий храм.
Теперь на Древо жизни, что росло
Посередине Рая, выше всех
Деревьев, он взлетел и принял вид
Морского ворона; себе вернуть
Не в силах истинное бытие,
Он, сидючи на Древе, помышлял
О способах: живых на смерть обречь.
Жизнеподательное Враг избрал
Растенье лишь затем, чтоб с вышины
Расширить свой обзор; меж тем оно,
При должном применении, залогом
Бессмертья бы служило. Только Бог
Умеет верно, и никто иной,
Судить о благе. Люди, лучший дар,
Им злоупотребляя, извратить
Способны, применив для низких дел.
Он глянул вниз и удивился вновь
Щедротам, сотворенным для людей.
Сокровища Природы на таком
Пространстве малом все размещены;
Казалось - это Небо на Земле.
Ведь Божьим садом был блаженный Рай,
Всевышним на восточной стороне
Эдема насажденным, а Эдем
Простерся от Харрана на восток,
До Селевкийских горделивых веж, -
Сооружений греческих владык,
И где сыны Эдема, в оны дни,
До греков населяли Талассар.
В краю прекрасном этом насадил
Господь стократ прекрасный вертоград
И почве плодородной повелел
Деревья дивные произрастить,
Что могут обонянье, зренье, вкус
Особо усладить. Средь них росло
Всех выше - Древо жизни, сплошь в плодах,
Амврозией благоухавших; впрямь -
Растительное золото! А рядом
Соседствовала с жизнью наша смерть -
Познанья Древо; дорогой ценой
Купили мы познание Добра,
С Добром одновременно Зло познав.

Широкая река текла на юг,
Нигде не изгибаясь; под лесной
Горой она скрывалась в глубине
Скалистых недр. Всевышний водрузил
Ту гору над рекою, чтоб земля
Вбирала жадно влагу, чтоб вода
По жилам почвы подымалась вверх
И, вырвавшись наружу, ключевой
Струей, дробясь на множество ручьев,
Обильно орошала Райский сад,
Потом, соединясь в один поток,
С откоса водопадом низвергалась
Реке навстречу, вынырнувшей вновь
Из мрачного подземного жерла.
Здесь на четыре главных рукава
Река делилась; по своим путям
Потоки разбегались; довелось
Им пересечь немало славных стран
И царств, которые перечислять
Не надобно. Я лучше расскажу, -
Достало бы уменья! - как ручьи
Прозрачные, рожденные ключом
Сапфирным, извиваясь и журча,
Стекают по восточным жемчугам
И золотым пескам, в тени ветвей
Нависших, все растения струей
Нектара омывая, напоив
Достойно украшающие Рай
Цветы, что не Искусством взращены
На клумбах и причудливых куртинах,
Но по равнинам, долам и холмам
Природой расточительной самой
Разбросаны; и там, где средь полей
Открытых греет Солнце поутру,
И в дебрях, где и полднем на листве
Лежит непроницаемая тень.
Прекрасные, счастливые места,
Различных сельских видов сочетанье!
В душистых рощах пышные стволы
Сочат бальзам пахучий и смолу,
Подобные слезам, а на других
Деревьях всевозможные плоды
Пленяют золотистой кожурой;
И если миф о Гесперидах - быль,
То это - здесь, и яблоки на вкус
Отменны. Между рощами луга
Виднеются, отлогие пригорки,
Где щиплют нежную траву стада.
Вот холм, поросший пальмами, и дол
Сырой, в тысячекрасочном ковре
Цветов, меж ними - роза без шипов.
А там - тенистых гротов и пещер
Манит прохлада; обвивают их
Курчавых лоз роскошные сплетенья
В пурпурных гроздах; падая со скал
Каскадами, струи гремучих вод
Ветвятся и сливаются опять
В озера, что, подобно зеркалам
Хрустальным, отражают берега,
Увенчанные миртами. Звенит
Пернатый хор, и дух лугов и рощ
Разносят ветры вешние, звуча
В листве дрожащей. Сам вселенский Пан,
И Ор и Граций в пляске закружив,
Водительствует вечною весной.
Не так прекрасна Энна, где цветы
Сбирала Прозерпина, что была
Прекраснейшим цветком, который Дит
Похитил мрачный; в поисках за ней
Церера обошла весь белый свет.
Ни рощу Дафны дивную, вблизи
Оронта, ни Кастальский ключ, певцов
Одушевляющий, нельзя никак
С Эдемским Раем истинным сравнить;
Ни остров Ниса на Тритон-реке,
Где древний Хам, - язычники зовут
Его Аммоном и Ливийским Зевсом, -
От Реи злобной Амалфею скрыл
С младенцем Бахусом; ни знойный край,
Где у истоков Нила, на горе
Амаре, абиссинские цари
Своих детей лелеют; строем скал
Блестящих та гора окружена
И до ее вершины - день пути.
Иным казалось: настоящий Рай
Здесь, у экватора, но все затмил
Тот Ассирийский сад, где Враг взирал
Без радости на радостную местность,
На разные живые существа,
Столь новые и странные на вид.

Меж ними - два, стоймя держась, как боги,
Превосходили прочих прямизной
И благородством форм; одарены
Величием врожденным, в наготе
Своей державной, воплощали власть
Над окружающим, ее приняв
Заслуженно. В их лицах отражен
Божественных преславный лик Творца,
Премудрость, правда, святость, и была
Строга та святость и чиста (строга,
Но исто по-сыновьему свободна);
И людям лишь она дает права
На уваженье. Схожи не во всем
Созданья эти; видимо, присущ
Им разный пол. Для силы сотворен
И мысли - муж, для нежности - жена
И прелести манящей; создан муж
Для Бога только, и жена для Бога,
В своем супруге. Мужа властный взгляд,
Прекрасное, высокое чело
О первенстве бесспорном говорили
Адама; разделясь на две волны,
Извивы гиацинтовых кудрей
Струились на могучие плеча.
Густых волос рассыпанные пряди
Окутывали ризой золотой
Точеный стан жены; они вились
Подобно усикам лозы, являя
Послушливость, которую супруг
Умильно требует; ему охотно
Жена застенчивая воздает
И нежной ласки вожделенный миг,
Со скромной гордостью противясь, длит.
Они не прикрывали тайных мест
Своих; бесстыжий стыд, греховный срам,
Чернящая дела Природы честь
Бесчестная, - их не было еще,
Детей порока, людям столько бед
Принесших лицемерной суетой
Под видом непорочности и нас
Лишивших величайших в мире благ -
Невинности и чистой простоты.
Чета ходила наго, не таясь
Творца и Ангелов, не мысля в том
Дурного; шли вдвоем, рука в руке.
Такой пригожей пары, с тех времен
До наших дней, - любовь не сочетала.
Был мужественней всех своих сынов,
Родившихся впоследствии, - Адам,
Всех Ева краше дочерей своих.
На травяном ковре, в тени листвы
Лепечущей, у свежего ручья
Они уселись. Легкий труд в саду
Супругов лишь настолько утомил,
Чтоб нега отдыха была для них
Приятнее, чтоб слаще был Зефир
Живительный, а пища и питье
Желаннее. За вечерей плоды
Они вкушали дивные, с ветвей
Услужливо склоненных, возлежа
На пуховой траве среди цветов;
И, зачерпнув корцом из родника,
Хрустальной влагой запивали мякоть
Нектарную. Немало было здесь
Улыбок нежных, ласковых речей
И шалостей, что молодой чете, ,
Соединенной в силу брачных уз
Счастливых, свойственно, когда она
Уединяется. Невдалеке
Резвились тысячи земных зверей,
Позднее одичавших и травимых
Ловцами в глубине дубровных чащ,
В пустынях и пещерах. Лев играл,
Выказывая ловкость, и в когтях
Козленка нянчил. Прыгали вокруг
Медведи, барсы, тигры, леопарды,
Супругов теша. Неуклюжий слои
Усиленно старался их развлечь,
Вращая гибким хоботом; змея,
Лукаво пресмыкаясь, к ним ползла
И Гордиевым завязав узлом
Свой хвост, невольно упреждала их
О роковом коварстве. На лугу
Покоились другие и глазели,
Насытясь, или, жвачку на ходу
Жуя, плелись к ночлегу. Между тем
Склонялось ниже солнце и уже
К далеким океанским островам
Приблизилось, и звезды в небесах
Затеплились, провозвещая ночь,
А Сатана, как прежде, все глядел
Ошеломленный; наконец, едва
Собой владея, скорбно произнес:

"- О Ад! Что видит мой унылый взор!
Блаженный край иными населен
Созданьями, из праха, может быть,
Рожденными; не Духами, хотя
Немногим отличаются они
От светлых Духов Неба. Я слежу
За ними с изумленьем и готов
Их полюбить за то, что Божий лик
Сияет в них, и щедро красотой
Создателем они одарены.
Не чаешь ты, прелестная чета,
Грозящей перемены. Отлетят
Утехи ваши; бедственная скорбь
Заступит их, тем горшая, чем слаще
Блаженство нынешнее. Да, теперь
Вы счастливы, но на короткий срок.
В сравненье с Небом слабо защищен
Ваш уголок небесный от Врага,
Сюда проникшего, но от Врага
Невольного. Я мог бы сострадать
Вам, беззащитным, хоть моей беде,
Увы, никто не сострадал. Ищу
Союза с вами, обоюдной дружбы
Нерасторжимой; мы должны вовек
Совместно жить; и если мой приют
Не столь заманчивым, как Райский Сад,
Покажется, вы все равно приять
Его обязаны, каков он есть,
Каким его Создатель создал ваш
И мне вручил. Я с вами поделюсь
Охотно. Широчайшие врата
Для вас Геенна распахнет; князей
Своих навстречу вышлет. Вдоволь там
Простора, чтоб вольготно разместить
Всех ваших отпрысков; не то что здесь,
В пределах Рая тесных. Если Ад
Не столь хорош - пеняйте на Того,
Кто приневолил выместить на вас,
Невинных, мой позор, в котором Он
Виновен. Пусть растрогала меня
Беспомощная ваша чистота, -
А тронут я взаправду, - но велят
Общественное благо, честь и долг
Правителя расширить рубежи
Империи, осуществляя месть,
И, миром этим новым завладев,
Такое совершить, что и меня,
Хоть проклят я, приводит в содроганье".

Так Сатана старался оправдать
Необходимостью свой адский план,
Подобно всем тиранам; он, затем,
Слетел с макушки Древа, с вышины
Воздушной и, к резвящимся стадам
Четвероногих тварей подступив,
Поочередно облики зверей
Стал принимать различные, стремясь
Неузнанным пробраться и вблизи
Поживу разглядеть, узнать вернейше,
Из действий и речей обоих жертв,
О их обычаях. Вот гордым львом,
Сверкая .взорами, вокруг четы
Он выступает; вот, припав к земле,
Под видом тигра, что застал в лесу
Двух нежных ланей и решил игру
Затеять сними, он одним прыжком
Переменяет место и опять
Крадется, повторяя много раз
Уловку эту, выжидая миг
Удобный, чтоб добычу закогтить.
Но первый из мужей - Адам любовно
Окликнул Еву - первую из жен;
Подслушивая, жадно Враг внимал
Речам, ему неведомым досель.

" - Единая участница утех,
Равно - их драгоценнейшая часть
Единая! Всесильный создал нас
И этот мир для нас; конечно, Он
Безмерно добр и в доброте Своей
Безмерно щедр, из праха нас призвав
К счастливой жизни райской. Мы ничем
Не заслужили счастья и воздать
Ничем Творцу не можем. Он взамен
Так мало требует: блюсти запрет
Единственый и легкий: изо всех
Деревьев, что различные плоды
Нам дивные даруют, лишь от Древа
Познанья не вкушать; оно растет
Бок о бок с Древом жизни. Столь близка
От жизни смерть. Но что такое смерть?
Наверно, нечто страшное. Господь
Грозил нам смертью, если мы вкусим
Запретный плод. Вот наш единый долг
Покорности признательной, за власть,
Которую Всевышний нам вручил
Над всеми тварями земли, воды
И воздуха. Он первенство признал
За нами. Не сочтем же тяготой
Приказ Его. Мы в остальном вольны
Любое наслажденье избирать
Неограниченно. Хвалу Творцу
И милостям Творца провозгласим
Отныне и вовеки, предаваясь
Обязанности милой: холить сад,
Оберегать растенья и цветы.
Вдвоем с тобой - мне сладок всякий труд".

Ответствовала Ева: "- От тебя
И для тебя родясь, я плоть от плоти
Твоей. Существованью моему
Нет смысла без тебя. Ты - мой глава,
Мой вождь. Правдиво все, что ты сказал,
И мудро: неустанно восхвалять
Создателя, вседневно вознося
Ему благодаренья, - мы должны;
И особливо я, - ведь не в пример
Я счастлива общением с тобой,
Созданием меня превосходящим;
Но ты себе не сыщешь ровни здесь.
Я вспоминаю часто день, когда
Очнулась я впервые, осознав
Себя покоящейся на цветах,
В тени листвы, дивясь: кто я такая,
Где нахожусь, откуда я взялась?
Вблизи ручей с журчаньем истекал
Из грота, образуя водоем
Недвижный, чистый, словно небосвод.
Я простодушно подошла к нему,
На берег опустилась травяной,
Чтоб заглянуть в глубины озерца
Прозрачные, казавшиеся мне
Вторыми небесами; но, к воде
Склонись зеркальной, увидала в ней
Навстречу мне склоненное лицо.
Мы встретились глазами. В страхе я
Отпрянула; виденье в тот же миг
Отпрянуло. Склонилась я опять
Прельщенная, - вернулось и оно,
Мне отвечая взглядами любви
И восхищенья. Долго не могла
Я оторваться от него в тоске
Напрасной, но какой-то глас воззвал:
" - Прекрасное созданье! Этот лик
Лишь ты сама, твой образ; он с тобой
Является и пропадает вновь.
Вперед ступай, тебя я провожу,
Не тень обнимешь ты, но существо,
Чье ты подобье. Нераздельно с ним
Блаженствуя, ты множество детей,
Похожих на тебя, ему родишь,
Праматерью людей ты наречешься!"
Что было делать? За вождем незримым
Последовав, тебя я обрела,
Пригожего и статного, в тени
Платана; мне сдалось, ты уступал
Манящей негой, кроткой красотой
Виденью милому, что в глуби вод
Предстало мне. Я повернула прочь;
Ты, кинувшись вдогон, кричал: "- Вернись,
Прекраснейшая Ева! От кого
Бежишь? Ты от меня сотворена,
От плоти плоть, кость от костей моих.
Для твоего существованья, часть
От самого себя, от бытия
Телесного, ближайшее, у сердца,
Ребро я отдал, чтоб вовек при мне
Утехой неразлучной ты была.
Тебя ищу как часть моей души,
Мою другую половину!" Ты
Коснулся в этот миг моей руки.
Я предалась тебе и с той поры
Узнала, что мужской, высокий ум,
Достоинство мужское - красоту
Намного превосходят; поняла,
Что истинно прекрасны -лишь они!"
Так молвила Праматерь, томный взор
С невинною, супружеской любовью
И ласковостью мягкой возведя
На Праотца, его полуобняв,
К нему прильнув. Под золотом волос
Рассыпанных ее нагая грудь,
Вздымаясь, прилегла к его груди.
Покорством нежным Евы упоен
И прелестью, он улыбнулся ей
С любовью величайшей; точно так
Юпитер, облака плодотворя,
Дабы цветы на Землю сыпал Май,
Юноне улыбался. На устах
Супруги милой чистый поцелуй
Адам запечатлел, а. Сатана
Завистно отвернулся, но потом
С ревнивой злобой искоса взглянул
На них опять и в мыслях возроптал:
"- Мучительный и ненавистный вид!
В объятьях друг у друга, эти двое
Пьют райское блаженство, обретя
Все радости Эдема. Почему

Им - счастья полнота, мне - вечный Ад,
Где ни любви, ни радости, одно
Желанье жгучее, - из ваших мук
Не самое последнее, - томит
Без утоленья. Должен я, однако,
Не позабыть подслушанное мной.
Им, кажется, не все принадлежит
В Раю. Здесь роковое где-то есть
Познанья Древо; от него вкушать
Нельзя. Познанье им запрещено?
Нелепый, подозрительный запрет!
Зачем ревниво запретил Господь
Познанье людям? Разве может быть
Познанье преступленьем или смерть
В себе таить? Неужто жизнь людей
Зависит от неведенья? Ужель
Неведенье - единственный залог
Покорности и веры и на нем
Блаженство их основано? Какой
Отличный способ им наверняка
Погибель уготовать! Разожгу
В них жажду знанья. Научу презреть
Завистливый закон, который Бог
Предначертал для униженья тех,
Кого познанье бы могло сравнять
С богами. К чести этой устремясь,
Вкусив, они умрут. Иной исход
Возможен разве? Надо лишь сперва
Повсюду исходить весь Райский сад,
Заглядывая в каждый уголок.
Авось какой-нибудь Небесный Дух
В тени прохладной или у ручья
Случайно попадется, и тогда
Я постараюсь кое-что еще
Разведать у него. А ты живи
До времени, блаженная чета,
И кратким счастьем пользуйся, пока
Я не вернусь; последует затем
Твоих страданий долгая пора!"

Так, с наглостью помыслив, отошел
Он горделиво и пустился в путь;
Ловча и соблюдая осторожность,
Леса, поля, долины и холмы
Украдкой исшагал. Уже к черте,
Где небосвод на море и земле
Покоится, неспешно Солнце вниз
Катилось, и пологие лучи
Его закатные струили свет
Вечеровой на Райские Врата
Восточные - утесистый хребет
Из алавастра; он издалека
Приметен был, вздымаясь к облакам
На гребень лишь одна тропа вела
Петлистая; со всех других сторон
Нависшие, зазубренные скалы
К вершине алавастровой горы
Дорогу преграждали. Там сидел
Среди столпов скалистых Гавриил,
Начальник стражи Ангельской, и ждал
Прихода ночи. Юные бойцы
Пред старшим героические игры
Затеяли, оружие сложив
Небесное: шеломы, и щиты
И дротики, блиставшие во мгле
Алмазами и золотом. Но вдруг
Сам Уриил на солнечном луче
Примчался к ним. Так падает звезда,
Осенней ночью небо прочертив,
Сквозь воздух, полный огненных паров,
И мореходам указует румб,
Откуда угрожает ураган.
Архангел, торопясь, проговорил:
"- О, Гавриил! Блаженный этот край
Ты неусыпно должен охранять,
По жребию, - от всяческого зла.
Но в сфере, мне подвластной, некий Дух
Явился нынче полднем и заверил,
Что жаждет он создания Творца
Новейшие увидеть, - предо всем,
Последний образ Божий - Человека.
Я указал дорогу, но следил
За ним. Когда он завершил полет
На севере Эдема, на горе,
Подметить я успел, что Небу чужд
Его страстями омраченный взор.
Я из виду его не упускал,
Но скрылся он в тени. Меня страшит:
Не из орды ли он бунтовщиков
Низвергнутых, покинувший Геенну,
Чтоб смуту здесь посеять? Разыщи
Во что бы то ни стало чужака!"
Крылатый воин молвил: "- Не дивлюсь
Нимало, Уриил, что в силах ты, -
Пресветлый сферы Солнца властелин, -
Непогрешимым зреньем проницать
Безмерное пространство вширь и вглубь.
Но бдительная стража этих врат
Сюда не даст прохода никому,
Впуская лишь насельников Небес,
Ей хорошо известных. До сих пор
Не появлялся ни один из них
С полудня. Если ж Дух иной проник
С дурными целями, преодолев
Земные огражденья, - знаешь сам,
Что бестелесных трудно удержать
При помощи вещественных препон.
А если тот, о ком ты говоришь,
Здесь прячется, - его разоблачу
К рассвету, под личиною любой!"

Он так заверил. Тотчас Уриил
Вернулся вновь на пост, и тот же луч
Сверкающий, полого наклонясь,
Отнес его на Солнце, что теперь
За острова Азорские зашло, -
Поскольку Солнце с дивной быстротой
Неслыханной дневной свершило круг,
Иль менее проворная Земля,
Спеша путем кратчайшим на восток,
Оставила светило позади,
Где отражает золото оно
И пурпур, украшая облака
У своего закатного престола.
Вот безмятежный вечер наступил,
И серый сумрак все и вся облек
Одеждой темной; он сопровожден
Молчаньем, ибо птицы и зверье
Уже расположились на ночлег;
Кто на траве заснул, а кто в гнезде.
Лишь соловей не спит; ночь напролет
Поет влюбленно; тишина ему
Восторженно внимает. Просиял
Сапфирами живыми небосклон,
А самым ярким в хороводе звезд
Был Геспер, их глава, пока Луна
Не вышла величаво из-за туч
И разлила свой несравненный свет, -
Царица ночи! - и на темный мир
Набросила серебряный покров.

И Еве так сказал Адам: "- Подруга
Прекрасная! И ночь, и мирный сон
Природы призывают нас вкусить
Отдохновенье. Присудил Господь,
Чтоб труд и отдых, словно день и ночь,
Сменялись. Вот урочная роса
Дремоты сладким бременем легла
На наши веки. Для других существ,
Бродящих праздно, длительный покой
Не столь потребен. Должен Человек,
Духовно иль телесно, - каждый день
Трудиться; в этом истинный залог
Его достоинства и знак вниманья
Небесного ко всем его путям.
Животным же Создатель разрешил
Бездейственно слоняться и Творцу
Отчета не давать; но завтра мы,
Опережая свежую зарю
Румяную, что наступленье дня
С востока возвещает, - мы опять
Работу радостно возобновим,
Цветущие деревья станем холить,
Зеленые аллеи, где в тени
Полуденный пережидаем зной;
Там ветви разрослись, как бы смеясь
Над нашей маломощью; больше рук
Здесь надо, чтоб смирить их буйный рост.
Увядшие цветы и сгустки смол,
Устлавшие тропинки, подлежат
Уборке, а пока, блюдя закон
Природы, нас на отдых ночь зовет".

Блистая совершенной красотой,
Сказала Ева: "- Мой жизнеподатель,
Владыка мой! Безропотно тебе
Я повинуюсь; так велел Господь.
Он - для тебя закон, ты - для меня;
Вот все, что женщине потребно знать,
И для нее превыше в мире нет
Ни мудрости, ни славы. Близ тебя
Не замечаю времени; равно
Все перемены суток, все часы
Мне сладостны: и утра первый вздох,
И первый свет, и ранний щебет птах,
И Солнце, что на чудный этот край,
На травы, дерева, цветы, плоды
В росистых искрах, - первые лучи
С востока проливает; и земля
Пахучая в тучная, дождем
Напитанная теплым; и приход
Затишных, сонных сумерек; и ночь
Немая; и торжественный певец
Ночной; и эта дивная Луна
Со звездной свитой - перлами небес,
Всє любо мне. Но ведай: ни дыханье
Рассвета свежее, ни ранний хор
Пичуг, ни Солнце, что с востока льет
Лучи на край прекрасный, ни роса
Сверкающая на плодах, цветах
И травах, ни пахучая земля,
Омытая дождем, ни тихий вечер,
Ни ночь безмолвная с ее певцом
Торжественным, с гуляньем при Луне
Под звездным роем трепетным, - ничто
Меня не тешит без тебя, Адам!
Чему же служит блеск светил ночных,
Когда смежает сон глаза существ?"

"- О Ева! Дочь прекраснейшая Бога
И Человека! - общий предок наш
Ответствовал. - Они вокруг Земли
Бегут за сутки от страны к стране.
Их назначенье: по ночам светить
Народам, что еще не родились,
Всходить и заходить, чтоб темнота
Кромешная не обрела опять
В теченье ночи древние права
Свои, не истребила жизни всей
В Природе. Эти мягкие огни
Не только свет, но и тепло дарят,
Влияют разно, греют, умеряют,
Питают, холят, силу придают
Растеньям звездную, готовя их
К приятые мощных солнечных лучей
И к полному расцвету. Нет, не зря
Глубокой ночью тысячи светил,
Никем не созерцаемые, льют
Сиянье дружное. Не полагай,
Что если б вовсе не было людей,
Никто бы не дивился небесам,
Не восхвалял бы Господа. Равно -
Мы спим ли, бодрствуем, - во всем, везде
Созданий бестелесных мириады
Незримые для нас; они дела
Господни созерцают и Ему
И днем и ночью воздают хвалы.
Нередко эхо из глубин дубрав,
С холмов отзывчивых, доносит к нам
Торжественные звуки голосов
Небесных, воспевающих Творца, -
Отдельных или слитых в дивный хор,
И оглашающих поочередно
Полночный воздух! Часто патрули
Дозорные играют по ночам
На звучных инструментах неземных,
И гимны чудные, и струнный звон
Возносят нас духовно к Небесам!"

Беседуя, они рука в руке
Шли опочить в своей счастливой куще.
Садовник высочайший сам избрал
Ей место, создавая Райский сад
На благо Человеку. Лавр и мирт,
С высокими растеньями сплетясь,
Образовали кровлю шалаша
Душистою и плотною листвой.
Акант и благовонные кусты
Стеной служили; множество цветов
Прелестных: пестрый ирис, и жасмин,
И розы, - меж ветвями проскользнув,
Заглядывали изо всех щелей,
В мозаику слагаясь. На земле
Фиалки, крокусы и гиацинты
Узорчатым раскинулись ковром,
Намного ярче красочных прикрас
Из дорогих камней. Любая тварь, -
Зверь, птица, насекомое и червь, -
Благоговея пред людьми, сюда
Проникнуть не дерзали. Нет, в тени
Такой, в столь безмятежном и святом
Уединенье, ни Сильван и Пан -
Измышленные божества, - ни фавны
И нимфы не вкушали сна вовек!
Здесь Ева ложе брачное свое
Впервые в плетеницы убрала,
Устлала ворохом душистых трав,
Когда с Небес венчальный гимн звучал,
И Ангел брачный за руку привел
Ее к супругу, в дивной наготе
Прекраснее Пандоры, что была
Богами изобильем всех даров
Осыпана, подобно Еве став
Причиною неисчислимых бед;
И к сыну безрассудному Япета,
Гермесом приведенная, людей
Прельщением очей очаровать
Смогла и похитителю огня
Зевесова жестоко отомстить.

Достигнув кущи, взоры возвели
Жена и муж к открытым небесам,
Молясь Тому, кто Землю сотворил,
Бодрящий воздух, голубую твердь,
Лучистый лунный шар и звездный свод:
"- Свершитель всемогущий! Создал Ты
И ночь, и нами прожитый в трудах,
Назначенных Тобой, - минувший день,
Счастливые взаимною помогой,
Любовью обоюдною, - венцом
Блаженства нашего, - по Твоему
Велению. Чудесный этот Рай
Для нас велик, нам не с кем разделить
Твои дары, что падают, созрев,
Без всякой пользы; но Ты дал зарок,
Что племя многолюдное от нас
Произойдет, и Землю населит,
И благость безграничную Твою
Совместно с нами будет прославлять,
Восстав от сна и призывая сон, -
Твой дар, - как призываем нынче мы!"

Чета согласно вознесла мольбу;
Иных обрядов не было у них, -
Лишь преклоненье истое одно
Пред Богом, наиболее Творцу
Угодное; потом, рука в руке,
Вступили в сень; присущих нам одежд
Стеснительных совлечь им не пришлось;
И совокупно возлегли. Адам,
Я полагаю, от подруги милой
Не отвернулся, так же и жена
Отказом не ответила, блюдя
Обычай сокровенный и святой
Любви супружеской. Пускай ханжи
Сурово о невинности твердят
И чистоте, позоря и клеймя
Нечистым то, что чистым объявил
Господь, и некоторым - повелел,
А прочим - разрешил. Его завет:
Плодиться, а поборник воздержанья -
Губитель наш, враг Бога и людей.
Хвала тебе, о брачная любовь,
Людского рода истинный исток,
Закон, покрытый тайной! Ты в Раю,
Где все совместно обладают всем, -
Единственная собственность. Тобой
От похоти, присущей лишь скотам
Бессмысленным, избавлен Человек.
Ты, опершись на разум, утвердила
Священную законность кровных уз,
И чистоту, и праведность родства,
И ты впервые приобщила нас
К понятиям: отец, и сын, и брат.
Тебя я даже в мыслях не сочту
Греховной и срамной, в священный Сад
Проникнуть недостойной! О, родник
Неиссякаемых услад семейных!
Твое нескверно ложе от веков
И будет впредь нескверным; посему
Угодники покоились на нем
И патриархи. Здесь любовь острит
Златые стрелы, возжигает здесь
Лампаду неизменную свою
И веет взмахами пурпурных крыл.
Здесь торжествует и царит она,
А вовсе не в улыбках покупных
Блудницы, не в безлюбой, безотрадной
Усладе мимолетной, не в пустом,
Случайном волокитстве на пиру
Ночном, на маскированных балах,
Средь плясок суетных и серенад,
Которые продрогший кавалер
Спесивице поет, а лучше б он
С презрением распутную отверг.

Супруги спят в обнимку; соловьи
Их убаюкали; цветочный кров
Ронял на обнаженные тела
Охапки роз, что поутру опять
Возобновляются. Блаженно спи,
Чета счастливая! Была бы ты
Стократ счастливей, счастья не ища
Полнейшего и не стремясь предел
Дозволенного знанья преступить!

Уже коническая Ночи тень,
Обширный свод подлунный обходя,
Измерила к Зениту полпути.
Из врат слоновой кости в должный час
Выходят Херувимы в боевом
Порядке, при оружье, на дозор.
Тогда Архангел Гавриил воззвал
К военачальнику, что был за ним
По званью следующим: "- Узиил,
Ты с частью воинов ступай на юг,
Следя за всем; я остальных бойцов
На север поведу. Мы круг замкнем,
Сойдясь на западе". Как пламена,
Отряды разделились; одному -
Щитом Архангел указует путь,
Копьем - другому, а затем, избрав
Двух мудрых, мощных Духов приближенных,
Изрек: "- Итуриил, и ты, Зефон,
На быстрых крыльях облетите Сад,
Проверьте тщательно, ни уголка
Не пропустив, особенно следя
За кущей, где прекрасная чета,
Быть может, мирно спит, не чая зла.
Ко мне явился вестник ввечеру,
От Солнца заходящего, сказав,
Что некий Дух из Пекла ускользнул
(Кто б мог помыслить!) и пробрался в Рай,
Наверняка с недоброй целью. Вы
Доставьте, отыскав его, сюда!"

Промолвив так, повел он свой отряд,
Сверканьем затмевавший блеск Луны,
А два его посланца к шалашу
Направились и здесь нашли Врага.
У Евиного уха прикорнул
Он в жабьем виде, дьявольски стремясь
К сокрытому проникнуть средоточью
Воображенья Евы, чтоб мечты
Обманные предательски разжечь,
Соблазны лживых снов и льстивых грез,
И вдунутой отравой загрязнить
Флюиды жизненные, что восходят
От крови чистой, как восходит пар
Легчайший от дыхания ручья
Прозрачного, и растравить в душе
Праматери броженье смутных дум,
Досаду, недовольство, непокой -
Источник целей тщетных и надежд, -
И страсти необузданные - плод
Надменных помыслов, что порождают
Безумье гордости. Итуриил
Чуть прикоснулся дротом к Сатане:
Касание субстанции небесной
Невмочь снести притворству, не приняв
Свой настоящий облик; Враг вскочил,
Ошеломленный тем, что обличен.
Так искра производит взрыв, упав
На груду пороха, что про запас
Накоплена в хранилище, ввиду
Угрозы приближения войны;
Мгновенно вздувшись, черное зерно
Воспламеняет воздух. Так в своем
Обличье истинном воспрянул Враг.
Два Ангела прекрасных, от Царя
Ужасного невольно отступив,
Бесстрашно вновь приблизились к нему
И молвили: "- Какой мятежный Дух,
Из тех, в Геенну ввергнутых, посмел
Тюрьму покинуть и прийти сюда?
Зачем, подобно недругу в засаде,
Ты спящих стережешь, преобразясь?"

"- Не узнаете? - Сатана вскричал
Презрительно. - Не знаете меня?
Однако, знали встарь, когда я был
Вам не чета; настолько высоко
Я восседал, что вознестись туда
И не мечтали вы. Меня не знать
Лишь может сам безвестный, из числа
Ничтожнейших; но если узнан я, -
К чему пустым вопросом начинать
Осуществленье вашего заданья,
Которое закончится ничем?"

Презреньем на презренье возразил
Зефон Врагу: "- Не думай, бунтовщик,
Что ты остался прежним, утеряв
Сиянье святости и чистоты,
Венчавшее тебя на Небесах.
Твой блеск померк, едва ты изменил
Добру. Ты ныне страшен, как твой грех,
Как Пекло мрачное, куда тебя
Низвергли. Но ступай; ты дашь отчет
Тому, кто нас послал, кто этот край
И этих спящих от беды хранит!"

Речь Херувима, строго прозвучав,
Была неотразимою в устах
Сияющего юной красотой
Воителя, и посрамленный Дьявол
Почувствовал могущество Добра.
Он добродетели прекрасный лик
Узрел и об утраченном навек
Печалился, но более всего
Скорбел о том, что Ангелами он
Неузнан был, настолько тусклым стал
Его бывалый блеск; но Сатана
Бестрепетен казался: "- Если мне
Сражаться надо, - с главным поборюсь,
А не с посланцами; не то на бой
Вас вызову одновременно всех;
Я либо славу вящую снищу
Иль меньшему подвергнусь посрамленью!"
Зефон ответил доблестно: "- Твой страх
Свидетельствует, что из нас любой,
Слабейший, может грешного тебя,
А стало быть - бессильного, - сразить!"

Враг промолчал, от злобы онемев;
Подобно горделивому коню,
Грызущему стальные удила,
Он двинулся вперед, сочтя побег,
Равно как битву, - тщетными. Испуг,
Внушенный свыше, сердце оковал,
Не знающее страха ни пред кем,
За исключеньем Неба одного.
Они от западной недалеки
Черты, где, полукружные пройдя
Пути, сошлись дозоры и в ряды
Построились, дабы приказу внять
Очередному. Вождь их, Гавриил,
Вскричал: "- Друзья! Мне слышатся шаги
Проворные, спешащие сюда.
Итуриила и Зефона вижу
Светящихся в тени, а с ними - царь
Осанкою; хоть блеск его погас,
Но поступь и свирепость выдают
Владыку Ада. Вряд ли без борьбы
Отступит. Будьте стойки. Дерзкий взор
Пришельца вызывает нас на бой!"

Лишь только он промолвил, два гонца
Приблизились и кратко доложили:
Кто приведенный, где его нашли,
Что делал и в каком обличье был.
Сурово глядя, Гавриил сказал:
"- Зачем предел, назначенный тебе,
Ты преступил и стал помехой нам,
Отвергшим твой пример? Облечены
Мы властью и законом допросить
Тебя: как ты посмел пробраться в Рай,
Наверно, с целью возмутить покой
И сон четы, которую Творец
В обители блаженства поселил?"

Глумясь, ответил Враг: "- На Небесах
Ты, Гавриил, считался мудрецом;
Я был согласен с этим, но теперь
Внушает мне сомненье твой вопрос.
Ну кто же собственным страданьям рад?
Кому застенок люб? Кто б не бежал
Из Преисподней, ввергнутый в огонь,
Когда б возмог возвратный путь найти?
Ты на побег отважился бы сам,
Как можно дальше от Гееннских мук,
В места, где есть надежда заменить
Терзанья - безмятежностью, а скорбь -
Отрадой. Вот чего ищу я здесь.
Ты не поймешь, ты горя не знавал,
Ты только благо ведал. Мне в укор
Твердишь о повелении Того,
Кто держит нас в тюрьме. Но почему
Он крепче не замкнул Свои врата
Железные, коль нас хотел навек
В темницу заключить? Вот мой ответ
На твой вопрос. Все остальное - верно;
Твои посланцы там нашли меня,
Где сказано. Однако в этом нет
Ни наглости, ни умышленья зла!"
Так издевался нагло Архивраг.

Воинственный Архангел возразил
С презрительной усмешкой: "- Небеса
Какого ж потеряли судию
Премудрого, с тех пор как Сатана,
Охваченный безумьем, сброшен в Ад.
Вторично обезумев, он тюрьму
Покинул ныне и в сомненье впал
Глубокое: считать ли мудрецом
Того, кто задает ему вопрос -
Какою дерзостью он приведен
Сюда? Как самовольно ускользнуть
Посмел из Ада? Бегство от расплаты
Заслуженной, от справедливых мук
Он полагает мудрым! Думай так,
Бахвал, пока не грянет Божья месть,
Которую побегом ты навлек,
Семижды наказуя беглеца,
И мудрость, не постигшую досель,
Что никакими пытками нельзя
Безмерный гнев Господень утолить,
Столь безрассудно вызванный тобой, -
Бог ввергнет вновь ослушника в Геенну!
Но почему же ты один? Зачем
Весь Ад не вырвался? Неужто им
Страдать легко и незачем бежать?
Быть может, боль ты менее других
Терпеть способен? О геройский вождь,
Удравший первым! Если б ты открыл
Покинутым товарищам причину
Побега, был бы ты не одинок".

Насупясь, Враг ответил: "- Никому,
Ехидный Ангел, я не уступлю
В отваге и терзаний не страшусь.
Сам знаешь, как я стоек был в бою,
Пока разряды залпов громовых
Не подоспели с помощью к тебе
Нас разметать; без них твое копье
Мне страха не внушает. Речь твоя,
Вопимая тобою наобум,
Лишь подтверждает вновь, как ты незрел
В делах военных, если невдомек
Тебе, что, неудачу претерпев
И проиграв сраженье, верный долгу
Начальник не рискнет свои войска
Опасностям безвестного пути
Подвергнуть, не исследовав его
Собственнолично. Оттого лететь
Решил я сам - один и пересек
Пустыню бездны, чтоб разведать мир
Новорожденный, о котором слух
Достигнул Преисподней. Здесь хочу
Прибежище для сокрушенных войск
Найти и разместить их на Земле
Иль посреди воздушного пространства,
Хотя б для этой цели снова нам
С тобою переведаться пришлось
И с пышным воинством твоим; у них
Обязанность легчайшая - служить
Владыке своему на Небесах
И, пресмыкаясь, распевать псалмы,
На должном расстоянье окружив
Его Престол - отнюдь не воевать!"

Небесный ратник тотчас отвечал:
"- Ты сам себя оспорил, заявив
Сперва, что бегство от Гееннских мук
Считаешь мудростью; потом признался
В шпионстве. Ты разоблаченный лгун,
Отнюдь не вождь! Как, Сатана, посмел
Ты верностью хвалиться? Осквернить
Святое слово: верность? И кому
Ты верен? Скопищу бунтовщиков,
Орде злодейской, своему главе
Под стать? Неужто вашу честь и верность
Присяге воинской вы соблюли,
В повиновенье Власти отказав
Верховной, признанной во всей Вселенной?
О лицемер коварный! Ты сейчас
Борца за вольность корчишь; но скажи:
Кто в пресмыканье пред Царем Небес,
В униженном холопстве превзошел
Тебя? Но ты хребет покорно гнул,
В надежде, свергнув Бога, самому
Господствовать. Тебе совет я дам:
Прочь убирайся! Поспеши в тюрьму,
Откуда ты сбежал, и если здесь,
В священной этой области, опять
Возникнешь, я, преступника сковав,
Вновь заключу в Геенну и тебя
Так запечатаю, что до конца
Времен ты издеваться не дерзнешь
Над слабостью затворов Адских Врат!"

Так он грозил, но, не затрепетав
И пуще разъярившись, Враг вскричал:
"- Сначала одолей, потом толкуй
Про цепи, ты, надменный Херувим,
Граничный стражник! Прежде потрудись
Узнать, что мощь руки моей тебе
Не одолеть, хоть на своих крылах
Катаешь ты Творца и наравне
С такими же, привыкшими к ярму
Рабами, колесницу Божества
Победную среди Небес влечешь
По вымощенной звездами стезе!"

На этот вызов Ангельский отряд
Лучистый алым пламенем зардел,
Фалангой серповидною тесня
Врага, направив копья на него;
Точь-в-точь - созревшая для жатвы нива
Церерина, густой, остистый лес
Колосьев наклоняет до земли,
Куда их ветер гнет; глядит на них
Крестьянин озабоченный, страшась,
Чтоб урожай желанный не принес
Ему одну мякину. Сатана
В тревоге, силы все свои напряг
И словно Атлас или Тенериф,
Во весь гигантский выпрямившись рост,
Неколебимо противостоял
Опасности. Он головой в зенит
Уперся; шлем его увенчан был
Пернатым ужасом; сжимал кулак
Оружие, подобное копью
И вместе с тем служившее щитом!
Вот-вот свершатся страшные дела!
Не только Рай, но звездный небосвод,
Стихии все могли быть сметены,
Размолоты, развеяны как пыль
В свирепой этой стычке, но Господь
Весы на небе поднял золотые;
Меж Скорпионом и Астреей мы
И ныне видим их. На тех весах
Он созданное взвесила первый раз,
С воздушной оболочкой уравнял
Парящий шар земной; до наших дней
Событья взвешивает, судьбы царств,
Исход военных действий; и теперь
Два жребия Всевышний положил
На чаши: отступленье - на одну,
Сраженье - на другую. Взмыла вмиг
Она до коромысла. Знак такой
Увидев, Гавриил сказал Врагу:
"- Мою ты знаешь силу, я - твою.
Не наши обе, нам лишь вручены.
Безумие - оружием бряцать,
Когда твоим ты властен совершить
Не более того, что Бог попустит,
Равно как я - моим; хоть я вдвойне
Сильней и в прах могу тебя втоптать.
Взгляни наверх, прочти твою судьбу
В небесном знаменье, где взвешен ты.
Узнай, насколько легок ты и слаб
В противоборстве!" Враг возвел глаза,
Свою увидел чашу, что взвилась
Высоко, и с роптаньем отступил,
И все ночные тени вместе с ним.

КНИГА ПЯТАЯ

Содержание

Утро приближается. Ева рассказывает Адаму свой тревожный сон; огорченный Адам утешает ее. Они приступают к повседневным трудам. Утренний гимн у входа в кущу. Бог, предупреждая возможные в будущем попытки оправдания со стороны Человека, посылает Архангела Рафаила, дабы утвердить Адама в повиновении, поведать ему о свободе воли и уведомить о близости Врага, рассказать, кто он, каковы его цели, а также о прочих предметах, о которых следует знать Адаму. Рафаил нисходит в Рай; его прибытие, замеченное Адамом, сидящим у кущи. Адам встречает Рафаила, приглашает его в свое жилье, угощает лучшими райскими плодами, собранными Евой. Беседа за трапезой. Рафаил, исполняя поручение, напоминает Адаму о его блаженстве в Раю и о злобе Врага. По просьбе Адама объясняя ему, кто таков его Враг, он начинает рассказ от Первого мятежа на Небесах, о том, как Сатана увлек свои легионы на Север, там возмутил их и обольстил всех, кроме Серафима Абдиила. Последний пытается убедить Сатану отречься от своих замыслов, но, не преуспев в этом, покидает стан мятежников.

Уже скользя на розовых стопах,
С востока утро близилось, на дол
Заморские роняя жемчуга,
Когда Адам восстал в обычный срок
От сна воздушно-легкого; вкушал
Он пищу только чистую, и в нем
Кровь чистая текла, а потому
И сон его от лепета листвы
И плеска ручейков, от песни птах
Рассветной, меж ветвей, от опахала
Аврорина, - развеивался вмиг.
С тем большим изумленьем он узрел,
Что, кудри в беспорядке разметав,
В тревожном сне, с пылающим лицом,
Не пробудилась Ева. К ней склонясь,
Полупривстав, на локоть опершись,
Наш Праотец любовно созерцал
Очаровательную красоту
Жены прельстительной равно во сне
И наяву; он, Евиной руки
Едва коснувшись, ласково шепнул,
Умильного дыхания нежней,
Которым Флору обдает Зефир:
"- Прекраснейшая, лучшая моя,
Найденная! Последний, лучший дар
Небес! Неиссякаемый родник
Всє новых нег! Проснись! Уже рассвет
В сверканье; освеженные поля
Зовут. Мы тратим дивный час, когда
Могли б следить, как нежные взошли
Растения, как роща расцвела
Лимонная, как мирра и тростник
Целительный сочатся, как Природа
Пестреет вновь, как, прилепясь к цветку,
Пчела сосет пахучий, сладкий сок!"

Так он шептал; она же обняла
Его, промолвив с ужасом в глазах:
"- Единственно в тебе заключены
Стремленья все мои; единый ты
Мое блаженство, слава и покой.
Отрадно видеть вновь твое лицо
И возвращенье утра! Нынче ночью
(Подобной не знавала я досель),
В виденье сонном, - если это сон, -
Ни ты мне не явился, ни труды
Вчерашние, ни замыслы работ
Сегодняшных. Обида и тоска,
Которых я до этой ночи злой
Не ведала, тревожили меня;
И мнилось: кто-то ласково шептал
Мне на ухо; я думала сперва,
Что это голос твой. Он говорил:
"- Зачем ты, Ева, спишь? Царит пора
Волшебная прохлады и молчанья,
Лишь сладостные трели певуна
Бессонного, ночного, в тишине,
Любовью вдохновленные, звучат.
Владычит нолнолунье; мягкий свет
Обличье призрачное придает
Всему, но тщетно: этого никто
Не видит. Недреманные глаза
Небес отверсты; чем же любоваться,
Как не одной тобой, они хотят,
Природы утешеньем? Целый мир,
Обвороженный прелестью твоей,
Глядит не наглядится на тебя!"

Восстала я на этот зов, но ты
Отсутствовал; на поиски решась,
Одна я долго разными брела
Тропинками и очутилась вдруг
У Древа запрещенного познанья.
Оно прекраснее, чем наяву,
Казалось. Я смотрела на него,
Дивясь, и вижу: рядом с ним стоит
Крылатый некто, жителям Небес
Подобный, нам являвшимся не раз;
Амврозия сочилась, как роса,
С его кудрей; на Древо он глядел
И говорил: "- О дивное растенье,
Плодами отягченное! Ужель
Никем не будешь ты облегчено
И не вкусят ни Бог, ни Человек
От сладости твоей? Ужель познанье
Столь гнусно? Кто усладу запретить
Способен? Только Зависть. Налагай
Запрет - кто хочет; я не отступлюсь
От благ твоих; иначе бы зачем
Ты здесь росло!" - Сказав, он плод сорвал
Бесстрашно и вкусил. От наглых слов
И наглого поступка обмерла
В испуге я, но он вскричал: "- О плод
Волшебный, сладостный сам по себе,
Но сорванный, запрету вопреки,
Вдвойне сладчайший! Возбраненный здесь,
Ты, верно, предназначен для богов,
Но мог бы и людей обожествить.
А почему богами им не стать?
Чем благо уделяется щедрей,
Тем больше множится. Не бедняком
Дающий будет, но себе хвалу
Стяжает вящую. Так подойди,
Сияющее ангельской красой
Блаженное созданье! Причастись
И ты со мной! Счастливая теперь,
Ты можешь быть счастливей во сто крат,
Хоть не прибавишь новых совершенств,
Вкуси! В кругу богов - богиней стань,
Землей не скованная, воспари,
Нам уподобясь, взвейся в Небеса,
Которых ты достойна, и взгляни
На жизнь божеств, - ты так же заживешь!"

Сказав, он подступил и часть плода
К моим устам приблизил. Аромат
Такое вожделение разжег
Во мне, что я бороться не могла
И соблазнилась. Тотчас к облакам
Взлетели мы; простерлась подо мной
Поверхность необъятная Земли, -
Являя величавый ряд картин
Разнообразных. Диву я далась,
Витая на подобной высоте.
Вдруг спутник мой пропал, и я, стремглав
Сорвавшись, погрузилась в забытье.
Как рада я очнуться и сознать,
Что это было только сном!.." В ответ
На повесть Евы о минувшей ночи
Промолвил опечаленный Адам:
"- О половина лучшая моя,
Подобье лучшее! С тобой делю
Смятение. Боюсь, что странный сон
От злой причины. Но откуда зло?
Ты непорочной создана; в тебе
Его не может быть. Но знай, у нас
Гнездится в душах много низших сил,
Подвластных Разуму; за ним, в ряду,
Воображенье следует; оно,
Приемля впечатления о внешних
Предметах, от пяти бессонных чувств,
Из восприятий образы творит
Воздушные; связует Разум их
И разделяет. Все, что мы вольны
Отвергнуть в мыслях или утвердить,
Что знаньем и сужденьем мы зовем, -
Отсюда возникает. Но когда
Природа спит и Разум на покой
В укромный удаляется тайник,
Воображенье бодрствует, стремясь,
Пока он отлучился, подражать
Ему; однако, образы связав
Без толку, представленья создает
Нелепые, тем паче, - в сновиденьях,
И путает событья и слова
Давно минувших и недавних дней.
Сдается мне, что на вчерашний наш
Вечерний разговор твой сон похож,
Но с прибавленьем странным. Не грусти!
Порой в сознанье Бога и людей
Зло проникает, но уходит прочь,
Отвергнутое, не чиня вреда,
Не запятнав, и это подает
Надежду мне, что страшного проступка,
Так испугавшего тебя во сне,
Ты наяву вовек не повторишь.
Не огорчайся же, не омрачай
Свой взор, что безмятежнее всегда
И радостней, чем утренней зари
Улыбка первая! Пойдем к трудам
Приятным нашим, - в рощах, у ручьев
Среди цветов, струящих аромат
Из чашечек открытых, где всю ночь
Они его копили для тебя!"

Адам утешил милую супругу,
Но две слезинки на ее глазах
В молчанье проступили, и она
Отерлась волосами; капли две
Другие, драгоценные, вот-вот
Прольются из хрустальных родников,
Но поцелуем осушил Адам
Раскаянья прелестные следы
И полусознанной, благочестивой
Боязни пред грехом, грозившим ей.
Все прояснилось, и пора в поля
Супругам; но сперва, покинув сень,
Наружу выйдя, на дневной простор,
Где Солнце выкатилось в этот миг
Над краем океана и, лучи
Росистые полого протянув,
С Востока озарило весь Эдем
И Рай счастливый, - здесь они, склонясь
Благоговейно, с искренней любовью,
Молитву утреннюю вознесли,
Творимую усердно, день за днем,
Всегда на разный лад. Неистощимы
Высказыванья их высоких чувств,
Святой восторг внушает им слова
Все новые, достойные хвалу
Создателю и в песнях и в речах
Воздать, без подготовки; их уста
Вещали складно прозу и стихи
Столь сладкогласные, что звуки арф
И лютен не могли бы им придать
Гармонии. Они молились так:

"- Вот славные творения Твои,
Отец Добра всемощный, мирозданье
Воздвигший дивно. Так насколько ж Сам
Неизреченный дивен, чей Престол
Над всеми Небесами вознесен!
Невидимый, Ты слабо различим
В созданиях малейших, но и в них
Твоя неограниченная власть
И благость явлены. Нет, лучше вы,
О Дети Света, - Ангелы, о Нем
Поведайте! Творца дано вам зреть
Воочию и хором прославлять
В симфониях и гимнах, окружив,
Ликуя, Божий Трон, в теченье дня
Бескрайнего! Все твари на Земле
И в Небесах да восхвалят Его!
Он первый, Он последний, Он срединный
И бесконечный. Ты, из роя звезд
Прекраснейшая! Хоровод ночной
Ты замыкаешь; над тобой права
Теряет мрак, и ты, залогом став
Надежным дня, улыбчивый рассвет
Сверканием венчаешь! Славь Творца
В своей небесной сфере, в сладкий час
Рожденья первых утренних лучей!

Ты - око мирозданья и душа,
О Солнце! Чти Владыку в Нем; хвалу,
Вращаясь вечно, Богу возглашай -
Когда восходишь, и когда стоишь
В зените, и когда заходишь вновь!

Луна! Порой ты Солнце на заре
Встречаешь и порою прочь с толпой
Звезд неподвижных, что утверждены
В подвижной сфере, от него бежишь;
Вы, пять блуждающих небесных тел,
В таинственном кружащиеся танце,
Под звуки тихие, - воздайте все
Хвалу Тому, кто свет из тьмы исторг!

Ты - воздух! Вы - стихии! Дети недр
Старейшие Природы! Вчетвером,
Безостановочно по кругу мчась,
Все вещи смешивая и питая,
В несметных превращеньях, - вы должны
Всє новые хваленья воздавать
Тому, кто мирозданье сотворил!

Пары, туманы, от холмов и вод
Плывущие угрюмой, серой мглой,
Покуда Солнце не позолотит
Кайму шерстистую, - вздымайтесь в честь
Творца Вселенной! Тучами застлав
Пустынный небосвод, обильный дождь
Ниспосылая жаждущей земле,
В подъеме и падении, всегда
Провозглашайте славу Божеству!

О ветры! Вея с четырех сторон,
Прославьте Устроителя миров
Дыханьем вашим - тихим или бурным!
Вы, сосны и другие дерева!
Пригните кроны, кланяясь Ему!
Воспойте, благозвучные ручьи,
Творца, певучим ропотом своим!
Пускай объединятся голоса
Всего живого! Птицы! Вы к вратам
Небесным устремляете полет;
Вам .каждой песней, каждым взмахом крыл
Царя Небес пристало величать!

Вы, плавающие в воде, и вы,
Ступающие гордо по земле,
Вы, пресмыкающиеся по ней
Униженно, - свидетельствуйте все:
Храню ли я молчанье поутру
И ввечеру, долины и холмы,
Ручьи и рощи песней поучая
Всевышнего ответно воспевать!
Хвала тебе, Вселенной Властелин!
Будь милостивым к нам и подавай
Одно лишь благо! Если ночь таит
Иль порождает зло, - его рассей,
Как темноту рассеивает свет!"

Невинные, они молились так;
И прочное спокойствие и мир
Их души обрели. Они спешат
К работам утренним, и по росе
Прекрасной, по цветам туда идут,
Где слишком буйно ветви разрослись
Дерев плодовых, где потребны руки,
Дабы прервать излишних сучьев рост,
А праздные, - заставить вновь родить.
Им также надо с вязом сочетать
Плеть виноградную; и вот лоза
К супругу льнет, как вено принося
Тугие грозды, чтоб его листву
Бесплодную украсить. Царь Небес
На их старанья с жалостью глядел
И Ра файла подозвал к себе;
Дух доброхотный этот, снизойдя,
В дороге Товия сопровождал
И в браке с девой, что обручена
Была семижды, - спас его от смерти.

"- Ты слышал, Рафаил, - сказал Господь, -
Какую смуту учинил в Раю
Из Ада ускользнувший Сатана,
Успешно бездну тьмы преодолев;
Как он супругов ночью возмущал,
Чтоб их и заодно весь род людской
Сгубить. Поговори, как с другом друг,
Полдня с Адамом; ты его найдешь
Под сенью кущи иль в тени древес,
Где пищу он, пережидая зной,
Вкушает, повседневный труд прервав
Для отдыха. В беседе растолкуй,
Сколь он безмерно счастлив, и внуши,
Что вправе счастьем он располагать
По воле собственной, что эта воля
Свободна, но пременчива, и пусть
Сие запомнит; преподай совет
Быть осторожным, чтоб на ложный путь
В беспечности излишней не вступить;
Ему открой грозящую опасность
Со стороны коварного Врага,
С Небес низверженного и теперь
Замыслившего и других склонить
К паденью, чтоб лишились и они
Блаженства. Применив насилье? Нет!
Насилье было бы отражено;
Враг пустит в ход предательство и ложь.
Открой Адаму всє, дабы не мог
Оправдываться, если он падет
По воле собственной; что, мол, врасплох
Застигнут был и что его никто
Не вразумил и не предостерег!"

Так, правосудно, Вечный наш Отец
Изрек. Не медля, получив приказ,
Гонец летучий взвился, отделись
От сонма Духов, средь которых он
Стоял, прикрывшись пышными крылами,
И Ангельские хоры перед ним
Повсюду расступались на пути,
Пока он Эмпирей пересекал
В полете и достиг Небесных Врат,
Что сами распахнулись широко
На петлях золотых; Державный Зодчий
Столь дивное устройство смастерил.
С порога Врат ни туча, ни звезда,
Ничто ему не преграждало взор;
Хотя от прочих блещущих шаров
Земля не отличалась и была
Невелика, он разглядел ее
И на господствующей высоте,
Средь окруженья кедров, - Божий Сад.
Так видел ночью, с помощью стекла,
Материки и страны на Луне
Воображаемые - Галилей,
Но с меньшей четкостью; так мореход
Среди Циклад плывущий, острова
Самое и Делос видит вдалеке,
Подобно клочьям пара. Дух к Земле,
Сквозь ширь эфирную свой быстрый лет
Направил, средь бесчисленных миров.
То на крылах надежных он парил
В полярных ветрах; то, за взмахом взмах,
Покорный воздух мощно рассекал.
До уровня парения орлов
Он снизился. Пернатый мир почел
Его за Феникса, и все, дивясь,
В нем ту единственную птицу видят,
Спешащую к стенам стовратных Фив
Египетских, дабы сложить свой прах
В блестящем храме Солнца. Вот в Раю
Он плавно опустился на утес
Восточный, Серафима вид приняв
Правдивый свой; шестью крылами стан
Его божественный был осенен;
Два первые - ниспав с широких плеч,
Как мантия, достойная царей,
Окутывали грудь; иные два -
Как звездный пояс облегали чресла,
Скрывая бедра пухом золотым,
Пестревшим всеми красками Небес;
А третьи - словно панцирь перяной,
Одели ноги, от колен до пят,
Лазурью ослепительною; так,
Подобно сыну Майи, он стоял,
Крылами потрясая, и вокруг
Благоуханье дивное лилось.
Сторожевыми Ангелами он
Немедля узнан. Все пред ним встают,
Высокий почитая ранг посла
И важное заданье, что ему
Поручено бесспорно. Миновав
Охраны Райской пышные шатры
И рощи мирры, где бальзам, и нард,
И кассия струили аромат
Цветочиый - благовонье глухомани,
Пришел он в дол благословенный; здесь
Природа, в юной щедрости своей,
Воображенью девственному дав
Свободу, прихотливо создала
Обилье роскоши, превосходя
Великолепьем диким чудеса,
Что созданы по правилам искусства.
Расположась у входа шалаша
Прохладного, Адам гонца узрел,
В благоуханной роще, меж стволов,
Грядущего навстречу. Той порой
Уже к зениту Солнце поднялось,
Меча на Землю жгучие лучи,
И, чтоб глубины темных недр согреть,
Давало много больше ей тепла,
Чем нужно Праотцу. В тенистой куще
Рачительная Ева, как всегда,
Обед из сочных, наливных плодов
Готовила, способных насыщать
Проголодавшихся; питьем служил
Нектар из разных ягод, винных грозд
И молока. Адам воззвал к жене:

"- Спеши, о Ева! Посмотри на нечто,
Достойное вниманья твоего:
С востока, из-за рощи, к нам идет
Созданье дивное. Как будто вновь
Денница в полдень вспыхнула! Посол,
Возможно, с вестью важной от Небес
Явился, и возможно, гостем он
Сегодня будет нашим. Торопись,
В избытке все припасы принеси,
Чтоб странника небесного принять
С почетом. Воздадим же, не скупясь,
Дарителю - дарами; от щедрот,
Нам уделенных, - щедро уделим.
Чем больше многоплодная дарит
Природа, тем становится она
Производительней и учит нас
Не скряжничать!" В ответ сказала Ева:
"- Адам, священный образ, прах земной,
Одушевленный Богом! Невелик
Запас потребный. Каждая пора
Растит его для нас, и круглый год
На ветках зреет множество плодов.
Храню лишь те, которых сок, сгустясь
От времени, питательность и вкус
Им придает особый. Но сейчас
Немедля я с деревьев и кустов,
Со всех растений, лучшие сорву
Плоды, чтоб гостя потчевать. Пускай
Увидит он, что в равной мере Бог
Благотворит и Небу и Земле!"

Сказав, она поспешно отошла,
Взирая хлопотливо, и полна
Забот радушных: что из лучших яств
Избрать, в каком порядке подавать,
Сообразуя вкусы их, дабы
Не спорили между собой, - напротив,
Друг друга возвышали чередой.
Все лучшее она брала с ветвей,
Что только всеродящая Земля
Дарит в обеих Индиях, равно
На взморьях Понта и на берегах
Пунических, и там, где Алкиной
Владычил: плотнокожие плоды
И нежнокожие; одни в пушке
Ворсистом, а другие в скорлупе,
И таровато ставила на стол.
Затем она безгрешное питье
Из гроздий выжала и сладкий сок
Из ягод разных; лакомые сливки
Из косточек душистых извлекла, -
Сосуды чистые у ней в достатке, -
И под конец пахучею листвой
Устлала пол и ворохами роз.

Тем часом устремился Прародитель
Навстречу гостю дивному; иной
Он свитой, кроме полных совершенств
Своих, не обладал и составлял
Свой штат придворный - сам. Он шел один,
Величественней скучных и помпезных
Кортежей княжеских, где на шитьє
Галунной челяди, что в поводу
Ведет роскошно убранных коней,
На золото ливрей и чепраков
Глазеет ослепленная толпа.
Приблизившись, Адам возговорил
Без страха, но с почтением склонись,
Как должно перед высшим существом:
"- О житель Неба! - ибо только там
Столь царственный возникнуть облик мог;
Покинув трон заоблачный, края
Блаженные, ты низошел сюда,
В обширную страну, лишь нам двоим
Дарованную Богом. Удостой
В тенистой куще этой отдохнуть,
Отборное вкушая из того,
Что здесь растет. Побудь, пока дневной
Не схлынет зной и Солнце на закат
Не повернет, смягчив свои лучи!"
Умильно Ангел доблестный в ответ
Сказал: "- Затем я и пришел сюда.
Ты сотворен таким и твой таков
Приют земной, что даже Духов Неба
Прельщает к посещенью. Отведи
Меня в твое жилье. Свободен я
От полдня и до вечера!" Они
Направились к лесному шалашу
Улыбчивому, словно сень дерев
Помоны, и цветочный аромат
Струившему; а Ева, лишь собой
Украшена, прелестней и милей
Дубравной нимфы или самой дивной
Из трех, на Иде споривших, нагих
Богинь, - ждала, чтоб гостю угождать
Небесному. Покровы не нужны
Для чистой духом: никакая мысль
Нескромная румянца на щеках
Вовек не порождала. Рафаил
С приветом обратился к ней святым;
Впоследствии Пречистую Марию -
Вторую Еву - Ангел точно так
Приветствовал: "- Возрадуйся, о Мать
Людского рода! Населишь весь мир
Ты детищами чрева твоего,
И будут многочисленней они
Плодов, что отягчают этот стол!"
Сиденьями из моха окруженный,
Бугор дерновый им столом служил;
От края и до края, на большом
Его квадратном срезе, все дары
Осенние ласкали взор, но здесь
Всегда с Весной плясала заодно
В обнимку Осень. Велся разговор
Неспешно, без опаски, что еда
Простынет, и Адам уста отверз:
"- Вкуси, Небесный гость, от разных яств,
Которые Земле Кормилец наш,
Податель щедрый совершенных благ,
Для пропитанья нашего велел
И услаждения производить!
Такая пища, может, не вкусна
Бесплотным Духам, но еды другой
Не ведаю, - лишь эту нам дает
Отец Всевышний!" Ангел отвечал:
"- Всє то, что Человеку, - существу
Отчасти и духовному, - Господь
(Хвала Ему вовеки!) дал во снедь,
Не может неприятным быть на вкус
Чистейшим Духам; будучи сполна
Духовными, нуждаются они,
Подобно вам, разумным тварям, в пище,
Поскольку чувства низшие равно
Имеются у тех и у других:
Вкус, обонянье, осязанье, слух
И зрение. Вкушая пищу, мы
Ее усваиваем, претворив
Телесное - в бесплотное. Узнай:
Всему, что Господом сотворено,
Потребна пища; легким элементам
Дают питанье - грубые; Земля
Питает море; суша и вода
Питают воздух; воздух же - рои
Светил эфирных; первоочередно -
Луну, наиближайшую из них;
А пятна, испещряющие диск
Луны, - не что иное, как пары
Нечистые, не ставшие еще
Ее субстанцией. Луна другим
Планетам высшим от своей сырой
Поверхности питание струит,
А Солнце, освещая все миры,
Их влажным истечением взамен
Питается и пищу ввечеру
Вкушает, погружаясь в океан.
Хоть в Небесах амврозией полны
Плоды Деревьев жизни, а лоза
Дарит нектар; хоть мы с ветвей росу
Медвяную сбираем по утрам;
Хоть почва устлана жемчужной манной,
Но доброта Творца и на Земле
Рассыпала обилье новых благ,
С небесными сравнимых. Посему
Не мни, что хлебосольством я твоим
Пренебрегу!" - Итак, пришла пора
Для трапезы; вкушал и Ангел; нет,
Не для отвода глаз, как богословы
Иные судят! Он со смаком ел,
Являя голод истинный и жар
Пищеваренья; Духи без труда
Все лишнее способны испарять.
Не диво! Ведь при помощи огня
Коптящих углей может превратить
Алхимик, или думает, что может,
Металл, рожденный шлаковой рудой,
В отменнейшее золото. Меж тем
Праматерь в чаши сладкое питье
Струила, услужая за столом
Нагая. О, достойная Эдема
Невинность! Если Божьи Сыновья
Влюблялись некогда, то только здесь
Простительной была бы эта страсть;
Но вожделенье чуждо их сердцам
И ревность - ад обманутой любви.
Когда питьем и лакомой едой
Они насытились, не отягчась,
Адаму вздумалось не упустить
Благоприятный случай и узнать
В беседе этой важной о ином,
Нездешнем мире и о существах
Небесных, столь его превосходящих
Во всем, чьи лики излучают свет
Божественный, чья затмевает мощь
Людские силы. Так сообразив,
Он вопросил посланника Небес:

"- О приближенный Божий! Сознаю,
Как Человека ты почтил, сойдя
Под этот скромный кров и от земных
Вкусив плодов, которые отнюдь
Не пища Ангелов; ты их вкушал
С такой охотой, будто на пирах
Небесных не вкушал от лучших яств;
Их разве можно с нашими сравнить?"

Крылатый Иерарх сказал: "- Адам!
Един Господь; всє только от Него
Исходит и к Нему приходит вновь,
Поскольку от добра не отреклось.
Всє из единого правещества,
В обличиях различных, безупречно
Сотворено; различных степеней
Субстанция уделена вещам,
Так, на различных уровнях дана
И жизнь - живым созданиям; они
Тем чище, утонченней и духовней,
Чем пребывают ближе к Божеству,
Чем истовей, на поприщах своих,
К Нему стремятся; всяческая плоть
По мере сил способна духом стать.
Так с легкостью восходит от корней
Зеленый стебель и растит листву
Воздушнейшую, а за ней - цветок --
Верх совершенства, издающий дух
Пахучий; так цветок и плод его -
Усвоенная Человеком снедь, -
В нем совершенствуются, обратясь
Духовностью живительной, равно
Животной и разумной; жизнь творят,
Сознанье, смысл, воображенье, чувство,
От коих разум черпает душа
Двоякий: первый - в логике силен,
Другой асе - в созерцанье. У людей
Преобладает первый, нам присущ
Второй; у них одна и та же суть,
Различна только мера. Не дивись,
Что блага, вам врученные Творцом,
Не отвергаю, но, переварив,
Преображаю в собственный состав.
В свой срок, возможно, люди перейдут
На пищу Ангельскую, не сочтя
Ее чрезмерно легкой. При таком
Питанье, верно, станут их тела
Со временем субстанцией духовной
И нам в подобье, окрылясь, взлетят
В эфир; и по желанью - обитать
В Раю небесном будут или здесь.
Все это исполнимо, если вы
Покорство соблюдете и любовь
Незыблемую к вашему Творцу.
Пока же наслаждайтесь полнотой
Блаженства, вам доступного; вместить
Иное, вящее, - вам не в подъем".

Людского рода Патриарх сказал:
"- Ты дивно обозначил правый путь,
Последуя которому пройти
Всю лестницу Природы разум наш
От центра до окружности способен;
И в лицезрении Господних дел
Мы, шаг за шагом, можем вознестись
К Создателю. Но молви - что твое
Остереженье значит: "Если вы
Покорство соблюдете?" Как возможно
Ослушаться и разлюбить Творца,
Из праха нас воздвигшего, в Раю
Устроившего, средь безмерных благ,
Превысивших все то, что Человек
Способен пожелать и восприять!"

"- Знай, сын Земли и Неба! - молвил Гость, -
По милости Господней ты блажен,
Продленье же блаженства от тебя
Зависит, - от покорности твоей.
Вот суть остереженья: твердым будь!
Ты создан совершенным, но превратным,
Ты создан праведным, но сохранить
В себе добро - ты властен только сам,
Зане свободной волей одарен,
Судьбе не подчиненной или строгой
Необходимости. Желает Бог
Покорства добровольного, отнюдь
Не приказного; никогда Господь
Его не примет. Да и как принять?
Как в сердце несвободном различить -
С охотою иль подъяремно служит,
Лишь поневоле, ибо так велит
Судьба и выбора иного нет?
Я сам и Ангелы, что предстоят
Престолу Божию, блаженство длим
Подобно вам, поскольку мы верны
Покорству: нет у нас других порук.
Свободно служим Богу из любви
Свободной. Мы вольны Его любить
Иль не любить, сберечься или пасть.
Ведь пали некие благодаря
Ослушеству; их в глубочайший Ад
С Небес низверг Всевышний. О, паденье
С высот блаженства в бездну адских мук!"

Наш Предок молвил так: "- Твои слова,
Наставник дивный, выслушаны мной
С вниманьем глубочайшим; эта речь
Мне слаще херувимских голосов,
Поющих гимны горние в ночи
С холмов окрестных. Ведаю равно,
Что в действиях, в желаньях сотворен
Свободным; но уверен, что любовь
К Творцу и праведный Его завет
Покорства - не забуду никогда.
Так мыслил прежде, мыслю и теперь.
Но то, что в Небе, по твоим словам,
Произошло, - сомнение родит
Во мне, но пуще - жажду услыхать,
Коль ты изволишь, полный пересказ.
Он, верно, будет странен, и ему
Внимать в благоговейной тишине
Пристало. Долог день. Лишь полпути
Свершило солнце, на другую часть
Стези небесной только что вступив!"

Так он просил, и Рафаил, чуть-чуть
Помедлив, начал так повествовать:
"- О необъятном, Первочеловек,
Ты просишь. Горестный и тяжкий труд
Подъять я должен. Как я передам
Уму людскому о незримых битвах
Бесплотных Духов? Как я, не скорбя,
Поведать о погибели могу
Столь многих, прежде славных и благих,
До их паденья? Как я, наконец,
Иного мира тайны обнажу,
Закона не нарушив? Но сие
Дозволено для твоего добра.
А то, что Человеку не постичь,
Я разъясню, духовное сравнив
С телесным; ведь возможно, что Земля
Лишь тень Небес, и то, что там и здесь
Вершится, больше сходства меж собой
Оказывает, чем сдается вам.

Вселенной этой не было еще,
И правил дикий Хаос, где теперь
Кружатся небеса и на своем
Основан центре шар земной; итак,
В один из дней (ведь Время, приложась
К движенью, даже в Вечности самой
Все вещи измеряет настоящим,
Прошедшим и грядущим), в некий день,
Из коих состоит великий год
Небесный, эмпирейские войска,
Со всех концов, на высочайщий зов
К Престолу Всемогущего сошлись.
Блистали Иерархи во главе;
Тьмы тем значков, хоругвей и знамен
Вились над ними в воздухе, чины
И саны означая, и несли
На тканях вышитые драгоценных
Изображенья памятные дел
Прославленных и подвигов любви
И ревности святой. Когда полки
В пространстве необъятном Божий Трон
Кругами обступили, к ним изрек
Отец Предвечный с пламенной горы,
Чей гребень так сиял, что был незрим.
В блаженстве одесную восседал
Сын Божий, - и Господь промолвил так:
"- Вы, чада света, Ангелы, Князья,
Престолы, Силы, Власти и Господства?
Вот Мой неукоснительный завет:
Сегодня Мною Тот произведен,
Кого единым Сыном Я назвал,
Помазал на священной сей горе
И рядом, одесную поместил.
Он - ваш Глава. Я клятву дал Себе,
Что все на Небесах пред ним склонят
Колена, повелителем признав.
Вы под Его водительством должны
Для счастья вечного единой стать
Душой неразделимой. Кто Ему
Не подчинен, тот непокорен Мне.
Союза нарушитель отпадет
От Бога, лицезрения лишась
Блаженного, и, вверженный во тьму
Кромешную Геенны, пребывать
В ней будет, без прощенья, без конца!"

Всех, мнилось, восхитила речь Царя,
Однако же не всех. Вокруг священной
Горы, как всякий праздник, этот день
Мы в песнопеньях, в плясках провели
Таинственных, что сходственны весьма
С причудливым движением планет,
С вращеньем сферы неподвижных звезд;
Сплетаются светила и петлят
Тем правильней, чем выглядит бессвязней
Их мнимо беспорядочный пробег,
И гармоничный этот хоровод
Божественный сопровожден такой
Волшебной музыкой, что сам Господь
С восторгом ей внимает. Наступил
Вечерний час (хоть нет прямой нужды,
Но для разнообразья вечера
И утра - чередуются у нас),
И после пляски подошла пора
Сладчайшей трапезы. Везде столы
Возникли, там, где строем круговым
Стояли сонмы; ангельская снедь
Явилась вмиг; рубиновый нектар
Плескался в тяжких чашах золотых,
Алмазных и жемчужных, - дивный сок
Бесценных гроздий эмпирейских лоз.
В венцах цветочных, лежа на цветах,
Бессмертьем радостно упоены,
Вкушали Духи яства и питье
В согласье чудном. Не грозила им
Опасность пресыщенья, ибо там
От крайностей - избыток бережет;
Так услаждались Жители Небес
Пред расточавшим щедрые дары
Владыкой всеблагим, что разделял
Их счастье. Вот уже слетела ночь
Амврозийная с облачных высот
Горы Господней, где родятся тень
И свет, и небосвод сменил свой лик
Лучистый на приятный полумрак.
(Ведь ночи в том краю покровом тьмы
Не облекаются.) На всех роса
Ниспала розовая, наклонив
Ко сну. Лишь недреманное вовек
Не спит Господне Око. На бескрайной
Равнине, превзошедшей шар земной
И вширь и вдаль, когда б развернут был
Он в плоскость (неоглядно велики
Владенья Божьи!), Ангельская рать
Свой стан разбила подле рек живых,
В тени Деревьев жизни. В краткий миг
Восстали неиссчетные шатры
И скинии, где, свежим ветерком
Овеянные, безмятежный сон
Вкушали Ангелы, помимо тех,
Кто вкруг Престола Бога, в свой черед,
Повинны были гимны возглашать
Хвалебные, до самого утра.
Не спал и Сатана. Отныне так
Врага зови; на Небе не слыхать
Его былого имени теперь.
Один из первых, первый, может быть,
Архангел - по могуществу и славе,
Всевышним взысканный превыше всех,
Он завистью внезапной воспылал,
Затем, что Сына Бог-Отец почтил,
Столь возвеличив, и Царем нарек,
Помазанным Мессией. Гордый Дух
Снести не мог соперничества, счел
Себя униженным; досада в нем
И злоба угнездились глубоко;
Когда полночный, сумеречный час
Ко сну призвал умильно, к тишине,
Свои полки он увести решил,
С презрением покинуть вышний Трон,
Которому в покорстве присягал,
И разбудив того, кто был вторым
По рангу, прошептал ему тайком:

"- Спишь, дорогой собрат? Как сон возмог
Сомкнуть глаза тебе? Ужели ты
Забыл веление, что изошло
Вчера из уст Всемощного? Привык
Ты помыслы делить со мной; равно
Тебе я открывался. Были мы
Едины, бодрствуя; неужто нас
Твой сон разрознит? Новый возглашен
Завет Монарший; повод он дает
Подвластным для соображений новых.
Возможные последствия должны
Мы обсудить; но этот разговор
Опасен здесь. Немедля собери
Всех полководцев наших, передав,
Что отдан нам приказ: покуда ночь
Еще свою не удалила тень,
Да поспешат с войсками, чьи знамена
Под властью развеваются моей,
Домой, на Север, в наш исконный край,
Чтоб лучше подготовить мы могли
Прием, достойный нового Царя,
Великого Мессии; заодно
Его указы новые узнать.
Он иерархии намерен все
В ближайший срок с триумфом обозреть,
Свои законы возглашая нам".

Так лжец-Архангел молвил, и собрат
Его нестойкий, злому подчинясь
Влиянию, начальников созвал
Нижестоящих; каждому из них
Пересказал полученный приказ
Главнокомандующего: пока
Завесу мрака Ночь не совлекла
С Небес, мы, стяг великий распустив
Иерархический, должны начать
Отход всеобщий; тут же он привел
Причину вымышленную отхода,
Коварные намеки между тем
Бросая, подстрекал и разъярял,
Чтоб верность полководцев испытать
Иль совратить лукавством, но они
Велению великого Вождя
Верховного привычно, как всегда,
Повиновались, ибо он и впрямь
На Небе был прославлен больше всех
И в чине наивысшем состоял;
Подобный ликом Утренней звезде,
Рои светил ведущей, он увлек
Обманом третью часть Небесных войск.
Но Оком, от которого не скрыть
Подспудных мыслей, потаенных дум,
Предвечный, с высоты горы священной,
Где ночью золотые перед Ним
Светильники пылали, увидал,
В них не нуждаясь, как возжегся бунт
Меж сыновьями утра, кто мятеж
Затеял, кто к восстанию примкнул
И сколько сил, присяге изменив,
Державную оспоривают власть;
И Сыну Он сказал с улыбкой так:

"- Сын, в коем вижу славу всю Мою
Отображенной, Трона Моего
Наследник! Знать, пора пришла расчесть,
Как Наше всемогущество сберечь,
Каким оружием Нам защитить
То, что Божественностью искони
И властью царской Мы зовем. Восстал
Заклятый враг на Нас, дабы в краю
Полночном, вровень с Нашим, свой престол
Воздвигнуть; мало этого - права
И силы Наши в битве испытать
Он алчет. Станем же держать совет
На случай сей; оставшееся войско
Мы соберем; всє к делу применим,
Чтоб Наш престол, святилище и сан
Высокий не утратить невзначай!"
В ответ, подняв спокойный, чистый взор
И несказанный излучая свет,
Сын возгласил: "- Всевластный Мой Отец!
Противников Ты вправе осмеять
И в полной безопасности следить
С улыбкою за праздной суетой
И рвением напрасным бунтарей;
Не чая, вящей славою меня
Они покроют; ненавистью их
Я возвеличусь. Царственную мощь,
Мне данную, чтоб укротить врагов,
Да узрят гордецы и да поймут,
Превозмогу ли бунт иль окажусь
Последним из последних в Небесах".

Так Сын сказал. Но Сатана успел
В полете быстром далеко уйти
С полками, словно россыпь звезд ночных,
Бесчисленными, или россыпь звезд
Рассветных - капель утренней росы,
Когда их Солнце в жемчуг превратит,
Сверкающий на листьях и цветах.
Войска минули три тройных страны -
Престолов, Серафимов и Господств,
Три царства, пред которыми, Адам,
Твои владенья - словно Райский Сад
Пред всей Землей и Морем, коль поверхность
Земного шара развернуть в длину.
Пройдя все эти области, они
Достигли Полночи, а Сатана -
Своей твердыни, вдалеке, с горы,
Сиявшей на огромной вышине.
Вздымались башни, грани пирамид
Из глыб алмазных, золотых кубов;
Сие звалось чертогом Люцифера
Великого на языке людей.
С Творцом тягаясь, Враг, по образцу
Горы, с которой был провозглашен
Мессия, высоту свою нарек
Горой Собранья, ибо он сюда
Когорты подначальные стянул,
Как бы для обсужденья торжества
Прибытия Мессии; но, укрыв
Коварным красноречьем клевету,
Он, якобы правдиво, речь повел:
"- Престолы, Силы, Власти и Господства!
Коль ваши званья пышные пустым
Не стали звуком с некоторых пор,
Когда приказ Другому власть вручил
Над нами, наименовав Царем
Помазанным, всех выше вознеся;
Затем и этот спешный марш ночной,
И этот срочный сход: какой почет
Неслыханный измыслим для Того,
Кто раболепства требует от нас
Доселе небывалого? Платить
Подобострастья дань и падать ниц
Перед Одним - безмерно тяжело;
Но разве не двукратно тяжелей
Двойное пресмыканье - пред Всемощным
И Тем, кого Он образом Своим
Провозгласил? Быть может, призовет
Вас благородный помысел - совлечь
Покорности позорное ярмо,
Иль вам сгибать хребты и преклонять
Колена раболепные милей?
Нет, не милей, - поскольку знаю вас,
Поскольку сознаете вы себя
Сынами Неба, коими досель
Никто не обладал! Мы не равны,
Зато равно свободны. Званья, ранги
Свободе не помеха и вполне
С ней совместимы. Но какой указ,
Какое рассуждение дают
Кому-то право нас поработить
Самодержавно, если мы Ему
Равны, пусть не могуществом, не блеском,
Но вольностью исконной? Для существ
Безгрешных заповеди не нужны,
А менее всего - такой закон,
Который навязал бы нам Царя,
Принудил обожать Его, поправ
Достоинство имперских наших рангов,
Свидетельствующих, что нам дано
Не пресмыкаться, но повелевать!"
Без возражений дерзостным словам
Внимали все; один лишь Серафим
Воспрянул - Абдиил. Пред Божеством
Благоговея и Царю Небес
Покорный несравненно, воспылав
Непримиримой ревностью, он так
Неистовству Врага противостал:

"- О, лживый, чванный, богохульный зов!
О, речь, которой Небо никогда
Не ждало, особливо от тебя,
Неблагодарный, вознесенный столь
Над равными Князьями! Как ты смел
Святую волю Господа хулой
Кощунственной чернить и осуждать
Скрепленный клятвой праведный завет,
Что пред Его Единосущным Сыном,
Кому Господь вручил монарший скиптр,
Повинны мы колена преклонить,
Миропомазанника в Нем почтив!
Несправедливым полагаешь ты,
Неслыханно напрасным - дать закон
Свободным Духам, равному царить
Над равными и править Одному
Самодержавно и бессменно, власть
Присвоив необъятную. Никак,
Закон ты хочешь Богу предписать,
Никак, ты о свободе хочешь в спор
С Творцом вступить, который сотворил
Тебя, каков ты есть, и заодно
Все воинство Небесное, предел
Определив любого бытия?
Мы испытали, сколь Всевышний добр,
Сколь нашим благом озабочен Он
И честью, сколь от помыслов далек
Унизить нас; напротив. Он готов
Нас, под Главой одним объединя,
Возвысить счастье наше. Но пускай
Ты прав и равными повелевать
Негоже равному, но разве ты
Себя, - преславный, превеликий, - мнишь,
И совокупно весь Небесный сонм, -
Сравнимыми с Единородным Сыном,
Творящим Словом, коим Бог-Отец
Все мирозданье создал, в том числе
Тебя и Духов Неба, увенчав
Сияньем славы ангельских чинов,
Нарек прославленные имена
Престолов, Сил, Властей, Начал, Господств.
Он, царствуя, не омрачит их блеск,
Но возвеличит, если наш Глава
К нам снизойдет и станет с нами в ряд.
Закон Господень - это наш закон.
Монарху воздаваемый почет
На нас же обращается. Уйми
Неистовство преступное! Других
Не совращай! Спеши умерить гнев
Отца и Сына! Милость обрести
Ты можешь лишь немедленной мольбой!"

Так молвил пылкий Ангел, но никем
Поддержан не был. Речь его нашли
Не к месту опрометчивой, чудной,
Что привело Отступника в восторг,
И он еще надменней возразил:
"- Ты утверждаешь: мы сотворены,
Притом, второстепенною рукой;
Отец, мол, Сыну это поручил.
Какое странное соображенье
И новое! Кто мог тебе внушить
Шальную мысль? Кто это видеть мог?
Иль помнишь ты свое возникновенье,
Когда ты создан, если бытие
Тебе твое даровано Творцом?
Мы времени не ведаем, когда
Нас не было таких, какими есть;
Не знаем никого, кто был до нас.
Мы саморождены, самовозникли
Благодаря присущей нам самим
Жизнетворящей силе; бег судеб
Свой круг замкнул и предопределил
Явление на этих Небесах
Эфирных сыновей. Вся наша мощь
Лишь нам принадлежит. Рукой своей
Мы подвиги великие свершим,
Чтоб испытать могущество Того,
Кто равен нам. Тогда-то узришь ты,
С покорством ли к Престолу подойдем
Всесильному, хотим ли убедить
Иль победить Небесного Царя.
Ступай! Ты волен мой ответ снести
Помазаннику. Торопись в полет,
Пока с тобою не стряслась беда!"

Он смолк, и, словно гул глубоких вод,
Глухой пронесся гомон по войскам
Бессчетным, отзываясь на слова
Вождя сочувствием. Но Серафим
Пылающий, один среди врагов,
Ответствовал отважно Сатане:

"- Дух проклятый, отверженный Творцом,
Все доброе отринувший! Провижу
Паденье неминучее твое
И жалких орд, которых ты вовлек
В предательский обман и заразил
Злодейством; казнь твою им суждено
За общую измену разделить.
Забудь о помысле: как свергнуть власть
Мессии. Недостоин больше ты
Его законов кротких. Приговор
Иной, неотвратимый, утвержден
Изменнику. Ты скипетр золотой
Презрел; теперь прими железный жезл,
Который поразит и сокрушит
Твою строптивость. Ты благой мне дал
Совет. Я удаляюсь, но отнюдь
Не по твоей указке, не ввиду
Угроз твоих; нет, я хочу быстрей
Покинуть нечестивые шатры
Преступные, пока грозящий гнев
Внезапным пламенем не охватил
Всех, без разбору. Вероломный, жди,
Гром скоро поразит твою главу
И огнь всепожирающий! Поймешь
Тогда, в стенаньях, Кем ты сотворен
И Кто тебя способен истребить!"

Так Абдиил, единый Серафим,
Соблюдший верность средь неверных Духов,
Промолвил. Он, единый средь лжецов
Несметных, обольщенью не подпал;
Отважный, непреклонный, он сберег
Любовь, присягу, рвенье. Ни пример,
Ни численность повстанцев не могли
Поколебать его и отлучить
От истины, хоть противостоял
Он, одинокий, - всем. Сквозь их ряды,
Под улюлюканье враждебных толп,
Он долго шел, насилья не страшась,
Достойно измывательства терпел,
К надменным башням, обреченным рухнуть,
С презрением оборотив хребет.

КНИГА ШЕСТАЯ

Содержание

Рафаил продолжает повествование о том, как Михаил и Гавриил были посланы биться противу Сатаны и Аггелов его. Описание первого сражения. Сатана и его Силы отступают к ночи; он созывает Совет, придумывает дьявольские машины, с помощью которых, во второй день битвы, приводит Михаила и его Ангелов в замешательство; но последние отрывают от оснований горы и подавляют ими войска и машины Сатаны; однако из-за продолжающегося мятежа Бог на третий день посылает Мессию, Сына Своего, коему предоставляет славу победы. Облеченный всемогуществом Отца, является Сын на поле боя и повелевает Своим легионам пребывать в бездействии по ею сторону, а Сам, с колесницей и громами, вторгается в середину вражеских Сил, уже неспособных к сопротивлению, гонит их к ограждению Небес; стена разверзается, и враги в смятении и ужасе падают стремглав в уготованную для них бездну - место их казни. Мессия с торжеством возвращается к Отцу.

Всю ночь отважный Ангел был в пути
И, непреследуемый, пересек
Равнину беспредельную Небес,
Пока Заре, вращеньем часовым
Разбуженной, не довелось открыть
Ворота света розовой рукой.
Близ Трона Господа, в Святой Горе,
Пещера есть, где обитают свет
И мрак попеременно и в черед
Выходят из нее, производя
Приятность различенья в Небесах,
Напоминающую день и ночь.
Едва лишь свет выходит за порог, -
Проскальзывает мрак в другой проем,
Чтоб выйти из пещеры в должный срок
И твердь собой облечь; однако тьма
Небесная могла б сойти легко
За полумрак вечерний на Земле;
Теперь же, в вышнем Небе, воссиял
Всем эмпирейским золотом рассвет;
Восточными лучами пронзена,
Ночь от него бежала. Абдиил
Увидел, что равнина перед ним
Необозримая, покрыта вся
Блистающими ратями; не счесть
Сверкающих доспехов, колесниц
И пламенных коней; тысячекратно
Блеск отражался блеском. Он узрел
Войну вполне созревшую, войну
Во всеоружье, и постиг, что весть,
С которой торопился в Божий стан,
Здесь ведома уже. К рядам собратьев
Примкнул он радостно и встречен был
Восторгом и хвалой: зане один
Из мириад отпавших, не отпал
И, Небом не утрачен, воротился.
Рукоплеща, его к Святой Горе,
К Державному Престолу привели;
И некий Голос кроткий с вышины
Из золотого облака воззвал:

"- Слуга Господень! Ты благую часть
Избрал, сразился доблестно в борьбе
Прекраснейшей! Противу буйных орд
Мятежных одиноко постоял
За правду; оказалась речь твоя
Сильней, чем их оружье. Ты стерпел,
Свидетельствуя правду бунтарям,
Всеобщее глумленье, что снести
Труднее, чем насилье, но, скрепясь,
Ты был одной заботой поглощен,
Пред Ликом Бога праведно предстать,
Хотя б за это целые миры
Сочли тебя преступным. Одержи
Теперь победу легкую; в строю
Собратьев по оружию вернись
К врагам, покрытый славой, много большей,
Чем та хула, которой заклеймен
Ты был, покинув стан бунтовщиков,
И силой нечестивцев обуздай,
Отвергших здравый разум и закон
Разумный, не желающих признать
Царем Мессию, что воспринял власть
Ввиду своих достоинств и заслуг
Особенных. Ступай же, Михаил,
Князь воинства Небесного, и ты,
Бесстрашный и по доблести второй,
Воитель Гавриил! Сынов Моих
Ведите в бой, к победе: тьмы и тьмы
Вооруженных, рвущихся на брань,
Моих Святых; они числом равны
Безбожной, возмутившейся орде!
Оружием разите и огнем
Безжалостным, гоните за рубеж
Небес, от Бога и блаженства прочь,
Туда, где ждет их казнь, в бездонный Тартар,
Что бездною пылающей готов
Бунтовщиков низвергнутых пожрать!"
Державный глас умолк; и в тот же миг
Густые тучи мглой заволокли
Святую Гору; черный повалил
Клубами дым, исторгнув пламена,
О гневе пробужденном возвестив.
Эфирная, с вершины, из-за туч,
Еще ужасней грянула труба,
И по сигналу этому войска
Всевышнего, произведя маневр,
Сомкнулись в четырехсторонний строй,
Неодолимую образовав
Гигантскую фалангу. Легионы
В блистанье, молча, двинулись вперед
Под музыку, вселявшую в сердца
Геройский пыл - за Бога постоять
И за Мессию; возглавляли рать
Вожди богоподобные. Ничто
Походного порядка не могло
Расстроить: ни скалистые хребты,
Ни узкие ущелья, ни леса,
Ни реки, ибо стойкие полки
Над почвой проносились высоко;
Опорою стремительным стопам
Служил послушный воздух. Точно так,
Адам, к тебе летел через Эдем
На крыльях, вереницей, птичий род,
Дабы ты имена им всем нарек.
Так легионы Ангелов неслись
В просторах Неба, много областей
Минув обширных; каждая из них
Десятикратно больше всей Земли.
Внезапно, пламенея вдалеке,
Огнистая явилась полоса,
Полночный опоясав небосклон
Из края в край, как некий ратный стан.
Приближась, можно было различить
Лучистый ощетинившийся лес
Бессчетных дротов и сплошную стену
Сплоченных шлемов, множество щитов
С кичливыми гербами; то войска
Соединенные бунтовщиков,
Как буря, под началом Сатаны
Спешили, помышляя в тот же день
Святую Гору захватить врасплох
Иль в битве покорить и на Престол
Господень самозванца возвести,
Завистника, что нагло притязал
На Царство Божье. Но на полпути
Пустою оказалась их мечта,
Хоть странным представлялось нам сперва
Сраженье Ангелов между собой,
Неистовая, дикая вражда
Тех самых Ангелов, что так нередко,
На празднествах блаженства и любви,
Согласным хором пели гимны в честь
Великого Монарха, как сыны
Единого, Небесного Отца.
Но вот раздался боевой призыв,
И приступа многоголосый вопль
Все мирные раздумья заглушил.

На колеснице солнечной, как бог,
Отступник, превышая всех своих,
Величье идольское воплощал,
Отрядом Херувимов окружен
Горящих и оградой золотых
Щитов; но вот он с пышного сошел
Престола; оба воинства теперь
Лишь малой полосой разделены
(Ужасный промежуток!), и ряды
Враждебных армий, противостоя
Одни другим, образовали фронт
Свирепый, устрашающей длины.
Пред сумрачным полком передовым,
Пока побоище не началось,
Широким, гордым шагом, в золотых
Доспехах и алмазных, Сатана
Прошел, гигантской уподобясь башне.
Нет! Зрелища такого Абдиил
Не мог снести. Среди храбрейших он
Воителей стоял и был готов
К деяниям геройским. Поверял
Свое он сердце доблестное так:

"- О Небо! Сколь похож на божество
Презревший верность и забывший долг.
Зачем не изменяют сила, власть
Предателю, что изменил добру,
И дерзкий не становится всегда
Слабейшим, хоть на вид неодолим?
Но с помощью Всесильного хочу
Я ныне силу испытать Врага,
Как прежде в словопренье испытал
Его порочный, лицемерный ум.
Не должно ли, чтоб одержавший верх,
В словесной битве правду отстояв,
Вдобавок и оружьем победил,
И в двух сраженьях одержал победу?
Хотя постыдна и дика борьба
Меж разумом и силой, тем верней,
Тем справедливей разума успех!"

Размыслясь, Абдиил покинул ряд
Соратников и выступил вперед;
Он встретился на полпути с Врагом
Отважным, разъярившимся вдвойне,
Поскольку осознал, что упрежден
Противником; но стойкий Серафим
На бой бесстрашно вызвал Сатану:
"- Гордец! Не ты ли встречен? Возмечтал
Ты, без препон, желанным овладеть,
Застать неохраненным Божий Трон,
Покинутым из страха пред твоим
Оружьем иль могуществом речей
Твоих. Как не помыслил ты, глупец,
Сколь безрассудно угрожать мечом
Всесильному, который может вмиг,
Создав неисчислимые войска
Из крох наимельчайших, одолеть
Твое безумье или мановеньем
Десницы вседостижной, без нужды
В помоге, самолично, в бездну тьмы
Тебя, с твоими ордами, швырнуть!
Но путь измены выбрали не все;
Нашлись такие, что любовь к Творцу
И верность предпочли; не ведал ты
О них, вообразив, что я один
Среди твоих сторонников - неправ.
Сочти, сколь многие со мной делить
Неправоту готовы, и пойми,
Хоть поздно, что немногие порой
Глаголят правду; тысячи, напротив,
Способны в заблуждениях погрязть!"

Презрительно скосясь, Великий Враг
Ответствовал: "- Ты на свою беду
Вернулся из побега в жданный час
Отмщенья моего. Тебя искал,
О Дух крамольный, прежде всех; прими
Заслуженную плату, испытай
Ты первым силу мышц моей руки,
Тобою раздразненной. Твой язык
Дерзнул, противоречьем вдохновлен,
Оспорить на собранье треть богов,
Отстаивающих права свои
Божественные: ведь пока жива
Их божеская суть, они признать
Не могут Всемогущим никого.
Но ты сообщников опередил,
Тщеславясь вырвать перья у меня
И о моем разгроме объявить
Деяньем этим. Малость погожу
Для возраженья (чтоб не хвастал ты,
Что я тебе ответить не сумел).
Для Ангелов, - я полагал, - свобода
И Небо - нераздельны; но теперь
Я вижу, что довольное число,
Воспитанных на песнях и пирах
Угодников, - холопство предпочли.
Вот этих-то небесных певунов
Подобострастных ты вооружил;
Свободу хочешь рабством сокрушить.
Что ж! День текущий их дела сравнит!"

В ответ сурово молвил Абдиил:
"- Отступник, заблуждаешься ты вновь
И станешь заблуждаться без конца,
Утратив правый путь. Ты зря клеймишь
Холопством услужение Тому,
Кто Богом и Природой утвержден,
Как наш Глава. Природа и Господь
Один закон гласят: повелевать
Достоин Тот, кто подданных превысил
Достоинством. Но истинное рабство
Служить безумцу или бунтарю,
Который на Владыку восстает,
Его превосходящего во всем,
Как служат соучастники тебе.
Ты раб, ты сам себе порабощен
И смеешь службу нашу поносить!
Владычь в Аду, там княжество твое,
А мне Творцу на Небе дай служить
Преславному, блюсти Его. завет
Божественный, достойный послушанья.
Тебя не трон - оковы ждут в Аду.
Пока от беглеца, как ты сказал,
Вернувшегося получай привет
На твой нечестьем оскверненный шлем!"

Промолвив, замахнулся, и удар
Прекрасный не замедлил и как шквал
Обрушился на гордый шлем Врага
С таким проворством, что ни взгляд, ни мысль
Мгновенностью его б не превзошли,
Ни щит не отразил бы. Сатана
На десять ужасающих шагов
Отпрянул; на десятом- у него
Колено подломилось; он припал,
Но удержался, опершись на дрот
Огромный. Так, подземная вода
И ветер, сквозь глубинные пласты
Порой себе прокладывая путь,
Сдвигают с места гору, и она
Со всеми елями и сосняком
Полупроваливается. Престолы
Мятежные, завидев, что сражен
Из них сильнейший, в бешенство пришли
И в изумленье. Наши в торжестве
Издали клич победный, возвестив
Желанье скорой битвы. Михаил
Архангельской фанфаре повелел
Трубить; все Небо этот звук объял;
Тогда вскричали верные войска:
"Всевышнему осанна!"; вражья рать,
Не медля, столь же грозная, пошла
В атаку; битва завязалась вмиг,
Подобно буре бешеной, и вопль,
Неслыханный доселе, огласил
Все Небо; ударяя о броню,
Оружье издавало звон и лязг,
Нестройный, оглушающий раскат;
Скрипели оси медных колесниц
Неистово, и в трепет приводил
Побоища невыносимый гул.
Пронзительно свистя над головой,
Летели тучи раскаленных стрел,
Над полем битвы свод образовав
Горящий, и под куполом огня,
С напором разрушительным, войска
Сражались, друг на друга устремясь,
Неистощимой злобою кипя.
От грома содрогались Небеса;
Была б Земля уже сотворена,
Она б до центра сотряслась! Не диво! -
Сшибались миллионные когорты
Свирепых Ангелов, из коих мог
Слабейший все стихии подчинить
И обратить в оружие свое;
Насколько ж совокупная грозней
Неисчислимых сонмов этих мощь,
Способная, стократ раздув пожар
Войны губительной, хоть не совсем
Разрушить Небо - их блаженный край
Родной, но разорить его вконец.
Однако Вечный Всемогущий Царь
Вселенной, властвующий с вышины,
Им силы поубавил. Все ж число
Сражающихся было таково,
Что армии равнялся легион,
А легиону - воин. Каждый вождь
Был воином, а воин был вождем,
И каждый знал - когда идти вперед,
Когда остановиться и когда
Сомкнуть иль разомкнуть подвижный строй
По ходу битвы яростной. Никто
Не помышлял бежать иль отступать;
Не обличало страха ни одно
Деянье; полагался на себя
Любой, как будто лишь в его руках
Ключи победы. Славные навечно
Свершались подвиги - им счета нет,
Столь широко разбушевался бой
Многообразный: то на твердой почве
Рубились пешими; то на крылах
Взвивались мощных, воздух расплескав,
И весь уподоблялся он огням
Сражающимся. Битва долгий срок
Без перевеса длилась, до тех пор,
Пока, невиданное оказав
Геройство и подобного по силам
Соперника не встретив, Сатана
Пробился сквозь побоище, как вихрь,
Меж Серафимов, что свои ряды
Смешали в лютой сече, и узрел,
Как Михаил разит мечом огромным,
Единым взмахом целые полки,
И смертоносный, обоюдоострый,
Двумя руками поднятый клинок
Обрушивается и все вокруг
Опустошает. Сатана, спеша
Погибель отвратить, подставил щит -
Неразрушимый, исполинский диск,
Покрытый адамантовой броней
Десятислойной. Ратный труд прервал
Архангел, заприметивший Врага;
Он радостно надеялся войну
Междоусобную Сынов Небес
Немедленно покончить, одолев
Зачинщика, и протащить в цепях
Плененного. С пылающим лицом,
Сурово брови сдвинув, он вскричал:

"- Виновник Зла, безвестного досель
На Небе и до бунта твоего
Неведомого даже по названью,
А ныне изобильного! Взгляни
На беды ненавистной всем борьбы,
Которые по праву на тебя
И на твоих сообщников падут
Безмерно тяжело! Как ты возмог
Нарушить благодатный мир Небес,
Злосчастие в Природу привнести,
Не бытовавшее до мятежа
Преступного! Как заразить дерзнул
Своею злобой тысячи других,
Когда-то верных, чистых, а теперь
Запятнанных изменой! Не мечтай
Расстроить бунтом наш святой покой.
Тебя изгонят Небеса; приют
Блаженный не потерпит мрачных дел
Насилья и войны. Изыди в Ад,
И да изыдет заодно с тобой,
В обитель Зла, твое исчадье - Зло,
И вся твоя бесчестная орда!
Там смуту сей, покуда этот меч
Карающий твою не начал казнь
Иль месть, которой дал Господь крыла,
Внезапная, иная ниспадет,
Тебя низвергнув, для горчайших мук!"

Так молвил Князь Небесных сил; ему
Противник прекословил: "- Ты не тщись
Угроз воздушных ветром испугать
Того, кому деяния твои
Не страшны: разве в бегство обратил
Ты из моих бойцов хоть одного,
Слабейшего? И разве тот, кто пал,
Непобежденным не вставал опять?
Неужли проще справиться со мной,
Властолюбивый, с помощью угроз
И повелений? Зря не уповай!
Не этим завершится ратный спор,
Который бедоносным ты честишь,
А мы считаем славным. Наша цель
Достичь победы, или Небо в Ад,
Измышленный тобой, мы превратим;
Коль нам не царствовать, мы будем здесь,
По крайней мере, вольными. Напружь
Всю мощь, и на помогу призови
Всесильного, - как ты Его зовешь.
Не отступлю; тебя-то я искал
Повсюду - издалєка и вблизи!"

Умолкли, несказанный бой начать
Готовясь; даже ангельский язык
Слов не найдет, чтоб рассказать о нем;
С каким земным событием сыскать
Сопоставленье, чтоб на высоту
Богоподобной мощи вознести
Понятие людское? Два врага,
В покое ли, в движении, равны, -
Оружьем, видом, поступью, - богам,
Достойным предопределять судьбу
Небесного владычества. Мечи
Взмахнулись пламенные, описав
Ужасные окружности; щиты,
Друг против друга, блещут и слепят,
Как два огромных солнца. Ожиданье
Застыло в страхе. Обе стороны
Ожесточенных Духов, только что
Сражавшихся несметною толпой,
Освободили, спешно отступив,
Обширную равнину, ибо вихрь
Единоборства этого для них
Небезопасен. Поединок был, -
Насколько при посредстве малых дел
Великое возможно описать, -
Как если бы гармония Природы
Расстроилась и вспыхнула война
Созвездий, и под гнетом грозных сил,
Навстречу обоюдно устремясь,
Две злобные планеты, средь Небес,
Сразились, в битве яростной смесив
Материю своих враждебных сфер.

Противники десницы вознесли,
Мощнейшие на Небе, после рук
Всемощного, и каждый помышлял
Одним ударом завершить борьбу,
Не повторив убийственный замах.
Ни силой, ни искусством боевым
Они не различались, но двуручный.
Меч Михаила, выданный ему
Из Божьей оружейной, обладал
Таким закалом, что клинки любые,
Любые латы рассекал легко.
Стремительно упав, он меч Врага
Перерубил и, быстро обратись,
Вонзился и рассек весь правый бок
Отступника. Впервые Сатана
Изведал боль; от нестерпимых мук
Он изогнулся в корчах, уязвлен
Отверстой раной, что ему нанес
Разящий меч, но тут же ткань срослась
Эфирная; разъятой не дано
Ей оставаться долго; из рубца
Нектарной влаги хлынула струя
Пурпурная, - Небесных Духов кровь, -
Блестящие доспехи запятнав.
Примчалось много Ангелов к нему, -
Клевретов сильных, чтобы заслонить
Владыку; а другие - на щиты
Поспешно взгромоздили Сатану
И к царской колеснице отнесли,
Стоявшей от сраженья вдалеке,
И на нее сложили. Он стонал
От скорби, озлобленья и стыда
И скрежетал зубами, осознав,
Что несравненным дольше полагать
Себя не вправе, что былая спесь
Его, соперничавшего с Творцом,
Унижена; однако исцелел
Он вскоре, ибо Ангельский состав
Во всех частях единой наделен
Живучестью, в отличье от людей, -
У коих печень, легкие, нутро,
Равно как сердце, почки, голова,
Ранимы насмерть. Духов же убить
Нельзя, не уничтожив целиком;
Смертельным уязвленьям их тела
Текучие не более чем воздух
Подвержены; их жизненная суть
Вся - голова, вся - сердце, вся - глаза,
Вся - уши, вся - сознание, вся - ум;
Они любые члены для себя
Создать способны и любой размер,
Обличие любое, всякий цвет,
И плотный и разреженный состав
По изволенью могут принимать.

Меж тем свершались и в иных местах
Преславные деянья: Гавриил
Со всей своею ратью вторгся в строй
Когорт Молоха; этот ярый царь
Его на поединок вызывал,
За колесницей поволочь грозясь
Привязанного, и гласил худу,
Не пощадив кощунным языком
Единого, кто свят на Небесах;
Но вдруг, преполовиненный мечом
До пояса и яростно рыча
От боли, не испытанной досель,
Пустился в бег в расколотой броне.
На флангах Уриил и Рафаил,
Сразившись каждый со своим врагом,
Сломили Асмодея, вкупе с ним -
Адрамелеха; эти два Престола
Могучие отвергли даже мысль
Считаться рангом ниже Божества,
Но панцири из адамантных скал
И сила исполинская спасти
Безумцев от разгрома не могли,
Кольчугам и щитам не удалось
Увечья тяжкие предотвратить;
Изнемогая от ужасных ран,
Смиренью научились беглецы.
Не мешкал Абдиил, громя орду
Безбожную; двойным его ударом
Был Ариил сражен и Ариох,
Он Рамиила буйство укротил,
Обжег и, пораженного, поверг.

Я мог бы тысячи других имен
Бессмертно возвеличить на Земле,
Но Ангелам-избранникам хвалы
Людской не надо; тешатся они
Небесной славой. Хоть бойцы Врага,
Могущество и мужество явив
Отменные, желали бы достичь
Не меньшей ратной славы, но навек
Божественный изгладил приговор
Их прозвища из памяти священной,
Да безымянные живут во тьме
Забвенья; ибо сила, изменив
Законности и правде, лишь стыда
Достойна и укора; не снискать
Ей лавров, как ни алчет обрести
Бесчестьем - славу, низостью - хвалу.
Пускай же их прозванья навсегда
Безмолвье нерушимое пожрет.

Вот сломлены сильнейшие из них;
Отходит войско, разъединено
На множество частей; его объял
Постыдный беспорядок, смутный страх
Разгрома. Вся усеяна равнина
Обломками оружья и брони,
И опрокинутые колесницы
С возничими, с упряжками коней
Огнистых друг на друге, как пришлось,
Лежали грудами; а те, кто мог
В разбитых легионах Сатаны
Еще держаться, - обратили тыл,
Едва сопротивляясь. Бледный страх
Врагов объял; он в первый раз настиг
Строптивых, что почувствовали боль
Впервые и бесславно, в первый раз
Бежали. Эти беды навлекла
Ослушливость греховная на тех,
Кто страха не знавал до сей поры,
Ни бегства, ни страданий. Рать святых,
Напротив, неприступною сплетясь
Квадратною фалангой, шла вперед,
Неуязвима под прикрытьем лат
Несокрушимых. Этот перевес
Послушная безгрешность им дала,
Дозволила в бою не изнемочь
И боли не испытывать, хотя
Противник временами их теснил.
Вот Ночь вступила на свою стезю,
Объяла темнотою небосвод,
Сраженье милосердно прекратив.
Зловещий гул побоища затих,
И победителей укрыла мгла,
Равно как побежденных. Михаил
И Ангельская рать разбили стан
Средь поля, взвихренные пламена
Расставив Херувимские охраной
Вокруг шатров. Со стороны другой,
С мятежным войском, Сатана ушел
В далекий мрак... Покоя нет Врагу!
Средь ночи созывает он Совет
Своих Князей, отважно молвив так:

"- Испытанные пламенем войны
Собратья, доказавшие вполне
Своей неодолимостью, что вы
Не только лишь свободу обрести
Достойны, - это малость, - но и честь,
Главенство, прославленье и почет,
Все то, чего мы алчем. Целый день
Держались вы в сомнительной борьбе,
А если день возможно устоять,
То почему не вечно? Царь Небес
С Престола горнего, противу нас
Послав сильнейших, меру эту счел
Достаточной, чтоб нас поработить.
Но так не стало. Кажется, Господь
В предвиденье не столь непогрешим,
Хотя Всеведущим Его досель
Считали. Мы оружьем послабей,
А посему потери понесли
Известные, почувствовали боль
Впервые, но страданьем пренебречь
Немедля научились, и сейчас
Мы знаем, что эфирный наш состав
Не может быть смертельно уязвлен;
Раненья, нанесенные ему,
Он исцеляет вмиг благодаря
Врожденным силам. От ничтожных бед
Лекарство подходящее найти
Не трудно. Может, новую броню,
Прочнее прежней, новое оружье,
Мощнее прежнего, мы создадим,
На пользу нам, противнику - на зло;
Боеспособность нашу укрепив,
Сравняем силы, на худой конец;
Ведь естество у нас и у врагов
Одно и то же. Если ж по иным,
Безвестным основаниям, у них
Над нами перевес, то мы должны,
Пока рассудок нам не изменил,
Открыть причины эти сообща
И наше здравомыслие напрячь!"

Умолк; и первым слово взял Нисрох,
Глава Начал, - он вырвался едва
Из тяжкой битвы; мрачен, изнурен,
В разбитых, непригодных ни к чему
Доспехах, с мрачным видом возразил:

"- Ты нас от новоявленных владык
Избавил, ты свободу нам вернул
Блаженствовать в сознанье наших прав
Божественных; но даже божествам,
Оружием неравным, против сил
Превосходящих, - трудно воевать,
От боли изводясь, когда страданий
Не ощущают недруги ничуть
И не ранимы. Это приведет
Нас к верной гибели. Какой же прок
От мужества, отваги, силы мышц,
Хотя и несравненных, если боль
Их побеждает, подчинив себе,
И понуждает руки опустить
Могучие? Мы можем обойтись
Без наслаждений, можем просто жить
И не роптать, довольствуясь такой
Спокойной жизнью, - лучшей доли нет!
Но из несчастий - боль превыше всех,
Зло совершенное и, становясь
Чрезмерной, переходит за предел
Долготерпенья всякого; и тот,
Кто средство изобрел бы уязвлять
Противников, доселе невредимых,
И сделать нечувствительными нас,
Не меньшей бы достоин был хвалы,
Чем тот, кто нам свободу даровал!"

Ответствовал спокойно Сатана:
"- Искомый способ, что послужит нам,
По здравому сужденью твоему,
Для одоленья - мной уже открыт.
Когда мы на опору наших стоп
Эфирную, цветистую глядим,
На безграничный материк Небес,
Весь в самоцветах, в золоте, в цветах
Амврозийных, в деревьях плодоносных, -
Кто созерцал бы эту красоту
Поверхностно и сразу б не смекнул,
Что в недрах зарождается она
Глубинных, из частичек вещества,
Из черных, грубых зерен и семян,
В духообразной пене огневой
Возникших? Но едва небесный луч
Коснется их, смягчив и оживив,
Они, пробившись вверх, во всей красе
Волшебно расцветают на свету.
Вот эти-то частицы, что огнем
Насыщены подспудным, нам достать
Потребно из глубоких, мрачных недр,
Забить потуже в длинные стволы,
Округлые и полные, поджечь
С отверстия другого, и тогда,
От малой искры, вещество частиц,
Мгновенно вспыхнув и загрохотав,
Расширится и, развивая мощь
Огромную, метнет издалека
Снаряды, полные такого зла,
Что, все сметая на своем пути,
Повергнут недругов и разорвут
На клочья. Померещится врагам
Испуганным, что нами грозный гром
Похищен у Того, Кто им владел
Единственно. Недолгим будет труд
И пред рассветом завершен сполна.
Итак, мужайтесь, поборите страх.
Способен все препоны одолеть
Союз ума и силы. Нет причин,
Соратники, в отчаянье впадать!"

Он смолк. Приободрила эта речь
Отвагу ослабелую и вновь
Надежды угасавшие зажгла.
Дивился каждый помыслу Вождя,
Равно тому, что не придумал сам
Подобный способ; многим бы казался
Он прежде невозможным, но теперь
Сочтен разумным. Может быть, Адам,
Из твоего потомства, кто-нибудь,
Когда в грядущем злоба возрастет,
По наущенью Дьявола создаст
Такое же орудье, на беду
И муку человеческим сынам
Греховным, жаждущим кровавых войн
И обоюдного братоубийства.
Покинув сходку, все к труду спешат,
Никто не медлит, рук не сосчитать,
Готовых действовать. В единый миг
Разрыта почва Неба до глубин
Безмерных; там увидели они
Незрелые зачатки правеществ
Природных; пену серную нашли,
Селитряную пену, и, смешав,
Хитро сгустили, высушили смесь,
И, в черное преобразив зерно,
Нагромоздили целые холмы.
Другие вскрыли залежи руды
(Здесь, на Земле, такие точно есть)
И жилы минералов и камней,
Чтоб громовержущие отковать
Махины и отлить запасы ядр
Губительных; а третьи - тростники
Горючие срезают - страшный злак,
От искры вспыхивающий мгновенно.
Так, в тайне величайшей, до зари
Работа завершилась. Только Ночь
Была свидетельницей. В тишине
Они опять порядок навели,
Ни в чем не заподозрены никем.

Вот озарен с востока небосвод;
Проснулись победители; труба
Зовет к оружью. Быстро собрались
Воители в доспехах золотых,
Построясь в лучезарные ряды;
Другие с рассветающих холмов
Окрестность озирают, а другие,
Легко вооруженные, спешат
В разведку, разойдясь во все концы,
Чтоб выследить бежавшего врага
И точно вызнать: где его привал,
Стоит ли враг иль будет наступать?
Но вскоре углядели впереди
Войска противника; когорты шли
Не быстро, но решительно, сомкнув
Шеренги и знамена распустив.
Летит назад крылатый Зофиил,
Наибыстрейший Херувим, крича:
"- В бой, ратоборцы, в бой! Враг у ворот,
И не бежал, как полагали мы;
Напротив, от нелегкого труда
Искать его он увольняет нас.
Не бойтесь! Отступать его полки
Не думают, но движутся сюда,
Подобно туче, лица их бойцов
Отважны и уверенны. Скорей!
Проверьте скрепы адамантных лат,
Плотней надвиньте шлемы и, подняв
Над головой округлые щиты
Иль опустив до уровня груди,
Держите их надежно! Мыслю я -
Не дождик моросящий окропит
Сегодня нас, но хлынет грозовой
Разящий ливень огнеперых стрел!"

Так он соратников остерегал,
Что сами не плошали; соблюдая
Спокойствие, обозы позади
Оставив, легионы подтянулись
И тронулись в порядке боевом.
Навстречу им, ступая тяжело,
Сплоченным полчищем неисчислимым
Идут противники, образовав
Квадратный строй, коварно волоча
Махины дьявольские посреди
Полков пехотных и со всех сторон
Рядами всадников загородив.
Друг против друга армии сперва
Остановились. Мигом Сатана
Явился перед воинством своим
И громозвучно-внятно возгласил:

"- Направо и налево, первый ряд,
Раздайся! Ненавидящие нас
Да узрят, как мы с ними заключить
Стремимся мир, как мы хотим, прийти
К согласию, как рады их принять
С открытой грудью, если наш призыв
Не отклонят, спиной оборотясь!
Но сомневаюсь. Пусть же Небеса
Свидетельствуют! Небеса беру
Порукою, сколь искренне сердца
Мы облегчаем. Слушайте приказ,
Воители, назначенные мной.
Настало время действовать! Чуть-чуть
Коснитесь ваших мирных предложений,
Да так, чтоб вас могли услышать все!"

Глумливую, двусмысленную речь
Едва он кончил, - на две стороны
Фронт расступился, к флангам отошел,
Невиданное зрелище открыв
И странное: пред нами, в три ряда,
Поставленные на колесный ход,
Лежали исполинские столпы,
По виду - из железа или меди
И камня. Это более всего
Напоминало три ряда стволов
Сосны и дуба, срубленных в горах,
Очищенных от сучьев и ветвей
И выдолбленных, - если б не жерло
Отверстое, разинувшее пасть
Из каждого ствола - зловещий знак
Пустого перемирия. Стоял
За каждым - Серафим, держа в руке
Горящую тростину. Изумясь,
Гадали мы; увы, недолго. Вдруг
Они тростины протянули разом
И прикоснулись к маленьким щелям,
Пробитым в комлях дьявольских махин.
Мгновенно Небо заревом зажглось
И тотчас потемнело от клубов
Густого дыма из глубоких жерл,
Что диким ревом воздух сотрясли,
Его раздрали недра и, гремя,
Рыгнули адским пламенем и градом
Железных ядер и цепями молний;
И необорно, точный взяв прицел
На противостоящие войска,
Сразили победителей с таким
Неистовством, что ни один герой,
Державшийся доселе как скала,
Не в силах был остаться на ногах.
Десятки тысяч падали вповал, -
Архангелы и Ангелы; напасть
Усугублялась от тяжелых лат;
Когда бы не доспехи, каждый Дух
Избегнул бы ударов, уклонясь
Иль сократись в размере; но теперь
Они - в смятенье. Надо отступать,
Бежать позорно. Свой стесненный строй
Бойцы напрасно тщились разомкнуть.
Что делать? Устремиться напролом?
Но с поношеньем их отбросят вновь,
Повергнут и глумливо осмеют.
Уже во вражьем стане новый ряд
Стоит, готовый дать очередной
Залп громовой. Но обратиться вспять,
Бесславно пораженье претерпев, -
Вот что страшило более всего!
Разгром врагов предвидя. Сатана
С насмешкою воззвал к своим войскам:
"- Друзья! Что ж победитель к нам нейдет
Надменный? Он так чванно выступал;
Когда же мы, открыв чело и грудь, -
Возможно ль было большее свершить? -
Условьями осыпали врагов
Миролюбивыми, - они бегут
Невесть куда, кривляются вприпрыжку,
Как будто вознамерились плясать,
Хоть странные и дикие скачки
Для пляски непристойны. Может быть,
Их миролюбье наше веселит?
Придется предложенье повторить;
Авось придут к согласию быстрей!"
Ответил столь же колко Велиал:
"- О Вождь! Целенаправленны, тверды,
Весомы предложенья паши. Знать,
Пришлись они по вкусу, а иных
И поразили. Кто же прямо в лоб
Заполучил их, тот уразумел
Всем существом, от головы до пят.
А если и не поняты дары,
По крайности, хоть показали нам
Врагов, хромающих на четвереньках!"

Так изгалялись оба меж собой,
Куражились, победу возомнив
Заведомой, надеясь без труда,
Посредством хитрой выдумки своей,
Сравняться с Вечной Силой. Гордецы
Презрели Божий гром и Божью рать,
Пока она стояла, смущена, -
Недолго, впрочем; ей прибавил гнев
Решимости, оружие открыл,
Способное бороться с адским злом;
Заметь, какую мощь ей придал Бог
И превосходство! Ангелы спешат
Быстрее молний; мчатся, побросав
Доспехи, к окружающим горам
(Чередование долин и гор
Приятное Земля переняла
У Неба) и, в основах расшатав,
Срывают, за косматые схватясь
Вершины, поднимают заодно
С громадою всего, что есть на них, -
С утесами, лесами и ручьями, -
И на врагов несут. Вообрази
Мятежных Духов изумленье, страх,
Узревших горы, что на них летят
Вверх основаньями и, грохоча,
Обрушиваются на три ряда
Стволов проклятых! Этот страшный груз
Все упованья их похоронил;
Затем настал черед бунтовщиков;
Холмы и горы, скальные кряжи
На них свалились, воздух затемнив,
И целые когорты погребли.
Доспехи только множили беду,
Вонзаясь в плоть, терзая и тесня,
Невыносимую чинили боль.
Страдальцы вопияли и, стремясь
Отбросить гнет, метались, извивались,
Чтоб выбраться на волю из тюрьмы.
Мятежники хотя и Духи света
Чистейшего, но вследствие греха
Их естество померкло, огрубев.
Подобно нам, другие применили
Такое же оружье, оторвав
От оснований ближние хребты;
Швыряемые яро с двух сторон,
Сшибались горы в воздухе; внизу,
Под страшной сенью гор, как под землей,
Во мраке длилась битва. Адский шум!
В сравненье с этой битвою война
Забавой показалась бы. Одно
Ужасное крушенье на другое
Нагромождалось; Небеса вот-вот
Обрушатся, в руины обратись,
Когда б не всемогущий Бог-Отец,
В незыблемом святилище своем,
Исчислив и обмыслив ход вещей,
Задолго не прозрел бы этот бой
И попустил его, осуществив
Решение великое; почтить
Помазанного Сына и облечь
Своею мощью, поручив Ему
Отмщенье бунтарям. Всевышний Царь
К Мессии сопрестольному воззвал:

"- Сиянье славы Божеской Моей,
Возлюбленный Мой Сын! Ты зримый лик
Незримого Творца; Твоя рука
Вершит Мои определенья; Ты
Второе всемогущество! Два дня
По счету дней небесных протекли,
Как Михаил и верные войска
Предприняли карательный поход
Противу непокорных. Был свиреп
Двухдневный бой, - не диво, коль сошлись
Такие недруги: самим себе
Я предоставил их; сотворены
Они друг другу равными вполне,
Различье - лишь в греховности; оно
До срока не проявлено, пока
Мой приговор отложен. Эта брань
Способна длиться до конца веков,
Но - попусту, вотще. Все, что могла,
Свершила утомленная война,
Неукротимой ярости бразды
Ослабила, горами ополчась
Взамен оружья. Дикие дела
Свершаются на Небе и грозят
Вселенской гибелью. Два дня прошли,
Но третий - Твой! Тебе определил
Я этот день, терпел до сей поры,
Чтоб слава окончания борьбы
Твоя была; побоищу предел
Единый Ты возможешь положить:
Такую благость и такую мощь
Я влил в Тебя, что Небеса и Ад
Признают несравненное Твое
Могущество. Я этот гнусный бунт
Направил так, чтоб Ты Себя явил
Наследником достойным и Царем
Помазанным, по праву и заслугам.
Гряди, всесильный силою Отца,
Воссядь на колесницу и направь
Колеса быстрые, чтоб содроглись
Опоры Неба! Все Мои возьми
Доспехи: стрелы молний, грозный гром -
Оружие победы; препояшь
Мечом бедро могучее! Гони
Исчадья тьмы за рубежи Небес,
Низвергни в глубочайшую из бездн,
Да ведают, коль сами так желали,
Как Бога отвергать и как Царя
Законного - Мессию презирать!"

Он рек, впрямую Сына озарил
Всей лучезарностью; всецело Сын
Отца сиянье ликом восприял
Невыразимо, и Отцу в ответ
Сыновнее сказало Божество:

"- Отец! Главенствующий в Небесах
Престол! Святейший, Вышний, Лучший, Первый!
Ты жаждешь Сына вечно прославлять,
А Я - Тебя, как подобает Мне
Воистину. Мои блаженство, честь
И торжество Я полагаю в том,
Что, благосклонный к Сыну, поручил
Твое веленье Мне осуществить;
Творя Господню волю, счастлив Я
Превыше меры. Царский сан и власть, -
Дары Твои, - приемлю, но отдам
Еще охотнее, когда в конце
Ты будешь Всє во Всєм, а Я - в Тебе,
Во Мне же - все, кого Ты возлюбил.
Но ненавижу ненавистных Богу!
Я - образ Твой и гневом облекусь
Твоим, равно как милостью Твоей,
Могуществом Твоим вооружась,
Очищу Небо от бунтовщиков,
Низвергну в уготованное им
Угрюмое жилье, где цепи тьмы
Их изнурят, где станет их точить
Бессмертный червь за то, что отреклись
От послушанья, должного Тебе,
В котором счастье высшее. Тогда,
От нечестивых орд ограждены,
Все праведные, вкруг Святой Горы
Собравшись, непритворно воспоют:
"Осанна, аллилуйя", - во главе
Со Мной, провозгласив Тебе хвалу!"
Так, опершись на скипетр, молвил Сын,
С Престола высочайшего сойдя,
Где одесную Славы восседал.
Священный - третий - заалел рассвет,
И Колесница Божества Отца
В густом огне, как буря, понеслась,
Не силою колес, одно в другом
Вмещавшихся, но движимая Духом;
Ее сопровождая, по углам
Четыре следовали Херувима
Четвероликих; словно роем звезд,
Усеяны их крылья и тела
Очами, и берилловых колес
Ободья, - сплошь в очах, - метали огнь.
Над Херувимами хрустальный свод,
Подобный Небу, высился; на нем
Престол сапфирный, амброй испещрен
И всей расцветкой радуги дождливой.
Мессия на престоле восседал
Во всеоружье горнем и в броне
Лучистого Урима - мастерства
Божественного. Справа от Него
Орлиные расправила крыла
Победа; у бедра - могучий лук
Соседствовал с колчаном, полным стрел
Трехзубых молний; клокотал окрест
Разящий пламень, и клубился дым,
И разлетались тучи жгучих искр.
Десятки тысяч тысячей Святых
Сопровождали Сына; яркий блеск
О шествии далєко возвещал,
И двадцать тысяч (о таком числе
Мне ведомо) Господних колесниц,
По десять тысяч с каждой стороны,
Катились рядом с Ним. Так Сын летел,
Крылами Херувимскими влеком,
Воссев на Свой сапфировый престол,
Поправ стопами свод из хрусталя,
Сиянье излучая вдаль и вширь.
Его узрела первой наша рать,
И радости нечаянной восторг
Объял сердца, когда великий стяг
Мессии разблистался в вышине,
Его прибытья знак на Небесах,
Несомый Ангелами. Все войска
Под знамя это Михаил отвел
С обоих флангов, их соединил
И передал Державному Вождю.
Божественная расчищала мощь
Дорогу Сыну. Он велел горам
Отторгнутым вернуться на места -
Повиновались горы; прежний вид
Восстановило Небо, вновь цветы
На долах улыбались и холмах.

Свершилось это чудо на глазах
Врагов злосчастных, но они, коснеть
В упорстве продолжая, собрались
Объединенной ратью, чтобы вновь
Мятежный бой - безумные! - начать,
В отчаянье надежду почерпнув.
Возможно ли настолько исказиться
Небесным Духам? Знаменьем каким
Гордец надменный был бы убежден?
Какое чудо в силах умягчить
В упрямстве очерствелые сердца?
Все то, что безрассудных остеречь
Должно - ожесточило их вдвойне,
И, славу Сына Божия узрев,
Ужаленные завистью, враги
Ярятся пуще; алча высоты
Достичь такой же, с гордостью стоят,
Готовясь к новой битве и в мечтах
Решив Отца и Сына одолеть
Не силой, так лукавством, если ж нет, -
Погибнуть поголовно в мировом,
Всеобщем, окончательном крушенье.
Так, отвергая бегство и отход
Постыдный, двинулись бунтовщики
Вперед в последний бой; тогда воззвал
Сын Божий к флангам подчиненных войск:

"- Святые! Сохраняйте строй блестящий!
Вы, Ангелы, от битвы опочив,
Останьтесь при оружье на местах!
Угоден был Творцу ваш ратный труд;
За правое, доверенное вам
Господне дело бились до конца,
С победоносной доблестью. Но длань
Иная наказанье довершит
Проклятых орд. Единый мститель - Бог
Иль Тот, кому отмщенье поручил.
Не множеством великим, не числом
Сегодня будет осуществлена
Их казнь. В покое стойте и глядите,
Как чрез Меня прольется Божий гнев
На нечестивцев. Нет, не вас - Меня
Возненавидев, завистью кипят
Они ко Мне, за то, что Мой Отец,
Которому вовек на Небесах
Присущи царство, слава, сила, власть,
Меня изволил милостью почтить
И предоставил Сыну приговор
Исполнить Свой. Да сбудется судьба
По их желанью: силами в бою
Помериться и вызнать - кто сильней:
Они ли совокупно или Сын
Противу всех. Мерилом - только силу
Они избрали, прочих не ища
Достоинств, и Тому, кто их затмил
Достоинством, в почтенье отказав.
Пускай же сила наш решает спор;
Не удостою их ничем иным!"

Так молвил Сын и лик переменил
Столь страшно и сурово, что стерпеть
Невыносимо взору; на врагов
Он обратился, преисполнясь гнева
Карающего. Звездные крыла
Четыре Херувима распустили,
Бросая тень зловещую вокруг.
Колеса колесницы боевой
Внезапно завертелись, грохоча;
Казалось, это гул бегучих вод
Иль топот ног неисчислимых войск.
На нечестивцев, мрачный, словно ночь,
Он мчался; от пылающих колес
Шатнулся Эмпирей, лишь Божий Трон
Не дрогнул. Бурей вторгся Он в ряды
Противников и десять тысяч молний
Десницею метал перед Собой,
Язвя их души. Изумленье, страх
Врагов объяли; мужество они
Утратили и, прекратив отпор,
Ненужное оружье уронили.
Сын попирал шеломы, и щиты,
И головы Престолов, павших ниц,
И Серафимов мощных, в этот час
Мечтавших, чтоб на них низверглись вновь
Громады гор, от гнева оградив
Мессии; но густые тучи стрел
Неумолимо жалили и жгли,
От Херувимов четырех летя
Четвероликих, крылья и тела
Которых изобилием очей
Усеяны, и от колес живых,
Что тоже - сплошь в очах. Единый Дух
Руководил очами; каждый зрак
На супостатов молнии метал
И опалял губительным огнем
Проклятых, отнимал остаток сил,
Мертвил их мужество, лишал надежд
И покидал простертых, бездыханных.
А Сын и половины не напряг
Могущества. Он молнии свои
Придерживал, поскольку не желал
Злосчастных истребить, но лишь изгнать
Из рубежей Небесных навсегда.
Подняв простертых. Он перед Собой,
Подобно козлищам, объятых страхом,
Теснящихся друг к другу, их травил,
Стрекая молниями и страша
Безмерной яростью, пригнал к стене
Хрустальной Неба; широко она
Посередине, свертываясь внутрь,
Отверзлась и открыла мрачный зев,
Чудовищный, зияющий провал.
При виде жуткой пропасти враги,
Охваченные ужасом, хотят
Бежать, спастись, но позади грозит
Погибель худшая; тогда стремглав
В пучину кинулись они с краев
Отвора, а за ними мчался вслед -
В бездонной хляби - жгучий, вечный гнев.

Ад грохот этот слышал, видел Ад
Небес паденье с высоты Небес
И, трепеща, бежал бы, но судьба
Расположила слишком глубоко
Его опоры мрачные и к ним
Навеки слишком крепко пригвоздила.
Враги свергались девять дней; ревел
Смятенный Хаос, и его разор
И дикое бесправье возросли
Десятикратно; падающий сонм
Был столь огромен, что всему грозил
Крушеньем полным. Ад, в конце концов,
Их уловил в разинутую пасть
И, поглотив, замкнулся. Вот жилье,
Заслуженное грешниками: Ад,
Пылающий негаснущим огнем,
Обитель горя и Гееннских мук!

Освободившись от бунтовщиков,
Возрадовалось Небо, и стена
Хрустальная, соединясь опять,
Закрыла вмиг зияющий отвор.
Единый Победитель, разгромив
Противников, Мессия повернул
С триумфом колесницу. Рать Святых,
Безмолвных очевидцев славных дел
Воителя великого, ликуя
И осененная ветвями пальм,
Обратно двинулась, и стройный хор
Неисчислимых Ангельских чинов
Гласил победоносному Царю,
Наследнику и Господу - хвалу,
Ему, достойнейшему изо всех,
Державствовать. Вдоль Неба Он летел
В превозношенье общем, в торжестве,
К Святилищу на высоте высот,
К Престолу Всемогущего Отца,
Где Сын в сиянье славы принят был,
Воссев опять Блаженства одесную.
Так, воплотив Небесные дела
В земные образы, исполнил я
Твое желание, чтоб остеречь
Примером прошлого, и рассказал
О том, чего вовеки род людской
Не ведал бы: о битве в Небесах
Великой, о раздоре, о войне
Междоусобной Ангельских Князей,
О грозном низверженье гордецов,
Что занеслись не в меру высоко
И возмутились, купно с Сатаной,
Который алчет гибели твоей
От зависти и хочет отвратить

От послушания, чтоб рядом с ним
Блаженства ты лишился и делил
Возмездие - безмерность вечных мук.
Отраду он обрел бы, оскорбив
Творца, когда б успешно приобщил
Тебя к своим страданьям, Божеству
Отметив за пораженье. Не внимай
Лукавым обольщеньям и жену -
Слабейшую, чем ты, - предупреди,
И да послужит грозный сей пример
Расплаты страшной за непослушанье
Уроком. Твердо бы они могли
Стоять, но пали. Помня их судьбу,
Остерегайся преступить запрет!"