1. Бессловесные животные от рождения имеют одежду — шерсть или перья, имеют оружие — рога, зубы, острые когти; знают без учителей те вещи, которые нужны для их существования, и, что самое удивительное, все бессловесные животные умеют плавать. Один лишь человек рождается нагим, безоружным, не умеющим плавать и ни в чем не сведущим. Он не имеет одежды, не имеет оружия, не имеет вещей, нужных для существования, если не добудет их [своим] трудом и потом; он ничего не знает, если не научится.

Однако же человеку от рождения даны два дара, которых лишены бессловесные животные: разум, — чтобы [он] мог научиться мудрости, и руки, — чтобы мог делать мудреные или искусные вещи.

2. Все люди рождаются глупыми, ни в чем не искусными, они медленно растут и еще медленнее становятся разумными. Многие едва лишь на сороковом году жизни и еще намного позднее осматриваются вокруг и начинают понимать, что такое мир и что в нем творится. Большая часть [людей], и едва ли не все [люди], лишь когда состарятся, становятся разумными и узнают, что дотоле проводили жизнь в пороках и в суетных заблуждениях. А когда начинают понимать, как надо было бы жить, тогда жизнь их покидает. Отсюда пошла поговорка: «ищи разум у старцев и мудрость — у седых голов». Отсюда же у старцев возникает желание и слова о том, как бы им хотелось вернуть прежние времена, и как они ненавидят свои прежние стремления и поступки. Так, под Троей тот славный воевода Нестор, что прожил триста лет, говорил: «О, если б Бог вернул мне мои прежние годы». Так, царь Карл V раскаивался в том, что в молодости не пожелал учиться латинскому языку. Так, муж, достойный вечной славы, — Борис Иванович Морозов — некогда сказал: «О, почему я не так молод, чтоб мог чему-нибудь научиться!»

3. Итак, в этом отношении короли ничем не счастливее остальных людей, но, подобно прочим смертным людям, многие короли жили в заблуждениях, в суеверии и в невежестве, о чем они в конце жизни сильно сожалели. Однако скажут, что у королей есть свои советники. Но у них есть (говорим мы) и льстецы, которые внушают им суетные надежды и ложные мнения и побуждают их к алчности, жестокости и безбожию. Поистине у королей нет худших врагов, нежели те [люди], что предлагают им советы и способы обогащения, разоряющие подданных и опустошающие королевство. Да и среди самих советчиков иные льстят и стараются только угождать и потакать [царю], иные — алчны и бездушны и поэтому не могут подать никакого хорошего совета, иные боятся сказать истину, иные же — хорошие люди и искренне заботливы, и хотят подать добрый совет, но не умеют. И поэтому среди живых [людей] мало хороших советников, но, как некто сказал, мертвые советники (то есть книги) — это самые лучшие [и] верные друзья. Ведь книгами не движет ни алчность, ни ненависть, ни любовь, [они] не льстят [и] не боятся поведать истину. Вот поэтому-то с самого порога жизни надо стремиться к мудрости и в течение остальной жизни надо время от времени спрашивать совета и у мертвых советников, кои бы свободно открыли нам истину, чтобы мы знали, как прожить жизнь похвально, во славу Божию и с пользой для нас и для всего нашего народа.

Всяким иным людям полезно учиться мудрости на собственном опыте, и только для верховных правителей это нехорошо и не полезно. Ведь о таком учении говорится в пословице: «На ошибках учатся», а королевские ошибки влекут за собой огромный и неисправимый ущерб для народа. Поэтому королям надо учиться мудрости у хороших учителей, [у] книг и [у] советников, а не на своем опыте.

4. Богатство и сила — вещи ощутимые, все люди видят их [своими] глазами, все трогают руками, и оттого все их знают, и жаждут, и ищут и при этом большей частью — недопущенными способами. А мудрость — незаметна и поэтому для многих остается неизвестной, и вследствие того к ней не стремятся, [ее] не ищут, а многие даже и ненавидят ее. Но нам надо понять, какое благо приносит мудрость, если мы ее познаем, возлюбим и начнем к ней стремиться. Надо, чтобы короли своих подданных [и] родители своих детей наставляли стремиться к мудрости.

5. [Подобно тому], как это выше сказано о храбрости, так и мудрость переходит от народа к народу. Ведь некоторые народы, как, например, египтяне, евреи, греки, были в древности очень сведущи в разных знаниях, а ныне они невежественны. А иные народы (как, например, немцы, французы, итальянцы) были некогда грубыми и дикими, а сейчас они на диво сильны в ремеслах и во всяких науках.

Марк Варрон писал, что промыслы, и искусства, и науки были, дескать, изобретены и развиты у греков не за год и не за короткое время, а за тысячу лет. А Марк Цицерон — римлянин — так пишет о своем народе: «я всегда считал и думал, что наши люди изобретательнее греков, и то, что мы от них взяли, мы исправили и улучшили».

Мы знаем, что за последние века некоторые знаменитые вещи изобретены итальянцами: как, например, колокола, магнитная игла, с которой корабельщики ходят по морю, пение на много голосов. А немцами изобретено книгопечатание, часы, пушки, гравировка на меди и иные вещи. Так пусть же никто не говорит, что нам, славянам, волею небес заказан путь к знаниям и будто бы мы не можем или не должны им учиться. Ведь так же, как и остальные народы не за день и не за год, а постепенно учились друг у друга, так и мы тоже можем научиться, если приложим желание и старание.

6. Более того, мы считаем, что именно сейчас пришло время нашему народу учиться наукам. Ибо в сие время Бог по своему милосердию и щедрости вознес на Руси славу, силу и величие славянского королевства так высоко, что в прошедшие века у нашего народа никогда не бывало столь славного королевства. И у иных народов мы видим, что в то время, когда какое-либо королевство достигало наибольшего своего величия, в то же самое время у этого народа начинали особенно расцветать и науки.

Среди еврейских королей славнейшими были Давид и Соломон, и [именно] во время их правления евреи достигли наибольшего совершенства в искусствах: были у них тогда знаменитые зодчие, кузнецы, музыканты и иные мастера. Сам Давид был отменным музыкантом, а Соломон премудрым философом, обученным самим Богом.

При Александре Греческое королевство было на вершине своей славы: именно в то самое время жили Платон, Аристотель и иные мудрые мужи и многие преискусные ремесленники. Сам Александр был в совершенстве обучен Аристотелем всяким философским наукам и к тому же [был] музыкантом.

Римское царство было сильнее всего при первых царях — Юлии и Августе: и именно в эту пору жили те мужи, которые считаются самыми мудрыми у римлян: такие, как Цицерон, Катон, Виргилий, Сенека и иные, и искуснейшие художники, ваятели и иные мастера. Август очень любил всяких ученых мужей и помогал им. А Юлий и сам был философом, ритором, поэтом и историком или летописцем и среди непрерывных сражений и странствий всегда писал книги, которые славятся и доныне.

Меж христианских королей нет никого славнее Константина. И как раз при нем и при его сыновьях жили те святые отцы, коих считают самыми сведущими в науках. Юлиан Отступник запретил тогда христианам заниматься книжной и философской наукой, но святой Григорий Богослов написал против него обличительные книги.

Карл I был из всех немецких королей самым славным, но немцы в то время были неучеными и неискусными. Однако Карл изо всех сил старался, чтобы немцы научились благородным наукам и исправили и очистили свой язык, и, начав с этого, немцы достигли такой мудрости и славы, в какой [мы] видим их сейчас.

Значит, и нам надо учиться и надеяться, что под благородным правлением благочестивого царя и великого государя Алексея Михайловича мы сможем стереть плесень древней дикости, научиться наукам, завести более похвальные отношения [между людьми] и достичь более счастливого состояния.

7. Среди иноков некого монастыря жил книжный муж, который был готов научить младших братьев греческому книжному языку, чтобы они могли понимать учение святых отцов и сами учиться и учить народ. Но тамошние монахи отвергли Учение, сказав: «не наука, а хлеб нам нужен». Они боялись, как бы младшая братия, став ученой, не снискала бы у людей большего уважения, а старцев этих перестали бы почитать.

Не знаю, кто первый разнес по Руси этот глупый предрассудок, или мудроборческую ересь, говорящую о том, будто богословие, философия и знание языков есть не что иное, как ересь. Но ведь святое писание и отцы учат нас не этому, а совсем противоположному.

8. Рек Господь Соломону: «Проси, чего хочешь, и дам тебе». Соломон попросил мудрости, и Господь сказал ему: «Раз ты просил себе разума, чтобы уметь судить, вот я даю тебе мудрое сердце, так что подобного тебе не было прежде тебя и после тебя не восстанет подобный тебе. Я даю тебе и богатство и славу, так что не будет подобного тебе между царями всех прошедших времен» (3 кн. Царств, гл. 3; 2 кн. Паралипоменон, гл. 1).

9. В книге Маккавеев сказано так: «И своим благоразумием и твердостью овладели римляне всем краем» (1 кн. Маккавеев, гл. 8).

Римляне расширяли свое государство в несчетных битвах и во множестве кровопролитий. Однако ведь святое писание приписывает их доблести, и победы, и завоевания не оружию, а разуму и терпеливости, не силе, а мудрости. И это не без особых и веских причин, ибо есть чему подивиться в действиях этой Римской республики. Во-первых, римляне заботились о том, чтобы отнюдь ни с кем не затевать рати без причины. Во-вторых, никогда не начинали рати, прежде чем не объявляли о ее причине через гонца. В-третьих, римляне никогда ничем не оскорбили, не обидели и не задержали ни одного неприятельского посла или гонца, даже от тех народов, которые некогда обидели или убили римских послов.

10. Одним словом, святое писание полно похвал мудрости, которую оно всячески славит и превозносит. Ведь сказано так: «Блажен тот, кто обрел мудрость и силен разумом. Лучше обладать мудростью, нежели серебром и златом» (Притчи, гл. 2).

«Мудростью и разумом строится храм. Мудрый муж — могуч, ученый муж — силен и крепок. Ибо войну надо начинать с умом, и победа будет там, где больше рассудка. Мудростью цари царствуют и правители узаконяют правду. Она несет благо и славу, богатство и правду» (Притчи, гл. 8).

«Стремление к мудрости ведет к вечному владычеству. О государи, если вы любите свои престолы и скипетры, возлюбите мудрость, чтобы править вечно. Любите свет мудрости, все вы, обладающие властью над народами» (Кн. премудрости Соломона, гл. 6).

11. Возражение: меж мудрыми возникают ереси, поэтому не надо стремиться к мудрости. Ответ: и среди неученых людей также возникают ереси. Ибо Магомет не был учен и никаких мудрых слов и хитроумных обманов не придумал, а написал в своих книгах крайнюю глупость. И ведь все же он сумел начать и породить самую распространенную на свете ересь.

А разве недавно на Руси ересь не пошла от глупых, безграмотных крестьян, которых мы можем назвать постниками и новыми кафарами, ибо они постятся до смерти и считают себя одних чистыми? И разве нынешний церковный раздор не начался из-за глупых причин? Из-за того, что «срачицу» заменили «саваном», а к «аллилуйе» приписали «слава тебе. Господи» и так далее. Не говорю уже о суеверии, которое немногим лучше ереси и Держится среди неграмотных и неученых людей.

Во-вторых, благодаря мудрости ереси искореняются, а из-за невежества и среди неграмотных людей ереси и суеверия сохраняются вовеки.

В-третьих, ереси возникли не из-за [подлинной] Мудрости, а из-за ложной мудрости, то есть из-за плотских похотей. Святые отцы были мудрыми, и они не зачинали ересей, а, напротив, боролись [с ними] и побеждали их. Арий же и иные зачинщики ереси казались мудрыми, но были глупы. Святая Екатерина была ученой и благодаря учености обратила в веру таких же ученых людей — языческих философов, коим [их] мудрость помогла познать истину.

В-четвертых, огонь, вода и железо убивают множество людей. Однако ведь люди не могут жить без огня, воды и железа, ибо получают от них безмерную пользу. Потому же безмерно необходима людям мудрость. Однако мудрость никого не портит и не вводит в заблуждение, а, напротив, к заблуждениям приводят хитрость и невежество, ибо хитрец может обмануть и соблазнить невежественного человека, а мудрого — не перехитрит. И если бы сам [он] был умен, то не заблуждался бы и не обманывал иных.

Раздел 2

РАССУЖДЕНИЕ О МУДРОСТИ, О ЗНАНИИ И О ФИЛОСОФИИ

1. Поскольку третья часть этих советов народу посвящена мудрости, то следует прежде всего кратко объяснить, что такое мудрость и знание, и философия.

Мудростью называется знание наиважнейших и наивысших вещей. А именно: о Боге, о небе, о земле, о человеческих нравах, о законопорядке и обо всяких великих, господских, премного важных и необходимых вещах.

Знание — это понимание причин вещей, и знать — это [значит] понять причины вещи. А кто не знает причин, не знает и самой вещи.

Философия или мудролюбие — это греческое и неудобное для нашего языка слово, и по-нашему правильнее [будет] называть ее «заботой [о мудрости]» и «желанием мудрости», а философа [звать] «рачителем мудрости».

2. Как вещи познаются по их причинам, посмотрим на примере солнечного и лунного затмения. Тот, кто видит, как солнце или месяц меркнут, и не знает причины — почему и отчего бывает затмение, тот не понимает этого затмения и удивляется, и ждет от него какой-нибудь беды. А кто понимает причину, по которой обычно бывает затмение небесных светил, тот понимает эту вещь и не удивляется, и не ждет от этого ничего плохого. Ибо [он] знает, что это происходит вследствие обычного небесного движения, а не из-за какого-то необычного чуда.

Он знает, к примеру, что луна и все звезды сами вообще не светят, а только освещаются одним лишь солнцем. Поэтому, когда случается, что между солнцем и луной встает земля, то солнечный луч или свет не может дойти до луны, и из-за этого она в то время остается неосвещенной и темной до тех пор, пока снова не выйдет из земной тени.

А солнце меркнет тогда, когда между солнцем и землей окажется луна. Ибо тогда луна заслоняет [солнце] и мешает солнцу освещать землю, и мы считаем, что солнце потемнело, а оно никогда не темнеет, а только луна заслоняет наш взор, и мы не можем видеть все солнце [целиком]. Отсюда следует, что солнечное затмение не бывает в иные дни, кроме новолуния. А лунное затмение всегда бывает во время полнолуния.

3. Причиной называется то, от чего или из-за чего что-либо происходит. Следствие — это то, что происходит от причины или из-за нее. Например: глина является причиной, а горшок — следствием.

творец, материал, форма и цель. Второстепенные причины: орудие, условия и иные.

Творящая причина — та, что творит, создает, делает, порождает. Например: творящая причина горшка — гончар, меча — кузнец, дома — плотник.

Материальная причина — то, из чего что-либо состоит. Например: материал горшка — глина, меча — железо, дома — дерево.

Формальная причина — тот вид или то качество, благодаря которому всякая вещь является самою собой и без которого [она] не может существовать. Например, свойством горшка является его округлость и пригодность для варки [пищи], свойством меча — длина и острота, подобающая для рубки, свойством дома — пригодность для людского жилья.

Конечная причина — то, ради чего что-либо существует. Например, цель горшка — варка, меча — рубка, дома — жилье.

Производящая причина — это всякое орудие, оружие, посуда, с помощью которых что-либо производится. Например, производящей причиной для горшка является гончарный круг, для меча — молот и клещи, для дома — топор, пила и прочее.

Содействующая причина — то, что облегчает, дает повод или является условием для создания чего-либо. Например: битва — условие для [проявления] воинской храбрости, посольство — повод для дальнего странствия. Условием лунного затмения является положение земли между солнцем и луной. Условие солнечного затмения — прохождение луны между солнцем и землей.

4. Рачитель мудрости через причины познает следствия. Так, зная о движении луны [он] понимает, что когда солнце меркнет, то оно не темнеет и не гаснет, а лишь бывает заслонено от нашего взора луной.

А [там], где причина будет неведома, он познает ее через следствия. Так, по результатам алхимии он поймет, что она лжива. Скажет [он] так: «алхимия испокон веков никого не сделала богатым, но несчетное [множество людей] сделала нищими. Следовательно, алхимия — это не истинное средство обогащения, а обман и соблазн».

5. Из всего, что доселе было сказано, явствует, что философствовать или мудрствовать [это] не что иное, как думать о причинах всяких вещей и выяснять, отчего, из чего, каким образом и для чего происходит то или это.

Всякий разумный муж должен быть философом в тех делах, которыми он занимается, особенно [если он] политик или какой-либо начальник. Если начальник хочет верно судить о вещах, он действительно должен понять причины многих и премногих вещей. Ибо никто не судит верно о какой-либо вещи, если не знает, от какого корня и вершины она происходит или отчего, из чего, как и для чего она сотворена.

Короче говоря, философия — это не [особое] искусство или наука, а скорее тщательная и обдуманная рассудительность или опытность в суждении о всех вещах. Ибо философия учит правильно судить обо всех вещах, не ошибаться и не заблуждаться. Философ и ничего не знает, и знает все. Подлинный философ ничего не умеет делать и обо всем может судить.

6. Во-первых, мудрость можно разделить на две части: одна [из них] мудрость духовная, а другая — мирская. Во-вторых, духовная мудрость именуется богословием, и у нее есть свои подразделения, о коих мы здесь умолчим.

Мирская мудрость разделяется на три части: на философию, математику и механику.

В-третьих, механика или рукоделие и промысел включает в себя рукодельное ремесло, и земледелие, и торговлю.

Математика (или дивное учение) включает в себя музыку, арифметику, геометрию и астрономию, то есть искусство музыкальной игры и счета, землемерие и звездочетство.

Философия включает в себя логику, физику и этику.

А логика (или наука о беседах) включает грамматику, диалектику, риторику и поэтику. К физике относится врачевание и изучение разных тел; руд, камней, деревьев, трав, животных и всех прочих видимых вещей. Этика (или наука о нравственности) включает идиоэтику (или науку о личной нравственности), которая учит, как должен вести себя каждый человек, экономию (или науку о хозяйстве), которая учит управлять домом или челядью, и политику (или науку об управлении народом и королевскую мудрость), которая учит справедливо, славно и достойно управлять народами, городами и странами .

Это вышеуказанное разделение наук может быть изображено в виде рисунка.

7. Все это мы считали полезным упомянуть, прежде чем говорить о политической или о государственной мудрости, [о том] как она возникает и из чего состоит.

Раздел 3

О ПОЛИТИЧЕСКОЙ МУДРОСТИ

1. Из всех мирских наук самая благородная наука и всем госпожа — это политика или королевская мудрость. И из всех [наук] она наиболее пристойна королям и их советникам. Ибо подобно тому, как в теле человеческом сила содержится в руках, быстрота в ногах, [а] разум в голове, так и в духовном теле всего народа разные свойства разделены между разными частями. Сила — у воинов, богатство — у торговцев, а государственная мудрость пребывает более всего у короля и у его советников.

2. Началом и основанием политической мудрости являются следующие две пословицы или духовные заповеди: «Познай самого себя» и «Не верь чужестранцам». Ибо [это] считалось самым главным из поучений семи мудрецов, и над дверями храма Аполлона (которого язычники считали богом мудрости) написано было это поучение: «Познай самого себя». То же говорит и Соломон: «Мудрость разумного человека — понимание пути своего» (Притчи, гл. 14). Ибо так же как врач, не понявший болезни, не может лечить человека, так и политик, который не знает самого себя и своих сил и слабостей, вовеки не может судить о самом себе, правильно вести свои дела и заботиться о своих нуждах. Но иногда то, что он сочтет лекарством, окажется отравой, а того, что на деле будет лекарством, он будет бояться как отравы.

3. Первая помеха общему народному благу— это незнание самого себя: когда люди слишком любят самих себя и свои поступки и обычаи и считают себя сильными, богатыми [и] мудрыми, не будучи таковыми. Платон об этом пишет такими словами: «излишняя любовь к самому себе бывает причиной всех людских бед. Ибо поскольку люди любят самих себя больше, чем истину, они вовеки не могут понять, что дурно и что хорошо».

А Иоанн апостол объясняет еще лучше: «Говоришь, я богат и богатство мое обильно, и ни в чем я не нуждаюсь, а не знаешь, что ты беден, и жалок, и убог, и слеп, и наг» (Апокалипсис, гл. 3).

Святой Бернард: «Многие многое знают, а сами себя не знают».

Святой Августин подкрепляет все это такими словами: «Что значит познание истины? Во-первых, познать самого себя, чтобы стать тем, кем [ты] должен быть. Затем познать и полюбить Творца своего, ибо в этом все благо человека». (Ручная книга, 26).

Познание истины и политическая мудрость с начала и до конца в том и состоят, чтобы познать самих себя, то есть природу, и нрав, и состояние народа и страны нашей.

Итак, королевский советник должен прежде всего познать природные качества своего народа, то есть [его] природный нрав, таланты и недостатки, достоинства и пороки и все, к чему наши люди от рождения способны или неспособны. Он должен оценить, и сравнить, и сопоставить обличие, склад, одежду, нравы и богатство иных народов и нашего народа.

Во-вторых, познать природные условия нашей страны или богатство и бедность наших полей: чем земля обильна, чем [она] бедна и чего лишена, что могла бы и чего не может уродить.

В-третьих, познать наше житие: чем оно бедно и чем славно, а сравнив его с житием других народов и установив, в чем наше житие может считаться беднее, а в чем славнее жития соседних народов.

В-четвертых, познать силу и слабость нашу: в чем мы сильнее и в чем слабее того или иного народа.

В-пятых, познать отечественное правление или отечественные законы и обычаи и древнее и нынешнее состояние народа: что в законах, в обычаях и стародавних государевых указах установлено хорошо и что — плохо.

В-шестых, познать силу и слабость всего королевства: что безопасно и что опасно для королевства, кто наши соседи, друзья [и] враги, каковы их силы, желания и думы, какая польза и какой вред нам от них обычно бывает или может еще быть впредь.

В-седьмых, познать способ использования своего богатства или знать, как пользоваться своим добром, которое от природы дано богом народу и земле нашей, и уметь сохранять его. То есть надо направлять умы и руки подданных ко всему тому, на что они пригодны и способны и что может быть полезным для народного блага. А землю возделывать так, чтобы мы взяли от нее все плоды, какие она только может уродить.

В-восьмых, скрывать от иных народов тайны народа и королевства нашего. Скрывать неискусность и всякие общие пороки нашего племени. Соблюдать достоинство и славу народную.

В-девятых, уметь различать разные советы. Ибо некоторые советы, полезные какому-либо иному народу, могли бы и нам быть полезны. А иные советы полезны для других народов, а для нас были бы вредны. Иные [советы] для других вредны, а для нас могли бы быть полезны. Все это можно понять благодаря обдумыванию причин.

5. Если бы наши древние славянские правители познали силу своего народа и [понимали], против каких народов было бы справедливо и полезно ее направить, [они] могли бы сделать чудеса. Ибо народ наш — один из самых простодушных, и поэтому [он] менее заносчив, меньше противится начальникам и [его] легче уговорить принять участие в погибельных ратях, нежели иные европейские народы.

6. Далее, если бы мы поняли и оценили свое невежество и тупость своего ума, мы бы, конечно, отродясь не стали вступать в такое множество дел, переговоров, браков, торгов и всяких разговоров с другими, более хитрыми народами, как мы это сделали. И никогда бы мы не были столь многократно обмануты и осмеяны всеми народами, словно глупцы, и были бы свободны от многих бед, которые ныне мы должны терпеть.

Другое правило. Разумный человек должен судить о вещах двояко. Во-первых, каковы суть вещи, какими они обычно бывают и какими могут быть. Во-вторых, какими они должны быть.

С одной стороны, мы должны быть во всем просты, как голуби, то есть всему верить, на все надеяться, все допускать, все переносить, считать всех людей вернейшими братьями и т. п. С другой стороны, мы должны быть мудрыми, как змии, не верить ни одному чужеземцу, не надеяться на них, не допускать к себе ни одного из них и не считать, что кто-нибудь из них может стать нам верным братом или быть нам полезным.

7. О первом правиле политики — «познай самого себя» — мы здесь по мере сил рассказали. Второе [правило] — «Не верь чужеземцам»; и об этом уже кое-что сказано и еще в другом месте будет разъяснено более подробно. А теперь нам следует говорить об обличьи, языке, одежде и о других приметах, из коих познаются врожденные качества и способности народов.

Раздел 4

О ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ОБЛИЧЬИ

1. Красивое лицо — признак острого и хорошего ума, а грубое лицо — признак тупого разума. Насколько какой-нибудь народ превосходит [других] красотой, настолько же превосходит [их] и мудростью. Однако еще лучший признак — многообразие красоты, поскольку существуют некоторые народы, которые имеют достаточно красивый вид и обличье, но не отличаются особой мудростью, и у таких красота не разнообразна, а все кажутся на одно лицо, будто все [они] — сыновья одного отца. Таковы армяне, грузины и черкесы. К тому же нет у них ни пригожего языка, ни уменья, ни иных средств достижения мудрости.

2. У некоторых народов есть особенно красивые черты: так, у греков — глаза круглые, большие, искристые; испанцы — белотелы и черноволосы и имеют длинные усы. У французов, и немцев, и итальянцев также есть свои отличия, и они знамениты [своей] красотой.

А иные народы знамениты [своим] уродством. У татар — глаза маленькие и запавшие. У калмыков — плоские носы. Мавры — черны, как уголь, губы у них выворочены. Индейцы — черноволосы, плосконосы, безбороды. Самоеды — малы ростом, широколицы, с маленькими глазами, коротконоги, безбороды. Арабы — темнокожи, однако не дурны лицом, и поэтому они ни первые и ни последние по уму.

3. Наш народ не отличается ни особой красотой, ни особым безобразием. Никто из наших не выглядит таким безобразным, чтобы среди цыган, татар, самоедов, эфиопов, индейцев и сибирцев не нашлось многих более некрасивых и безобразных. И в то же время никто из нас не так красив, чтобы мог сравниться с красивейшими греками, итальянцами, испанцами, французами и немцами. Думаю, что мы уступаем в красоте сынам Яфета, но превосходим Хамово племя.

4. У нашего народа тело очень крупное и глаза бледно-голубые. Волосы не очень густые, ни совершенно черные и ни совершенно рыжие, а пепельные. Волосатых лиц ни у кого нет, и поэтому густые и большие бороды у нас в почете, ибо кажутся [они] редкими.

А испанцы и итальянцы не ценят бород, а бреют их, ибо там каждый крестьянин имел бы прегустую и большую бороду, если бы ее отращивал. У немцев бороды бывают совершенно разными, ибо растут у них бороды густые и редкие, длинные и короткие, черные и рыжие, и поэтому немцы носят бороду по-разному: эти бреют побольше, те — поменьше, иные — стригут, иные — отращивают. Так бы подобало делать и нашим людям, по крайней мере воинам.

5. У некоторых народов голоса бывают совершенными: совершенно тонкими и высокими и звучными или совершенно густыми и низкими. А у нашего народа нет таких совершенных голосов — ни особенно тонких, ни чрезвычайно густых. Голоса [у нас] средние, именуемые тенорами, достаточно мягкие и приятные, однако же слабые и не слышные издалека.

6. Из всего этого мы узнаем, что занимаем скромное и среднее место, так как по уму и по сердечной силе мы не первые и не последние из народов. И поэтому, если придется нам иметь дело с народами, которые хуже нас и уступают нам в уме и в силе, мы можем положиться на Бога и на Божий дар, щедро ниспосланный нам, и смело и ловко действовать против них. Если же будут у нас дела с народами умнее нашего, тогда против их мудрости, и хитрости, и силы мы должны выставить нашу великую осторожность и всяческую заботу и должны всегда считаться со временем: не дать перехитрить себя, а уметь пользоваться удобным временем.

Средний ум при большой заботливости и средняя сила при большой осторожности намного лучше, чем искуснейший ум и сила при меньшей заботливости и при распущенной и неосмотрительной жизни.

Раздел 5

О ЯЗЫКЕ ИЛИ О РЕЧИ

1. Совершенство языка — самое необходимое орудие мудрости и едва ли не главный ее признак. Чем лучше язык какого-либо народа, тем успешнее и удачнее занимается он ремеслами и разными искусствами и промыслами. Обилие слов и легкость произношения очень помогают созданию мудрых планов и более удачному осуществлению разных мирных и ратных дел.

Среди немцев есть очень много таких, которые хорошо знают греческий и латинский язык, [да] и сама немецкая речь очень богата словами и удобна для всяческих рассуждений, а для песен и рассказов пригодна невероятно, и поэтому неудивительно, что немцы превосходят в искусствах все народы.

2. Некоторые языки имеют разные преимущества: на одних говорить очень легко, на других — быстро, иные — подходят для песен и стихов. Некоторые [языки] имеют громкое и резкое произношение, как [например] турецкий и венгерский, и эта звучность [речи] воодушевляет воинов.

Наш язык беден всеми этими свойствами и добрыми качествами. Не вижу я в нем ничего, что было бы достойно похвалы, настолько он скуден, несовершенен, свистящ или неприятен на слух, испорчен, необработан и во всех отношениях беден. И таковы все наречия нашего языка: русское, польское, чешское, болгарское, сербское и хорватское.

3. Ибо мы не имеем названий для искусств и наук, для приказов и вещей военных, для городских приказов, для добродетелей и пороков. И нет у нас некоторых необходимых частиц, именуемых в грамматике предлогами, наречиями, союзами и междометиями.

В иных языках есть множество обидных слов, проклятий, ругательств. Счастье нашего языка в том, что в нем нет никаких обидных и ругательных слов, вошедших в обиход, кроме «материн сын». Но это не потому, что наш народ избегает дурных слов, а происходит это из-за бедности языка.

Наш язык менее всех прочих пригоден для песен, стихов, музыки или для всякой складной или поэтической речи и пения.

Есть в нашем языке и разные иные пороки, недостатки, искажения и трудности, о которых не место здесь говорить, а сказано об этом в грамматике . Там же доказывается и то, что при переводе церковных книг наш язык был окончательно испорчен и выбит из своей колеи.

4. Вследствие вышеуказанной красоты, и величия, и богатства иных языков и вследствие недостатков нашей речи мы, славяне, рядом с иными народами — словно немой человек на пиру. Ибо мы не способны ни к каким более благородным замыслам, никаких государственных либо иных мудрых разговоров вести не можем. Поэтому многие наши люди, если они научатся какому-нибудь чужому языку и если живут в чужих странах, скрывают свое происхождение и притворяются, что они не славяне, ибо стыдятся этого имени.

Поляки много хвастают и превозносят свою вольность, но ведь я видел таких, которые лгали, будто они пруссаки, и скрывали, что они поляки.

5. Итак, мы должны добиться исправления и улучшения нашего языка, чтобы мы могли уберечь себя от дурной славы и успешнее заниматься науками и всякими государственными делами. И уж по крайней мере для военных вещей надо было бы изобрести свои собственные подобающие выражения, ибо ловкость и храбрость воинов возрастает, если на своем, а не на чужом языке говорят о военных вещах.

6. Письмо наше тоже столь грубо и неправильно, что всегда до сих пор было неудобно для изучения наук. И я считаю, что никто вовек не сможет настолько его исправить и привести в порядок, чтобы мы могли на нем быстро, красиво и изящно что-либо написать. Поэтому те наши люди, которые хотят изучить какие-либо древние летописи или какие-либо науки, должны, в конце концов, научиться какому-либо иному языку и письму.

Раздел 6

О ПОКРОЕ ОДЕЖДЫ

1. По пяти причинам люди делают и носят одежду или платье: для прикрытия наготы человеческого тела; для защиты от холода и воды, грязи, ветра, зноя, пыли, мух; для возвышения своего достоинства, внушительности; для защиты от оружия и для устрашения врагов; для убранства или украшения тела.

2. Четыре качества отличают хорошую одежду: пригодность, доступность, долговечность и легкость. Одежда пригодна, если она годится для того, о чем было выше сказано. Доступна та [одежда], какую можно купить за небольшую цену. Долговечна — если не скоро порвется. Легка — если не очень стесняет тело и не мешает его движениям.

3. У испанцев бывают некие игрища, и на них [существует] такой обычай: юноши, пришедшие на состязания, получают разные награды за разные победы. А среди иных есть одна награда, которая дается тому, кто лучше всех одет, то есть окажется самым нарядным и самым красивым на площади, но при этом истратит на одежду меньше денег, нежели остальные. Поэтому юноши соперничают не богатством, а умом: кто бы смог выдумать одежду покрасивее.

Однако они придумывают игральные и легкомысленные одежды для игр, а мы должны также подумать о серьезной и пристойной одежде, чтобы она была и дешевой и ко всему пригодной.

4. Все, что есть на свете, все это — плотский соблазн и прельщение, говорит Иоанн Апостол (I послание Иоанна, гл. 2). Соблазн для глаз — тело красивое, блеск самоцветов и руд и краски.

Люди любят красоту в других и сами хотят считаться красивыми. Поэтому они наряжаются, как только могут, и, справляя одежду, больше смотрят на [ее] вид или красоту, нежели на необходимость, пригодность, пристойность или что-нибудь иное.

5. А еще удивительнее то, что вещи, которые особенно необходимы и полезны для существования, как, например, хлеб, вода, дерево, железо, большей частью бывают самыми дешевыми. А те, что не нужны, не полезны и ни на что не годны (разве только на то, чтобы порадовать глаз или приласкать взгляд) — за такие вещи люди платят дороже всего и отдают за них чуть ли не зеницу ока. Целые села и целые вотчины дают за одну жемчужину или за один блестящий камешек; к тому же им требуется еще и золото, шелк, краски и дорогие меха, и из-за этих вещей они делают непосильные расходы. По этой причине королевство опустошается, и все наше богатство переходит к другим народам.

Следовательно, великое благо содеял бы (и награду самого нарядного заслужил бы) тот, кто бы придумал для нашего народа такую одежду, которая и украшала бы самим [своим] видом, и была бы дешевой.

6. Вопрос: какова одежда славян? Ответ: царь [Константин] Багрянородный в своих книгах называет на своем языке сербов «сервули», а «сервул» в латинском языке означает «служка» или «молодой раб». Насмехаясь, он пишет так: сервулям (то есть сербам) имя чревли дано, де, но «чревлям» оттого, что они носят бедную и невысокую обувь. Ибо они носят кусок сырой кожи, привязанный веревкой к ногам, и называют это «чревли» и «опанки», так же как русские из лыка плетут свои лапти. И та, и другая обувь худа и грязна в сырую погоду. Мы продаем много кожи другим народам, а сами ходим босыми.

Штаны весь народ носит тесные и длинные, и из-за того, что они тесны, они быстро продираются на коленях.

Русские носят одежды тесные и длинные, до самых пят, и ходят в них, будто зашитые в каких-то мешках. Такие одежды не имеют никаких достоинств.

Ходят же в этих мешках без пояса и кажутся полуголыми. Длинные, тесные и неподпоясанные платья показывают их женскую изнеженность и расслабленность.

Носят платки в шапках и легко их теряют. Ножи, письма и разные мелкие вещи хранят за голенищами, что выглядит смешным и неудобным. Деньги суют в рот, и это гнусно, ибо деньги проходят через множество нечистых рук. А делают все это по необходимости, ибо из-за узости их платьев и штанов им негде устроить хороших [и] подобающих карманов.

Соболий мех ценится дороже овечьего не по какой иной причине, а лишь из-за красоты. Турки, греки, поляки носят этот мех на шапках и на воротниках своих платьев, чтобы [он] был виден снаружи и украшал [их]. А русские люди, даже низшего сословия, подбивают соболями целые шапки и целые шубы, но так неудачно, что снаружи ничего не видно, и таким образом они делают большие расходы совершенно всуе, поскольку эта отделка остается скрытой и нисколько [их] не красит.

А что можно выдумать нелепее того, что даже черные люди и крестьяне носят рубахи, шитые золотом и жемчугом? Это не только убыточно, но и явно глупо и смешно, когда сельский холоп носит золото и оно скрыто под платьем.

Шапки, однорядки и воротники украшают нашивками, твезами , шариками, завязками, шнурами из жемчуга, золота и шелка. Ткани покупают только такие, которые вымочены в цветной краске. И все это делают по необходимости, ибо шапки, однорядки и воротники из-за безобразного вида или покроя суть безобразны, и если бы не были украшены этой отделкой и сшиты не из цветных, а из серых тканей, то были бы совсем безобразными и ничего бы не стоили.

Оттого-то, как мы видим, и немцы, когда одеваются по-своему, то все носят серые платья, а когда облачаются в русскую одежду, то уж никогда не пользуются серыми, а только цветными тканями, ибо иначе тот, кто был бы одет по-русски, а ходил в сером платье, не отличался бы от деревенского мужика.

У других народов жемчуг — женское украшение и стыдно было бы мужчине украситься жемчугом. А наши люди это женское и чужеземное украшение без [всякой] меры нашивают на шапки и на воротники. А [наши] домашние украшения — собольи меха — будто бы стыдясь, скрывают под одеждой, чтобы их не было видно.

Русские женщины носят очень узкие рукава из дорогого полотна, слишком и преглупо длинные, ибо когда их натягивают на руки, то не видно, длинны они или коротки, а из-за узости [они] тут же рвутся.

Пришивают на животе большие серебряные шнуры, которые кажутся более подходящими для конского, нежели для женского наряда. Носят шапки с четырьмя рогами — право противно [на них] смотреть. А некоторые женщины повязывают пояс под животом, а остальные ходят без пояса и без всякой подпояски: и то и другое для женщин очень непристойно, ибо заметны бывают те части тела, которые следовало бы получше прикрывать.

Дума об одежде

Одежда народов — разная, однако почти всю ее можно отнести к двум видам или разделить на две части. Один покрой — восточный, который принят у персов, греков, славян, татар, турок, венгров. Другой покрой — западный, который принят у немцев, французов и иных. Оба эти покроя различным образом изменяются: кое-где к лучшему, кое-где к худшему. Так что нельзя прямо и во всем похвалить одежду ни у одного народа, поскольку своевольные, неразумные люди часто [ее] изменяют. Но скорее следовало бы выбрать и взять из каждого покроя то, что окажется лучшим и более разумным, и скроить такую одежду, которая была бы наиболее пригодной для этой нашей страны.

2. Восточные и западные иноки носят просторное платье. Почему? Потому, что оно прибавляет человеку чести и достоинства. А в тесной одежде человек кажется слабым и незначительным и нагота его плохо прикрыта, так что чересчур видны его члены: толщина или неуклюжесть рук и тела, выпирающие плечи, живот и толстое мясо, и все это — некрасиво.

Если человек, облаченный в тесную одежду, придет на сборище людей, носящих просторное платье, ему станет стыдно и как-то боязно, будто бы он что-то украл, ибо знает [он], что нагота его плохо прикрыта и он кажется нагим среди одетых. Так бывает с венгром, когда он придет к немцам.

А пристойно свободное и нарядное платье прибавляет [людям] красоту и достоинство. Так, если итальянец, немец, испанец окажется среди множества венгров или наших людей, он, как лев, движет всем телом свободно и ловко. А ведь его одежда обходится намного дешевле нашего или венгерского тесного платья, ибо для нее не нужны ни краски, ни отделка, как для нашей.

3. Итак, мужская мирская одежда не должна быть ни слишком длинной, ни слишком короткой, ни слишком широкой, ни слишком узкой, а среднего размера и удобной для употребления. Обличье невозможно описать словами. Однако мы здесь немного поразмыслим о четырех вышеупомянутых качествах одежды, то есть о легкости, долговечности, дешевизне и пригодности.

4. Одежда должна быть легкой, чтобы [она] не мешала и не стесняла движений тела. Немецкие сапоги своей шириной мешают ходьбе. А русские платья и рукава из-за узости [своей] так стягивают руки, что человек с трудом может умыть лицо и с трудом одеться и не может ни бегать, ни удобно сидеть на коне, раздвинув ноги, а торчит, словно пень к седлу привязан.

5. Платье будет долговечным, если будет в меру просторным и нарядно скроенным. У русских, хорватов и венгров ты увидишь новое платье с разодранными рукавами, ибо рукава из-за [их] тесноты легко лопаются на локтях. А у итальянцев просторные рукава держатся так же долго, как и все платье. Там же есть обычай пришивать к платью рукава из другого материала или [другого] цвета, и для их одежды это очень подходит, но для нашей не годилось бы. Крыляки (или крылатые шляпы) и плащи очень удобны: они долговечны и сберегают для дома немало денег. Они очень полезны воинам. Очень выгодно вместо длинных штанов носить короткие штаны и чулки, ибо при одной паре таких штанов могут порваться две или три пары чулок, а не все сразу.

6. Дешевизна тоже зависит от хорошего обличья. На западных платьях более разумного покроя нет ни пуговиц, сделанных из золота и драгоценных камней, ни длинных поперечин с пуговицами, ни золотых твезов , ни шнуров, ни шелковых и золотых кистей, ни жемчужных нашивок, и, однако, ведь [эти платья] очень красивы и нарядны, и мужи в них выглядят достойно.

Испанцы, и итальянцы, и все более почтенные немцы носят одни лишь черные и серые платья. А цветные ткани они используют лишь для церковных нужд, для женских нарядов и для иных надобностей, [но] не для мужской одежды. А наши платья, если не имеют всей упомянутой отделки и расцветок, недостойны благородных людей. На то, что у нас один боярин по необходимости должен тратить на свое платье, оделись бы в указанных странах трое князей. Там бояре, князья и сами короли воздерживаются от этих украшений и носят простое платье не из иноческого уничижения и не из пренебрежения к миру, а из-за того, что обличье их одежды не требует цветных тканей, мехов, жемчуга, драгоценных камней, нашивок, твезов и кистей. Если бы кто-нибудь вырядился в цветное платье (разве что во время свадьбы или на войне), [он] проявил бы легкомыслие и был бы сочтен смешным. А у нас и крестьяне должны свои рубахи расшивать золотом, чего в других местах и короли не делают.

7. Пригодность одежды тоже зависит от разумного обличья или покроя: тесное платье плохо помогает прикрытию наготы и стыда, защите от холода и от зноя, достоинству и важности, устрашению врагов и украшению тела.

Немцы переносят крутые морозы без шуб, а мы, если не будем с головы до пят одеты в шубы, не можем жить. И сами немцы, одев наше платье, не могут переносить мороз без шубы. Почему это так? Несомненно, виновен в этом покрой одежды.

Таким образом, только покрой [одежды] — главная причина, которая делает платье красивым, нарядным, изящным, дешевым, достойным и для всего удобным. А мы из-за негодного, неумелого, уродливого покроя бываем вынуждены во всяких самых дорогих и в совершенно женских украшениях искать красоты и нарядности.

8. Немцы, итальянцы, испанцы живут в более теплых и солнечных странах, нежели мы, и однако их платье разумно скроено для защиты от холода, дождя, грязи и ветра. А мы, живущие в холодных странах, носим одежду, бесполезную в непогоду.

Эти же упомянутые народы имеют в своих странах шелк, шерсть, краски, золото и всякие украшения, кроме жемчуга и драгоценных камней. И [то] чего им не хватает, [они] сами привозят из Индии. А у нас. ничего из этих вещей нет, и привезти их мы не умеем, но приходится считать благом то, что они нам дают, и мы должны платить столько, сколько они у нас запросят. Однако покупаем мы у них всякие наряды и украшения и отдаем за них зеницу ока нашего, и лишь покрою одежды (от которого более всего зависит красота) мы не хотим у них научиться и даром.

А те народы лицом и телом красивее нас и, однако, любят такой строй [одежды], который сам по себе (без искусственных украшений) придает красоту и достоинство. А мы, коим гораздо более нужны добавочные средства для сокрытия грубости нашего облика, любим одежду, которая без искусных и дорогих украшений никуда не годится.

9. Чужеземцы видят все это и считают нас неразумными людьми, поскольку мы носим столь неудобную одежду, и потому пренебрегают нами и ни во что не ставят.

Сердце мое разрывалось от жалости, когда в некоем городе я видел, как послы царского величества ехали к ответу, разукрашенные жемчугом и другими драгоценностями, и, однако, в своих тесных платьях они вовсе не могли иметь величественного вида, и люди смотрели на них не с удивлением, а скорее с сожалением.

10. Венеция и некоторые другие города-республики имеют [особые] законы об одежде, которыми определяется, сколько денег дозволено тратить людям боярского сословия на свою одежду, и запрещается людям низших сословий носить шелк, жемчуг, золото и тому подобное. А в королевствах или в самовладствах такие законы непригодны. Нам не нужны законы об одежде, а гораздо больше нужна хорошая форма [одежды].

У спартанцев был закон, по которому одним только блудницам разрешалось носить цветное платье и золотые украшения (Paedagogi, кн. 2, гл. 10). 11. Итак. по-видимому, это дело насчет одежды ч достойно заботы и высоких дум короля: пусть поразмыслит, кто бы мог придумать покрой одежды, наиболее подходящий для всяких нужд и потребностей. Ибо то, что будет безрассудно придумано ничтожными простолюдинами, портными и своевольными юношами, со временем войдет в обычай у людей, и тогда властели5 сами короли вынуждены будут этому следовать. Это никуда не годится, но, напротив, как в остальных делах, так и в этом низшие люди должны следовать обычаю высших лиц и верховной власти.

12. А это королевское решение можно провести в жизнь так. Пусть новая одежда будет испытана на каком-нибудь из полков государевых стрельцов. И это на свете не новость, что королевские стражники носят платье, отличающееся от общего. У турок янычары носят удивительные шапки. У остальных европейских королей телохранители государя носят платья, отличающиеся от одежды всего народа не столько цветом, сколько покроем. И эта вещь весьма достойна королей, потому что умножает [их] величие, честь и достоинство и сокращает расходы, ибо если покрой одежды [стражников] не отличается от общего, то стражникам приходится пользоваться более дорогими украшениями, а если у них особая форма, то королевское войско распознают и без украшений, и [оно] сохраняет свое достоинство.

Позвать портных из разных стран и велеть им показать все свои покрои.

Кроме уничтожения вредного обычая (по которому наихудшие простолюдины носят жемчуг), хорошо было бы, чтобы жемчуг носили одни лишь царские стражники на платьях, которые им будут выданы из казны, и чтобы сами правители пренебрегали жемчугом и не употребляли ни жемчуга, ни [шитых] воротников, ни драгоценных камней.

13. Пресьян, король болгарский (как о нем говорится в сказании), дважды в год собирал своих бояр на угощение — один раз летом, а другой раз зимой и облачался тогда в платья, в коих не было ничего чужого или иноземного, но были [эти] платья искусно и красиво сделаны из местной шерсти, и из льна, и из кожи, и из других местных материалов. И тем [самым] король убеждал своих бояр, чтобы они не пренебрегали платьем, которое они видели на своем короле. А на большие праздники и для [приемов] чужеземных послов бояре облачались в иноземные платья, но жемчуга и золота не носили.

Царь Август (как о нем пишет Светоний) не носил иного платья, кроме отечественного, сшитого [ему] женой, сестрой и дочерью, и его челядью, и во всей своей остальной одежде соблюдал большую скромность: не было [у него] ничего королевского, а все недорогое и подобное одежде всех граждан.

Литовец Ягайло, король польский, никогда не носил никаких иных мехов, кроме овчин.

Эти примеры я привел скорее для назидания, нежели для подражания. Нам было бы достаточно добиться, чтобы [у нас] дома обрабатывались всяческими способами всякие кожи, и чтобы люди носили платья из них, и чтобы красили овечьи шкуры, и чтобы всякий материал обрабатывался бы дома, как было сказано в I части.

[Шитые] воротники не украшают, а скорее уродуют человека. Жемчуг — женское украшение и непристоен для мужчин.

А в особенности следовало бы запретить простым людям употреблять шелк, золотую пряжу и дорогие алые ткани, чтобы боярское сословие различалось от простых людей. Ибо никуда не гоже, чтобы ничтожный писец ходил в одинаковом платье со знатным боярином.

14. Если кто скажет: не подобает нарушать старый обычай, то мы ему ответим: не годится сохранять старые заблуждения. А особенно такие заблуждения, из-за которых мы должны нести несметные расходы, и все наше богатство уходит к чужеземцам, а королевство [наше] лишается наилучших земных плодов, и мы сами не можем пользоваться теми плодами, которые земля наша богато родит.

15. Если ничего иного не удастся обновить, то надо по крайней мере попробовать исправить дела в войске и дать воинам такую одежду, коя бы сделала их крепче, проворнее и лучше защищала бы их от холода и от воды. Ибо эта страна — одна из самых чрезмерно холодных, дождливых и болотистых стран, а одежда наша среди [всех] иных, известных нам одежд меньше всего полезна при холоде, дожде и грязи. Или же скажем обо всем [этом] одним словом: если бы кто-нибудь нарочно и намеренно захотел придумать дурную и ни на что не годную, некрасивую, дорогую, непрочную, смешную и ни в коей мере не подходящую для этой нашей страны одежду, не мог бы он придумать ничего иного, нежели то, что носят ныне на Руси.

16. Кто не верит, что эта наша одежда кажется всем иным народам некрасивой, пусть посмотрит на некие листы, на коих напечатаны короли разных народов, верхом и на конях, и сравнит красоту и достоинство русского платья и остальных.

Поистине надо или исправить эту безобразнейшую одежду, или вовеки не отправлять послов к иным европейским правителям, или давать послам из казны одежду иного покроя, если мы хотим сохранить уважение народов. Но об этом скажем побольше в разделе о послах.

17. Александр, завоевав Персидскую и Мидийскую земли и рассмотрев одежду этих народов, мидийскую одежду принять не захотел, а персидскую принял как более дешевую и удобную и из персидского и македонского покроев [одежды] сделал третий, смешанный, покрой. Ибо он как король и политик хотел привлечь [к себе] тех людей, которых победил силой оружия, и добиться их приязни, чтобы они лучше соблюдали верность и к тому же чтобы показать, что не король должен просить у подданных образцы одежды, а подданные у короля. И поскольку он был философом, он хотел оказать людям это благодеяние, чтобы одежда была для них полезной в том отношении, в каком она должна быть полезной.

Люди, которые охотятся на зверей (как пишет Плутарх), облачаются в оленьи шкуры, а те, кто охотятся на птиц, носят платья из перьев. Так же и тот великий король, желая приручить непокоренные народы, ублажал и утешал их с помощью [их] домашней одежды. И безрассудные люди упрекают его за это вместо того, чтобы дивиться [его] мудрости.

Раздел 7

О НРАВАХ И О НЕУМЕЛОСТИ НАШЕЙ И [О ТОМ], КАК СУДЯТ О НАС ДРУГИЕ НАРОДЫ

Разговор Бориса с Хервоем

1. Борис: Я, брат Хервой, часто думаю о несчастном положении всего нашего народа славянского, который, как ты знаешь, состоит из шести племен: русских, поляков, чехов, болгар, сербов и хорватов, и размышляю о том, каким образом мы стали посмешищем для всех народов, из коих одни нас люто обижают, иные — высокомерно презирают, иные — объедают [нас] и пожирают наши богатства у нас на глазах и — что печальнее всего — ругают, порочат, и ненавидят нас, и называют нас варварами, и считают нас скорее скотами, нежели людьми.

2. Хервой: Первая причина, по которой мы подвергаемся презрению, пренебрежению и поруганию [со стороны других] народов, — это наше невежество и наше неуважение к наукам, а вторая причина — наше чужебесие или глупость, из-за которой [мы] терпим, что чужеземцы властвуют над нами, и обманывают нас всеми способами, и делают с нами все, что они хотят. Именно из-за этого, а не из-за чего иного нас называют варварами.

Борис: Хотел бы я знать, что они имеют в виду, называя нас варварами.

3. Хервой: О Борис, имеют они в виду все дурное, что только можно себе представить. Однако, чтобы лучше понять, можешь разделить это на три части:

Во-первых, варварами называются народы дикие, лесные, зверские, не имеющие ни домов, ни хлеба, ни соли, вроде некоторых сибирских народов, калмыков и иных. Варварами называют также сыроедов, самоедов или людоедов и тех, кто не ведает Бога, вроде индейского народа — бразильцев, которые ходят голыми и поедают друг друга и в языке которых даже нет тех трех букв: R, Z, F, с коих начинаются следующие три латинских слова: Rex, Lex, Fides (король, закон, вера), ибо нет у этих людей ни государя, ни закона, ни веры либо познания Бога.

Во-вторых, варварами называются люди, таящие в себе какие-либо особенные пороки, скверны и недостатки и способные на всякое зло, то есть жестокие вымогатели, насильники и грабители, беспощадные кровопийцы, лютые мучители, ядовитые хитрецы, коварные обманщики, бездушные [и] безбожные клятвопреступники, нечестивые еретики и те, кои ничего не думают о грядущей жизни, и не боятся Бога, и не стыдятся людей.

В-третьих, варварами считаются неумелые народы, которые не знают ни благородных наук (или политических и философских знаний), ни главнейших рукодельных искусств. И те, кто ленивы, нерадивы, беспечны, неискусны и из-за леноети бедны, и [те], кто заботятся лишь о нынешнем дне и не предвидят будущего. Цицерон писал о таких:

«Жить со дня на день — варварский обычай, а мы в своих решениях должны иметь в виду вечность». И те, кои легко дают себя перехитрить и обмануть и на коих чужеземцы могут ездить, как хотят.

Знай же, Борис, что европейцы из всех христианских народов считают варварами два народа:

нас, славян, и венгров. И это не из-за первой причины (ибо мы не сыроеды и не самоеды) и не из-за второй [причины], ибо те самые народы, которые считают себя человечными и обходительными, а нас относят к варварам, далеко превосходят нас в жестокости, в лживости, в ересях и во всяких пороках и сквернах, и в нашем народе никогда не видали таких насилий, обманов, хитростей, клятвопреступлений, распущенности и излишеств, какие присущи этим народам.

И однако же мы одни должны быть варварами, дикими, зверскими, скотскими, злодеями, кровопийцами, обманщиками, хитрецами, клятвопреступниками. Почему? Из-за невежества, и лени, и глупости нашей.

Ведь они благодаря своей хитрости перетаскивают к себе все наше богатство, а нас оставляют в голоде и в наготе, и строят относительно нас всякие планы, и вертят нами, как хотят, и, сверх всего того, всячески нас позорят и оскорбляют своими бойкими речами. А мы из-за неумелости не знаем, как уберечься от их обманов и как ответить на их ругань и поношения, не разбираем, что для нас полезно и что вредно, что надо сохранить и что следует исправить, но должны все сносить. Причина этих бед — наше невежество.

4. Борис: О, горькая наша жизнь, раз мы позволяем чужестранцам так [нас] обманывать, соблазнять и за нос водить.

Хервой: Не [только], брат, водят, но ездят на нас, ездят, как на скотине, когда поедают все наше богатство, как здесь на Руси, и настолько нас обманывают, что мы позволяем им и властвовать над нами, как это происходит у поляков.

Борис: Но объясни ты мне, Хервой, поподробнее: как ты думаешь, по каким признакам чужестранцы больше всего судят о нас и осуждают [нас]?

Хервой: Чужестранцы судят о нас по поверхностным, внешним вещам, которые у всех наяву и перед глазами. То есть по обличью, языку и одежде, и по обычаям, по тому, как мы строим дома и делаем всякие орудия, и по [нашему] знанию наук и всяких ремесел.

Обличье наше — не первое и не последнее. Поэтому и ум наш, очевидно, не из последних, а из средних и достаточно подходит для изучения наук, особенно если мы приложим [к этому] большое усердие и настойчивость. Ведь некогда говорили: средний ум при большом усердии лучше, нежели первейший ум при малом усердии и распущенности.

Язык наш очень беден, преубог и ни на что не годен. Историй и разных преданий мы не знаем. Никаких достойных политических разговоров вести не можем. По этим причинам [другие] народы нас ни во что не ставят. А мы должны были бы исправить свой язык.

Покрой одежды — важный признак ума народов.[Те], кои выдумали самый подходящий покрой, явно превосходят [других] природным умом. Ибо хорошее обличье одежды во многом способствует осуществлению всех намерений в жизни. А плохое обличье одежды ничего не дает для тех целей, ради коих шьют одежду.

Дурной покрой заставляет нас делать непосильные траты на украшения, подрывает дух воинов, умаляет честь наших послов и всего народа перед чужестранцами, которые из-за этого зовут нас варварами и грубыми людьми. А в особенности запущенные волосы, и борода, [и] стриженая голова делают нас уродливыми, смешными, неприглядными и вроде каких-то леших между людьми.

Законами или обычаями называются добродетели и пороки, правда и неправда, достоинства и недостатки. Но мы здесь не касаемся этих главных обычаев, а говорим только о повседневных, обиходных обычаях или о человечности и грубости жизни, которые проявляются в разговоре, в еде, в постройке домов и в тому подобных вещах.

Еду и образ жизни наш чужеземцы ругают и приписывают нам грубость и неопрятность. Ибо деньги мы прячем во рту. Мужик дополна наливает братину питьем, обмакивает в нее оба пальца и подает гостю пить. Квас продают грязным. Посуда у многих оказывается немытой.

Датский король сказал о наших послах: «Если эти люди несколько раз ко мне придут, то мне придется построить для них свинарник, ибо там, где они побудут, полгода никто не сможет жить из-за смрада».

В иной стране о наших послах в общенародных еженедельных известиях было написано с насмешкой: «если, дескать, они заходили в какую-нибудь лавку, чтобы что-нибудь купить, то после их ухода целый час никто не мог войти [туда] из-за смрада».

А в некоем городе в гостинице под названием «У золотого вола» останавливались наши послы, и в [этой] обычно чистой обители был нестерпимый смрад и удивительная грязь.

Дома наши в некоторых местах оказываются негодными. Окна — низкие, или нет достаточных отдушин в избах, так что люди слепнут от дыма. А к лавкам прибивают доски, и под ними вечно бывает мусор, ибо вымести его невозможно, и зря пустует место, где можно было бы что-нибудь спрятать. Телеги наши сделаны очень плохо, и иные орудия никуда не годятся и так далее.

5. По всем этим причинам неудивительно, что чужеземцы нас осуждают и злословят о нас, и сами выдумывают и прибавляют многое, чего никогда и не было. Однако зло, проистекающее из-за несовершенства языка и из-за неудобства одежды, жилищ, посуды, орудий и из-за всего нашего образа жизни, не так еще велико. Гораздо большая беда для нас происходит по причине, которую я называю ксеноманией [или] чужебесием, то есть [из-за того], что мы дивимся всяким чужим вещам (и их ценим, хвалим и возносим), а свой собственный образ жизни презираем, уничижаем, отвергаем. Потому-то мы и принимаем всяких чужеземцев и дивимся их красивому обличим, звучному языку и привольному (а скорее — распущенному) образу жизни и даем им такую власть в наших странах, что они поедают все наше богатство и в конце концов ездят на нас самих, как хотят.

Иные просвещенные народы учат один лишь мудрый язык — латинский или греческий, потому что он потребен для [понимания] философии, а иных языков не учат. А наши поляки и хорваты, кроме того, что изучают дома латинский язык, еще скитаются по всей Европе и учатся без всякой пользы немецкому, итальянскому, французскому и венгерскому языкам, и если кто не знает какого-нибудь из этих языков, [того] считают недостойным своего сословия. Так, они сами унижают себя, свой язык и свой народ и выставляют себя на посмешище всем народам. Глядя на это, другие народы и выдумывают про нас мерзкие, гнусные пословицы. Вот некоторые из них.

6. Греки, желая сказать о холопе, рабе, невольнике или морском гребце, называют его по имени нашего народа «склавос», [то есть] славянин: «это мой славянин», то есть «это — мой невольник». Вместо «поработить» говорят «склавонин», то есть «ославянить». И сложили пословицу: «грек — красавец, арнаут — молодец, болгарин — не человек».

И венгры тоже [говорят]: «венгр — волк, итальянец — хитрец, немец — свинья, поляк — вор, славянин — не человек»; «телега — не воз, лепешка — не хлеб, славянин—не человек».

Итальянцы [говорят]: «либо царь, либо славянин», то есть либо первый, либо последний человек. А когда торгуются и торговец запросят слишком много, покупатель обычно отвечает: «я — не поляк», то есть я—не дурак.

Немцы [говорят]: «стереги свои вещи, чтоб поляки их не украли», или «венгр и хорват — один другого стоит, коль чеха к ним прибавить, воров там будет трое»; Своих подданных-хорватов они в насмешку зовут вшивыми и свинопасами и [говорят] не «хорват», а лишь [унизительно] — «хорватец».

Французы, увидев поляка, говорят обычно: «польский медведь».

Такие обидные горькие пословицы имеются на наш счет и у иных народов. А хуже всего, что глупые поляки сами способствуют своему позору и говорят:

«Поляк — вол, литовец — кол, [а] немец —роза». Не подобает нам самим о себе злословить, а — напротив — следует внимательно разобрать, что о нас иные народы говорят, и постараться исправить то, что они ругают и что достойно исправления. Ибо пословица говорит: «Гость иногда за три дня увидит в доме больше, чем хозяин за целый год».

7. Борис: А я бы сказал: кто лает, пусть лает, как пес. Соседи злословят о нас из ненависти, а мы не станем их слушать. Они презирают нас, а мы будем презирать их. Тот, для кого я варвар, пусть будет и для меня варваром.

Хервой: Ты очень ошибаешься в этом, брат, ибо не так легко все делается, как говорится. Кто пренебрегает мнением всего света, тот не знает ни стыда, ни чести, но подобен неким древним дуракам, кои сами себя называли философами, но все люди звали их «циниками», то есть псами, потому что [они], словно псы, не знали стыда и говорили, что ничто не стыдно и что люди не должны ничего стыдиться. Того, кто отбрасывает стыд, воистину можно причислить к псам.

Раздел 8

О РУССКОЙ ЗЕМЛЕ

До сих пор мы говорили обо [всем] славянском народе вообще, а теперь перечислим причины бедности и богатства, несчастий и счастья сей Русской земли.

Причины несчастий

1. Первая причина несчастий и бедности — роскошь в одежде. Рубахи вышивают золотом и шелком, сапоги прошивают медными нитками, мужчины носят жемчуг — такого безобразия нет нигде в Европе. Наигоршие черные люди носят шелковые платья. Их жен не отличить от первейших боярынь. Жемчуга в стране нет, а все до самого низшего хотят носить жемчуг. Красок в стране нет, а все до самого низшего хотят носить крашеные ткани.

2. Вторая причина — неплодородие земли. Ибо в стране нет своих драгоценных камней, жемчуга, кораллов, красок; золота, серебра, меди, олова, свинца,/ ртути, железа хорошего; шелка, бумаги, шерсти для тканей, перца, шафрана, сахара, гвоздики и иных пряностей; мирры, тимьяна, муската и иных благовоний; винограда, древесного масла, миндаля, -изюма, смоквы, лимонов и многих плодов; риса, бальзама, камфары, янтаря и всяких целебных снадобий, трав и кореньев; известняка, хорошей глины для кровельного кирпича, хорошего леса для построек.

3. Третья причина — долгие зимы. Ибо они требуют много дров и сена, припасов для людей и для скота. А лето бывает коротким, холодным и дождливым, так что многие и хорошие плоды не могут уродиться, а те, что уродятся, трудно собрать из-за дождей и недостатка времени. И поэтому прокормить можно лишь] немного живности и скота, и скот, что здесь водится, — мельче, чем где-либо.

А удивительнее всего, что не только на Руси, но и у поляков, и за Дунаем — у болгар, сербов и хорватов — везде, где распространен славянский язык, водятся [лишь] маленькие лошадки, а повсюду вокруг нас — у татар, у турок, у венгров и у немцев водятся более крупные, могучие, быстрые и гораздо лучшие кони.

Мы — велики телом, а кони наши малы. Татары меньше нас ростом, а кони у них сильнее и лучше. Поэтому крымские конники оказываются легче наших.

4. Четвертая причина — злые соседи и злые гости. Крымцы, ногайцы и иные варварские народы часто опустошают и разоряют эту страну. Шведы при каждом удобном случае всегда обманами что-нибудь отторгают. Греки вывозят много нашего добра за ненужные и фальшивые камни и за стекло. А немецкие торговцы и полковники все остальное наше богатство и имущество дочиста выгребают, поедают и от нас уносят.

5. Пятая причина — малочисленность жителей или пустынность земли. А происходит это из-за крутых и жестоких законов, о которых придется говорить ниже.

Причины счастья

[Тот], кто не ценит благодеяний, уже оказанных ему Богом, не достоин, чтобы ему их снова оказали. Если мы хотим удостоиться от Бога новых общенародных благодеяний (то есть мира, безопасности и благополучия в делах), [мы] должны понять, признать и оценить все благодеяния, кои уже были нам щедро дарованы Богом до сих пор (а говорим мы здесь лишь о мирских благах). Итак, какие же Божьи милости оказаны этому царству и благодаря чему это королевство должно считаться счастливым?

1. Самое первое, самое важное и самое главное из всего остального — это совершенное самовладство. Это — жезл Моисеев, которым царь-государь может творить все необходимые чудеса. При таком строе правления легко могут быть исправлены все ошибки, недостатки и извращения и могут быть введены всякие благие законы.

Мы [правильно] воспримем это благодеяние, если будем во всем покорны царю-государю, как Божьему наместнику, и если государь даст сословиям подобающие привилегии. А кроме того, надо сохранять мир с мирными, никого без причины не обижать, заключать союзы с подобными себе народами, не пренебрегать счастливыми обстоятельствами, и случаями, и Божьими благодеяниями.

2. Вторая [причина] — безопасные рубежи, ибо со стороны Студеного моря это царство не боится никакого врага. А около Сибири нет сильных королей, но живут калмыки и иные кочевые народы, и [нам] нечего бояться каких-либо жестоких войн с ними.

3. Третья причина — хорошие соседи, такие, как персы, с коими можно торговать повсюду в их стране и от коих не боимся нарушения мира. Хорошие соседи также поляки и литовцы. Мы не боимся, что они начнут войну, если мы [сами ее] не начнем. А можем с ними заключить и очень выгодный союз, о чем в другом месте [будет сказано] больше.

4. Четвертая причина — удобства для большой торговли. Ибо мы можем принимать товары у разных народов и переправлять [их] разным иным народам, как это делают гданчане и безмерно и бесконечно богатеют из года в год.

Мы можем от немцев перевозить товары к туркам, персам, черкесам, калмыкам, бухарцам, китайцам, даурцам, а товары этих народов снова отвозить к немцам, к полякам и к литовцам. Можем построить новые большие торжища, подобные Архангельску: во-первых, на Дону, во-вторых, в Астрахани, в-третьих, у калмыков, а иные, меньшие [торжища] — в Путивле, на литовском и на шведском рубежах, в Даурии, в подобающих местах на Хвалынском море.

Можем разослать своих торговцев, чтобы они жили и торговали по всей Бухарской и по всей Персидской земле, как обо всем этом уже было сказано в другом месте.

5. Пятая причина — удобства для водоплавания или судоходства. Мы имеем пристани на Студеном и на Хвалынском море, а имели их и на Черном море. Имеем судоходные реки: Двину, Дон, Волгу, Иртыш, Обь и иные. Имеем в изобилии коноплю, смолу и лес, пригодный для постройки кораблей, челнов и всяких ладей, но судоходства мы либо не знаем, либо мало что в нем понимаем. Нужно бы наполнить нашими кораблями Хвалынское море.

На реках всей страны, особенно на сибирских реках, надо бы обратить большое внимание на судоходство и распорядиться обо всем, что для этого необходимо. Ибо вся сила сибирской земли в ее реках, и [тот] кто хозяин рек, тот хозяин и этой земли.

Надо было бы узнать, есть ли какой-нибудь водный путь из Сибири в Даурию, в Китай и в Индию и от Мангазеи и от Оби к Архангельску.

6. Имеем и домашние товары: мех, лосиные шкуры, крашеные кожи, коноплю, поташ, икру, рыбу, мед, воск, хлеб, мясо, лен и иные. Мы [правильно] воспримем эти Божьи милости, если не растратим их даром. Надо так продавать чужеземцам свои блага, чтобы самим не лишиться их, а чтобы было установлено какое-то определенное количество: сколько и какого товара можно каждый год разрешать вывезти из страны — и не более того. А сделать это можно только в том случае, если все чужеземные торговцы из страны уедут и если царь-государь всю ввозную и вывозную торговлю возьмет в свои руки.

Раздел 9

О РУССКИХ ОБЫЧАЯХ —

ИЗ ОПИСАНИЯ НЕКОЕГО НЕМЦА.

О НЕМЕЦКОМ ЗЛОСЛОВИИ

Голштинский князь; желая перехватить астраханскую и архангельскую торговлю в году 7141 и в трех последующих [годах], отправил [своего] посла к персидскому королю. Дьяк этого посла — некий Адам Олеарий — описал это преславное Русское государство и среди многих иных вещей так написал о русских обычаях и о нравах:

1. Если рассмотреть натуру, обычаи и образ жизни русского народа, то русских по праву можно назвать варварами, ибо [они], пренебрегая благородными науками, пребывают в прирожденном невежестве, глупости и грубости.

2. У русских довольно хороший и острый ум, но, подчиняя его одной лишь корысти и своим страстям, они становятся порочными и злонравными. Поэтому Яков, посланник датского короля, в своем описании Руси называет их лживыми, упрямыми, несдержанными, изменчивыми и, попросту говоря, бесстыдными и способными на всякое зло, уповающими на силу, а не на разум, и отвергнувшими всякое благонравие. Пороки их особенно проявляются в обманах при торговле и других сделках, когда посредством ссуды или другим путем они передадут что-либо в чужие руки, а потом обвиняют того, будто бы он это украл. Такие обманы часты среди них. Из этого легко понять, насколько сердечно они обращаются с чужеземцами и насколько следует доверяться таким людям.

3. Люди, принадлежащие у них к какому-либо более высокому сословию, чем остальные, настолько спесивы и высокомерны, что при каждом случае и в [каждом] слове выказывают это свое высокомерие. Грубость обычаев у них видна на каждом шагу. А, помимо всего, общение с ними противно вследствие запаха чеснока и лука — обычной их еды. Повсюду у них — распущенность, блуд, срамословие и бесчестие, и мы можем вместе с упомянутым Яковом-датчанином сказать в заключение, что русские отбросили всякую честь и срам.

4. Причина всех этих недостатков и пороков — праздность и пьянство, в коем они окончательно потонули. Ибо пьянство у них настолько распространено среди людей всех чинов и сословий, церковников и мирян, мужчин и женщин, что ежедневно на улицах и в грязных лужах находят пьяных людей, лежащих замертво. Этому распущенному пьянству способствует и обычай, по которому принимают гостей. Когда придешь в какой-нибудь дом, тебя тут же примут с чарами горилки и повторят их столько раз, что порой во время пития и душа выходит вон. Бывали разные примеры, что это случалось с людьми высшего сословия и с послами, кои должны были бы особенно блюсти свое достоинство и звание перед чужими народами. Один из таких случаев произошел в 7116/1608 году с неким [русским] послом в Швеции, который чрезмерно упился крепкой горилкой и на следующий день утром, когда ему надо было предстать перед королем, был найден мертвым в постели.

5. Наказанье батогами и плетьми у них весьма распространено. А то, что и натура у них холопья, видно по нижайшим поклонам, при которых они бьют челом до полу; и после битья батогами восхваляют того, кто велел их бить.

Подданные всех чинов и сословий должны все называть себя «холопами великого государя». Князья и бояре также должны проявлять холопство и подписывать свои челобитные уменьшительными именами: Федька, Ивашка, Пашка, Васька, не Феодор, Иван, Павел, Василий. Так же обращается к ним и великий государь, когда зовет кого-нибудь [из них]. И если какой-нибудь боярин в чем-либо провинится, ему назначают варварские и холопские наказания.

6. Холопов бояре держат у себя много: до пятидесяти и до ста на одном дворе. Живут [холопы] на обычное жалование, которого с трудом хватает на их нужды, и поэтому часто совершают разбои и воровство. Редко минует ночь, чтобы не было найдено много убитых, особенно во время больших праздников и заговения, когда напиваются, как бешеные. Во время нашего пребывания, одиннадцатого декабря, на земском дворе числилось пятнадцать мертвецов.

Во время покоса и этих холопов посылают косить сено, и тогда под Москвой [они] совершают много разбоев, и это им сходит с рук, ибо им потакают хозяева, которые платят им так, что едва хватает на одежду.

7. При этой грубой и холопской натуре [они] бывают усердны и прилежны на войне и порою достаточно храбры (хотя древние римляне не допускали в войско таких дурных людей, ибо в те времена воины заботились о могуществе и о благе народном, а нынешние наши воины думают лишь о грабеже и о своей корысти). Эти русские, будучи холопами, легко подчиняются чужеземным начальникам, если не достает домашних, и проявляют больше храбрости и воодушевления в острогах, нежели в поле. Прежде бывали случаи, когда они предпочитали спалить в огне одежду или помереть от голода, нежели сдать острог. В Падисе — в Ливонской земле — русские, оставляя острог, не смогли встретить немцев в воротах, будучи полумертвыми от голода, и летописец счел это достойным удивления. Их можно прямо назвать воинами и защитниками крепостей, и сколько они могут, столько терпят за своего государя. Но при осадах крепостей и в битвах они не проявляют одинаковой храбрости, ибо всегда терпели поражения от поляков и шведов, будучи готовы скорее бежать, нежели смело ударить по врагу или гнать его.

8. Знатные люди и первейшие торговцы живут в каменных палатах, которые начали строить тридцать лет назад. Раньше они жили в маленьких деревянных домах, где помещалось лишь немного бедных вещей, да и ныне они довольствуются тремя или четырьмя глиняными горшками и таким же числом деревянных блюд. Серебряная посуда встречается очень редко, кроме нескольких чаш для вина или для меда. И не прилагают много сил, чтобы чистить ее, так что сама великого государя серебряная и оловянная посуда, с которой угощали наших послов, была такой вымазанной, что было противно смотреть, и казалось, что ее целый год не чистили.

Стены изб не украшены оловянной посудой (как в Немецкой земле), а голые или затянутые паутиной. Постели набивают не перьями, а шерстью или соломой; служат им ночной постелью и платья, которые носят днем. Летом спят на лавках или где-нибудь, а зимой на печи. Там помещаются муж и жена, дети и челядь, а иногда в товариществе с ними бывают и куры, и свиньи.

В еде они неприхотливы, но бывают довольны, если есть у них каша, капуста, огурцы и соленая рыба, которая, хотя порой и сильно пахнет, однако им нравится. Приправа ко всем блюдам у них одна: лук и « чеснок, запах которых заполняет дома черных людей и дворцы князей и самого великого государя.

На пирах показывают чудеса в яствах и питиях. Однако они не думают привлечь этим новых приятелей или сохранить старых, а действуют из корысти, ибо по принятому обычаю гости должны на другой день прийти и отблагодарить хозяина богатыми подарками. Начальники приказов обычно по три-четыре раза устраивают такие пиры за счет приглашенных торговцев.

9. Великий государь часто шлет большие посольства к римскому царю, к королю шведскому, датскому, персидскому и к иным (то есть к польскому, английскому, турецкому, французскому и китайскому королям, к крымскому и грузинскому царям, к флорентийскому, прусскому, курляндскому, голштинскому и к черкесскому князьям, к бухарцам, калмыкам, брабантцам, гамбуржцам и венецианцам и даже к мальтийским крестоносцам). И с этими посольствами шлет великие дары, как это видно на примере одного посольства, отправленного к римскому царю в 7103 (1595) году с такими подарками: соболей 206, куниц 1038, черных лисиц 240, красных лисиц 674000, бобров 6000, волков 2000, лосей 148. Всего в списке 683 тысячи 632 меха.

В Москву также приходят разные послы и бывают надолго задержаны, неся большие расходы. А иные живут там под именем консулов, агентов, резидентов, то есть приказчиков разных правителей, и имеют собственные дворы или дома, где живут на свой счет. А от калмыков, от чудских мурз и от других диких народов или от татарских орд послы приходят без иных причин, лишь для получения подарков.

10. Русские легко переймут и научатся, если им ] что-нибудь будет показано иностранцами. Поэтому, если кто-нибудь хочет получить выгоду от какого-нибудь искусства, надо не показывать [его] русским.

[Все] это и много другой ругани и оговора написано вышеупомянутым соглядатаем.

Раздел 10

ОТВЕТ НА ХУЛУ, КЛЕВЕТУ И СОБЛАЗНЫ ЧУЖЕЗЕМЦЕВ

1. Об остальном нашем славянском народе (то есть о поляках, хорватах, сербах) мало что пишут другие народы, а только язвят их обидными пословицами, как мы уже говорили выше. Не пишут о них особых книг, ибо находятся рядом с ними, и каждый день общаются, и дела их известны им и без книг.

Лишь о русском народе и об этом преславном государстве написали не одну, а множество особых книг, потому что страна эта отдалена от европейских народов, и вещи эти им менее известны, и потому что Бог по своему милосердию недавно изволил возвысить здесь столь огромное и сильное королевство, каким оно является ныне.

Первым, кто написал книгу о Руси, был Сигизмунд Герберштейн, посол немецкого царя к великому князю Василию Ивановичу, а за ним — Филипп Пернштейн — посол из той же страны к царю Ивану Васильевичу. Третий — Антонио Поссевино — папский посол. И те никаких ругательств и клеветы не пишут. А Паоло Джовио, епископ, в своих исторических книгах еще и похвалу пишет этому государству, [рассказы] о котором он слышал в Риме из уст посла Димитрия, отправленного царем Иваном, и царя этого зовет так: «славный защитник христианской веры».

Не имею я ныне этих книг и не помню хорошо, что там написано. Знаю лишь, что о наших обычаях и житии они пишут не так злобно и язвительно, как вышеупомянутый хулитель, не преувеличивают и не расписывают наши слабости и не выставляют на посмешище наши обычаи, ибо они хорошо знают, что всем народам одинаково присущи грехи и недостатки. Они также не хулят наших простых вещей и скромного нероскошного образа жизни, ибо знают, что скромная жизнь более достойна похвалы, нежели роскошь.

Однако и они не все хвалят, а некоторые вещи считают необходимым исправить: например, [считают], что народ должен учиться наукам. И, говоря о крутых законах царя Ивана, не все хвалят. Но, как я сказал, я не могу сейчас достаточно судить об этих писателях, ибо не имею их [книг] под руками.

2. Петр Петрей, немец, написал толстую книгу об этом царстве, и каждая ее страница полна вся ядовитых, оскорбительных обидных слов и лживых рассказов. Он называет свою книгу «Русской историей» или исторической книгой, но правильнее назвать ее пасквилем, то есть клеветнической, язвительной, шутовской, ругательной книгой. Нельзя здесь привести из нее ни одного примера. С начала и до конца в ней нет [ни одной] страницы без ядовитой ругани. Никто не может изобразить проклятых бесов более худшими, мерзкими, безобразными, страшными, чем он изображает наш народ. Он делает нас хуже турок, татар, самоедов и всех адских бесов.

А немцы в Москве, однако же, держат [эту книгу], читают и ценят ее, ибо там подробно и пространно описано Расстригино воровство, и Московское разорение, и вся Русская земля, города и реки, и [написано] насколько какое место отстоит от другого, и все, что считается нужным знать.

А о себе самом он пишет, что жил, дескать, я четыре года на жалование великого государя и чуть ли не всю Русь повидал сам, своими глазами. А как он потом попал к шведскому королю, ни он не говорит, ни я ниоткуда не могу узнать.

Немцы считают поэтому истинным все, что лает это клеветник, и поэтому напрасно думают много плохого о нашем народе.

Ядовито пишет Яков, датский посланник, но я [этой] книги не видел.

Гейденштейн написал большую книгу об одних лишь жестоких мучительствах при царе Иване. Описывает изо дня в день, кого и как этот царь приказал убить.

Соломон Геннинг написал «Ливонскую летопись», и там [сказано] о русских делах.

Хаммельма составил «Ольденбургскую летопись», и там также [сказано] о русских делах.

Ацернус написал целую книгу о Руси.

Давид Хитрей, Павел Одерборн и автор книги, названной «Архонтология», наряду с иными вещами пишут и о Руси, но я их сейчас не имею в виду.

Одним словом, они все, когда пишут что-либо о русском или о каком-нибудь славянском народе, пишут, как видим, не историю, а язвительную и шутейную песнь. Наши пороки, несовершенства и природные недостатки преувеличивают и говорят в десять раз больше, чем есть на самом деле, а где и нет греха, там его придумывают и лгут. И пишут о нас также оскорбительные, лживые истории, вроде того, что, дескать, некогда русские великие государи должны были по необходимости и по уговору пешком встречать крымского посла, ехавшего на коне, и подавать ему с почетом из [своих] рук кобылье молоко, а посол, пивший молоко, нарочно проливал его на конскую гриву, и великий государь должен был якобы слизывать языком это молоко с гривы. Такие басни эти милые писатели выдают не за шутку, а за истину. Басни эти похожи на то, что немцы сами рассказывают о своих швабах: будто бы швабы всемером одним копьем убили зайца. И [будто бы] силезцы съели орла вместо зайца и т. д.

3. Нам надо заметить, что четыре первых писателя — Герберштейн, Пернштейн, Поссевино и Джовио — были людьми римской веры. И поэтому они не ругают [нас], не срамят и не преувеличивают наши грехи. Но напротив, они хвалят то хорошее, что видели, и особенно Пернштейн пишет, что люди здесь ревностно ходят к богослужениям и долго остаются в церквях на молитвах: на заутренях, обеднях и всенощных. Так добрые [люди] хорошее говорят, а о дурном молчат, даже если что и знают. А дурные [люди] о хорошем не упомянут, но лишь расписывают и вдесятеро преувеличивают [все] дурное.

Ведь Адам Олеарий, и Петрей, и Яков-датчанин, и все остальные писатели, которых я назвал выше, были людьми лютеровой ереси, и оттого они говорили по своему обычаю и учению. Ибо надо знать, что Лютер и его последователи ничего иного не могли и не могут поставить в вину римской церкви, кроме греховной жизни церковных людей. Поэтому они ничего иного не делают, а только расписывают поповские грехи и тем [самым] вводят людей римской веры в свою ересь.

Здесь они, следовательно, поступают так же: расписывая и преувеличивая грехи русских, стараются этим оскорбить и погубить православную веру.

Если случится нам говорить с лютеранами, мы сможем им сказать: Почему римские писатели не пишут о нас такой хулы, как ваши лютеранские писатели? Лютер и все ваши учителя ничем иным не отвращали людей от римской веры, кроме как описанием и преувеличением поповских грехов. Привыкнув от рождения к оговору и к ругани, они не могут иначе поступать и с нами, но расписывая и преувеличивая наши грехи, желают тем самым погубить и нашу православную веру.

4. Во-вторых, вы, будучи красноречивыми и многословными, одолеваете нас языком и поэтому легко наговариваете на нас всякую всячину, ибо мы из-за отсутствия у нас красноречия не умеем придумывать про вас такие же истории и отвечать вам.

Так греки некогда считали людьми лишь себя самих, а всех иных людей считали варварами или скотами. Однако дошло до того, что те, кого греки звали варварами, ныне зовут варварами греков.

5. В-третьих, вы ругаете нашу скромную бедную жизнь и считаете ее лишь грубой, варварской и нечистой. А о своей расточительности и пышной, но праздной жизни вы судите так, будто бы все это ниспослано с неба и нет в том никакого греха. А если бы мы придерживались вашей распущенности, чревоугодия и изнеженности, и если бы тонули в пуховых постелях, и если бы спали до полудня, и если бы ели яства с тысячными приправами, тогда бы вы сами ругательски нас ругали как расточительных и распущенных, а свою скромность возносили бы до небес. А ныне, когда видно, что мы довольствуемся немногими и бедными вещами и простой едой, [то эту] скромность, которой вы сами лишены, называете нечистотой и варварством.

А что касается грехов, то мы сами признаем, что мы грешны. Но вы так расписываете наши грехи, будто у вас самих не было таких. А если бы у нас были общие гостиницы, как в некоторых ваших городах, а в тех гостиницах — портреты разных шлюх и всякой назначена своя особая цена, и какую [из них] гость захочет, ту ему корчмарь и приведет? Да если бы, скажем, у нас было такое заведено, чего бы вы о нас ни говорили! Но правильно говорит Спаситель: «О лицемер, вынь прежде бревно из своего глаза, а затем уж сучок из чужого».

6. Такими и иными словами мы можем отвечать врагам. Но между собой мы должны рассуждать иначе и понять, что эти хулители не все говорят всуе. Особенно насчет пьянства, ибо поистине на всем широком свете нет такого мерзкого пьянства, как у нас. Велика также в этой стране лживость и недоверие к людям и некоторые иные пороки, о которых лучше будет сказать в другом месте. И мы должны понять, по каким причинам возникает это гнусное пьянство и иные пороки. То есть надо знать, что эти дурные обычаи возникают не от природы и не от веры (как хотелось бы немцам). Ибо этот же наш народ и эта же наша православная вера имеются и в других местах, но, однако, [там] нет таких мерзких обычаев.

Это можно видеть у сербов, у греков и на Белой Руси. Откуда же возникают эти дурные обычаи?

Ответ: из-за дурных законов, о чем мы скажем подробнее в другом месте.

7. Когда греки, немцы и дурни-поляки получают в этом царстве или на Белой Руси назначенные [им] подводы, они обычно нещадно бьют бедных селян и говорят: «Эти люди — варвары, а варваров надо только бить, если хочешь от них добра». На такое оскорбление не словами надо отвечать, а палками, и оставить этим изнеженным пышным политикам такую памятку, чтобы помнили, в каком месте видели варваров.

8. Поляки безмерно и бесконечно восхваляют свои вольности или свободы и глупо да гнусно хулят самовластное правление. Изнеженные, избалованные и привыкшие к роскоши немцы хвалят свои перины, а распущенные поляки хвалят свой беспорядок и твердят пословицу: «Польское королевство держится беспорядком». Об этой вещи нужен долгий разговор, так что мы здесь кончим, сберегая ответ полякам для иного удобного места.

9. У немцев так много колдунов и колдуний, что порой целые города бывают полны ими, и в числе их находятся высшие городские власти. На нашей памяти в Австрийской земле почти что все судьи города Гамбурга вместе с женами были сожжены за колдовство. колдовство. А когда в великом Гамбурге судьи захотели, чтобы палач выпытал под пытками у трех колдуний о других [их] подругах, палач им это отсоветовал, сказав: «Вам, государи, не искоренить этого. Ведь если бы стоял на площади большой пивной чан, полный воды, и все колдуны и колдуньи этого города омочили в нем по одному лишь пальцу, то к вечеру в чане не осталось бы воды». И прочее.

Раздел 11

ОБ ОБЩИХ СВОЙСТВАХ И НЕДОСТАТКАХ НАШЕГО НАРОДА

1. Торговцы, желая испробовать золото, растирают его на камне, на котором растерто иное различное золото и медь, и, сравнивая одно с другим, видят его цвет и узнают качество. Так же точно королевский советник, если хочет познать нрав своего народа, должен сравнить его с иными народами и должен понять причины, по которым многие вещи обстоят здесь так, а в других местах — иначе.

Поэтому, сравнив, [мы] скажем:

2. [1] По красоте лица и телосложению мы не можем сравняться с иными, более красивыми народами.

2. Язык наш скрипуч, нуден, убог и, действительно, беднее всех знаменитых европейских языков.

3. И поэтому неудивительно, что и ум у нас неразвитый и медлительный и что мы не сильны ни в каких хитростях. Все великие народы превосходят нас хитростью, а главная вина тому — несовершенство языка: ибо чего мы не можем назвать словами, того мы не можем и придумать, как следует.

4. А признаком того, что мы сами не можем ничего хорошо и умно придумать, является нескладность нашей одежды. Так что во всяком мудром деле мы должны брать пример и образец у иных народов.

3. Хервой: Мне, брат Борис, всегда бывает жалко и стыдно, и я сержусь, когда подумаю о высокомерии наших людей.

Борис: О каком высокомерии ты говоришь?

Хервой: К примеру, что мы заносимся и кичимся из-за того, что самоеды, остяки и калмыки по сравнению с нами кажутся грубыми, нечеловечными или варварами. А это должно было бы послужить нам поводом не для высокомерия, а для уничижения и вразумления. Ибо насколько эти народы по сравнению с нами являются дикими и зверскими, настолько и мы по сравнению с иными народами кажемся грубыми и невежественными, так что из-за нашего невежества другие народы считают нас тоже дикими.

Борис: Молви доброе слово. Не годится нам самих себя оговаривать и ругать. Плоха та птица, что сама свое гнездо поганит.

Хервой: Правильно ты замечаешь. Чужеземцам я бы таких слов не говорил, а, напротив, старался бы всячески скрыть и утаить от них наши недостатки. Но мы сами между собой не должны замалчивать общего зла и самих себя обманывать, так же как не годится таить от врача рану, если хочешь, чтобы он ее исцелил. А, с другой стороны, мы зря скрываем то, что весь свет видит. Чужеземные книги полны рассказов о невежестве и о недостатках наших. То, что видит в нас весь мир, мы одни не видим и не знаем.

Борис: Прошу тебя, расскажи мне что-нибудь об этих вещах.

4. Хервой: Я считаю наш народ средним между цивилизованными и отсталыми народами. Дикими я называю татар, калмыков, остяков, цыган и подобных им людей, кои не имеют ни жилья, ни человеческих порядков. Мы превосходим их человечностью, но, с другой стороны, некоторые из них превосходят нас ловкостью, другие проворством и почти все — плутовством либо хитростью.

А человечные народы (то есть итальянцы, французы, немцы, испанцы и древние греки) превосходят нас человечностью и всеми врожденными свойствами ума и тела: обличьем, речью, умом, здоровьем, одушевлением, трудолюбием и способностями. Также — правдивостью, набожностью, трезвостью и всяческим благонравием. Также — и всякими дурными чертами и пороками и особенно злословием, руганью, злобой и жестокостью. Ибо у этих народов есть множество страшных ругательств и проклятий и множество нечестивых и срамных слов, которых наш язык лишен, и эту его бедность можно почитать за счастье, как давно заметил папский посол Поссевино. А единожды разгневавшись, они умерят [свой гнев] не иначе, чем в гробу, и [с тем], с кем однажды поссорятся, вовек взаправду не помирятся. А в мести не знают никаких ни меры, ни милосердия.

5. Мы же по сравнению с этими политичными народами не вполне чистоплотны, мало холены, полунемы, в науках не сведущи, всякими вещами бедны и почти что совсем нищи. А кроме всего этого, мы отягощены некоторыми общенародными пороками, особенно ленью, расточительностью, а что хуже всего — весь народ пьянствует от мала до велика, миряне и церковники, наинизшие и наивысшие.

Отсутствие красноречия, лень, разгул и расточительность — наши врожденные свойства или четыре первоначальные черты, из коих мы кажемся созданными.

6. Из всех народов именно мы от природы особенно разгульны и расточительны. Ибо и давнишние наши предки, пребывая еще в язычестве, главным идолом считали Радигоста (покровителя пиров и угощений), в честь коего пировали и опивались. А ныне вместо праздника Радигоста мы празднуем две недели святого Николу, и масленицу, и всю святую неделю, и крестины, и именины, и поминки и особые праздники. И прежде бывали придворные пиры для послов, и еще бывают придворные угощения для бояр, священников и дворян. И во всех этих случаях мы все и всегда напиваемся домертва.

Что сказать о нашем пьянстве? Да если бы ты, Борис, весь широкий свет кругом обошел, нигде бы не нашел такого мерзкого, гнусного и страшного пьянства, как здесь на Руси. Между тем ведь в иных, более теплых странах пьют гораздо больше хмельного питья, нежели у нас. А в иных местах пьют и меньше, однако ведь нигде нет такого удивительного пьянства.

Пьянство же — самый гнусный из всех пороков и грехов, который делает нас противными Богу, отвратительными для всех народов, ни на что негодными и превращает нас из людей в скотов. У итальянцев, испанцев и турок муж, которого однажды увидят пьяным, теряет все уважение и не считается достойным никакой общественной должности, ни большой, ни малой.

Борис: Открой же мне причину этого нашего столь гнусного и поразительного пьянства.

Хервой: Об этом — в ином месте, а пока что закончим начатый разговор. Так вот суди:

Во-первых, у нас — среднее обличье, а чужеземцы — красивы и, следовательно, горды и надменны, ибо красота порождает гордость и надменность. И поэтому они нас презирают, уничижают, ни во что не ставят, оплевывают.

Во-вторых, мы лишены красноречия, а их язык богат, красноречив и полон оскорбительных, ругательных, насмешливых, язвительных слов.

В-третьих, мы — тяжелодумы и простосердечны; они — преисполнены всяких хитростей.

В-четвертых, мы — расточители и кутилы и не ведем счета приходу и расходу, а раскидываем свои деньги даром; они — скупы, жадны, все объяты корыстью. Днем и ночью заботятся лишь [о том], как бы наполнить свои мешки, а наши пиры и угощения осмеивают.

В-пятых, мы — ленивы в работе и в учении; они — старательны и не проспят ни одного подходящего часа.

В-шестых, мы довольствуемся убогими вещами и скромной жизнью; они — не знают меры в роскоши, и бесконечно изнежены, и вовек не насыщаются, а всегда раззевают рот и хотят иметь все больше и больше.

В-седьмых, мы — жители бедной земли; они — уроженцы богатых, роскошных стран — приносят к нам всякие товары, служащие для роскоши и наслаждений: жемчуг, шелк, камни, виноград, сахар, плоды, и прельщают нас этими приманками, как охотники зверей.

В-восьмых, мы говорим и думаем попросту и попросту поступаем: если поссоримся, то снова и помиримся; — у них сердце — скрытное, неискреннее, ядовитое, и лицо — обманчивое, и обидного слова, кое им скажешь, до смерти не забудут; если однажды с тобою поссорятся, вовеки по-настоящему не помирятся, но и после примирения всегда ищут случая, чтобы отомстить.

8. Из того, что сказано, пойми и заключай так:

Во-первых, природным недостатком народа нашего, как мы уже говорили, является любовь к пирам и тщеславное гостеприимство и вследствие этого расточительность и обнищание. А за этим неизбежно следует жестокость по отношению к подданным. Ибо не счесть в нашем народе людей, которые вменяют себе за честь то, что они много пируют и без причин расточают свое имущество. А когда у них не останется необходимых средств, нещадно притесняют и прижимают бедных подданных, своих соотечественников. А по отношению к неблагодарным, задиристым чужеземцам и бесполезным утробам они щедры и расточительны. Иисус, сын Сираха, говорит о подобных: «кормит и поит неблагодарных и за это слышит горькие слова».

Во-вторых, нет у нас природной бодрости [духа] и некой благородной и славной осанки или дерзости и воодушевления, чтоб мы с достоинством относились к самим себе и к своему народу. Люди, имеющие такую бодрость [духа], не терпят, чтобы ими правил чужеземец, разве что [их] принудят. А наш народ и сам, добровольно приглашает чужеземцев к себе на престол.

Татары и турки, даже убегая, не дадут себя даром убить, а защищаются до последнего издыхания. А наши воины, если побегут, то больше не обернутся, но позволяют, чтобы их секли, словно мертвых. Хорошие воеводы должны были бы напоминать об этом воинам и возбуждать [в них] бодрость [духа].

В-третьих, великая народная беда наша — неумеренное правление. Не умеют наши люди ни в чем держаться меры и идти средним путем, а всегда плутают в крайностях и погибелях. В одном месте у нас слишком распущенное, своевольное, беспорядочное правление, а в другом месте — слишком твердое, строгое и жестокое. На всем широком свете нет такого беспорядочного и распущенного королевства, как Польское, и такого крутого правления, как в этом славном Русском государстве.

В-четвертых, беда наша горькая и в том, что иные народы — греки, итальянцы, немцы, татары — привлекают нас на свою сторону, впутывают в свои распри и сеют между нами рознь. А мы по своей глупости позволяем себя обманывать, и воюем за других, и считаем своими чужие войны, а друг друга ненавидим, враждуем насмерть, и брат идет на брата без всякой надобности и причины. Чужеземцам мы во всем верим, сохраняем с ними дружбу и союз, а самих себя и своего рода стыдимся и отрекаемся от него.

Так, некогда греки соблазнили некоего русского великого государя послать вместе с ними войско против болгар и, побив болгар, установили даже праздник в память вечную этого якобы прекрасного дела, когда братья убивали братьев. А ныне турки и крымцы желают полякам, а царь немецкий и шведы — нам добра не более, чем волк овцам. И однако же эти соблазняют нас, а те — их, как только хотят.

У греков и римлян издавна были мирские политические причины для вражды. И эти мирские причины они лживо и злобно выдают за духовные, и одна сторона (для пущего позора) выдумывает у другой ереси, если их и нет. А мы, не разбираясь в этом, идем за ними и убиваем друг друга без конца и без меры.

Побратимство и сватовство с чужеземцами обязательно приводят к междоусобным распрям. И это нас более всего разоряет.

Раздел 12

О ЧУЖЕБЕСИИ

1. Ксеномания — по-гречески, [а] по-нашему — чужебесие — это бешеная любовь к чужим вещам и народам, чрезмерное, бешеное доверие к чужеземцам. Эта смертоносная чума (или поветрие) заразила весь наш народ. Ведь не счесть убытков и позора, которые весь наш народ (до Дуная и за Дунаем) терпел и терпит из-за чужебесия. То есть [из-за того], что мы слишком доверчивы к чужеземцам и с ними братаемся и сватаемся, и позволяем им в нашей стране делать то, что они хотят. Все беды, которые мы терпим, проистекают именно из-за того, что мы слишком много общаемся с чужеземцами и слишком много им доверяем.

2. Чужеземное красноречие, красота, ловкость, избалованность, любезность, роскошная жизнь и роскошные товары, словно некие сводники, лишают нас ума. Своим острым умом, ученостью, хитростью, непревзойденной льстивостью, грубостью и порочностью они превращают нас в дураков, и приманивают, и направляют, куда хотят.

Их жадность и ненасытность вымогают у нас [наше добро], грабят нас, разоряют. Их неискренность и тайная, вечная неуемная ядовитость и коварство бьют нас, вредят нам, ставят нас в отчаянное положение. Их бесовское высокомерие унижает, оскорбляет, хулит, осмеивает, оплевывает нас и выставляет на позор всем народам.

3. Ни один народ под солнцем испокон веков не был так обижен и опозорен чужеземцами, как мы, славяне, немцами. Значит, ни один народ не должен так остерегаться общения с чужеземцами, как мы, славяне. А что же, однако, происходит, как мы оберегаемся? Нигде на свете чужеземцы не имеют и половины тех почестей и доходов, какие имеют здесь, на Руси, в Польше. От кого, как не от чужеземцев, исходит голод, жажда, притеснения, частые мятежи и Разорения и всякие беды, печали и неволи сего народа русского? Все слезы и пот, все, что выжимают из русского народа подневольными постами, притеснениями и страшными поборами, все это прокучивают немецкие торговцы и полковники, греческие торговцы, послы разных народов и крымские разбойники. Все, что насильно отберут у русских, пожирают чужеземцы.

4. Доказательств их враждебности к нам более чем достаточно. Ибо они уже почти везде нас обманули и все наши страны наполнили и словно затопили. У поляков живет несметное множество чужеземцев: цыгане, шотландцы, армяне, евреи, немцы, татары, итальянцы, а на Руси [живут] немцы и иные народы, [ и все сохраняют свои обычаи, одежду и законы, и [все] — богаты, могучи, чтимы [и выходят в] князья ] [и в] короли. И напротив, я не знаю ни одного чело века из нашего народа, который, живя среди чужеземцев и сохраняя свои обычаи и одежду, достиг бы богатства или какой-либо почетной власти.

В Польше так много этих плевел, что уже нельзя сказать: «чужеземцы живут среди поляков», а скорее «поляки живут среди чужеземцев».

5. Нам одним из всех народов выпала какая-то странная и несчастная судьба, ибо мы одни являемся посмешищем для всего света из-за того, что добровольно напрашиваемся на чужевладство.

И что еще удивительнее: ни один народ на свете не потерпел такого позора от чужеземцев, какой потер пели мы из-за того, что мы дали победить себя од ними лишь речами без всякого оружия и позволили немцам и грекам, не имевшим над нами никакой власти, учреждать у нас королевства и ставить королей.

Так что чужеземцы сидят на наших горбах, и ездят на нас, и бьют, как скотину, и называют нас свиньями и псами, и поступают так больше всего| те, что правят у поляков. А иные, словно скоморохи, что водят и мучают медведя, продев ему кольцо в ноздрю, играют с нами и разыгрывают шутки: учреждают у нас королевства, и ставят нам королей, и дают нам королевские титулы, выставляя себя богами, а нас дураками, и [этих] наших столь глупо назначенных королей превращают в своих слуг на посмешище всему свету. Так, немецкий царь назначил короля в Чешской земле и этого же короля назвал своим «чашником».

А иные, словно саранча, все наше богатство пожирают, и все плоды земли нашей поедают, и соки [ее выпивают] у нас на глазах — таковы торговцы, полковники и премногие бесполезные послы, приходящие в Москву.

Запомни, Борис, три эти заповеди:

6. То, от чего мы ждем чести, приносит нам наибольшее бесчестье: это — прием и отправка многих послов и содержание чужеземцев ради показа [их] на смотрах. То, от чего мы ждем богатства, приносит убыток и нищету: это — немецкие торговцы, живущие на Руси, ибо они одна из главных причин бедности сей страны.

То, от чего мы ждем силы, больше всего несет нам гибель: это — полковники и учителя немецкие и помощь шведская. С божьей милостью и с русским [военным] строем была взята Казань, Астрахань и Сибирь. А с немецким строем (если вовремя не опомниться) легко можно лишиться этих земель.

Раздел 13

КАКИМ ОБРАЗОМ ЧУЖЕЗЕМЦЫ БЫВАЮТ НАРОДАМ ВРЕДНЫ

1. Вмешиваются в наши войны и, обещая помощь, приносят гибель. Ибо тех людей, которым они придут на помощь, они разоряют. Когда у греков были междоусобицы, турки были позваны и пришли на помощь одной из сторон, а подчинили себе обе стороны. Шведы сами навязали царю Василию Ивановичу помощь против поляков, а придя, продали при Клушине царство неприятелям и сами взяли Новгород. Швейцарские немцы, нанятые за деньги французским королем Франциском, не желая сражаться, отдали короля в руки [его] врагов под Павией.

2. Впутывают нас в свои войны и сеют меж нами внутренние раздоры и проклятое братоубийство.

3. Вследствие торговли расплодились в Греции итальянцы и завладели несколькими городами. А немцы для торговли приходят к полякам и скупают все хорошее, что родится в той стране. Наизнатнейшие поляки лишь трижды в год едят пшеничный хлеб, [ибо] немцы вывозят всю пшеницу. Они же наводнили Польскую землю медными деньгами, а сами не берут их от поляков, а берут [только] золото и серебро. Попросту, несказанные убытки причиняют полякам и русским немецкие торговцы.

4. Евреи, обещая [платить] большую дань, заполнили и осквернили Польскую землю.

5. Цыгане, шотландцы, армяне, евреи и немцы — это бродячие народы, и они, не желая пахать землю и воевать, под разными предлогами наполняют и оскверняют многие земли и больше всего Польскую.

6. Немцы, в особенности под предлогом ратного дела и в поисках военной службы, обегают весь свет и добились того, что французские и испанские короли и папа ставят их своими телохранителями, от чего эти правители не получают никакой пользы или славы, а только обижают и оскорбляют свой народ. Здесь, на Руси, эти бродяги только ради показа их на смотрах получают непомерно большое жалование, и это — большая обида для жителей.

7. При установлении мира шведы заключают обманные договоры: пусть русским торговцам дозволено будет жить в Шведской земле, а шведским — в Русской. Тем самым они причиняют этой стране большой убыток. Ибо нашим торговцам по многим причинам нельзя и не следует жить у шведов. Бухарские торговцы тоже живут у нас. Но должны бы и наши жить у бухарцев, ибо это было бы возможно и выгодно.

8. Немцы приносят некие малые подарки царю и боярам и таким образом делают Русскую землю своей ясачной [землей]. Ибо за это они держат на Руси своих торговых приказчиков, которые обязаны каждый год посылать им условленную сумму денег.

9. Они же снимают [в аренду] рудники и мастерские [по производству] стекла (а в Литве и многие вотчины или имения) и тем разоряют наш народ.

10. В Польской земле и в Литве евреи взяли на откуп все корчмы и пошлины, и мельницы, и многие вотчины. Подумай, какое там может быть житье для бедных христиан.

11. Чужеземные послы везде на свете стараются всячески хитрить, как [только] могут, а здесь, на Руси, они особенно усердствуют в этом и строят свои планы: отчасти из-за нашего невежества, а отчасти потому, что нигде в Европе не принимают столько ненужных послов, сколько здесь. И те послы, будучи у нас, проявляют большую дерзость и причиняют народу большое бесчестье и унижение. А наши послы, отправленные к европейцам, навлекают на [свой] народ неописуемый позор своей необразованностью и грубостью. У некоего толмача, немца Лазаря, есть Целая книга, написанная об этом.

12. Так же и поляки, когда они странствуют без надобности по чужим землям, за все свои деньги не привозят домой ничего иного, кроме поношений, хулы и презрения всех европейцев.

13. Некогда в Венгрии сильно расплодились немцы, и короли (будучи немцами) раздавали своим

немцам венгерские города и всякие лучшие должности. Венгры вследствие этого ввели закон о том, чтобы ни одному чужеземцу не дозволялось владеть венгерским городом или какой-либо городской должностью. Но этим законом венгры мало себе помогли, ибо немцы при потворстве королей-немцев стали на сеймах просить венгерского гражданства, вследствие чего многие и были приписаны к венгерскому народу, и поэтому ныне, как и прежде, немцы владеют венгерскими городами и должностями.

В Польше немцы начали скупать много имений. Поляки ввели закон о том, чтобы ни одному чужеземцу не дозволялось покупать имения в Польской земле. Но немцы и тут нашли выход. Ныне они покупают имения под видом заклада (они называют это «widerkaf») с таким условием, что покупатель после условленного срока не может продать [землю] никому, кроме самого продавца, а продавец не может заложить [ее] другому, а может только откупить имение для своего пользования. А иные немцы, так же как в Венгрии, выпрашивают себе землячество, которое поляки называют «Indigenat».

14. Отчего погибло Римское царство? Некоторые писатели считали, что оно погибло из-за расточительности, пышности и роскоши. Они называют одну из причин, но не первую и не главную, ибо иные королевства при всей их расточительности выстояли много веков и стоят до наших дней, как [например,] Персидское, Французское, Английское и иные.

Главной причиной распада Римского государства была та, на которую указал нам [пророк] Даниил, сказавший: «они смешаются человеческой кровью, но не соединятся друг с другом» [кн. прор. Даниила, 2,43]. Римляне, желая увеличить свой народ, давали свое гражданство разным народам и делали из греков, евреев и персов римских граждан, и люди считали это великой честью. А что из этого вышло? Раздоры между ними и развал того государства. Ибо разные народы стали разных своих людей сажать на престол, и начались раздоры.

15. Турки некогда охотно принимали всякого перебежчика и расстригу, который хотел отуречиться или перейти в их турецкое суеверие, и давали таким самые почетные должности в царстве. И сейчас они принимают многих, и мы их зовем «потурченцами». А всех своих янычар они понабрали из детей разных христианских народов. Из-за этого турки снискали такую славу, что ныне сами турки стыдятся своего имени, и если бы кто-нибудь турка назвал «турком», то он не счел бы этого за честь, как если бы назвали его простым «мужиком». Более того, янычары владеют ныне этим королевством и царей тамошних ставят и убивают, и это Турецкое государство из-за принятия «потурченцев» попало под власть чужих народов.

16. Русское царство подражает в этом деле туркам и принимает всякого желающего, и даже уговаривает, просит, принуждает [и] заставляет многих немцев окреститься, и тех людей, которые крестятся ради плотского блага, а не ради спасения, принимает в своей народ и сажает на высокие места. Одни [из них] вершат наши важнейшие дела, другие — заключают с иными народами мирные договоры и торговые сделки и мало-помалу продают русское и царское богатство своим соотечественникам. Если Русское царство когда-либо погибнет, то оно примет гибель от этих перекрестов или от их потомков. Или, наверно, они сами завладеют нашим царством на позор всему нашему роду. Они смешаются [с нами] по крови, но во веки вечные не соединятся [с нами] воедино в [своих] устремлениях. Внуки и правнуки перекрестов всегда имеют иные помыслы, чем коренные уроженцы [данной страны].

Ибо уже несколько раз дело подходило близко к этому, когда разные искатели подбирались к короне этого царства, и планы их были разрушены не людским, а одним лишь Божьим умыслом. О них мы здесь кое-что вкратце расскажем.

Раздел 14

ОБ ИСКАТЕЛЯХ РУССКОЙ КОРОНЫ

1. Царь Иван Васильевич, желая стать варягом, и немцем, и римлянином, или кем-нибудь другим, лишь бы не быть ни русским, ни славянином, хотел поэтому и зятя иметь чужеземца. Пригласил он Магнуса, голштинского княжича, и выдал за него дочь своего брата, и назвал его королем Ливонским (как пишет хулитель Петрей). Но это было сделано неправильно: Магнус же, желая полновластно править Ливонской землей, рассердил царя и поэтому убежал к польскому королю.

2. При царе Федоре Ивановиче была в Москве тревога из-за храброго короля Стефана и из-за того, что царь Федор оказался слабоумным и неспособным править и решать такие дела. И тяжким было для людей бремя, наложенное царем Иваном. И некоторые решили пригласить на престол какого-нибудь князя из австрийского рода или [рода] немецких царей, чтобы он учинил им облегчение от тягот, и отправлен был некий немец, чтобы он договорился об этом с тем царем.

Но там, где люди не могли найти средства, Бог его нашел. Умер король Стефан, и люди избавились от страха, и забота о царстве была поручена Борису Федоровичу Годунову.

3. В 7107/1599 году царь Борис Федорович пригласил Густава Эриковича, шведского королевича, желая выдать за него свою дочь Ксению, если бы он согласился окреститься. Тот приехал, но креститься, как было обещано, не захотел, настаивал на возвращении и грозился поджечь Москву. Поэтому Густаву было назначено для заточения и для кормления Угличское княжество. В России он и умер.

4. В 7110/1602 году царь Борис пригласил королевича Иоанна, брата датского короля, желая сделать его своим зятем. Но эта опасность и угроза для народа с Божьей помощью быстро миновала, ибо этот жених прожил в Москве не более шести недель и умер до свадьбы.

5. В 7113/1605 году пришел на Москву разбойник Гришка-расстрига, который одиннадцать месяцев позорил русскую корону и царство. К нему охотно присоединялись чужеземцы и дети чужеземцев-перекрестов, [такие] как Басманов и иные.

6. В 7118/1610 году после того злосчастного клушинского разгрома, когда немецкая верность, по примеру Иуды Искариота, предала русское войско врагам [и обрекла его] на смерть, а царство на разграбление, трое мятежников, договорившись с неприятелем, взбунтовали народ, чтобы свергнуть с престола царя Василия Ивановича Шуйского, а избрать шведа Владислава Зудермана, польского королевича. Но и тогда один лишь Бог избавил наш народ от позора чужевладства, который мы сами безрассудно навлекли. Ибо Сигизмунд не спешил послать сына на царство, и этим временем воспользовались те, кои дорожили народной честью, чтобы избрать преблагого и преславного царя Михаила Федоровича, вечная ему память.

7. В 7119/1611 году Василий Бутурлин, сговорившись с новгородцами, известил шведского войскового бана о том, что бояре и сословия русские хотят иметь царем Филиппа, шведского королевича. В 7121/1613 году Филипп пришел на рубеж, надеясь стать царем. Однако Бог по своему бесконечному милосердию отвратил и эту напасть и открыл глаза русским князьям, чтобы они не поддались на хитрости этого искателя и не надели себе на шею позорное ярмо чужевладства.

8. В 7152/1644 году приехал в Москву граф Вольмар Христианович, сын датского короля, рожденный женой, которая до законного венчания была опозорена королем, и поэтому лишенный [права] избрания на датский престол. Дома и у немцев он не имел ни княжеского, ни королевского титула, а звался просто «граф Вольмар», то есть «властелин» или «боярин» Вольмар. Граф этот было уже почти осуществил свой план, но Бог и тогда над нами смилостивился и обратил его замыслы в прах. Все же он увез 100 тысяч рублей золотом и на 50 тысяч мехов, и его челядь [увезла] множество подарков.

9. В 7168/1660 году уехал из Москвы в добрый час Николай Давидович, грузинский царевич.

Вот сколько было за короткое время чужеземных искателей русского царского и княжеского престола.

А еще до всех тех к великому князю (не знаю которому) была привезена на Русь из Английской земли княгиня Честерская и умерла перед свадьбой.

И отсюда видно, что до сих пор только Бог спас Русскую землю от чужевладства. Ибо в случае прекращения рода царского нашелся бы среди честерских князей искатель наследства.

10. Стало быть, чтобы украсить сей широкий земной круг и помочь Божьему делу, надо понять, что глупость добровольного рабства и выпрошенного многими мольбами чужевладства подобна некоему мерзкому лишаю на красивом лице. Ибо если эта глупость не стала бы явной для всего света, нельзя было бы по достоинству оценить ее мерзость, и не проявилось бы столь очевидно благоразумие тех людей, кои, по милости Божией, свободны от этого соблазна и позора.

Нашему народу выпал роковой жребий (в наказание за наши грехи): нести на себе этот всемирный срам и позор. Ибо если истинна басня о варягах, то Русская земля со времен Гостомысла, за тысячу лет, имела не более четырех правителей из своего народа (царя Бориса Федоровича, царя Ивана Васильевича, царя Михаила Федоровича и благочестивого государя нашего царя Алексея Михайловича), а однако же и в это время при царях из своего [собственного] племени столько раз возникала опасность чужевладства.

А у поляков за 300 лет было уже 13 королевичей [и] все — чужеземцы, и некоторым из них еще пришлось униженно, и позорным образом, и усердно бить челом, чтобы они приняли престол, особенно Казимиру Ягайловичу. А русские некогда (как лжет хулитель Петрей) с плачем и со слезами били челом варягам, чтобы [те] отпустили к ним трех своих князей на Русь на княжение.

Раздел 15

О ЧУЖЕВЛАДСТВЕ

1. Все народы проклинают чужевладство, признают его одним из наихудших зол и несчастий и считают его самым большим позором. Одни лишь мы, славяне, этого не понимаем.

Поляков некие [их] королевы (по имени Рикса и Кристина) всегда называли свиньями и псами. И когда нынешний король Казимир Сигизмундович , возвращаясь из Франции, приплыл в Гданьск, и поляки хотели его встретить, он, как я это слышал от одного хорошо осведомленного немца, разгневавшись на них, сказал: «для меня один немецкий пес дороже десятка польских бояр». И когда татары полонили немцев — врагов поляков, королева выкупила многих за польские деньги, а поляков не выкупала.

Да что и говорить об этом! Если бы кто перечислил все обиды, которые одни лишь поляки вытерпели от чужеземных государей, вышла бы огромная книга. Ни целого года, ни ста языков не хватило бы, чтобы описать все несчастья, которые происходят от чужевладства.

2. Торговля королевствами с помощью браков, хитроумных сговоров и хлопот у народов чужого языка и открытых приглашений в давние века не была никогда известна. В последующие времена возникло это наваждение, придуманное немцами. Ибо немцы первыми дерзнули тайно и явно просить королевский престол у римлян, венгров, чехов и поляков. Немцы посредством брака завладели испанским королевством и иными. Такое счастье дано одним лишь немцами.

Ни один народ не был столь мудр, чтобы без оружия, одними лишь речами и лживой лестью заставить ни в чем не похожие на себя и далекие по нраву народы принять проклятое ярмо чужеземного рабства. Греческая мудрость никогда не достигала этого. Что сказали бы древние ассирийцы, халдеи, персы и греки, если бы какой-нибудь чужеземец запросил у них престол? Крепко заткнули бы уши и в мгновение ока зарубили этого просителя.

Никакие браки, никакие союзы, никакие обещания или договоры не стоят того, чтобы [из-за их] отнять у какого-либо многолюдного народа украшающее его самовладство (словно Палладиум из Трои) и лишить людей наивысшей чести, какая возможна под небесами.

Немцы так крепко берегли себя, что ими никогда не правил чужой человек. А они без малого все европейские королевства где прямой войной, где хитростями подчинили своей власти. Да и там, где их не считают правителями, [они тоже] правят, ибо под именем и под предлогом воинской службы, и торговли, и всякого ремесла они приезжают и поистине наводняют многие страны, и отнимают у местных жителей большие доходы, и их же горько высмеивают, и считают скотами.

Итак, мы должны остерегаться немцев и держать их подальше от себя, если не хотим терпеть, чтобы они вечно обманывали нас своими хитростями и пожирали пот наш и плоды земли нашей, и сверх всего того называли нас псами и свиньями, как это делают у поляков короли и королевы и их советники, а здесь — те полковники, хлебогубцы и бездельные утробы, кои нас учат воевать и кои, пируя из дня в день и поминая Радигоста, бьют нас нахально, презирают и всякий день и всякий час непрестанно называют весь наш народ скотами и свиньями.

Коминь. Кн. 9. Начало: «Таким образом, все эти (бельгийские) провинции находились в большом затруднении главным образом из-за того, что им пришлось звать к себе чужеземного правителя».

Ливии Кн. 31, § 29: «Посол царя Филиппа Македонского, [отправленный] к этолийцам, чтобы [убедить их] не заключать мира с римлянами, сказал:

«Если чужеземцы, которых от вас отделяют не столько морские и земные дали, сколько язык, нравы и законы, удержатся здесь, то было бы безумием надеяться, что ваши порядки смогут сохраниться. Привыкайте терпеть на этой земле чужие войска и влачить ярмо: когда вы окажетесь под римским владычеством, будет уже поздно и бесполезно искать союзника в короле Филиппе. Этолийцев, ахарнян и македонцев — людей одного языка — разделяют и соединяют лишь незначительные и временные обстоятельства, а с чужеземцами, с варварами, у всех греков вечно есть и будет война, ибо они враждебны друг другу не из-за случайных причин, а по [своей] природе, которая пребывает неизменной»».

3. Тот народ, который добровольно отдается под власть чужеземного господина, по заслугам сравнивают со скотом. Ибо скот не может иметь пастуха из своего [собственного] племени. Вол не может пасти волов, конь — коней, баран — баранов, а чтобы пасти этих животных, нужен пастух другого рода, то есть — человек.

Только человеком правит пастырь из его же [человеческого] рода, то есть король. Ибо короли называются и являются людскими пастырями и происходят из племени тех же людей, коих они пасут. Значит, если где-нибудь будет король другого племени и языка, народ там окажется более похожим на скот, чем на людей.

У персов пастырь — перс, у турок пастырь — турок, у французов пастырь — француз, у немцев пастырь — немец; у каждого сильного самостоятельного народа пастырь — человек своего племени; только у одних поляков пастырь — не поляк, а чужеземец.

4. Менее позорно покориться силе оружия, нежели дать уговорить себя лживыми словами и добровольно надеть постыдное ярмо чужевладства. Ибо оружием бывает подчинена только плоть, [а] ум остается свободным. А из-за слов и плоть оказывается под ярмом и ум оборачивается презренной глупостью. Поэтому меньше позора терпят наши задунайцы — хорваты, сербы и болгары, которых силой оружия заставили нести турецкое и немецкое ярмо. А поляки заслужили великий позор и достойны всяческого наказания за то, что без всякой нужды искали себе столько чужеземных королей: венгров, литовцев, французов и немцев.

Русские тоже не без вины: во-первых, потому что сами о себе пишут малопохвальные басни, будто бы некогда приглашали на престол варягов; во-вторых, потому что звали на царство королевичей Владислава Польского и Филиппа Шведского.

Нет в нас той благородной гордости, при которой предпочитают скорее умереть, нежели подчиниться чужеземному владыке.

5. Безумные люди несчастны дважды: во-первых, потому что бегают нагими и сами себя бьют; во-вторых, потому что несчастья и позора своего, видного всему городу, они одни не видят, и не стыдятся, и не ищут либо не принимают лекарств. Подобным безумием страдает и наш народ. Ибо чужеземцы до того свели нас с ума, что мы сами низко бьем челом, и приглашаем к себе королей-чужеземцев, и не видим своего премерзкого позора, который мы терпим и который видит и оплевывает весь мир.

6. Иеремия хорошо понимал позор чужевладства, когда плакал, говоря: «Стыдно нам было, когда мы слышали ругательство; бесчестие покрывало лица наши, когда чужестранцы пришли во святилище дома Господня» (Кн. пророка Иеремия, 51.51). И далее: «Глаголют в Иерусалиме, что приидут стражи из дальних земель». И еще: «Наследие наше перешло к чужеземцам, и дома наши — к иноплеменным» (Плач Иеремии, 5.2).

7. Исайя плачет и говорит: «Господи, Боже наш, другие владыки, кроме тебя, господствовали над нами, но чрез тебя только мы славим имя Твое» (Кн.пророка Исайи, 26.13).

8. Осия говорит: «Многие дни сыны Израиля будут оставаться без царя и без князя». Когда у евреев не стало своих собственных царей из колена Давидова, не перевелись чужеземные цари и князья. Но тех, кто не вышел из народа еврейского, пророк не признавал ни царями, ни князьями еврейскими [и] говорил, что евреи будут без царя и без князя.

9. Бог, желая обрадовать Израиль, молвил через Иеремию: «В тот день сокрушу ярмо его и не будут уже служить чужеземцам, но будут служить Господу, Богу своему, и Давиду, царю своему, которого я восстановлю им» (Кн. пророка Иеремии, 30.8). И через Осию: «И дам им оттуда виноградники их» (Кн. пророка Осии, 3.4). И через Иоиля: «Иерусалим будет святынею, и не будут чужеземцы проходить через него. И в день этот горы будут капать сластью, и холмы потекут молоком» (Кн. пророка Иоиля, 3.17).

10. Сирахов сын говорит: «Посели к себе чужеземца, расстроит тебя смутами и лишит тебя твоего богатства» (Кн. Иисуса, сына Сирахова, 11.36). И он же говорит: «Кроме Давида, Езекии и Осии, все согрешили перед Богом. Ибо цари иудейские оставили закон всевышнего, забыли о страхе Божьем и передали свое царство — другим и славу свою — чужому народу» (Кн. Иисуса, сына Сирахова, 49).

11. Наконец, в законе Божьем говорится так:

«Когда придете в землю, которую Господь, Бог ваш, даст вам, и скажете: поставим над собой царя, подобно другим народам вокруг нас, — то поставьте над собой царя, которого изберет Господь, Бог ваш, из среды братьев ваших. Не можете вы ставить царем чужеземца, который не брат вам» (Второзаконие, 17.14).

12. А Варух говорит: «Не отдавай другому славы твоей и полезного для тебя — чужому народу» (Кн. пророка Варуха, 4.3).

13. Почему он так учит? Причину [этого] объясняет Соломон, говоря: «Не отдавай чужеземцам чести своей, чтобы не насыщались силою твоей чужие и труды твои не были для чужого дома, а ты будешь стонать после» (Притчи, 5.9). «Сердце знает горе души своей, и в радости его не вмешается чужой» (Притчи, 14.10).

14. А святой Фома Аквинский, великий богослов, говорит: «Велел Господь не ставить чужеземцев государями, ибо такие государи обычно мало любят народ, которым они правят, и поэтому не заботятся о нем» (Св. Фома, ч. 1, разд. 2, вопрос 105, статья 1, § 2). А один из толкователей этих слов говорит: «Нет ничего хуже для народа, чем чужеземная власть».

13. Стыд, унижение, поношение и тысячу тягот, связанных с чужевладством, хорошо разумели древние татары, которые дали послам Александра короткий ответ: «Мы ни к кому не можем пойти в рабство и ни над кем не хотим господствовать. Чужеземного государя никто из нас не потерпит» (Кур-ций, кн. 7, гл. 8).

14. Разумели [это и] французы, когда ввели тот славный свой закон, который называется «Саличес-кой правдой» и требует, чтобы королевские жены или дочери не получали ни вотчин, ни наследства или не имели никакого отношения к престолу. И чтобы те чужеземные короли, за которых выдают дочерей французских королей, не получали никаких прав на престол.

Разумели [это] афиняне, когда персидский король с огромным войском напал на греков, и многие города покорились ему, и некий горожанин по имени Кирсил дал совет афинянам сдаться персидскому королю. Афиняне так разозлились на этого Кирсила за его позорный совет, что сами, без палача, убили его камнями, но и этого было недостаточно, и афинские женщины забросали камнями Кирсилову жену. А в другой раз афиняне, будучи в осаде, пришли в крайнюю нужду и постановили, что тот, кто стал бы советовать сдаться, будет убит.

15. Разумели [это] сицилийцы, когда однажды, во время звона к вечерне, во всем этом королевстве убили всех французов, которые там находились.

16. Разумели [это] сагунтинцы, когда, будучи осаждены римлянами, они не могли обороняться, они сперва сожгли своих жен, детей и свое добро, а затем и самих себя, и свой город, лишь бы только не попасть под чужеземное ярмо.

17. Наконец, разумели [это] и женщины-амазонки, которые, чтобы не быть вынужденными подчиняться мужам, предпочитали жить без мужей. Они сами правили и воевали, и мужей допускали к себе лишь на несколько дней в году. Сыновей отсылали прочь, дочерей удерживали дома.

Если уж женщины, дорожа своей честью, не могли сносить мужскую власть, словно бы она была чужой, то что сказать о тех мужчинах, кои без всякого принуждения терпят чужеземную власть? Поистине, они недостойны ни мужского, ни даже женского имени: их следовало бы скорее звать волами или конями.

18. Филипп Коминь пишет так: «Есть ли на свете народ, который стал бы терпеть чужеземного правителя. Французы, конечно, не стали бы его терпеть. И если какой-нибудь народ имеет хотя бы среднюю силу, то мы видим, что почти всегда им правят соотечественники. Даже если чужеземный государь будет хорошо и искусно править, однако он не сможет быть таким доброжелательным к народу, каким был бы свой правитель, ибо он будет отличаться своими природными свойствами и нравом» (Коминь. Комментарии, 1.8).

19. Павел Пясецкий так говорит о своих поляках: «Наши люди во время избрания королей настолько дают волю своей зависти, что согласны вверить королевскую честь (выше которой нет ничего на свете) чужеземцам и людям, возможно, враждебным польскому народу, отстраняя (к стыду своему) мужей своего племени, достойных быть правителями. Эти люди совершенно лишились природного ума и рассудительности и, более того, нарушают этим и Божью заповедь, и все правила политики. Ибо заповедь Божья гласит: «Не ставьте королем чужеземца, раз он не брат ваш».

А все политические науки восклицают в один голос, что обычаи разных народов редко сходятся, и из-за различия свойств и нравов происходят неурядицы в делах, и по общему, повсеместному закону чужеземцы не питают никакой любви к общенародному благу, а делают то, что им полезно, и тянут добычу к себе за пазуху, и больше всего заботятся о том, как превратить полученное ими свободное королевство в собственность своей семьи и как умалить силу народную, чтобы удержать свои вотчины. Не было бы конца, если кто-нибудь захотел перечислить разные доводы политических наук или примеры, взятые из опыта прошедших веков, которые убеждают всех разумных людей, что чужеземное господство опасно и вредно для каждого государства. По этой причине христианские и просвещенные народы, так же как и варвары, имеют королей из своего племени. Одни лишь поляки, вопреки врожденной склонности к [людям] своей крови и вопреки общему для всех народов убеждению, не только принимают на престол чужеземцев, но и выставляют эту честь на соискание всем людям без разбора вплоть до того, что и татарские послы, просившие для своего государя этот престол, были некогда допущены и выслушаны сеймом». До этого места — Пясецкий.

20. Итак, мы заключаем и говорим: на престоле и на воеводстве лучше [будет] наихудший из сородичей, нежели наилучший чужеземец; лучше самый лютый тиран-сородич, нежели какой-либо сладчайший Давид из чужеземцев. Ибо невозможно, чтобы сородич, будь он даже разбойником и отцеубийцей, утратил любовь к своему народу. И невозможно также, чтобы чужеземец любил наш народ больше, нежели свой родной народ или какие-нибудь иные [народы], сходные с ним по природе.

Ливии. Кн. 25, § 33. «Когда Гней Сципион собрался воевать с Газдрубалом, в его лагере при Аниторге было больше кельтиберов, чем римлян. Узнав об этом, Газдрубал через тайных послов договорился за большие деньги с вождями кельтиберов, чтобы они увели оттуда свое войско. Кельтиберы, свернув знамена, внезапно покинули лагерь, и когда римляне спросили их о причине [ухода] и убеждали остаться, они отвечали, что их отзывают [домой] из-за междоусобной войны. Это навсегда будет предостережением для римских полководцев, и пусть это послужит примером того, как нельзя настолько доверять чужеземным союзникам, чтобы число их превышало собственные силы, имеющиеся в лагере».

21. Борис: О, дивные и верные слова ты мне сказал! Но если чужевладство столь мерзко, то почему же поляки его терпят и почему сами его добиваются?

Хервой: Разве ты не слышал, что говорит Пясецкий, их боярин и епископ? Что они, дескать, начисто утратили природный ум и рассудительность. Но я хочу тебе здесь, в заключение этой беседы, рассказать о некоем разговоре, случившемся на одном съезде наших людей с поляками. Поляки там, как это всегда бывает на переговорах и на порубежных съездах, всячески задавались и хвастались и через каждое слово превозносили свою разнузданную вольность, а нас и наше государство унижали. При этом разговоре какой-то ПОЛЯК настаивал и хотел уверить, будто их бояре благороднее и достойнее наших из-за того, что они свободнее.

А наш РУССКИЙ ответил: «Наоборот, друг, мы благороднее [вас], ибо если у нас не станет царского рода, то всякий подходящий человек из нашего боярства сможет стать царем, а из вас никто никогда не сможет».

ПОЛЯК сказал: «Каждый из наших братьев считает себя достойным престола, и поэтому ни один не хочет уступить место другому, и каждый считает недостойным подчиняться своему же брату, и из-за этого соперничества престол достается чужеземцам».

РУССКИЙ: «Прости, что я так говорю, но вы мне кажетесь похожими на свиней, которые сбегаются к корыту, полному опары, и всякая лезет в корыто всеми четырьмя ногами, и старается рылом отогнать других от корыта и сама в нем остаться. Так дерутся, пока не перевернут корыто и всю опару. Подобно этому и вы из-за суетного соперничества переворачиваете всю народную власть. И не видите своего позора: ведь вы говорите, что каждый [из вас] достоин престола, и, однако, не хотите поклониться никому из сородичей, а чужеземцу вы низко кланяетесь, когда просите у него какую-нибудь должность. Такими действиями вы сами изобличаете себя во лжи и на деле доказываете, что никого между собой не считаете достойным престола.

Так что или все народы на свете глупы, а вы одни мудры, или вы себя обманываете, а остальные народы разумно поступают».

Так эти двое разговаривали между собой.

А какой-то ТРЕТИЙ слушатель, более старый и умный среди поляков, добавил: «Неверно, будто у нас каждый боярин считает себя достойным престола, ибо это была бы крайняя глупость: ведь многое требуется для того, чтобы быть достойным престола, когда дело идет об избрании.

Не считают наши также, что никто из нашего племени не достоин престола, и нетрудно было бы им поклониться своему сородичу, если бы он стал королем, раз они кланяются куда менее достойным чужеземцам, своим явным врагам и обидчикам. Ведь прежде, когда нами правили короли из нашего рода, были эти короли у своих подданных в великой чести и в большей, нежели нынешние чужеземцы.

Истинная же причина этого нашего несчастья в том, что за триста лет не нашлось в нашем народе человека столь благородной души, который сам счел бы себя достойным престола и для которого честь народная была бы дороже самой жизни. Перебери все королевские выборы и убедишься, что ничего не слышно было о наших людях, добивавшихся этой чести, к удивлению моему и всех, кто это заметил.

Дурные примеры так действуют на людей, что [даже] изменяют их натуру. До того литовца Ягайла наши люди и добивались королевского престола, и превосходно правили. А затем, когда был подан этот гнусный и недостойный пример, наши люди, словно мертвые, забыли об этой чести».

К этому присоединяется и другая причина, а именно — мерзкая жадность, и продажность, и недостойная сговорчивость наших властелей. Ибо честь всего народа они выставляют на продажу тому, кто больше обещает, пресветлую корону и превысокую эту честь они выставляют [напоказ], как блудницу, и королевский престол превращают в блудилище. Об одном из таких торговцев поэт Виргилий написал так: «Он продает за деньги свою отчизну и навязывает ей могучего господина». 22. Всем на свете ясно и понятно, что чужеземные короли приносят с собой причины новых и ненужных нам войн. Так, например, Сигизмунд принес полякам вечную войну со шведами. Чужестранные женихи и чужеземные королевы делают то же самое (см. раздел 17).

Но то, что всего этого хуже и позорнее и что не всякий принимает во внимание, — это вошедшее в обычай чужевладство, заведенное у поляков, когда уже ни за что не поставят королем сородича, а всегда — чужеземца. Из-за этого дурного обычая идет все зло, ибо всякий чужеземный король и князь имеет повод, чтобы нападать на бедных поляков. Несколько раз так делали австрийцы и до них Сигизмунд Лживый. И в наше время — венгерский князь и недавно — некий француз, князь Энгиенский.

Раздел 16

КАКОЙ ПОЗОР И ОБИДЫ ПРИЧИНЯЮТ НАМ, СЛАВЯНАМ, ЧУЖЕЗЕМЦЫ

1. Памятуя о том, сколь много зла может быть причинено чужеземцами нам, славянам (не обладающим никакой хитростью), лучше всего было бы не иметь с ними ни войны, ни мира и ничего о них не знать. Но это невозможно, ибо, пока мы живем на свете, мы должны жить с людьми. Поэтому нам нужно решить, как бы мы могли жить с ними в мире и вести торговлю и однако же уберечься от обид, которые они нам обычно причиняют.

2. Во-первых, надо знать, что земля наша— одна из самых бедных, ибо не родится в ней почти ничего, кроме хлеба, рыбы и мяса.

Во-вторых, ничего разумного мы сами выдумать не можем, но должны у чужеземцев учиться всем наукам и брать образцы всех вещей.

В-третьих, самому благочестию, и христианской вере, и благонравию мы должны были доселе и должны еще [теперь] учиться у иных народов.

3. Итак, поскольку без общения с чужеземцами мы жить не можем и от них много хорошего получаем и много больших зол терпим, нам следует вспомнить о той заповеди, в которой говорится:

«Кто подлинное добро отличает, хорошо поступает». Так и мы должны отличать добро от зла: то есть брать от чужеземцев то добро (подлинное добро, а не поддельное), что они дают, и самим его добиваться, а зло должны всеми способами от себя отвращать и отметать.

4. Чужеземцы приносят нам четыре блага: благочестие, товары многие, наставления в науках и разные политические соглашения или договоры: о союзах, о помощи, о браках, о посредничестве и тому подобное.

Однако надо знать, во-первых, что большая часть этого — не настоящее, а поддельное благо. Во-вторых, [надо] знать, что ничего из этих благодеяний они не делают даром, а хотят, чтобы [все это] с большим избытком окупилось. В-третьих, [надо] знать, что и этого им недостаточно, но всегда, когда нам что-нибудь дарят или продают, они стараются причинить нам какое-нибудь зло.

5. Под знаком благочестия добрые [чужеземцы] несут добрые наставления и учат добру, а блага нашего не ищут. А корыстные [чужеземцы] без нужды скитаются по нашим странам и совершают много проступков против святых заповедей, нарушая благие церковные порядки. Всякую святыню превращают в ходовой товар и стараются тысячу раз продать нам Христа, которого Иуда продал лишь единожды.

За деньги они ставят священниками свинарей и бродяг, коих наши епископы в Белой Руси не посвятили бы [в этот сан]. За деньги расторгают всякие браки и разрешают мужу сменить пять или шесть жен, отсылая их в монастырь. За деньги отпускают людям грехи без исповеди и без покаяния и дают письменное отпущение [грехов] только тем, кто даст деньги, и так отсылают души прямо в ад. За деньги продают святое миро. Ради денег они скитаются и придумывают поводы для нищенства и сбора милостыни. Они выдают себя за епископов, не будучи таковыми, и посвящают попов [в сан]. И такое делают на Руси восточные пастыри.

А западные или римские пастыри у поляков за деньги урезают и расширяют власть наших епископов и за деньги их утверждают. А раньше они за деньги рассылали по странам «юбилеи» или «милостивые годы», но не отменяли исповеди: тот, кто хотел получить прощение, исповедывал свои грехи и давал какую-либо милостыню, которая отсылалась в Рим. Из-за этого возникла лютерова и каль-винова ересть, и поэтому ныне такую милостыню не назначают.

6. Под предлогом торговли чужеземцы доводят нас до крайнего убожества. У поляков немцы, шотландцы, армяне и евреи завладели всем богатством, какое там есть. Они, [живя] в бездельи, питают свои утробы и наслаждаются всякой роскошью, а на долю жителей оставляют только земледельческий труд, и войны, и крики и споры на сеймах, и судебные хлопоты.

А здесь на Руси нигде не видно и не слышно ни о каком богатстве (кроме царской казны) и повсюду — бедность и пустая нищета. Все богатство этого царства и все плоды этой земли чужеземные торговцы или воры увозят или поедают у нас на глазах.

7. Под видом ремесел и служб они также высасывают наше добро, когда занимаются врачеванием, держат рудники, делают стекла, оружие, порох и иные вещи. А искусствам этим никогда не учат наших сородичей, чтобы, таким образом, вовеки самим получать прибыль.

А иные получают большое жалование и обещают научить нас воинскому искусству, однако [учат] так, что они всегда остаются учителями, а наши люди вовеки не могут достичь этой их учительской степени. Ибо некоторые делают вид, будто у них есть какие-то более тайные знания, невиданные еще на Руси, но если они не могли или не хотели ничего показать за время этой долгой войны, то не следует верить, что у них осталось что-либо скрытое. А кроме того, они учат нас некоторым ратным искусствам и способам не только не полезным, но даже и вредным для нас.

8. Под видом сватовства, союзов, посредничества, помощи и всяких политических соглашений они стараются навязать нам не что иное, как рабство и позор. Говорят нам льстивые слова, воздают шутовскую честь и глупую славу, желая сделать нас королями, [то есть] дают горсть овса, чтобы с помощью этой приманки обуздать нас и сесть верхом. И так они правят нами благодаря шутовству. Или делают вид, что хотят примирить нас друг с другом, но своим посредничеством сеют раздоры. И в конце концов они всегда требуют от нас или какие-нибудь города, или несметное множество денег. И причиняют нам много иных обид.

9. А самое главное зло (коим они, как солью, приправляют каждое свое благодеяние) это — ругань, злобные насмешки, зазорные притчи и песни, смешные басни и пословицы, оскорбительные книги, лживые рассказы и самая наглая спесь и высокомерие — и все это мы должны терпеть от чужеземцев.

Среди же [зла, которое мы терпим от] всех народов, более всего невыносима немецкая наглость, потому что немцы умнее других и искуснее в рукодельных ремеслах, и особенно потому, что язык их невероятно пригоден для таких песенок, притч и ругани.

10. Чужеземный король приводит с собой чужеземных людей. А чужеземные люди вводят чужие обычаи и [сеют] ереси и смятения, как это мы видим у поляков.

Во-вторых, Аристотель говорит, что когда чужеземцы, допущенные [в страну], сочтут себя более сильными, они притесняют и подчиняют самих местных жителей. А в особенности, когда придут с войском на помощь, [они] хотят подчините тех, кому пришли помочь, как поступили турки с греками и отчасти крестоносцы с поляками.

В-третьих, если местные жители тяжелодумы, а гости умны, остроумны, хитры и сведущи в науках, те [гости] обманывают местных жителей своими торговыми делами и всякой лестью и мучают их, ругают, срамят, бьют [и] называют варварами и скотами, как только хотят.

В-четвертых, богатство земли нашей поедают у нас на глазах и занимают более спокойные места. А жителям остается только пахать поле и служить простыми воинами, как это (о, беда наша) слишком хорошо известно у поляков и на Руси.

12. Если мы побеждаем чужеземцев силой оружия, они тотчас одолевают нас словами. Коминь рассказывает, как во время одних переговоров какой-то англичанин сказал французам: «Когда вы, французы, встречались с нами на ратном поле, вы всегда терпели поражения от нас, англичан, а когда мы с вами вели переговоры, всегда мы оставались побежденными».

То же случается и у нас: прежде — с греками, а ныне — с немцами. Они втягивают нас в долгие беседы, и в разговоры, и в обсуждения и всегда нас хитро обманывают для того, чтобы мы с ними заключили нисколько не лестные для нас соглашения. Так случилось с последним и с предпоследним договорами, заключенными между этим царством и шведами.

13. Нам отнюдь не полезно вести войны с этими более искусными, красивыми и образованными народами. Ведь если мы возьмем кого-нибудь из них в плен, то они, будучи пленниками, пленяют нас в нашем [же] доме своей красотой, и красноречием, и ласками. Ибо красота — это немое красноречие, которое способно на большее, нежели ум и ученость. Так наши пленники превращают нас в своих пленников, и одурачивают нас, и добиваются своей цели, чтобы мы позволили им то, чего они просят.

Так поступили некогда евреи с помощью Эсфири с царем Артаксерксом, и с помощью другой Эсфири с Казимиром Ягеллоном и с поляками. Ибо Казимир, плененный красотою этой блудницы Эсфири, ради нее дал евреям большие привилегии и наводнил евреями всю страну. А немцы и греки добились еще большего с помощью красивых, умных и красноречивых мужей. Много примеров этого есть в польских летописях, давних и свежих.

14. Когда у них есть свои собственные причины для войны с турками, они притворяются, будто ведут войну за веру Христову, и втягивают нас в союзы, чтобы взвалить на нас тяжесть войны.

Венецианцы — особенные хитрецы в таких делах. Они в свое время обманули испанского короля и папу, ибо, убедив их войти с ними в союз и одержав большую победу над турками, тотчас оставили своих союзников, заключили мир с турками и повернули турецкое войско против испанцев.

Те же венецианцы убедили короля Владислава [вступить] с ними в союз, чтобы он начал войну с татарами, и от этого пошли все те беды, что опустошили ныне Польскую землю и Русь.

Те же венецианцы своими хитрыми баснями убедили великого государя отправить к ним своих послов. А они использовали это дело в своих целях, распустив слух, будто великий государь заключил с ними союз против крымцев. Из-за этого крымцы сильно разгневались на это царство, и турецкий царь приказал им ни за что не мириться, а воевать с Русью.

15. А немцы нас обманули и выставили миру на посмешище, когда заключили с нами соглашение о том, чтобы русские торговцы могли держать [свои] торговые подворья, и своих приказчиков, и дома у шведов и у иных немцев. И чтобы взамен немцам было дозволено держать на Руси своих приказчиков, и свои товары, и подворья. Поскольку у наших людей нет больших кораблей, и они не умеют их строить и водить по морю, то ясно, что они вовеки не будут иметь [своих] подворий у немцев. А кроме того, нашим людям и не полезно было бы туда ездить, ибо они безусловно вернулись бы домой с убытком, как некоторые уже испытали на [своем] опыте. Поэтому смешно и глупо нам вступать с ними в такие шутовские соглашения и терпеть от них эти суетные обманы.

16. Что мы ни сделаем для них из любви, человечности и учтивости, все они подвергают насмешке и поруганию. Особенно много в их книгах язвительных поговорок, шуток и ругани по поводу угощений, которые наши великие государи некогда имели обычай устраивать для послов, и пожалований едой и питьем.

17. Держат у нас своих постоянных послов, кои зовутся «резидентами», то есть сидельцами, а иные зовутся «консулами», то есть смотрителями за торговлей. Все они не кто иные, как соглядатаи, предатели и насмешники, враги, вскормленные в [нашем] доме, и возмутители нашего народа.

А некоторые из торговцев, и толмачей или переводчиков, и воинов, и иных чужеземцев, которые здесь окрестились или не окрестившись живут на жалование от великого государя, являются наемными соглядатаями чужеземных королей, и шлют им отсюда всякие вести, и раскрывают [наши] тайны. Некоторых мы могли бы назвать поименно.

18. Чужеземные короли многообразно обижают нас и позорят.

1. Некоторые действуют хитро и бывают избранными на престол, а затем, когда их позовут, отказываются и не хотят приехать, как сделал Владислав Зудерман.

2. А Генрих Французский, пробыв некоторое время польским королем, был затем приглашен на французский престол [и] тайно сбежал не без позора для поляков.

3. Иные деньгами привлекают к себе [сторонников] и сеют раздоры среди польского боярства, и если какое-либо меньшинство незаконно провозгласит их [королями], приходят с оружием, чтобы завладеть престолом, как сделал Максимилиан Австрийский.

4. Королева Кристина украла у поляков корону, казну и королевича. Елизавета у венгров тоже корону украла.

5. Людовик назначил польский сейм в Буде — в венгерской столице.

6. Владислав Ягеллон опустошил польскую казну на венгерские нужды.

7. Швед Сигизмунд и его сыновья из-за своего титула втянули поляков в великие войны со Швецией.

8. При короле Стефане в почете были одни только венгры, а поляков ни во что не ставили вплоть до того, что польный бан Мелецкий оставил свою должность, не вытерпев венгерской наглости.

9. Но что за польза говорить об этом? Большую книгу написал бы тот, кто захотел бы описать обиды, причиненные полякам Ягеллонами и иными чужеземными королями. И кто собрал бы [воедино] все достопамятные поступки этих королей, не нашел бы наверняка почти ничего, что не принесло бы полякам вреда и позора.

19. Чужеземные правители везде вмешиваются в наши дела и становятся нашими посредниками, третейскими судьями и примирителями. Они делают вид, будто хотят мирить нас, но отнюдь не думают о нашем примирении, а, напротив, сеют среди нас междоусобные раздоры, выведывают наши тайны и находят способы [осуществления] своих замыслов.

20. Если какой-нибудь [выходец] из великих народов (которые только себя одних почитают за людей) станет королем у нас, простаков, то рядом с ним из чужеземцев появятся и князья, бояре, думники, баны, начальники и управители, и разные придворные чины. Ни одного поляка или русского эти короли и королевы не допускают до своих собственных дел и совсем не дают им приблизиться к себе, а все свои личные дела ведут с помощью чужеземцев.

Поляки же и венгры, увидев некогда этот свой позор, приняли закон [о том], чтобы ни одному чужеземцу не дозволено было покупать в Польской и в Венгерской землях недвижимое имущество или вотчины и чтобы ни один [из них] не мог быть князем, боярином, должностным лицом. Но закон этот ничего не дал. Ибо, если эти короли хотят наделить вотчиной или чином кого-либо из чужеземцев или своих сородичей, они добиваются, чтобы подданные дали тем [людям] гражданство или приписали их к польскому народу, и не одним, так другим путем они достигают своей цели.

А здесь на Руси еретики, и изгнанники, и изменники ради вотчин и большого жалования делают вид, что хотят принять крещение и крестятся, но, однако же, остаются еретиками и всегда не верны этому царству.

21. Полковники-немцы, заполнившие в наше время Русь, только тем принесли пользу нашему народу, что показали пехотинцам, как стрелять из пищалей и носить длинные копья, но это наши воины и без них легко могли бы узнать.

А в остальном немцы худо поступают, когда переделывают все наше войско на свой немецкий лад. От этого нам нет никакой пользы, но нужна нам легкая конница и гусарский строй.

Не следует ни одного из этих хлебогубцев держать в стране в мирное время, ибо они даром кормятся без дела, бывают соглядатаями, пишут о нас ругательные книги и горько нас высмеивают, высокомерно унижают и жестоко бьют. В военное время не нужно держать их во множестве, и [надо] чтобы ни один из них не командовал нашими людьми, а чтобы они имели воинов из своего народа. Ибо иначе для наших людей не только бывает крайне позорно, но и вредно и приводит [их] в отчаяние то, что наихудший чужеземец лишь из-за того, что он чужеземец, командует русскими [людьми], гораздо лучшими, чем он сам, и притом в их же отечестве.

Я сам видел, как это бывает: видел сотников, кои в каком-либо другом месте были бы едва годны на то, чтобы носить пехотную пищаль. Оттого наши воины бывают недовольны, и серьезно уменьшается [их] доблесть и храбрость, так как они видят, что у них отнята всякая надежда на славу и на прибыль. То, что мы больше всего стараемся добыть с помощью этих чужеземных воевод, из-за них погибает, и все получается наоборот. Мы бы хотели, чтобы наши воины были храбрыми и искусными в ратном деле, а они теряют все воодушевление и охоту, какая у них прежде была, из-за того, что лишаются всякой надежды на славу и прибыль. Приобретают они бесполезные для этой страны знания, а меж тем теряют и забывают свой старый добрый оружейный строй и военное искусство.

22. Чужестранцы заливают и поистине затопляют наши королевства под видом торговли, ремесла, военной службы и благочестия. Они приходят к нам и [вместе] с женами, а пути назад не находят. Так, приходя и переселяясь к нам, немцы выжили нас из целых стран: из Моравии, из Поморья, из Силезии, из Пруссии. В Чехии в городах осталось уже мало славян. А у поляков все города полны немцами, цыганами, шотландцами, евреями, армянами и итальянцами, так что во многих городах чужеземцев больше, чем наших, и наши люди не находят себе места в городах.

Города наши полны чужеземцами, а мы — их холопы. Ибо для них мы обрабатываем землю и ведем войны ради их выгоды, чтобы они сидели, бездельничая, в городах, в каменных хоромах, и пировали, и называли нас свиньями да псами.

Совершенно ясно и ни для кого не тайна, что чужеземцы у поляков завладели дочиста всем золотом и серебром, и поедают все плоды, и [выпивают все] соки этой земли. А поляки у себя дома просят милостыню у гостей, умоляют их, кланяются им и погибают у них на глазах от голода и от стыда.

А что делается здесь, на Руси? Чужеземные торговцы — немцы, греки, бухарцы — сгребают к себе богатство и доходы всего этого королевства. Везде держат склады с товарами и откупа, и всякие промыслы и дела. Свободно ездят по стране и скупают наши товары по самой дешевой цене, а к нам привозят множество бесполезных и самых дорогих товаров: жемчуг, драгоценные камни, и венецианское стекло, заменяющее [эти] камни, и часы, и другие бесполезные вещи. И, наконец, будучи хитрецами, они обманывают наших торговцев на большие суммы денег.

23. В тревожное время чужеземцы увозят от нас свои товары и деньги и тем самым порождают в стране дороговизну, [а] те, кто может, и сами уезжают;

открывают наши тайны; легко изменяют, переходят к врагам и многими способами нас обижают.

24. Когда эти торговцы и ремесленники в каком-либо городе расплодятся и размножатся настолько, что станут достаточно сильными, тогда они изгонят наших людей из города или убьют [их], укрепят город и станут полновластными господами к нашему позору и убытку. Так они сделали в Гданьске, в Торуне, в Риге и в некоторых русских городах, и саксы [добились этого] в Венгрии, и во всей Чехии, и в Поморье, и в других местах. И особенно, где были места, удобные для торговли, все эти места, и пристани, и торжища немцы у нас отняли. И повсюду они [оттеснили] нас от моря и от больших судоходных рек [и] загнали в широкое поле пахать землю.

27. Эти чужеземные откупщики, резиденты, консулы, торговцы, полковники, рудознатцы, врачи, ювелиры, художники, колокольные мастера и всякие ремесленники, и разные новокрещенцы учат нас своей роскоши. То есть [учат] обивать стены и целые дома коврами, быть изысканными в одежде и в еде, спать на трех-четырех перинах, [учат] женщин мазаться румянами и покупать драгоценные камни, [учат] и иными таким же расходам, которых наша земля не может выдержать.

Учат нас своим порокам и грехам, таким, как содомия. Учат своим ересям и мало-помалу заражают нас неверием. Переделывают наши законы, и разрушают наши благолепные церковные порядки, и лишают нас всякого благочестия. А иные под видом святости приносят нам суеверие и ложную лишнюю святость и по-фарисейски налагают на людей непосильное бремя.

28. А иные обманывают нас и прельщают суетными именами академий или высших училищ и привилегиями тамошних учеников, и возведением в доктора и в

магистры (или в учителя). Но вся эта суета не помогает, а, напротив, мешает учению, и страна наполняется множеством бездельных дьяков или книжников. Ибо многие, обманутые этой суетой, в молодости не хотят учиться выгодным и народу полезными да необходимым ремеслам и, желая все стать книжниками, остаются неспособными добывать [себе] хлеб.

А что еще хуже — эти ученые магистры учат нас одной лишь грамматике, а иные полезные науки от нас утаивают. И я не могу ничего сказать об остальных науках, ибо я еще не знаю ни одного врача, математика, музыканта и архитектора, вышедшего из нашего народа.

А иные берут с нас огромные деньги за обучение танцам (от которых нет никакой пользы), как тот хвастун берет за огненные игры и обещает, что они принесут большую пользу, хотя в наше время ни один город нигде не был взят и ни одна страна не побеждена с помощью этих премудрых огневых ядер и стрельб.

И, наконец, иные приносят к нам проклятые бесовские искусства: астрологию, алхимию, магию и каббалистику, в коих нет ничего иного, кроме чародейства, как я сказал подробнее в другом месте.

Заключение

29. Итак, поскольку у чужеземцев имеется столько путей, поводов и хитроумных способов, чтобы обманывать нас, неудивительно, что они так часто и мерзко нас притесняли. Неудивительно, что чужебесие столь многих наших правителей свело с ума и одурачило.

Что значит «многих»? Всех, всех до единого славянских королей, князей и властителей увлекло это заблуждение, все споткнулись об этот камень. Но не все одинаково: некоторые осрамились поменьше, другие — побольше. Так, среди поляков [отличился] тот Казимир, который наполнил землю Польскую евреями и немцами, а среди русских — царь Иван Васильевич и царь Борис Федорович и — пуще всех — Расстрига.

Чтобы в последующее время не случалось таких бед или, вернее, чтоб они были не так велики, надо предотвращать их с помощью хороших законов, осторожности, и привилегий, и особых смотрителей за этими вещами.

30. Как некогда Далила, женщина, Самсона, победителя мужей, а Клеопатра римлянина Антония — правителя Египетской земли, смирили и покорили, так и соседние народы, если они оказываются побежденными силой нашего оружия, сразу покоряют нас своей красотой, остроумием, красноречием и льстивыми речами и шуточными своими играми.

Лучше было бы некогда Самсону убежать подальше от филистимлян и Антонию — от египтян, нежели быть [их] победителем или государем. Так и нашим людям было бы во много раз полезнее не знать о чужеземцах, нежели побеждать их и брать их города, ибо, благодаря [своей] красоте и хитрости, побежденные начинают править правителями. Ибо красота— это немая речь, и у правителей она — всемогуща.

31. Как некогда идолопоклонство евреев, так чужебесие искушает и всегда будет искушать наш народ. Почти что все еврейские короли грешили идолопоклонством; так же и все наши короли, князья, города и народы грешат чужебесием.

Удивительнее и хуже всего, что даже и более мудрые наши учителя страдают этим заблуждением, ибо наш мудрец Старовольский написал в книге и советовал полякам призвать немцев, чтобы они строили на нашей земле остроги против крымцев и поселялись там. Совет этот так плох, что хуже и быть не может, как ведомо тем, кто знает, что делается в тех острогах на турецком рубеже, где немцы живут вместе с венграми и с хорватами.

32. Воистину не счесть тех бед, кои наш народ по ту и по эту сторону Дуная извечно терпел и терпит от чужеземцев. Ведь нет ни одного народа под солнцем, у коего чужеземцы пользовались бы таким почетом и доверием и снискали такую любовь, и где чужебесие было бы так сильно, как у нас.

Или иначе говоря: поскольку чужебесие обуяло нас больше всех и поскольку нас по сравнению со всеми другими народами легче уговорить, перехитрить и обмануть, оттого и бывает, что мы одни терпим такие обиды и позор от чужеземцев.

Причина искушения нас та же самая, что и у евреев. Ибо у евреев язык был грубый, скрипучий, бедный, несовершенный, негодный; музыка и шутки тоже простые и грубые. А у греков-идолопоклонников был сладостный, красивый, удобный, выразительный язык, мягкие и веселые шутки, музыка и разные чудные, славные танцы, и красотой они превосходили евреев. Поэтому евреи были увлечены и сведены с ума этими греческими танцами, нежностью, весельем и льстивостью и в конце концов заразились их идолопоклонством.

Вот так же и мы: ибо язык у нас самый несовершенный из всех и совсем невыразительный, ум некрепкий и красоты почти никакой нет, оттого мы привыкли дивиться чужому красноречию, учености, уму и особенно красивому обличью, искусным танцам и льстивым шуткам. И потому, так же как те птицы, которые более жадно засматриваются на поступки человека или охотника [и из-за этого] легче бывают пойманы, так и мы тоже, пока во все глаза глядим и дивимся чужеземной красоте, бываем одурачены ими и сведены с ума, и они делают с нами все, что хотят: сразу же надевают на нас узду, вскакивают на спину и ездят на нас, как им угодно.

Поэтому нам было бы куда полезнее отвращать глаза от их красоты и затыкать уши, чтобы не слушать их речей, так же как Улисс спасался от сирен. Ибо иначе мы никак не можем уйти от их злости и хитрости.

Раздел 17

О СВАТОВСТВЕ ЧУЖЕСТРАНЦЕВ

1. Мы хотим здесь вкратце показать, как сватовство чужеземных правителей всегда было причиной великих несчастий для народа. Так как чужеземные короли и князья затевают свадьбы с нашими правителями всегда только во вред и на позор нам, то есть чтобы добыть власть над нами. Ибо этим способом литовец Ягайло обошел и покорил поляков, а венгерские короли — хорватов, а немцы — чехов. Таким же образом подъезжали к русскому престолу [королевич] шведский, и Иоанн и Воль-мар — датские королевичи и другие женихи.

Но этими свадьбами они приносят нам неисчислимые беды: отнимают у нашего народа королевское величие, вовлекают нас в свои войны и во многие раздоры, переиначивают наши законы и наше благочестие. Их бояре правят в наших державах и пьянствуют, а нас везде осмеивают, оскорбляют и бьют.

2. Лучше всего было бы нам, славянам, не вести никакой торговли, не иметь договоров и союзов и попросту никак не знаться и не общаться с чужестранцами. Но мы никак не можем избежать торговли с ними, и войн, и перемирий, и посольств, и всех подобных дел, и поэтому в таких неизбежных делах мы должны поступать с большой осторожностью. А чужеземного сватовства мы можем совершенно избежать и навеки избавиться от него, и поэтому мы должны запретить его вечным и нерушимым законом.

Ведь сватовство содержит в себе все остальные беды, порождаемые чужебесием и чужевладством. Ибо [вместе] с чужеземной невестой приходят в страну чужестранцы всех чинов и званий: без всякой пользы для жителей, а всегда во вред и в ущерб. А со временем в стране возникает множество раздоров и войн между правителями. Часто случается, что обе стороны терпят [от этого] сильное разорение. Иногда бывает, что одна сторона — в убытке, а другая — в прибыли, а в ином случае те, кто нынче в убытке, окажутся в прибыли.

Однако нам, славянам, ни одно чужеземное сватовство не принесло испокон веков никакой прибыли, чести и выгоды, а, напротив, каждое приносило окаянные горькие обиды, позор и разорение.

3. Но что говорить только о нас, когда и для всех остальных народов чужеземное сватовство почти всегда было причиной каких-либо бед. Если просмотреть историю всех народов, то из ста таких свадеб едва ли найдется одна или две, за которыми не последовала бы со временем какая-нибудь война или какая иная беда для народа.

Примеров и доказательств [этого] несметное количество, и многие войны, которые в наше время велись в Европе, могут нам засвидетельствовать это. Но нам достаточно будет привести здесь единственный чужеземный пример:

Филипп Красивый, французский король, который умер около 6823/1315 года, имел трех сыновей и дочь Изабеллу. После [смерти] отца все сыновья правили по порядку один за другим и умерли, не имея мужского потомства, а оставив после себя [лишь] дочерей. Изабелла же была выдана за английского короля Эдуарда II (Второго) и родила Эдуарда III (Третьего), также ставшего королем. Этот Эдуард Третий, будучи внуком Филиппа, претендовал на французский престол как на дедовское наследство. Но французские властели отказали ему, заявив, что у них престол не передается по женской линии, и, в соответствии со своим законом, пропустив Эдуарда и дочерей трех сыновей Филиппа, сделали королем Валуа, племянника Филиппа, то есть сына [его] брата. Из-за этого Эдуард пошел на французов войной, причем он и его наследники так люто вели [эту войну], что сам столичный город Париж и большая часть Французского королевства были захвачены англичанами и удерживались ими много лет, вплоть до тех пор, пока они не были изгнаны королем Карлом Седьмым. Однако же с той поры английские короли считают Французскую землю своей вотчиной и именуют себя французскими королями вплоть до сего дня [т.е.] уже 300 лет спустя. Вот какой позор и какие неописуемые кровопролития принесла французам эта свадьба с чужестранцем.

А каких только смут не вызвал по всей Европе своими свадьбами австрийский род (который ныне суетно именуется римскими царями)? Не одну, а десяток книг заполнил бы тот, кто захотел бы перечислить все смуты, войны, обманы, несчастья, обиды и разорения, причиненные из-за этих австрийских свадеб народам Немецкой, Венгерской, Чешской, Итальянской, Испанской, Английской и Французской земель. Поэтому некий льстец написал:

«Пусть другие воюют из-за престолов, а ты, австрийский род, сватайся и тем самым добывай престолы».

4. А теперь приведем несколько примеров того, что случилось у поляков.

1. У польского короля Попеля была жена — немка по имени Бланка. Эта Бланка захватила власть и отравила насмерть дядей Попеля и лучших бояр. Но из их мертвых тел народились мыши, которые съели живьем Попеля с женой.

2. У немецкого царя Арнульфа была жена — сестра моравского короля Святополка, который первым из тамошних королей окрестился. Но затем Арнульф призвал и натравил на своего свояка Святополка венгров, и те его убили. Так немец Арнульф доказал справедливость немецкой пословицы:

«Сколько свояков — столько и волков».

3. Царь Оттон, придя в гости к Болеславу Храброму, сосватал его сыну Мечиславу свою племянницу Риксу. Мечислав, приняв правление, был настолько послушен Риксе — женщине жадной, дерзкой и пресмелой, что правил королевством во всем по ее указу. Тогда мораване и иные славянские князья, жившие за Одрой, отказались повиноваться, присвоили королевские доходы, завели дружбу и сватовство с немцами и, наконец, открыто изменили и поддались немецкому царству.

После смерти Мечислава Рикса стала править еще хуже и круче и разными хитростями добилась того, что коронование молодого королевича Казимира оттягивалось. А она в это время ежедневно выдумывала новые способы добывания денег и мучила людей лютыми поборами. Поляков она постыдно унижала, на все почетные должности возводила своих немцев. Наконец, скопив огромные богатства, Рикса убежала в Немецкую землю и увезла с собой королевича, и всю казну, и две короны: королевскую и королевину. А затем царя — немца Конрада — упросила и убедила послать войско, чтоб разорить польские земли.

4. Когда царь Генрих был побежден королем Болеславом Кривоустым, он благодаря своей хитрости добился, что победитель Болеслав пришел в шатер к побежденному Генриху просить мира. Ибо царь дал понять Болеславу, что хочет отдать ему свою сестру и дочь. Болеслав дал себя обмануть и взял за себя Адельгейду — сестру Генриха, а сына своего Владислава женил на дочери Генриха — Кристине и всех пленников, коих у него было великое множество, отпустил даром.

По завещанию Кривоустого четыре его сына разделили королевство между собой. Однако жена старшего из них, Владислава, — Кристина была женщиной прегордой, жадной и жестокой. Всех поляков она считала свиньями и открыто называла их «свиньями», не допускала их ни к службе, ни к себе на глаза, а любила только своих немцев. Мужу она говорила: «Я-де царская дочь, пошла за тебя в надежде на целое королевство, а теперь вижу, что мы с тобой и с нашими детьми загнаны лишь в четвертушку королевства».

Подобными и иными словами эта бесовская ведьма разожгла междоусобную рать среди братьев. Ибо Владислав Кривоустович по наущению и настоянию этой ведьмы пошел войной на братьев, но был ими разбит и выгнан вон из Польши. Затем

пришел с войском царь Конрад, чтобы вернуть Владиславу и Кристине престол, но ничего не добился. Затем с этой же целью пришел царь Фридрих, и было достигнуто такое соглашение: вдовый Мечислав (брат Владислава) возьмет в жены царскую племянницу Адельгейду, а Владислав вернется в Силезское княжество. Однако уже по другим причинам Владислав не вернулся на силезский престол, а умер со своей Кристиной в изгнании.

5. На венгерского короля Коломана пошел войной царь Генрих V. Коломан, испуганный этой опасностью, стал искать встречи и разговора с Болеславом Кривоустым. Встретившись, короли заключили союз и сосватались: Коломан сосватал своему сыну Стефану дочь Кривоустого Юдиту. В приданое невесте была дана тогда немалая Спишс-кая земля с несколькими каменными городами, и с того времени она отошла от Польши и остается под властью венгров.

6. В приданое за Саломеей, сестрой Лешка Белого, поляки дали венгру Коломану Галич. Но русский князь Мстислав, разбив поляков и венгров, захватил Коломана с Саломеей. А король Андрей, отец Коломана, сумел добиться с помощью своих| послов, чтобы князь Мстислав выдал свою дочь Марию за брата Коломана — Белу, а Коломана чтобы освободил и через три года вернул ему Галич. Однако с течением времени венгерские вельможи, забыв о польских и русских благодеяньях, за деньги продали литовцам Галич, Владимир и всю окрестную большую область.

7. Владислав Локеток выдал свою дочь Елизавету за дважды овдовевшего венгерского короля Карла не без приданого. А для Казимира, сына своего, попросил невесту у Гедимина, князя литовского, без всякого приданого лишь с тем, чтобы Гедимин освободил пленников.

8. Казимир Локеткович женился во второй раз на Адельгейде — дочери чешского князя, немца, а приданое — две тысячи пражских коп — было обещано, но не уплачено. Эта Адельгейда была некрасива лицом, и, увидев ее, Казимир сразу же ее возненавидел и отослал прочь, чтобы ему свободнее было жить с блудницами, которые ввели его во многие грехи и опозорили. Но больше всего зла причинила еврейка Эсфирь. Ибо ради этой Эсфири Казимир дал евреям огромные привилегии и всю Польскую землю наводнил и заразил ими.

Так же и Владислав Сигизмундович, когда ему привели издалека жену не столь красивую, сколь ему хотелось, бросил жену и начал грешить с блудницами.

О, насколько лучше было бы тем королям взять [жену] из своего народа и выбрать ее по своей воле, а не преступать Божьей заповеди.

9. Царь Карл взял [в жены] Елизавету, дочь Богуслава, князя Щецинского, племянницу короля Казимира Локетковича. Тогда Казимир справил в Кракове пышную свадьбу с неимоверными расходами. На свадьбе этой были: 1) царь Карл; 2) Людовик, король венгерский; 3) Сигизмунд, король датский; 4) Петр, король кипрский; 5) Оттон Баварский; 6) Земовит Мазурский; 7) Болеслав Свидницкий; 8) Владислав Опольский и 9) Богуслав Щецинский — самовластные князья, а десятым был сам король Казимир. Свадьба длилась двадцать дней. А в приданое невесте Казимир дал 100 тысяч рублей.

Зачинщиком и устроителем всего этого был немец Варинк — казимиров управитель, а для бедных поляков — враг и грабитель. Сей людодерец и кровопийца, будучи богаче самого короля (ибо его власть над королем и королевством была больше, чем у короля над ним) и желая похвастать своим богатством, нажитым на крови бедных земледельцев, пригласил к себе в дом всех королей и князей, угостил их на диво и богато одарил, а наипаче Казимира, которому преподнес подарки, стоившие свыше 100 тысяч рублей. В то время, когда эти чужестранцы в Кракове пировали, кричали и плясали, бедные поляки по всей стране голодали, плакали и тужил.

10. Казимир Локеткович из-за некоего давнего сватовства назначил наследником своего престола Людовика, короля венгерского. Много можно было бы сказать о тех обидах, убытках и смутах, которые поляки из-за этого перенесли.

После смерти Людовика полякам пришлось пять раз отправлять послов за его дочерью Ядвигой, и они еле ее допросились. А допросившись ее, выдали ее за литовца Ягайло и дали в приданое за ней королевский престол, и навеки лишили свой народ королевской чести.

11. Король Ягайло дочь свою Ядвигу выдал за немца Фридриха Бранденбурга, совсем еще юного, и в приданое за ней назначил польский престол — на случай если бы он, Ягайло, умер, не оставив мужского потомства, а в ином случае — 100 тысяч рублей. А этот милый зять со временем, вместо того чтобы помогать полякам, оказал помощь их врагам — крестоносцам.

12. Немка Елизавета, королева венгерская, после смерти короля Альберта, своего мужа, вернулась домой, в Австрийскую землю, со своим юным сыном и с короной, которую она украла [у венгров], как некогда Кристина у поляков.

Тогда венгры, желая короновать Владислава Ягеллона, сняли корону с головы святого Стефана, мертвого короля. Это было грешно, и Владислав вскоре был убит.

Корону, украденную у поляков Кристиной, вернул им затем царь Конрад. Но король Людовик снова унес ее в Буду, так что, когда захотели короновать Ягайло, короны не оказалось, и пришлось делать ее заново. А затем Сигизмунд, король венгерский, вернул Ягайло старую [корону].

А венгерскую корону Матвею, королю венгерскому, пришлось выкупать у немцев дорогой ценой — за 60 тысяч рублей.

13. Казимир Ягеллон взял [в жены] дочь царя Альберта с приданым в 100 тысяч рублей, которое [ему] обещали оставить в вечное владение, даже если бы она не родила потомства. Однако приданое это было лишь обещано, но не отдано.

14. Но несноснее всех остальных была надменность и глупая кичливость той немки Елизаветы, жены короля Казимира, которая из-за своего дьявольского высокомерия нарушила мир между народами. Ибо Матвей, король венгерский, желая взять в жены елизаветину дочь Ядвигу, хотел посредством этого брака помириться с поляками и с чехами. Но кичливая немка пренебрегла венгерским королем и сочла его недостойным быть ее зятем из-за того, что Матвей был не из королевского и не из княжеского рода, а лишь из бояр. Вскоре после этого пришли послы от Людовика, князя Баварского, и Ядвигу им отдали, и обещали за ней 100 тысяч рублей приданого, но не заплатили.

15. Когда король Сигизмунд почти совсем уже одолел крестоносцев и отнял от них Прусскую землю, немцам удалось обольстить его так, что он подарил предводителю крестоносцев Альбрехту (княжичу Бранденбургскому и сыну своей сестры) все, что Альбрехт дотоле потерял, и то, что он еще удерживал в Пруссии. И из предводителя крестоносцев сделал его и весь его род полновластными князьями.

В этой же войне Сигизмунд мог разбить немцев, воевавших с поляками, но не захотел их разбить. А пленных немцев, которыми были полны все тюрьмы в Польской земле, он отпустил без выкупа и еще подарил каждому из них одежду и денег на дорожные расходы. С тех пор, как свет стоит, не слыхано было, чтобы немцы поступили так с поляками или [вообще] со славянами. Но не удивительно, что литовец Сигизмунд был так щедр с немцем Альбрехтом за счет поляков.

5. Много есть иных примеров, еще более свежих, из которых видно, сколько позора претерпели поляки из-за чужеземного сватовства. Но так как у меня нет [сочинений] других летописцев, кроме одного лишь Кромера, ограничимся ныне тем немногим, что было сказано.

Надо нам вспомнить, что Ветхий завет запрещал женитьбы между разными коленами народа еврейского и тем более между разными народами. Завещано было, чтобы новообращенный (как у нас новокрещенец) ни за что не мог стать королем. А священство предназначено было только левитову колену. И поэтому новообращенным было недоступно какое-либо духовное или мирское достоинство. Ясно сказано в Книге Исхода в главе 34.16 и в 3-й Книге Царств в главе 11.2, что евреи не должны брать себе чужеземных жен и выдавать своих дочерей за чужестранцев. «Чтобы они, де, не склонили сердца вашего к своим богам».

А мы куда более склонны к чужебесию, нежели евреи к язычеству. Поэтому мы должны быть не менее осторожными, чем евреи.

Мудрейший из всех евреев — Соломон жестоко ошибся и лишился мудрости, когда взял в жены дочь фараона, египетского короля, и множество иных чужеземных жен, которые увлекли его в язычество (3-й кн. Царств в главе 11).

6. Турецкие короли берут столько жен, сколько им угодно, и берут из разных племен и разной веры, боярынь и рабынь, свободных и пленниц. Смотрят лишь на то, чтобы жены были красивы, и поэтому не удостоивают их никакой чести. Не знаю, поступают ли так персы и иные магометанские короли.

Куда более удивительно то, что написано об Артаксерксе, древнем персидском короле, который, имея одну законную жену и признавая за ней королевское достоинство, взял, однако, затем Эсфирь, не зная, из какого она рода, и не зная, что она еврейка, и сделал ее королевой лишь за ее красоту. Такие свадьбы мерзки и мало отличаются от простого блуда, ибо не ищут в них ничего, кроме телесного наслаждения.

Премерзким был также поступок Соломона, имевшего семьсот жен и триста блудниц.

Самый лучший закон был у римских царей, как у древних языческих, так затем и у христианских. Ибо каждый из них имел лишь по одной законной жене, обладавшей королевским достоинством. И [в жены] они брали не рабынь, не пленниц, не чужестранок, не дочерей других королей или князей, а только римских девушек. И смотрели они не на одну лишь красоту, и выбирали не тех, что были краше остальных, но не вышли родом, а выбирали красивых и скромных девушек — дочерей наивысших римских вельмож. И дочерей своих они также выдавали не за чужеземных королей или князей, а за тех же наиблагороднейших и наивернейших своих подданных. И это ни в чем не умаляло величия этих королей, которое всегда оставалось таким, что никто на свете не мог его превзойти.

Напротив, благодаря этому обычаю те короли добивались верности и любви своих подданных. Такой же обычай был и у всех остальных народов Европы. Так, Лазарь, последний сербский великий князь (павший вместе с сотней тысяч воинов на Косовом поле), имел зятем одного из своих властелей по имени Милош Кобилич. Милош был так верен своему тестю, великому князю, что не хотел оставаться в живых после его гибели и сразу же решил за него и вслед за ним принять смерть. На другой день после этого несчастного разгрома он попросил, чтобы его выслушал турецкий король Мурад, и обещал показать, где закопана Лазарева казна. А когда его привели, чтобы выслушать, он ударил короля ножом в живот и убил его, а самого его тут же зарубили. У греческого царя Алексея зятем был один из его властелей по имени Алексей. Русские великие князья и польские короли поступали так же.

И таким же образом, как мы уже говорили, поступали обычно везде в Европе, покуда немецкие короли не стали охотиться за королевствами мораван, чехов, поляков и остальных славян и венгров и [пока] для этого не стали свататься к дочерям тамошних правителей и выдавать за них своих дочерей, каковым способом и добились того, чего искали. А затем, когда немецкое самодержство начало ослабевать, и князья и властели стали с каждым днем присваивать себе все больше прав и привилегий и стали все меньше подчиняться своим королям, тогда князья эти начали свататься к более сильным князьям, чтобы иметь больше силы против своих королей. И со временем эта вещь так вошла в обычай, что стали считать большим позором и грехом, если какой-либо король или князь возьмет жену не из королевского или не из княжеского рода или выдаст свою дочь не за короля и не за князя. Заблуждение это мало-помалу распространилось во Французской, Итальянской и Испанской землях и, наконец, с чужеземными королями — и в Польской.

Русь это заблуждение, по милости Божьей, еще не охватило, ибо милостивейшие цари наши не считают для себя зазорным брать в жены дочерей своих подданных — властелей.

Что же касается замужества царских дочерей, то два рассуждения могут разрешить эти сомнения.

Первое рассуждение: кажется, лучше будет, если сие царство последует всегдашнему обычаю римских царей и давнему и общему закону всего славянского народа и всей Европы, нежели новому немецкому обычаю, выдуманному недавно на пользу одним лишь немцам. Ведь благодаря этому обычаю немцы держатся на моравском, венгерском, чешском, испанском, польском и на иных престолах, а другие народы не смогли этим способом ничего у них добиться.

Второе рассуждение: даже если всем народам полезно было бы выдавать дочерей своих королей за других правителей или держать их всегда в девичестве и не выдавать за своих властелей, то как раз русским и всем остальным славянам это, конечно, никак не может быть полезно по причинам, уже достаточно объясненным: ведь нас, славян, чужестранцам легче обмануть и перехитрить, чем все другие народы.

Август и остальные римские и персидские цари были ничем не хуже немцев, однако римские цари искали себе невест не у иных царей, а у своих бояр. Немецкие короли давно лишились уважения и боязни со стороны своих подданных — а вернее те никогда их достаточно не уважали и не боялись, — и поэтому они всегда старались укрепить свою власть и снискать уважение своих подданных посредством сватовства с соседними государями. Однако полноправным королям и правителям, обладающим совершенной властью, не нужно и нелепо искать у посторонних людей поддержки для своей власти, которая дана им от единого Бога.

Раздел 18

КАК ЧУЖЕСТРАНЦЫ ПОЗОРЯТ КОРОЛЕВСКУЮ ЧЕСТЬ НАШЕГО НАРОДА У ПОЛЯКОВ

Некие бездельники выдумали басню и рассказывают так: пришел, де, к папе посол от Мечислава, князя польского (который первым из этих князей принял крещение) и просил у папы корону и королевский титул. Папа обещал [их] дать и приказал ювелирам выковать корону. Но во сне ангел научил папу, чтобы он не давал короны поляку, а [отдал ее] другому послу, который должен будет завтра прийти с этой же целью. Пришел венгерский посол, и поляку отказали в короне, и послали [ее] Стефану, князю венгерскому.

2. Другие лжецы рассказывают так: пришел, де, царь Оттон Третий к Болеславу, князю польскому. Болеслав знатно угостил царя и пребогато одарил [его]. А царь назвал Болеслава «королем» и «другом Римского царства» и освободил его от дани и от всякого подданства царям.

3. Немецкие хвастуны рассказывают так: «Болеслав, де, Храбрый, возгордившись, присвоил себе королевский титул и отказался [платить] дань царю, и из-за этого был царем Конрадом во многих великих битвах побежден и покорен. А сын его — Мешко, добиваясь той же цели, был свергнут, и на его место [был] посажен брат его — Оттон. А потом Мешко положился на милость царя, разделил с братом княжество и, отказавшись от королевского величия, удовольствовался, княжеским титулом, а Польская земля осталась данницей царей».

4. Король Болеслав убил святого великого чудотворца Станислава. За это папа Григорий VII наложил на поляков наказание: отнял у Болеслава королевский титул и приказал епископам, чтобы они впредь никого не короновали на престол без папского разрешения. И после этого королевский престол пустовал 215 лет.

5. Немец Мутий пишет: «Собрались, де, царь Генрих и князья во Франкфурте и решили пойти войной на поляков, кои отказались платить царю дань и избрали себе короля и короновали его, что было для царя превеликим бесчестием. За это царь пошел на них с войском. Бились они несколько раз, и обе стороны пролили много крови. Наконец, царь принял поляков в подданство и, увеличив прежнюю дань, вернулся домой». Так [пишет этот] немец.

Но ведь если немецкого царя бесчестит тот, кто именует себя королем, тогда все короли на свете, кроме польского и чешского, бесчестят и позорят этого милого царя. Ибо ни один другой король не был поставлен этим царем.

6. Легко распознать немецкое хвастовство, когда немцы говорят, будто поляки платили дань их царю. Ибо какую-то часть Польской земли они выдают за всю эту страну и народ. Сроду не бывало, чтобы все поляки были подданными немцев, и этому есть достаточное доказательство: ни один царь не называл себя польским королем. Но когда во времена раздоров между поляками немцы захватывали какую-нибудь часть польских земель в Поморье или в Силезии, они хвастали, будто подчинили себе всю Польскую землю. И если какой-нибудь князек платил им дань, они называли ее просто «польской данью», как будто бы эта дань шла со всего польского народа. Так же поступают с нами, славянами, и венгерские короли, и Ягеллоны, и венецианцы.

7. Царь Фридрих II дал крестоносцам жалованную грамоту, коей подарил им и закрепил [за ними] Хелмский повет и все то, что они смогут в будущем отвоевать у пруссов. Но ведь над этими польскими землями немцы отнюдь не имели никакой власти.

8. Князь Пшемысл, объединив разъятое Польское государство, вернул народу королевский титул, коего не было 215 лет. Ибо в лето господне 6803/1295 Пшемысл был избран королем и законным образом коронован. Но через семь месяцев после [его] вступления на престол вследствие зависти и обмана немецких бранденбургских князей на него неожиданно напали во время охоты и убили.

9. Преемник Пшемысла — Владислав Локеток неведомо по какой причине не хотел ни короноваться, ни называться королем, а в течение 20 лет своего правления называл себя «наследником Польского королевства». Но в 6828/1320 году поляки от- правили послов к папе Иоанну XXII, чтобы испросить для Локетка королевский титул, ибо считали,. будто Пшемысл принял этот титул не к добру, без повеления папы, поскольку после убийства святого Станислава полякам запрещено было [носить], королевский титул. Папа не хотел открыто датьД Владиславу королевский титул, чтобы не обидеть Иоанна, короля чешского (присвоившего себе титул польского короля), и тестя его Филиппа, короля французского. Однако же втайне папа уведомил послов о своем согласии и сказал, что он не запрещает полякам пользоваться своим правом. И после этого Владислав Локеток был коронован.

10. Немец Сигизмунд, король венгерский, добивался свободного в то время суетного титула [царя] Римского царств. Чтобы угодить немецким князьям — избирателям царя, он, преступив клятву и пойдя на множество хитростей, стал помогать немецким крестоносцам, воевавшим с поляками. Придумал он хитрый план, как оттолкнуть Витовта, князя литовского, от его брата Ягайло, короля польского, и поссорить обоих с поляками. И отправил гонца к Ягайло с просьбой о встрече и переговорах.

Короли пришли в два ближних порубежных города: Ягайло в Судец, Сигизмунд в Кезмар. Ягайло послал к Сигизмунду брата Витовта. А Сигизмунд наряду с иными — открытыми — делами имел тайную беседу с Витовтом и обещал ему сделать его, Витовта, королем литовским, если он сам станет царем немецким.

А в 1429 году, когда Сигизмунда уже провозгласили царем (но еще не короновали), он повторил свою хитрость и снова предложил [начать] переговоры. Назначены они были в Луцке. Там Сигизмунд заключил соглашение с Витовтом и обещал королевскую корону этому мужу, достигшему восьмидесяти лет. И король Ягайло, обманутый льстивыми словами и не предвидя грядущего зла, тоже согласился с этим.

Однако краковский епископ Збигнев сильно упрекал Витовта, показав в большой речи, как несвоевременно это честолюбие, которое должно принести литовскому и польскому народам великое разорение. «Пойми, де, князь, отравлен тот кусок и ядовит дар, который шлет тебе царь — общий и вечный враг обоих наших народов». Говорил он и иные крепкие слова, и вслед за ним все думники отговаривали Витовта от этого плана.

Затем, на сейме в Корчине, послы Витовта, не сумев ничего добиться от поляков, в конце концов сказали: «Угодно вам или не угодно, [а] Витовт все равно будет королем». И действительно, Витовт не переставал через гонцов просить у царя обещанного. Поляки, перехватив несколько таких гонцов, сошлись на сейм в Сандомире и отправили к Витовту послов, и дали им наказ: если они никак иначе не смогут отвратить Витовта от его намерения, пусть предложат ему польский престол, поскольку король Ягайло согласен был уступить старому и бездетному брату королевскую власть, которой он сам был сыт и которая через короткое время все равно должна была вернуться к его сыновьям. Витовт ответил:

«Не хочу быть столь бесстыдным и нелюбящим, чтобы брата Ягайло лишить престола».

А между тем [Витовт] твердо решил изменить брату и полякам и всех литовцев привел к новой присяге, и назначил на 17 августа свою коронацию. При этом и царь Сигизмунд не терял времени даром, а спешил покончить с этим делом, хвастая и хвалясь перед [своими] друзьями: «Я, дескать, бросил двум псам кость, из-за которой они разорвут и загрызут друг друга насмерть».

А поляки перехватили двух сигизмундовых гонцов, посланных с письмами к Витовту. А в письмах царь убеждал Витовта выбросить из головы свои сомнения. Ибо Витовт сомневался, имел ли право царь, если он провозглашен, но еще не коронован, учреждать новые королевства и назначать королей, как думал сделать тогда Сигизмунд. Эти же гонцы несли и царскую грамоту, коей в Литве учреждалось новое королевство и Витовт назначался королем. А корону царь обещал прислать с другими послами в подходящее время.

Затем пришла весть, что очень пышное посольство с короной находится уже в пути. Тогда все великопольское боярство без всякого приказа, как по сигналу тревоги, вооружившись, ушло в леса и вдаль и вширь обложило все дороги настолько, что царские послы, дойдя до Франкфурта и не посмев идти дальше, повернули назад. А Витовт с огорчением отпустил послов московских, тверских и одоевских, и царей татарских, и двух рыцарских начальников, которых он пригласил на праздник своей коронации, и затем вскоре умер. Я считал, что об этом деле надо было здесь рассказать поподробнее (опустив в десять раз больше вещей, относящихся к этому), чтобы на этом примере можно было понять суетность и несказанную бесовскую злость и хитрость, с помощью коих немцы стараются обесчестить наш народ.

11. Кромер, польский летописец, был родом из немцев и, выставляя себя сторонником поляков, льстиво возвеличивает немецкую надменность, а поляков обманывает и позорит.

Во-первых, потому, что, когда приводит речь Болеслава Локетка к воинам, он пишет, будто этот мудрый король (не желавший просить у царя королевского титула) восхвалял своего врага и сказал такую глупость: «О воины, если победите царя всего света...»

Во-вторых, потому, что Кромер хвалит тех королей, которые наводнили Польскую землю немцами, и ввели немецкие законы, и отдали город Краков во власть немцам.

В-третьих, потому, что старается уверить людей, будто бы поляки получили королевское достоинство от немецких царей. Ни Конрад, ни Генрих не имели, де, права ни отнимать у поляков королевский титул, ни запрещать [его], поскольку поляки не сами себе поставили короля, а приняли эту честь, оказанную им царем Отгоном. Так [пишет] тот насмешник. И, конечно, по той самой причине, что если бы поляки [и вправду] получили эту честь от царя, то последующие цари могли бы по праву отнять эту честь (или вернее — бесчестье), как свой дар.

К тому же в тех случаях, когда приходится упоминать одновременно о поляках, и венграх, и немцах, Кромер почти везде называет венгров перед поляками, а немцев — всегда перед ними обоими.

Более давние немецкие писатели рассказывают (как говорилось выше), что царь Конрад и затем царь Генрих пошли на поляков и не дали им пользоваться королевским титулом и достоинством. Тогда выдумали и эту басню, будто бы ангел запретил папе дать корону полякам, и не могут объяснить причину, по которой был учинен этот запрет, и не приводят в свидетели ни одного из писателей того времени.

А более поздние немецкие писатели (среди которых и Кромер, на словах — поляк, а родом и сердцем — немец), поняв, что немцы никаким путем не могут лишить поляков королевского титула, выдумали басню о царе Оттоне (будто бы он дал полякам королевское достоинство), чтобы тем самым по крайней мере присвоить себе [эту] честь, а поляков сделать как-то своими подданными.

Я, конечно, ничуть не верю [по поводу] этой басни об Отгоне ни Кромеру, ни иным немцам и новым польским летописцам. Если бы это и впрямь было так, Конрад и Генрих не могли бы после этого воевать с поляками из-за королевского титула и Локетку не надо было бы посылать в Рим, [чтобы] просить папу о королевском титуле.

Но пусть будет так, как ему угодно. И если действительно царь Оттон назвал князя Болеслава королем, а Болеслав счел это за честь, [то] я скажу, что Болеслав безмерно в этом ошибся и поступил глупо, и счел за честь бесчестье и вечный позор для народа. Намного лучше было бы Болеславу ответить так: «Ты, царь, ставишь меня королем польским, а я тебя ставлю царем немецким. Сколько у меня власти и дел с тобой и с твоими немцами, столько у тебя со мной и с моими поляками».

12. Итак, истина в том, что законное начало и основание Польскому королевству положено единым Богом, а не царем и не папой. Ведь если правда, что цари могут создавать королевства, то значит они могут и разрушать их. А после вымышленного создания [Польского королевства] Отгоном папа и два царя отняли у поляков королевский титул и упразднили [его]. И то, что Отгон дал, Конрад и Генрих отняли. А при окончательном и истинном утверждении Польского королевства Локеток попросил титул не у царя, но у папы, а папа не дал ему его, но сказал: «Я, де, не запрещаю полякам пользоваться своей властью». И тем самым папа волей-неволей признал, что народы и без папы, и [без] царя имеют власть ставить себе королей. И это творение, в коем ни папа, ни царь не приняли никакого участия, оказалось и осталось крепким.

Однако поляки (соблазненные хитрецом Кромером и иными обманутыми и обманщиками) выводят свое королевское достоинство от чужого, незаконного, позорного для них, вымышленного и попросту ложного корня. Если бы даже этот корень и был истинным, то надо было бы найти способ, чтобы утаить или изменить его. А они еще и похваляются своим позором, и сами его глупо превозносят, будто это [возвышает] их честь и достоинство.

Раздел 19

КАК ЧУЖЕЗЕМЦЫ ОПОЗОРИЛИ ДОСТОИНСТВО КОРОЛЕВСКОЙ ВЛАСТИ У СЛАВЯН — ЧЕХОВ, БОЛГАР, СЕРБОВ

1. Совершенно невыносима та суетность, посредством которой царство, именуемое Римским, всегда себя возносило. Ибо римляне еще... А при царе Августе... А Калигула и некоторые иные цари...

2. А после перенесения царства от римлян к грекам при царе Юстиниане льстецы в царском законодательстве... Там же в Царьграде....

3. А после римской измены или после разделения царства между греками и римлянами, когда римляне призвали Карла, немецкого короля, и короновали его и назвали Римским царем, немцы... Те же немцы...

4. Вследствие этого обмана... В 1087 году царь Генрих IV поставил королем князя Братислава Чешского и подарил ему всю Польскую землю, над коей ни один из них не имел никакой власти. Так Генрих бесовским злодеянием разжег войну в чужом народе.

7. В 1159 году царь Фридрих дал Владиславу, князю Чешскому, королевский титул. Но в течение 60 лет после Владислава его преемники — чешские Правители не пользовались этим титулом.

8. А после этого Пшемысл или Отокар, князь Чешский, принял от царя Филиппа и оставил наследникам королевскую корону, упущенную его родичами — предшествующими князьями, занятыми междоусобной ратью.

9. В 1002 году царь Отгон III с папой Григорием V, своим родичем, назначили 6 выборщиков царя — немецких князей и епископов. А после этого, намного позднее, царь Рудольф I (который убил Отокара, короля Чешского) прибавил седьмого выборщика — короля Чешского и сверх того назвал его «чашником царя Римского» и возложил на него обязанность, чтобы этот бедный король признавал себя царским слугой и наливал бы царю за столом вино, и подавал чашу. И таким образом из самовластного князя сделал его подданным и коронованным чашником на посмешище всему свету. Ибо что можно придумать хуже, чем если кто-нибудь, будучи коронованным королем, вместе с тем наливает чашу другому правителю и прислуживает за столом? Такое позорище делают из нас эти милые кралетворцы.

10. Юрий Подебрад, последний чешский король из славянского рода, был законно и по правилам судим папой за ересь и был вместе с детьми лишен всякого королевского и княжеского достоинства не только в нынешнее, но и в грядущее время.

11. Все европейцы признают двух цесарей...

12. Болгары с иными славянами.... — Ив тексте или в начале, но без номера. — После этого греки помирились...

13. А царь Фридрих, еще до этого, проходя через Сербскую землю с войском к Иерусалиму и будучи щедро угощен Сербским князем, изменил титулование князя...

14. Наконец, немцы лживо называют себя славянскими королями, хотя они отнюдь никогда не владели всем славянским народом. И выдумали для славян герб — трех псов .

15. Одураченный этими немецкими царями, некий....

Юрий Крижанич

ПОЛИТИКА

ЧАСТЬ 3. О МУДРОСТИ

Раздел I

[О ТОМ], КАК ХОРОША, ПОЛЕЗНА, ВЫГОДНА И НУЖНА МУДРОСТЬ