Беседа свящ. Николая Чукова 31 августа 1927 г. в Николо-Богоявленском соборе Ленинграда. Оп. на с. 367-370 (номер страницы после текста на ней.

Духовная жизнь каждого из нас совершается в Церкви Христовой. Здесь мы освящаемся, назидаемся, духовно растём и живём. Как и всякий человек имеет не одну только душу, но и тело, так и Церковь - есть учреждение не только духовное, оно есть общество верующих, имеющих, как всякое общество свою организацию. Господь поставил в ней пастырей и учителей для совершений святых [так в публикации - прим. Я.К.], в ней есть особое каноническое устройство, предусмотренное церковными канонами и поместных соборов и св. отец. Кроме того, поскольку Цер-

-367-

ковь сущестсвует в условиях земных, она по необходимости должна стоять в тех или иных отношениях к государству, на территории которого находится.

До 1917 года до момента революции в нашем государстве, Церковь русская жила в тесной связи с государством и пользовалась его особенным расположернием и покровительством. Со временем революции, с изданием декрета об отделении Церкви от государства, который вышел 28 января 1918 года, Церковь стала в обособленное положение, вполне самостоятельное, без всякого особого покровительства, так как религия была объявлена частным делом каждого, и вся забота о Церкви перенесена с государства на самих верующих. Вследствие этого коренного изменения во внешней жизни нашей Церкви, церковный строй управления, в ней существовавший, должен был ликвидироваться и видоизмениться соответственно своему новому положению в государстве и новому строю самогго государства. Постепенно уничтожались епархиальные управления прежнего порядка, оставался во главе один Патриарх и на месте - далеко не везде - епископы. Синод при Патриархе также распался. Кроме применения системы церковного управления здесь имели значение ещё и другие причины политического характера.

Вследствие гражанской войны, так называемых, "красных" и "белых" многие епископы в местах боевых действий уходили с "белыми" и, в конце концов, должны были с ними эмигрировать за границу, где они и обосновались в разных странах вместе с русскими эмигрантами, как со своей паствой. Мы все пережили это время и на самих себе знаем, как не сразу, а постепенно менялись наши взгляды вместе с новым строем и как постепенно шло осваиваивание с ним, у одних - скорее, у других - медленнее, а некоторые, может быть, ещё и до сих пор не совсем привыкли к новому строю. Всё это понятно. Мысли о случайности власти, - естественные в начале у "белых" - привычка к прежрнему строю, постепенное общение - по необходимости - с элементами. недовольными новым тсроем, поставленными в тяжёлые условия жизни вне отечества, может быть, обездоленных революцией, всё это поставило и некоторую часть заграничного духовенства в ложное положение, политические интересы и симпатии у них перевесеили над духовными (в ложной идее "спасения Отечества", по старому рецепту, на старый лад), и они, будучи связаны общей жизнью с эмигрантами, начали и сами проявлять будирующее отношение к советской власти, как устно, так и письменно. Собирались даже "соборы", на котрых вместе с церковными обсуждались и политические вопросы, вроде восстановления монархии и т.п. Всё это, конечно, не могло не ухудшать положение Церкви у нас, здесь. Заграничное высшее духовенство в силу зависиммости от Патриарха должно было сноситься с ним по делам Церкви, а эти сношения брались здесь гражданской властью, естественно, под подозрение.

Настал 1922 год, а с ним и голод. Произошло изъятие ценностей. Недоразумения при отдаче ценностей в разных церквах были поставлены в связь с заграничным движением против Советской власти: их объяснили как желание на этом вопросе поднять внутреннее восстание против Советской власти. В результате Патриарх был подвержен заключению и многие епископы и часть духовенства. Таким образом, более или менее организованное управление

- 369 -

Церковью растсроилось. В это-то время, воспользовавшись отсутствием Патриарха, группа, так называемого, обновленческого духовенства начала обвинять в контрреволюции всех тех, кто не пошёл за нею. Это ещё более расстроило ряды староцерковного духовенства, и оно осталось совсем без высшей, легальной организации.

В то время, как обновленцы были легальной церковной группой с зарегистрированным управлением, у нас были епископы, но не было управления, или оно совершалось тайно, как нечто недозволенное, преследовавшееся. Такое положение не могло не отразиться гибельно на всём строе нашей церковной жизни. Двадцатки часто помнили только свою независимость от гражданской власти и забывали свою необходимую связь с церковной, канонической властью епископа, допуская канонически неправильные действия, например, в отношении причтов. Обновленцы, как легализованные, забирали церкви у староцерковников, оставляя массы прихожан и духовенства без храмов. Всякое доказательство управления являлось незаконным и могло вызвать изолирование "управляющих"...

Выходом из положения могла быть только легализация староцерковной группы пред гражданской властью и создание органов управления. Но для этого государственная власть должна удостовериться, что наше объединение не грозит подрывом власти, что оно не контрреволюционно, что мы не с теми, которые злоумышляют против власти.

Митрополит Сергий и обратился к власти с просьбой о легализации староцерковной группы во всей стране и вместе заверил, что мы - староцерковники - вполне лояльны по отношению к Советской власти и отмежёвываемся от тех, кто будирует против неё.

Вот в своём послании митрополит Сергий и обращается ко всему духовенству и верующим, извещает о своих заботах относительно легализации и говорит, чтобы, как духовенство, так и верующие были вполне законопослушны к гражданской власти, если хотят мира для Церкви. В этом смысл и цель послания. Таким образом, митрополит Сергий и Священный Синод за всех нас поручили пред властью в нашей лояльности.

Если стоять на истинно-евангельской тточке зрения, то иного отношения к государственной власти и быть не может: Христос повелел воздавать "кесарево кесареви", а апостол Павел учил почитать власть и молиться за неё "за тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте", потому что власть всякая поставлена не случайно, а по воле Божией и имеет целью охранять порядок: "не бо без ума меч носить... зле творящему". И это он говорил о власти императора Нерона, который тысячами уничтожал христианю. Так, наше дело, дело христиан - молитва. Это - наше единственное орудие. Политика, а тем более борьба с властью - не наше дело. Дело Церкви - дело возрождения души, а не дело строения внешних форм жизни. Как христиане, мы должны быть честными гражданами своего государства и честным исполнением своего долга помогать строительству государства. Кто вовлекает Церковь в политику, тот делает нехристианское дело и губит Церковь.

Отнесёмся же со вниманием к этому голосу Первосвятителя нашей Церкви, будем всегда и вполне законопослушны к государственной власти, и мы этим

- 370 -

поможем Церкви утвердиться, успокоиться и в мире и тишине служить спасению верующих, служить делу созидания Царствия Божия на земле. Аминь.

Оригинал в машинописном сборнике в библиотеке СПБ. ДА. Чуков Н.К., прот. Беседы в Никольском соборе. 1925-1928 гг. I-II. С. 191-192.

Записка свящ. Николая Чукова митр. Сергию Страгородскому. В момент написания записки Чуков был священником в Саратове, куда был сослан в 1936 г. из Ленинграда. Архив СПб. епархии, ф. 3, оп. 3. Оп. на с. 418-419 (номер страницы после текста на ней).

Мотивы моего отказа от предложения митрополита Сергия от 10 декабря 1941 г.:

1. Моя "репрессивность", заранее ставящая меня в положение "подозреваемого", а моё "смертничество" грозит при всяком инциденте и аресте привести к расстрелу.

2. В настоящее время всякое активное проявление церковности идёт в разрез с господствующим материалистическим мировоззрением и, как таковое, рассматривается как антисоветское, контрреволюционное; а это естественно ведёт за собой те или иные репрессии. В этом убеждают факты: погловная высылка всего духовенства (по крайней мере, в Саратове), многих монаше-

- 418 -

ствующих (особенно женщин), как и мирян-церковников и особенно архиереев (в Саратове высланы арх. Афанасий, арх. Серафим, еп. Вениамин).

3. Всяке собрание верующих исключительно для молитвы считается обыкновенно за признак "организации" и участники его арестовываются и высылаются. Факты ареста в Саратове в конце 1940 или начале 1941 г. священника и с ним двух десятков монахинь и мирян, собиравшихся в Красноарм. Слободке для богослужения (тайно, без регистрации).

Храмы закрыты, многие разрушены (в Саратове). Надежды на восстановление и открытие храма нет, так как считается, что в "культурном городе неприлично быть храмам, как признакам "отсталости". Вероятно, такой же взгляд и в других городах.

5. Церкви и духовенство облагаются финорганами громадными суммами подоходного налога. Показатели "деклараций" обыкновенно игнорируются и суммы начётов указываются финорганами произвольно. Доказать правильность показаний декларации документальными данными нет возможности: поручный доход за требы трудно учесть, а оплата труда церковным коллективам (двадцаткой) не всегда принимается во внимание финорганами. Непосильность уплаты налога грозит конфискацией имущества, судом и тюрьмой. Необходимо урегулирование этого вопроса в центре и исчерпывающая организация отчётности на местах.

6. Внешнее наблюдение и контролирование церковной жизни по местам переходит во вмешательство во внутреннюю жизнь Церкви и препятствует её правильному течению: гражданская власть указывает определённые часы для богослужения, крайне ограниченные (в Ленинграде), запрещается богослужение в выходные дни (в Саратове), запрещаются соборные и вообще "торжественные" богослужения (в Ленинграде), изъемлет регентов и певчих через регистрацию и арест (в Саратове) и т.д. Всё это создаёт нервирующее стеснение в отправлении богослужений, едва ли вызванное необходимостью.

7. Ненормальная организация приходских коллективов ("двадцаток") вносит расстройство во внутреннюю жизнь приходских общин, дезорганизует церковное управление и нередко принижает авторитет епархиальной власти (факты в Ленинграде и Саратове); нет регистрации членов прихода; двадцадтка не с приходом, духовенство обособляется от двадцатки; последняя, считая себя полным и единственным "хозяином" храма, простирает свою власть даже на дела прихода и на порядок богослужения; вследствие разобщённости между причтом и двадцаткой нет единства между ней и епархиальной властью, распоряжение которой, в частности, по вопросам назначения причта нередко игнорируются. Всё это требует внесения организованности и издания официальной инструкции для руководства двадцаткой и организации прихода.

8. В последнее время вопрос о проповеди в храме поставлен гражданской властью в очень стеснённое положение (факты в Ленинграде).

9. Больной вопрс снабжения церквей вином, мукой, свечами, ладаном для богослужения, требующей распоряжения центра.