1. Г-н Президент, дамы и господа!
Мне выпала честь обратиться к Международной Ассамблее и присоединиться к мужчинам и женщинам каждой страны, любой расы, говорящим на любых языках, в празднование 50-летия основания Организации Об'единенных Наций. Стоя перед этим выдающимся собранием, я ясно осознаю, что через вас я, некоторым образом, обращаюсь ко всей человеческой семье, живущей на земле. Мои слова предназначаются в знак интереса и уважения Престола и Католической Церкви к этой организации. В них отдаются, как эхо, голоса все тех, кто видит в Об'единенных Нациях надежду на лучшее будущее для человеческого общества. Я хочу выразить сердечную благодарность, в первую очередь, Генеральному Секретарю, д-ру Бутросу Бутрос-Гали, за то, что он тепло одобрил мой визит. И я благодарю Вас, г-н Президент, за Ваш сердечный прием. Я приветствую всех вас, участники Генеральной Ассамблеи: я благодарю за ваше присутствие и любезное внимание. Я стою сегодня перед вами с желанием способствовать тому глубокому размышлению об истории и роли этой Организации, которое должно сопровождать празднование годовщины и придать ему суть. Святой Престол в силу его особой духовной миссии, которая побуждает заботиться о неот'емлемом благе каждого человека, поддержал идеалы и цели Об'единенных Наций с самого начала. Хотя их соответственные намерения и рабочие подходы, очевидно, отличаются, Церковь и Об'единенные Нации постоянно находят широкие области сотрудничества на основе их общей заботы о человеческой семье. Это и есть осознание, которое вдохновляет мои мысли сегодня; они не будут задерживаться ни на каком частном социальном, политическом или экономическом вопросе; я хотел бы поразмыслить с вами над тем, что значат удивительные изменения последних нескольких лет, не столько для Президента, сколько для всей человеческой семьи. Общее человеческое наследие

2. Дамы и господа!
На пороге нового тысячелетия мы свидетельствуем о необычайном глобальном ускорении того поиска свободы, который является одной из величайших движущих сил человеческой истории. Этот феномен не ограничивается какой-то одной частью света, и он не является выражением какой-то отдельной культуры. Мужчины и женщины по всему свету, даже когда им угрожало насилие, пошли на этот риск свободы, прося предоставить им место в социальной, политической и экономической жизни, которое соизмеримо с их достоинством свободных людей. Это всемирное стремление к свободе является поистине одним из отличительных знаков нашего времени. Во время моего предыдущего визита в Об'единенные Нации 2 октября 1979 года я заметил, что поиск свободы в наше время имеет в своей основе те всеобщие права, которыми пользуются люди в силу их самой человеческой природы. Именно грубые нарушения против достоинства человека привели Организацию Об'единенных Наций, едва по прошествии трех лет после утверждения, к выработке Всемирной Декларации прав человека, которая остается одним из высочайших проявлений человеческого сознания нашего времени. В Азии и Африке, в странах американского континента, в Океании и Европе мужчины и женщины, полные убеждения мужества, воззвали к этой Декларации в поддержку своих требований более полного участия в жизни общества.

3. Для нас важно понять, что могло бы называться внутренней структурой этого всемирного движения. Именно его глобальный характер предоставляет нам его первый и основной ключ, и подтверждает, что это действительно всемирные права человека, укоренившиеся в характере человека, права, которые отражают об'ективные и неприкосновенные требования всемирного нравственного закона. Это не абстрактные пункты, нет; эти права говорят нам что-то важное о действительной жизни каждой личности и о каждой социальной группе. Они также напоминают нам о том, что мы живем в неразумном и бессмысленном мире. Напротив, есть нравственная логика, встроенная в жизнь человека и делающая возможным диалог между отдельными людьми и народами. Если мы хотим, чтобы преемником века насильственного принуждения стал век убеждения, мы должны найти способ четко обсудить будущее человечества. Всемирный нравственный закон, написанный в сердцах людей - именно тот вид "грамматики", которая понадобится, если мир приступит к обсуждению его будущего. В этом смысле это вопрос, требующий серьезной озабоченности о том, что некоторые люди сегодня отрицают универсальность человеческих прав, точно так же, как они отрицают, что в человеческой природе присутствует доля каждого. Для большей убедительности, не существует одной модели организации политики и экономики человеческой свободы; разные культуры и разный исторический опыт дают рост разным организационным формам общественной жизни в свободном и надежном обществе. Но одно дело - утвердить законный плюрализм "форм свободы", и другое - отрицать любую универсальность или ясность человеческой природы или человеческой практики. Последнее делает международную политику убеждения чрезвычайно затруднительной, если не невозможной. Риск свободы

4. Нравственная динамика этого всеобщего поиска свободы ясно проявилась в Центральной и Восточной Европе во время ненасильственных революций 1989 года. Развернувшись в особое время и в особых местах, эти исторические события, тем не менее, преподнесли урок, который выходит далеко за пределы особого географического положения. Ибо ненасильственные революции 1989 года продемонстрировали, что поиск свободы нельзя подавить. Он возникает из признания неоценимого достоинства и ценности личности, и он не может не сопровождаться обязательством от имени личности. Современный тоталитаризм, прежде всего, является оскорблением достоинства человека, которое дошло до отрицания неот'емлемой ценности жизни личности. Революции 1989 года стали возможными благодаря обязательству, которое приняли на себя храбрые мужчины и женщины, вдохновленные разным, но в конечном счете, более основательным и мощным, образом человека - создания интеллекта и свободной воли, посвященного в тайну, которая выходит за пределы его собственной сути, и наделенного способностью мыслить и способностью выбирать - и, следовательно, наделенного мудростью и достоинством. Решающим фактором в успехе тех ненасильственных революций была практика социальной солидарности: перед лицом режимов, поддерживаемых силой пропаганды и террора, эта солидарность была нравственным стержнем "власти безвластных", лучом надежды и напоминанием о том, что исторический путь человека может пройти по тропе, истинной для прекрасных стремлений человеческого духа. Рассматривая те события с привилегированного международного форума, нельзя не заметить связь между ценностями, вдохновившими освободительные движения народов, и многими нравственными обязательствами, включенными в Устав Об'единенных Наций: мне припоминается, например, обязательство "вновь подтвердить веру в основополагающие права человека, величие и достоинство личности"; а также обязательство "способствовать социальному прогрессу и улучшению жизненных стандартов в атмосфере большей свободы" (Вступление). 51 государство, которые основали эту организацию в 1945 году, поистине зажгли факел, свет которого может рассеять тьму, созданную тиранией - свет, который покажет дорогу к свободе, миру и солидарности. Права наций

5. Поиск свободы во второй половине 20-го века привлек не только отдельные личности, но целые нации. По прошествии 50 лет после окончания Второй Мировой Войны важно вспомнить, что эта война была развязана как результат грубого нарушения прав наций. Многие нации пострадали ни по какой другой причине, как лишь по той, что они считались "другими". Ужасные преступления совершались от имени смертоносной доктрины, учившей о "неполноценности" некоторых наций и культур. В некотором смысле, Организация Об'единенных Наций родилась из убеждения, что подобные доктрины являются антитетическими миру; и уставное обязательство "уберечь будущие поколения от бича войны" (Вступление), несомненно, подразумевало обязательство защитить каждую нацию и культуру от несправедливой и яростной агрессии. К сожалению, даже по окончании Второй Мировой Войны права наций продолжали нарушаться. Взять только одну серию примеров: Балтийские государства и обширные территории на Украине и в Белоруссии были присоединены к Советскому Союзу, как уже случилось с Арменией, Азербайджаном и Грузией на Кавказе. В то же время так называемые "народные демократии" Центральной и Восточной Европы фактически лишались суверенитета и от них требовали подчинения воле, господствующей над всем блоком. Результатом этого искусственного деления Европы стала "холодная война", ситуация международной напряженности, в которой угроза ядерного уничтожения зависла над человечеством. Лишь когда была возвращена свобода нациям Центральной и Восточной Европы, начало реализовываться и обещание мира, который должен был наступить с окончанием войны, многим жертвам конфликта.

6. Всемирная Декларация Прав, принятая в 1948 году, красноречиво говорила о правах наций; но ни одно подобное международное соглашение еще не была адекватно адресована к правам наций. Эта ситуация должна быть тщательно обдумана, ибо она поднимает срочные вопросы о справедливости и свободе в мире сегодня. В действительности, вопрос полного признания прав народов и наций неоднократно преподнес себя сознанию человечества, а также дал начало важному этическому и юридическому осмыслению. Мне припоминаются дебаты, имевшие место на Совете Постоянных в XV веке, когда представители Краковской Академии, возглавляемой Павлом Влодковичем, смело защищали право некоторых европейских народов на существование и независимость. Еще более известна дискуссия, происходившая в тот же период в Университете Саламанки, относительно народов Нового Света. И в наш век как я могу не вспомнить пророческие слова моего предшественника, отца Бенедикта XV, который среди Первой Мировой Войны напомнил каждому, что "нации не умирают", и пригласил "поразмыслить с чистой совестью над правами и справедливыми стремлениями людей" (К народам, участвующим в Войне, и их Лидерам, 28 июля 1915 года)?

7. Сегодня проблема национальностей формирует часть нового мирового горизонта, отмеченного огромной "подвижностью", затмившей этнические и культурные границы разных народов в результате разнообразных процессов, таких как миграции, средства массовой информации и глобализация экономики. И все же именно против этого горизонта универсальности мы вновь видим возникновение этнического и культурного сознания, можно сказать, нетерпящую потребность в самобытности и выживании, что-то вроде противовеса тенденции к единообразию. Этот феномен не должно недооценивать или рассматривать как простой пережиток прошлого. Он требует серьезной интерпретации и более близкого рассмотрения на уровне антропологии, этики и закона. Эту напряженность между частным и всеобщим можно считать постоянной в людях, присущей им. В силу участия в одной и той же человеческой природе люди автоматически ощущают, что они члены одной большой семьи - как это и есть на самом деле. Но как результат конкретного исторического обуславливания этой же природы, они обязательно связаны более интенсивным путем в особые человеческие группы, начиная с семьи, до различных групп, к которым они принадлежат, и до их этнической и социальной группы, которая не случайно называется "нацией", от латинского слова "nasci": "родиться". Этот термин, обогащенный другим: "patria" ("родина"), вызывает реальность семьи. Человеческий фактор, таким образом, оказывается между этими двумя полюсами - частностью и всеобщностью - при явной напряженности между ними, неизбежной, но необычайно плодотворной, если их переживают спокойно и сбалансированно.

8. Исходя из этого антропологического обоснования, остаются еще "права наций", которые и есть ничто иное, как "права человека", взлелеянные на определенном уровне жизни общины. Изучение этих прав, конечно, не является легким, учитывая трудность в определении самой концепции "нации", которая на может быть отождествлена априори и обязательно с государством. Тем не менее, такое изучение должно быть произведено, если мы хотим избежать ошибок прошлого и гарантировать справедливый мировой порядок. Существование предположения о правах нации - это, разумеется, ее право; поэтому никто - ни государство, ни другая нация, ни международная организация - не могут быть оправданы в утверждении, что отдельная нация не имеет права на существование. Это основополагающее право не обязательно требует суверенитета нации как государства, поскольку возможны различные формы юридической агрегации между разными нациями, как например случается в федеральных государствах, в конфедерациях или в государствах, характеризуемых широкими региональными автономиями. Могут иметь место исторические обстоятельства, в которых агрегации, отличные от суверенитета отдельного государства, могут даже оказаться желательными, но лишь при условии, что это происходит в климате истинной свободы, гарантируемом осуществлением самоопределения народов. Его (предположения) право на существование естественно подразумевает, что каждая нация также пользуется правом на свой язык и культуру, посредством которых народ выражается и способствует тому, что я бы назвал его основополагающим духовным "суверенитетом". История показывает, что в экстремальных обстоятельствах (таких, как те, что произошли на земле, где я родился) это именно культура нации, что дает возможность пережить потерю политической и экономической независимости. Следовательно, каждая нация имеет право выстраивать свою жизнь согласно ее традиций, исключая, конечно, любое злоупотребление основными правами человека и, в частности, притеснение меньшинств. Каждая нация имеет право строить свое будущее, обеспечивая надлежащее образование младшим поколениям. Но пока "права наций" выражают живые требования "особенности", не менее важно подчеркнуть требование универсальности, выраженное через ясное осознание обязанностей, которые нации имеют друг перед другом и перед всем человечеством. Первым среди этих обязанностей является, конечно, жизнь в духе мира, уважения и солидарности с другими нациями. Таким образом, использование прав наций, сбалансированное признанием и практикой обязанностей, способствует плодотворному "обмену дарами", который укрепляет единство человеческого рода. Уважение отличий

9. Во время моего пасторального паломничества в общины Католической Церкви за последние 17 лет я смог вступить в диалог с богатым разнообразием наций и культур во всех частях мира. К несчастью, миру еще нужно учиться, как жить с этим разнообразием, о чем болезненно напомнили нам недавние события на Балканах и в Центральной Африке. Факт "отличия" и существование "другого" иногда может ощущаться как бремя, или даже как угроза. Усиленная историческими обидами и обостренная манипуляциями беспринципных, боязнь "отличия" может привести к отрицанию той самой подлинной человечности "другого", в результате чего люди оказываются в цикле насилия, в котором никто не спасается, даже дети. Сегодня нам очень хорошо знакомы такие ситуации; в этот момент мое сердце и мои молитвы обращены к страданиям жестоко мучимых народов Боснии-Герцеговины. Тогда из более горького опыта мы узнаем, что боязнь "отличия", особенно когда оно выражается в узком и исключительном национализме, отвергающем права для "другого", может привести к настоящему кошмару насилия и террора. И все же, если мы приложим усилие, чтобы взглянуть на это об'ективно, мы увидим, что выходя за пределы всех отличий, которые выделяют личности и народы, существует фундаментальная общность. Ибо разные культуры - это, тем не менее, разные способы отношения к вопросу о значении личного существования. И именно здесь мы находим источник уважения, которое полагается каждой культуре и каждой нации: каждая культура - это попытка поразмыслить над тайной мира и, в частности, над тайной личности; это способ выразить не имеющее пределов измерение человеческой жизни. Сердце каждой культуры - это ее приближение величайшей из всех тайн: тайне Бога.

10. Наше уважение к культуре других, следовательно, коренится в нашем уважении к попытке каждой общины ответить на вопрос человеческой жизни. И здесь мы можем увидеть, как это важно - защитить основное право: свободу вероисповедания и свободу совести, как краеугольные камни структуры прав человека и основу всякого истинно свободного общества. Никому не позволено подавлять права человека, используя принудительную силу, чтобы навязать ответ на вопрос о таинстве человека. Отрезать себя от реальности отличия - или, хуже того, пытаться отштамповать это отличие - означает отрезать себя от возможности узнать глубину таинства человеческой жизни. Истина о человеке есть неизменяемый стандарт, которым оцениваются все культуры; но у каждой культуры есть что-то, чтобы преподать нам о том или ином измерении этой сложной истины. Таким образом, "отличие", которое кто-то находит таким угрожающим, может, через почтительный диалог, стать источником более глубокого понимания тайны человеческого существования.

11. В этом контексте нам нужно выяснить существенное различие между нездоровой формой национализма, которая учит презирать другие нации и культуры, и патриотизмом, который есть свойственная человеку любовь к свой стране. Истинный патриотизм никогда не ищет улучшения благосостояния собственной нации за счет других. Ибо в итоге это нанесет вред самой же нации: творящий несправедливый вред является как агрессором, так и жертвой. Национализм, особенно в его наиболее радикальных формах, таким образом, есть антитеза истинному патриотизму, и сегодня мы должны гарантировать, что крайний национализм не вызовет появления новых форм заблуждений тоталитаризма. Это обязательство остается необходимым, очевидно, и для случаев, когда сама вера есть основа национализма, как, к сожалению, случается в некоторых проявлениях так называемого "фундаментализма". Свобода и нравственная истина

12. Дамы и господа! Свобода есть мера достоинства и величия человека. Пережить свободу, искомую отдельными личностями и народами, - это великолепный вызов для духовного роста человека и для нравственной силы наций. Основной вопрос, к которому мы все должны обратиться сегодня - ответственное использование свободы, как в ее личностном, так и в социальном измерении. Следовательно, наше размышление должно обратиться к вопросу нравственной структуры свободы, которая является внутренней архитектурой культуры свободы. Свобода - это не только отсутствие тирании и притеснения. И это не есть разрешение делать все, что бы мы ни захотели. У свободы есть внутренняя "логика", которая выделяет и облагораживает ее: свобода назначена истине, и это осуществлено в поиске истины человеком и в жизни человека в истине. Отделенная от истины о личности, свобода превращается в излишние вольности в жизни личностей, и в политической жизни она становится капризом наиболее могущественных, надменностью силы. Далекое от того, чтобы быть названным ограничением на свободу или угрозой ей, упоминание о правде о человеке - правда, всемирно известная через нравственный закон, написанный в сердцах всех людей - является, действительно, гарантом будущего свободы.

13. В свете того, что было сказано, мы понимаем, как утилитаризм, доктрина, определяющая нравственность не в отношении того, что хорошо, а того, что более преимущественно, угрожает свободе личностей и наций и препятствует построению истинной культуры свободы. Утилитаризм часто чреват опустошающими политическими последствиями, потому что он вдохновляет агрессивный национализм, на основе которого порабощение, например, малой или более слабой нации, выдает себя за исключительно нечто благое, потому что это соответствует национальным интересам. Не менее важны результаты экономического утилитаризма, которые приводят многие мощные страны к манипулированию и эксплуатации слабых. Националистический и экономический утилитаризм иногда находятся в сочетании - феномен, который очень много раз характеризовал отношения между "Севером" и "Югом". Для развивающихся стран достижение политической независимости слишком часто сопровождалось положением фактической экономической независимости от других стран; действительно, в некоторых случаях развивающийся мир претерпел регрессию, такую, что некоторые страны испытывают недостаток в удовлетворении существенных нужд их людей. Такие ситуации задевают сознание человечества и бросают труднопреодолимый нравственный вызов человеческой семье. Принятие этого вызова, очевидно, потребует изменений и в развивающихся, и в развитых странах. Если развивающиеся страны способны предоставить и надежные гарантии надлежащего распоряжения ресурсами и получаемой помощью, и уважение человеческих прав, заменяя, где необходимо, несправедливые, искаженные, или авторитарные формы государства демократическими формами или формами участия, не дадут ли они этим путем волю лучшим гражданским и экономическим усилиям их людей? И разве не должны развитые страны , с своей стороны, прийти к отказу от утилитарных подходов и развить новые подходы, вдохновленные большей справедливостью и солидарностью? Да, уважаемые дамы и господа! Сцена международной экономики нуждается в этике солидарности, если участие, экономический рост и справедливое распределение благ призваны характеризовать будущее человечества. Международное сотрудничество, к которому взывает Устав Об'единенных Наций для "решения международных вопросов экономического, социального, культурного и гуманитарного характера", (ст. 1.3) не может быть достигнуто исключительно в отношении помощи, или даже рассмотрением вопроса о возможной прибыли от предоставленных ресурсов. Когда миллионы людей страдают от бедности, что значит голод, недостаточное питание, болезни, безграмотность и деградация, мы не должны только напоминать себе, что никто не имеет право эксплуатировать другого в собственных интересах, но мы также и прежде всего должны возвратить себя к той солидарности, которая дает другим возможность выжить в действительных обстоятельствах их экономической и политической жизни, способности созидать, что является отличительным знаком личности и истинный источником богатства наций в сегодняшнем мире. Об'единенные Нации и будущее свободы

14. Поскольку мы смело встречаем эти чудовищные испытания, как можем мы не признать роль Организации Об'единенных Наций? Пятьдесят лет спустя после ее основания, необходимость в такой организации даже более очевидна, но мы также обладаем и лучшим пониманием на основе опыта, что эффективность этого великого инструмента для гармонизирования и координирования международной жизни зависит от международной культуры и этики, которую он поддерживает и отражает. Организации Об'единенных Наций нужно выше и выше поднять холодный статус административного учреждения и стать нравственным центром, в котором все нации мира почувствуют свой дом и будут развивать разделенное осознание того, что они есть, можно сказать, "семья наций". Идея "семьи" немедленно вызывает нечто большее, чем простые функциональные отношения или простое сходство интересов. Семья, по своей природе, это община, основанная на взаимном доверии, взаимной поддержке и искреннем уважении. В подлинной семье сильное не господствует; напротив, слабых членов, по причине их действительной слабости, больше приветствуют и им больше служат. Воздвигнутым до уровня "семьи наций", этим настроениям приходится быть, даже перед самим законом, самим материалом для отношений между людьми. У Об'единенных Наций есть историческое, даже наиважнейшее, задание способствовать этому качественному скачку в международной жизни, не только служа в качестве центра эффективного мысления для разрешения конфликтов, но также поощряя значение, позиции и конкретные инициативы солидарности, которые оказались способными поднять уровень отношений между нациями от "организационного" до "органического", от простого "существования с другими" до "существования для других", в плодотворном обмене "дарами", первоначально во благо более слабых наций, но если так, то ясный предвестник лучшего будущего для каждого.

15. Только при этом условии сможем мы добиться конца не только "войн-сражений", но также "холодной войне." Это будет гарантировать не только законное равенство всех народов, но также их активное участие в строительстве лучшего будущего, и не только уважение к отдельным культурным личностям, а полное уважение к ним как общему сокровищу, принадлежащему культурному наследию человечества. Не идеал ли это, которого придерживается Устав Об'единенных Наций, когда в основу Организации он полагает "принцип суверенного равенства всех ее Членов" (ст. 2.1), или когда обязуется "развивать дружеские отношения, основанные на уважении принципа равноправия и самоопределения' (ст. 1.2)? Это дорога вверх, по которой должно следовать до конца, даже если она привлекает, при необходимости, соответственные модификации в рабочей модели Об'единенных Наций, что касается учета всего, что произошло в этой половине века, при испытывании многими народами свободы и их законного стремления к тому, чтобы "быть" и "рассчитывать на большее". Ничто из этого не должно явить непостижимую утопию. Теперь - время новых надежд, которое призывает нас избавить от парализующего бремени цинизма будущее политики и жизни человека. Годовщина, которую мы празднуем, приглашает нас совершить это, напоминая нам об идее "об'единенных наций", идее, которая предвещает взаимное доверие, безопасность и солидарность. Вдохновленные примером всех тех, кто принял риск свободы, разве мы не сможем возвратить себя к риску солидарности - и таким образом, риску мира. Над страхом: цивилизация любви

16. Это один из величайших парадоксов нашего времени - когда человек, начавший период, который мы называем "современностью" с самоуверенным заявлением о его "приближении эпохи" и "автономии", приближает конец XX века, полный страха от себя, полный страха от того, на что он может быть способен, полный страха за будущее. Действительно, вторая половина XX века увидела беспрецедентный феномен человечества, неуверенного в самой вероятности будущего, получив угрозу ядерной войны. Это опасение, к счастью, появляется, чтобы исчезнуть - и все, что могло бы заставить его вернуться, должно отвергнуть твердо и повсеместно; то же самое - и для страха перед будущим и за будущее. Для того, чтобы гарантировать, что новое приближающееся тысячелетие будет свидетельствовать о новом расцвете человеческого духа, посредством подлинной культуры свободы, мужчины и женщины должны научиться побеждать страх. Мы должны научиться не бояться, мы должны вновь открыть дух надежды и дух доверия. Надежда - это не пустой оптимизм, появляющийся из наивной уверенности о том, что будущее будет обязательно лучше, чем прошлое. Вера и надежда - предпосылки к ответственной активности и привиты в той внутреннем убежище совести, где "человек наедине с Богом". (Gaudium et spes, n16) и, таким образом, ощущает, что он не одинок среди загадок существования, ибо он окружен любовью Создателя! Надежда и доверие: они могут показатьcя понятиями, стоящими за пределами компетенции Об'единенных Наций. Но это не так. Политика наций, с которой главным образом связана ваша Организация, никогда на сможет игнорировать запредельное, духовное измерение человеческого опыта и никогда не сможет игнорировать его, не нанося вреда делу человека и делу свободы. Что бы ни умаляло человека - что бы ни укорачивало горизонт человеческого стремления к доброте - оно наносит вред делу свободы. Чтобы вернуть нашу надежду и наше доверие в конце этого века печали, мы должны восстановить вид того переходящего пределы горизонта возможностей, к которому стремится душа человека.

17. Как христианин, мои надежда и доверие сходятся на Иисусе Христе, 2000-летие рождения которого будет праздноваться в пришествие нового тысячелетие. Мы. христиане, верим, что в его смерти и воскресении полностью открылась любовь Бога и его забота о всем Создании. Иисус Христос для нас Бог, ставший человеком, и ставший частью истории человечества. Именно по этой причине Христианская Надежда на мир и его будущее распространяется на каждого человека. Из за этого излучающего свет человеколюбия Христа, ничто подлинно человеческое не может не тронуть сердца христиан. Вера в Христа не принуждает нас к нетерпимости. Напротив, она обязывает нас вовлечь других в почтительный диалог. Любовь Христа не отвлекает нас от заботы о других, но призывает нас к ответственности за них, не исключая ни одного человека и действительно, если уж на то пошло, с особым вниманием к самым слабым и страдающим. Так, когда мы приближаем двухтысячелетнюю годовщину рождения Христа, Церковь просит только быть способными вежливо предложить вниманию эту весть о спасении, и быть способными содействовать, в милосердии и служении, солидарности всей человеческой семьи. Дамы и господа! Я стою перед вами, как стоял мой предшественник Отец Павел VI ровно тридцать лет назад, не как тот, кто применяет мирскую власть - это его слова - и не как религиозный вождь, ищущий особых привилегий для его общины . Я стою перед вами как свидетель: свидетель человеческого величия, свидетель убеждения, что судьба всех наций лежит в руках милосердного Провидения.

18. Мы должны преодолеть наш страх перед будущим. Но мы не сможем преодолеть его окончательно, если мы не будем делать это вместе. "Ответное действие" этому страху - это и ни принуждение и ни подавление, ни наложение какой-то социальной "модели" на весь мир. Ответное действие страху, который покрывает тьмой человеческое существование в конце двадцатого века - это общее усилие построить цивилизацию любви, основанную на всеобщих ценностях мира, солидарности, справедливости и свободы. А "душа" цивилизации любви - это культура свободы: культура личностей и культура наций, переживаемая в жертвенной солидарности и ответственности. Мы не должны бояться будущего. Мы не должны бояться человека. Это не случайность, что мы здесь. Каждый и всякий человек был создан по образу и подобию Того, кто есть начало всего, что есть. Внутри нас мы имеем мудрость и добродетель. С этим дарами и помощью Божьей милости мы можем построить в следующем веке и следующем тысячелетии цивилизацию, достойную человека, истинную культуру свободы. Мы можем и должны сделать это! И совершая это, мы увидим, что слезы, пролитые этим веком, подготовили почву для новой весны человеческого духа.