Джемс В. Каннингем

С НАДЕЖДОЙ НА СОБОР

К оглавлению

Номер страница после текста на этой странице

ГЛАВА ПЕРВАЯ

РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ ВСТУПАЕТ В 20-й ВЕК

К началу 20-го столетия русская Церковь была довольно сложной организацией, подвергавшейся изменениям в течениe проведенных в течение полувека — начиная с 1861 го- общественных и экономических реформ. Церковь насчитывала 83 миллиона православных верующих или даже более того, то есть 63 процента населения империи. Это была dc jure государственная Церковь. Ей оказывала поддержку Государственная казна, финансируя значительную часть ее Нужд Государственные законы защищали ее от политиче-вких и религиозных недругов и соперников.

Православный Закон Божий преподавался в государственных школах Кроме того, Церковь создавала сеть своих Освещенных школ. Эти церковные школы повышали грамотность в стране и воспитывали ее будущих граждан. Рос-еии нужно было улучшить образование масс, если она хотела биться в рядах ведущих держав и усвоить современную технологию. Через церковно-приходские школы прошли многие будущие студенты. В этих школах укреплялась их связи с Церковью на будущее. Учебная комиссия при Святейшем Синоде, руководимая епископом Гурием (Охотиным),

понимала, что на одной только обрядности эта связь долго не удержится и что повышение грамотности поведет также к переосмыслению оценки духовных и культурных ценностей православной традиции.

Управлял Церковью Святейший Правительствующий Синод, государственное учреждение, созданное по приказу Петра Первого в 1721 году. До этого времени во главе Церкви стоял патриарх, который управлял ею через церковную иерархию: архиепископов, епископов, архимандритов, игуменов и протоиереев. Петр считал, что патриаршее управление стояло на пути его честолюбивых реформ, особенно его усилий сконцентрировать власть. Он создал Синод, чтобы не дать Церкви стать его соперницей в управлении государством. Синод состоял из трех митрополитов: петербургского, московского (стольный град патриарха) и киевского (матери городов русских). Киев - и колыбель русского христианства, так как там Древняя Русь приняла в 988 году Крещение. В Синод входил также экзарх Грузии. В 1811 году эта древняя Церковь была подчинена Российскому Синоду. При наступлении 20-го века в Святейший Синод входили следующие духовные лица: митрополит петербургский Антоний (Вадковский, 1846 - 1912), митрополит московский Владимир (Богоявленский, 1848 - 1918), митрополит киевский Феогност (Лебедев, 1847 - 1903) и экзарх Грузии Флавиан (Городецкий, 1840 - 1915). С митрополитами и экзархом заседали епископы разных других кафедр. Это зависело от личного положения епископа и от значения епархии. Обычно присутствовали архиепископ финляндский, тот или иной епископ с волжских кафедр, архиереи с Волыни, из Новгорода, Холма, Варшавы, Могилева, Риги и Вильно, то есть Литвы. Синод собирался на два регулярных заседания, весной и осенью, часто бывали и летние заседания, чтобы справиться с большим количеством работы.

Постоянное центральное управление Церковью находилось в руках обер-прокурора Синода и сю канцелярии, довольно бюрократическою учреждения, шиимнншею синодальное крыло в здании Септа па Gepeiy реки Невы. Обер-

прокурор, канцелярия которого была учреждена в 1722 году, был задуман как бдительный страж, присутствовавший на заседаниях Синода и возвещавший точку зрения государя на тот или иной вопрос. Он следил за тем, чтобы решения Синода не нарушали волю самодержца и законов страны. Однако примерно за двести лет существования Синода обер-прокурор стал фактическим правителем Церкви, осуществлявшим наблюдение за ней при помощи централизованного бюрократического аппарата. Архиереи — члены Синода считали, что их законные права серьезно ущемлены, а епархиальные архиереи видели, что секретари их консисторий обладали большей властью в ведении дел и над персоналом, чем они сами. Иерарх, сопротивлявшийся этому порядку вещей, часто переводился в меньшую епархию или удалялся на покой, в отдаленный монастырь, где он мог созерцать пути Божий и... обер-прокурорские.

Одной из причин такого отношения к епископам и их частого перевода из одной епархии в другую было желание избежать тесного контакта архиерея со своей паствой и этим предотвратить возможный ущерб для гражданских властей. Архиерей, не оказывавший сопротивления существующему Порядку вещей, продвигался по служебной лестнице вверх, а Выражавший недовольство порядком — скорее, вниз.

В 1900 году Церковь в империи состояла из 66 епархий. Также существовала одна епархия за границей, епархия для Алеутских островов и Аляски, включающая в себя весь североамериканский континент. Были довольно активные миссии в Японии, Корее и Пекине.

В связи с ростом народонаселения и в известных политических целях в 90-х годах было создано пять новых епархий: в Финляндии, Владикавказе, Благовещенске, Владивостоке и Омске. В крупных епархиях - киевской, московской и петербургской — было по три-четыре викарных епископа. Викарные епископы вели в отсутствие митрополита текущие дела епархии. У викарного епископа было свое место пребывания и свой собор в том городе, титул которого он носил. Было также свое небольшое управление для местных нужд.

В московской епархии были викарные епископы: дмитровский, можайский и волоколамский. В петербургской — ямбургский, гдовский, нарвский и кронштадтский. Существовал до 1892 года и викарный выборгский, но затем в Финляндии была создана своя епархия.

66 епархий были объединены в 10 округов для удобства администрации, миссионерской деятельности, для координации религиозных празднеств, создания школ и для прочих совместных нужд. Вся эта работа велась под наблюдением обер-прокурора.

Каждая епархия подразделялась на благочиния. Благочинным был обычно священник из белого духовенства, у которого имелся свой приход. Настоятели больших храмов часто обладали титулом протоиерея. Благочинный назначался секретарем епархиального управления — консистории - и управлял почти самостоятельно своим районом. Благочинные были ответственны за церковный порядок, мир между священниками, а также за мир между священниками и мирянами и между духовенством и гражданскими властями. Совместно с духовенством они заботились также о сиротах и вдовах священников, о ремонте церквей, сообщали о появлении на их территории сектантских проповедников.

Канонически управлением епархии занимается епископ. Но за 18-й и 19-й века власть архиерея была значительно ослаблена, так как епископы пытались противодействовать вмешательству гражданских властей в церковную администрацию и не оправдали желания государства быть его агентурой среди своей паствы. Управление епархией находилось в руках консистории. Ее председателем был епископ, управлял делами секретарь. При нем было еще несколько служащих-мирян. Число их зависело от размеров епархии. Секретарь намечал порядок дня заседаний, вел протоколы, посылал отчеты и составлял смсгы для нужд епархии. Все это отсылалось в Петербург обер-прокурору Священники назначались согласно oтчетy секретаря и наказывались по его доносу. Архиереи ирсдпочишли но сеории.си с секретарями, так как это часто влекло за собой перемещение в другую епар-

хию. От секретарей и их служащих требовалось необходимое образование и уровень, соответствующий уровню чиновников гражданского ведомства. Они назначались канцелярией обер-прокурора и ожидали повышения в должности. Часто в момент назначения они были еще студентами, получали жалование от церкви, продолжая учиться. Епископы тяготились сухой работой в консистории. Прокурор жаловался на утечку самых талантливых в гражданское ведомство. Государство не платило служащим духовного ведомства так, как гражданского.

Для достижения высших церковных должностей необходимо было монашеское пострижение. Наиболее способных выпускников семинарий поощряли поступать в духовные академии, принимать постриг и становиться ректорами семинарий, инспекторами и ректорами академий, игуменами монастырей, архимандритами лавр, епископами, архиепископами и даже митрополитами.

В России было четыре лавры: Александро-Невская в Петербурге, Троице-Сергиева возле Москвы, Печерская в Киеве и Почаевская на Волыни. Формально начальниками лавр были митрополиты трех столиц, но управлял лаврой на деле игумен. Почаевская лавра, ставшая в 1839 году снова православной, управлялась архиепископом волынским. Он и был ее игуменом.

Внизу иерархической лестницы стояли приход и приходской священник. Когда-то приход совпадал с определенной единицей территории. Однако одной из целей петровских реформ было сломать первоначальное лицо прихода и ослабить связь между приходским священником и прихожанами. Таким образом, приход стал менее пригодным к сопротивлению политическим переменам, особенно усилению крепостного права и усложнению путей бегства от него. К концу 19-го века приход не имел юридического лица и ясно, очерченной территории. Одним из способов сделать священников не слишком близкими народу пастырями было требование к ним доносить о политических недовольствах в народе, даже иногда доходя до нарушения тайны исповеди. Если священник

шел на это, он терял доверие прихожан. Если не шел, ему < грозило наказание со стороны властей.

Большинство приходских пастырей были представителями белого духовенства, которые, как не имеющие монашеского пострига, далеко по службе пойти не могли. Обычно они были женатыми и отцами довольно большого семейства. Часто они свои приходы получали почти по наследству от отца или тестя. Обычно они женились на дочерях священников, епархиалках, которых в епархиальных училищах готовили быть матушками. Так как жениться после рукоположения нельзя, человек иногда "терял" год-два для знакомства со своей невестой и подготовки таким образом к сану. Часто сыновья священников шли на гражданскую, светскую службу или в земство, становясь адвокатами или учителями. Если епископ лично знал кандидата в священство, он нередко помогал ему найти себе невесту. В начале 20-го века кастовое священство стало вырождаться. За семинаристов начали выходить девушки из средних и низших классов.

Пастырь, назначенный в село или в небольшой город, обычно оставался в этом приходе всю жизнь. В больших городах духовенство иногда перемещалось. Бывали случаи, что овдовевший протоиерей принимал монашество и затем продвигался вверх. Обычно же протоиерей мог лишь получить больший приход. На этом его продвижение заканчивалось. Некоторые из них могли стать преподавателями духовных семинарий или академий.

В больших городах на одном приходе бывало по нескольку священников, диаконов и псаломщиков. Они совершали долгие богослужения, давали советы прихожанам, проводили среди населения миссионерскую деятельность — особенно среди недавно переехавших из деревни в город - и вели канцелярскую работу, которую от них требовало ведомство обер-прокурора. Диаконами и псаломщиками часто были студенты местной семинарии.

В сельских приходах, как правило, служили один священник и псаломщик. У псаломщика было образование небольшое, но достаточное для исполнения его должности. По служ-

бе он не продвигался. Был женат, имел семью. И он, и священник, жалование которых было обычно невелико, прирабатывали еще на стороне, занимаясь сельским хозяйством. В Начале века содержание духовных лиц улучшилось, но его все же по-прежнему не хватало. Побочные заработки бывали И от министерств финансов и сельского хозяйства за обучение крестьян обработке земли, кузнечному делу или гигие-Нс. Это преподавание открывало новые пути и для детей ду-Ховенства, если они не хотели становиться священниками. И Одновременно это признак того, что кастовое духовенство сходило на нет.

В начале 20-го века духовенство все больше требовало автономии в своей пастырской работе и прав для прихода, исключая право собственности, создания кооперативов и касс взаимопомощи, чтобы приход мог стать частью общественной и экономической жизни прихожан. Священники и церковная интеллигенция стремились создать церковно-приходскую общину, существующую не только ради богослужения. Cеть церковно-приходских школ повсеместно расширялась, сея грамотность и образование в народе. И было чрезвычайно важно для дальнейшего усиления деятельности прихода Дин, ему новые права, включая право собственности и право рисморнжаться ею для процветания паствы. Гражданские Шлисти и Синод не были в восторге от этих планов, так как большие права приходов уменьшили бы власть бюрократии Кпд людьми и сделали бы священников борцами за народ и ходатаями перед власть имущими.

Церковь старалась приспособиться к быстро происходящим переменам в общественной и политической жизни империи, особенно к веяниям свободы и к промышленной революции. Эти перемены требовали совершенно новых взаимоотношений духовенства с народом. В прошлом местный помещик de facto назначал священника и требовал ат него исполнять свои распоряжения. Того же требовали от священника и гражданские власти.Теперь появились более образованные священники, выходцы из нового среднего класса. Они были ближе прихожанам, и прихожане ожидали от них

руководства и инициативы. Они охотно поддерживали тех священников, которые были активно готовы вести за собой свою паству. Они требовали от архиереев поддерживать и защищать своих пастырей от гражданских властей и их нажима. Создавалось известное напряжение, и даже случались конфликты между священниками и епископами и между церковниками и гражданскими властями.

Очень важно было улучшить образование в семинариях, чтобы выпускать священников более высокого уровня. В 80-х и 90-х годах для священников читался ряд лекций, которые давали им практические знания для обучения своей паствы. В конце 19-го века иностранные обозреватели отмечали, что духовенство руководило своими прихожанами и в таких областях, как животноводство, садоводство и огородничество. Даже враги духовенства признали пользу и уровень знаний, которые священники передавали народу, благодаря чему многие крестьяне смогли вырваться из нищеты, поднять свое хозяйство или устроиться на работу в городе.

Есть еще одна область, где помощь духовенства населению была несомненно очень велика: это здравоохранение и гигиена. После голода 1891 — 1892 годов и последовавшей за ним эпидемии холеры, а также эпидемий дифтерита и скарлатины, в семинариях был введен особый курс народной медицины. Это помогло будущим батюшкам познакомиться с этими и другими болезнями и затем учить народ бороться с антисанитарными условиями, которые в большинстве своем были причиной заболеваний. Пастыри сотрудничали с врачами в земствах и учили народ избегать в будущем распространения эпидемий.

Серьезная угроза спокойствию Церкви исходила от трех видов религиозных движении Два из них восходили к 16-му и 17-му векам, а третье возникло после Манифеста в 1861 году.

В 1596 году но приказу короля и дворянства Польши-Литвы была создана униатская Церковь. Она исповедовала

мско-католическое учение, но придерживалась восточного бряда, как и православная. Вместо константинопольского патриарха она признавала Римского папу. Она была введена как результат создания в 1589 году московского патриаршества с целью не допустить тяготения к Москве массы пра-ославных на Украине и в Белоруссии. Поскольку константинопольский патриархат находился под тяжким турецким Ярмом, он в ответ на отторжение от него миллионов его приверженцев смог ограничиться лишь слабым протестом. За отделение от православия были многие польско-литовские Православные епископы. Низшее же духовенство и братства мирян были против. Братства и были созданы для сохранении православия и сопротивления переходу в Унию. После здания Унии их деятельность продолжалась.

В Польско-Литовском государстве официально православная Церковь перестала существовать. А новая униатская - Церковь сохраняла поначалу канонические правила, богослужение и обряды православной Церкви. Вся собственность Привославной Церкви была передана униатам. Униатская Церковь была отделена от латинской и в теории получила те же Юридические и политические права, что и латинская.

Практически униатская Церковь, как и вообще украинцы и белорусы, никогда не получала ни социального, ни политического равенства с латинской, несмотря на то, что обе они признавали папство. Кроме того, униатская Церковь никогда не была популярна среди мелкой шляхты и крестьянства. На Украине против Унии были казаки, так как она озyfчала для них не только разрыв связи с православием и с Константинополем, но и распространение на них власти польских помещиков, пытавшихся обратить их в крепостных. Борясь против крепостного права, казачество боролось и за сохранение православной Церкви и украинского народа. Свобода и Православие были равнозначны.

Не однажды прорывалась наружу затаенная ненависть. Вспышки подавлялись. Но крупное восстание 1648 -1654 годов под руководством Богдана Хмельницкого вырвало из-под польского владычества все Левобережье. Вначале Хмель-

ницкий был готов сотрудничать с поляками в обмен на автономию казачества и свободу для православной Церкви, но после двукратных нарушений обещаний Хмельницкий поднял восстание и попросил Москву принять Украину под свое покровительство. Москва обязалась уважать автономию казачества и независимость Киевской митрополии с тем, чтобы киевский митрополит остался под руководством константинопольского патриарха.

Однако русские дворяне стали проникать на Украину уже через три четверти века после этого в поисках новых имений и бежавших с Севера крепостных. Москва интересовалась не только землей и народом Украины, но также - для более тесной связи с ней — и присоединением к Москве Киевской митрополии. По этим и другим причинам Москва никак не была заинтересована в Унии.

С точки зрения Москвы было необходимо присоединить Киевскую митрополию хотя бы для того, чтобы Украина не искала снова политических связей с Польшей и церковных связей с Римом. Для объединения всех восточнославянских земель вокруг Москвы было целесообразным дать патриарху московскому титул "Всероссийский", тем более, что этот титул носил уже московский царь.

В соответствии с этим князь Афанасий Лаврентьевич Ордын-Нащокин был послан на Украину для поддержки настроенного в пользу Москвы духовенства, а также для предупреждения несогласного духовенства об опасности восстановления Унии, укрепившейся на Правобережье, в Киеве и на Левобережье. К западу от Днепра польский король назначил — с этой же целью — управляющим Киевской митрополией проуниатского львовского епископа Иосифа (Шумлянского).

Гетман восточной — левобережной — Украины Иван Са-мойлович сотрудничал с московским патриархом Иоакимом Савеловым (1620 - 1690), энергичным и решительным иерархом, в деле подготовки церковного воссоединения Киева. Савелов учился в Киевской Духовной Академии, имел в Киеве много друзей среди настроенного в пользу Москвы духовенства, и ему 1рудно было себе представить, что мож-

но ожидать серьезных препятствий в деле воссоединения. Савелов уговорил гетмана назначать на свободные места в церковных учреждениях Киева своих приверженцев. Постепенно во главе митрополии встали лица, настроенные в пользу объединения с Москвой.

Дело упростилось со смертью в 1679 году митрополита Антония (Винницкого). Винницкий противился соединению с Москвой, стремясь удержать Киев в юрисдикции константинопольского патриарха. Для сохранения единства киевской Церкви он сотрудничал с неуниатским духовенством Правобережья. С его смертью сопротивление лишилось главной опоры. В 1683 году гетман Самойлович назначил игуменом Печерской лавры Варлаама Ясинского, дав ему одновременно права местоблюстителя митрополита. Ясинский был сторонником Москвы. Наместничество лавры было последним шагом к должности митрополита.

В 1685 году Самойлович с патриархом московским Иоакимом объявили о предстоящем замещении пустующей кафедры митрополита и созвали Собор для выборов. Между тем велись переговоры с константинопольским патриархом о каноническом проведении соединения Киевской митрополии с Москвой. Переговоры не увенчались успехом, их результаты остались неизвестными, но Собор был созван, и в том же в 1686 году митрополитом был избран сторонник патриарха московского епископ Гедеон (Святополк-Четвертинский). Некоторые миряне и духовные лица не согласились с Собором, ставя подвопрос его каноническую правомочность. Особенно протестовали те, кого не допустили к участию в заседаниях. Они отказались признать Гедеона и обратились в Москву с просьбой о созыве другого Собора. Патриарх Иоаким им в этой просьбе отказал и подтвердил каноничность избрания Гедеона. Таким образом, связь Киева с Константинополем, продолжавшаяся на протяжении семисот лет, была прервана. Константинополь промолчал. Он не был в состоянии предотвратить потерю Киевской митрополии в 1686 году, как и не смог ничего сделать в 1596 году при провозглашении Унии.

Для части Украины, оставшейся под властью Польши, упразднение киевской церковной автономии означало быстрое ослабление сопротивлению Унии. Король замещал вакантные церковные должности униатами или симпатизирующими Унии. В 1691 году епископ перемышльский Иннокентий (Винницкий), родственник последнего киевского митрополита, подчинился Риму, как и львовский епископ Иосиф (Шумлянский) в 1700 году. В 1705 году львовское ставро-пигийское братство, первоначально созданное для защиты православия от Унии, стало униатским. В 1721 году стал униатским и Почаевский монастырь на Волыни. Это было в год упразднения московской патриархии и издания Духовного Регламента.

После этого Уния укрепила свои позиции на территории, не подвластной московскому царю. Униатов поддерживало польское правительство. На православную Церковь оно налагало все новые ограничения. В результате на подвластной Польше территории оставалось менее полумиллиона православных. А униатов в 18-м столетии насчитывалось более четырех миллионов. Так как Россия, защищая православное меньшинство в Польше, вмешивалась политически в польские дела, среди униатов и латинян были сильны антиправославные чувства. Униатская Церковь стала выразительницей отдельной украинской народности.

Однако положение сильно изменилось в конце 18-го века, когда весь запад Украины и Белоруссии вошел в состав Российской империи. Униатское население бывшего Польского королевства оказалось в меньшинстве перед лицом православного большинства в Российской империи. Во время третьего раздела Польши в 1795 году военное командование Киевской, Полоцкой и Волынской губерний повело энергичную кампанию за присоединение униатов к православной Церкви. Некоторые униатские священники сбежали и попали в тюрьму, иные уступили, отпуская длинные бороды - внешний признак православия — и отменяя на литургии возношение имени папы Пия Шестого. Неподдающиеся униаты находили поддержку у духовенства латинского об-

ряда. Некоторые даже перешли в латинство, чтобы избежать вхождения в "схизматическую" Церковь.

Положение униатов упростилось при императорах Павле (1796 - 1801) и Александре (1801 - 1825). Они оба считали Унию мостом между православием и католичеством. В 1797 году униатам было дано царское распоряжение присоединиться либо к православной, либо к латинской Церкви. Униатская иерархия была передана в ведомство римско-ка-голического департамента, а главе униатов, епископу Игна-гию Полоцкому (Лисовскому), другу государя, было разрешено поддерживать связь с львовским униатским митрополитом австро-венгерской Галиции.

Во время правления Николая Первого (1825 —1855) положение униатов в империи резко изменилось, особенно после польского восстания 1830 - 1831 годов. Униаты открыто стали на сторону польских мятежников, униатское духовенство относилось к России враждебно. Царь не видел большой разницы между латинянами и униатами, особенно когда и 11очаевской лавре обнаружили склады оружия повстанцев. Более всего оскорбил и прогневал царя тот факт, что брест-литовский униатский архиепископ Иосафат (Булгак) не разрешил в своих церквах служить панихиду по почившей матери государя — вдовствующей императрице Марии Феодоровне. По распоряжению Николая Первого униатский виленский митрополит Иосиф (Семашко, 1798 - 1868) подго-говил почву для постепенного отрыва униатской Церкви от Рима и ее соединения с русской Церковью. В 1839 году были упразднены все униатские епархии, кроме холмской, находящейся в Польше. Собственность Церкви передали государству, а униатов официально объявили православными.

Для противодействия этому были образованы тайные общества и братства. Вмешательство полиции лишь ожесточило униатское сопротивление. Латинское духовенство тайно крестило их детей и хоронило покойников. Униатское духовенство из Австрии переходило границу для тайного служения. Миряне ходили в Галицию для молитвы, навещали родственников и занимались также контрабандой.

После второго польского восстания 1862 — 1863 годов холмская епархия также была упразднена и в 1875 году присоединена к православной государственной Церкви. В 30-х годах митрополит Иосиф (Семашко) действовал осторожно и постепенно, а холмский епископ Маркелл (Поппель, 1825 — 1903) сурово и поспешно отменял униатское движение и в случае сопротивления вызывал казаков. Сторонники Польши поддерживали сопротивление, бывшие униатские церкви посещались слабо. У бывших униатов росло недоверие к русской гражданской администрации, это тоже создавало трудности. В годы перед первой мировой войной они легче поддавались австрийской политической пропаганде, а в дальнейшем приветствовали отделение западных областей от России. В этих условиях епископы западных епархий возлагали надежды на церковно-приходские школы. Они надеялись, .что с их помощью можно будет следующее поколение воспитать в православном духе и в духе лояльности к России. Финансовая помощь от казны, русских и прорусских помещиков, военных и купцов давала возможность строить школы и содержать учителей в западных областях. Некоторые учащиеся не сразу охотно учили православный Закон Божий, предпочитая латинских ксендзов Со временем выяснилось, что при отсутствии поблизости костелов враждебность населения постепенно уменьшалась, около 1900 года оно стало уже и материально поддерживать православные храмы, особенно в литовской епархии. Деполонизации бывших униатских семей способствовали и церковные праздники. К началу столетия Почаевская лавра была уже основательно очищена от униатских наслоений. Снова туда стали ходить многочисленные семьи, которые прежде избегали ее Вместо далеких паломничеств в католический Ченстоховский монастырь в Польше они возвращались в Почаев

Были и неприятные вспышки, были и отпадения приходов, православных уже в нескольких поколениях В 1895 году, во время подготовки к коронации государя Николая Второго (1894 1917), распространились слухи, что новый государь собирается восстановить униатскую Церковь и воз-

вратить ей собственность. Некоторые приходы изгнали своих православных пастырей и ожидали появления униатского духовенства.

Итак, отношения с католиками — как латинянами, так и униатами, — не сходили с мертвой точки. Лишь продолжительное давление со стороны гражданских властей в защиту православия иногда достигало желаемого результата —уменьшения враждебного отношения к государству. Кроме того, постепенная перестройка экономической и общественной жизни западных губерний ослабляла прежние связи украинских и белорусских крестьян с католиками и поляками. Никто тогда не мог предвидеть восстания 1906 года или потери этих областей после 1917 года.

Раскол восходил к началу 17-го века, уходя своими корнями в Смутное время 1598 -1613 годов. Династия Рюриковичей (852 - 1598) кончилась. А польские и шведские короли (оба из династии Ваза) пытались покорить Московскую Русь и навязать ей свою веру и религиозные воззрения Для каждого из них контроль над Москвой означал бы укрепление позиций по отношению к другому. Отвергая чуждые веры, Церковь смогла объединить русских людей, выбросить интервентов и посадить на престол русского православного князя. Династия Романовых обязана своим воцарением Церкви Первыми правили царь Михаил (1613 - 1645) и его отец патриарх Филарет (1619 - 1633).

Во время Тридцатилетней войны, когда западные христиане, включая шведов и поляков, боролись друг против друга, для Московского царства наступила передышка. И ревнители благочестия —группа священников и мирян, — желая освободить себя и своих сограждан от духовной спячки и чуждых влияний, возглавили борьбу за истинное православие Многие пастыри и видные миряне были равнодушны к своим обязанностям, и церкви приходили в ветхость еще со Времен интервенции и гражданской войны. Романовы стара-

лись восстановить порядок, предотвратить новые гражданские войны и устранить угрозу новой интервенции со стороны Польши и Швеции.

Ядро ревнителей образовали выдающиеся священники, среди них протопоп Аввакум Петрович (1620 — 1682), человек, впоследствии приведший к расколу Церкви и сожженный на костре.

Одной из их целей было литургическое возрождение и литургическая реформа, упразднение латыни и всего чуждого в богослужебной практике и восстановление нравственного уровня духовенства и мирян — для того, чтобы московская Церковь вернее отражала образ Третьего Рима, наследника апостольской традиции.

К середине 30-х годов 17-го века ревнители —фанатики — пользовались поддержкой патриарха и значительной части духовенства. В следующее десятилетие Северная Русь была вовлечена в вихрь реформ, некоторые из них нашли свое отражение в тех главах Уложения 1649 года, которые касались Церкви.

Однако не все москвичи желали реформ, многие из них противились вмешательству "реформаторов" в их личную жизнь, будь то искоренение языческих обычаев или разрушение иноземных предметов искусства. Нередко ревнители уходили битыми и окровавленными после попыток предотвратить публичные оргии или осквернение храмов. Иногда наиболее ревностных фанатиков благочестия арестовывали власти и сажали в тюрьмы за устройство общественных беспорядков. После этого их последователи стекались к камерам заключения и приветствовали их как мучеников. Ревнители благочестия принимали также участие в борьбе против расширения крепостного права. Они доходили до провозглашения царского правительства источником угнетения нищих чад Божьих. Они навлекали на себя недоброжелательство дворян-землевладельцев, которые доносили царю Алексею Михайловичу (1645 — 1676) о якобы проводимой фанатиками политической анархии.

К 1650 году фанатичные ревнители благочестия захва-

тили церковное управление и чувствовали себя достаточно сильными для именного доноса на любого человека, наносящего вред общественной собственности, досаждающего духовенству, нарушающего церковные правила. Они осмелились даже канонизировать несколько мучеников, убитых царями и боярами совсем недавно. Наиболее значительной была канонизация митрополита Филиппа, замученного до смерти опричниками Ивана Грозного в 1570 году за отказ морально поддерживать грабежи опричнины.

Но в момент своего взлета фанатики раскололись на две группы. Они не могли сойтись в вопросе, какие тексты и какое из преданий наиболее отвечали апостольским. Одна группа, хранители московского благочестия, основывалась на Соборах и отцах московской Церкви, особенно времен после выхода из юрисдикции Константинополя в 1448 году. Вторая группа, более византийского духа, считала, что обычаи и практика, не соответствовавшие греческим образцам, только вредили утверждению, что "Москва — это Третий Рим". Церковь раскололась и иногда позволяла государству вмешиваться в церковные дела, удалять патриарха и серьезно урезывать церковное самоуправление.

Ревнители всего родного считали, что если какой-нибудь обычай — греческого происхождения, его следовало упразднить. Ведь греки подчинились на Флорентийском Соборе 1439 года Первому Риму и за это в 1453 году были наказаны потерей независимости и завоеванием турками. "Москвичи" относились с подозрением к киевскому духовенству, тексты м и обычаям, так как Киев в 1596 году покорился Риму и с тех пор был заражен латинским образом мышления и обычаями. Судьба обеих этих церквей, как они считали, прямо указывала на то, что Господь прогневался на них.

Реформаторы византийского толка, наоборот, полагали, что Москва должна точнее придерживаться константинопольских обычаев и обрядов, так как она несла в то время главную тяжесть ведущей православной всемирной, вселенской идеи. Ведь греки-то находились под турецким ярмом. Эта группа была готова принять помощь во сточных патриархов.

Византийская группа приветствовала духовенство и ученых с Украины, ожидая их помощи в преобразовании московской Церкви.

Приезд иерусалимского патриарха Паисия в Москву в 1649 году придал мужества византийской фракции. Паисий подчеркнул необходимость общих схем богослужения для явления единства православного мира. Одним из сторонников взглядов Паисия оказался архимандрит Новоспасского монастыря Никон (Минин, 1605 — 1681), способный, но резкий представитель византийской группы. За рождественской литургией в 1648 году в Киевской Софии Паисий приветствовал Богдана Хмельницкого и напомнил казакам об их долге защищать православие. Паисий оставил своего ученика в Чудовом монастыре Кремля, а взял с собой монаха Троице-Сергиевой лавры Арсения Суханова. Суханов объездил весь Восток, Балканы и Венецию, сверяя и приобретая тексты и копии канонов для московской реформы.

Через три года после отъезда Паисия Никон был возведен в сан архиепископа новгородского, а затем избран московским патриархом (1652 — 1666). Он сразу начал проводить преобразования среди ревнителей благочестия. В частности, он запретил иностранцам проживать в московских окрестностях, чтобы их западные ереси и распущенные нравы не оказывали дурного влияния на москвичей. Так возникла так называемая Немецкая слобода, где вскоре после этого развлекался царевич Петр (1672 - 1725). Он также старался изменить те главы Уложения, которые передавали в ведение государства церковные доходы и наблюдение за поведением духовенства. Л это противоречило правилам управления в Византии, где император и патриарх правили по принципу "симфонии", где патриарх уважал царя в делах гражданского управления, а царь считался с патриархом в делах веры и дисциплины.

Однако Никон вызвал по отношению к себе сильное сопротивление со стропы своих же ревнителей благочестия, вводя изменения в боюслужебных книгах, которые печатались в 1652 году. Он распорядился отменить двуперстное

знамение и заменить его византийским трехперстным. Был введен и ряд других изменений, все к неудовольствию священника Ивана Наседки, также фанатика, стоящего во главе патриаршей типографии. Наседка отказался подчиниться, и Никон уволил его. Перед началом великого поста 1653 года Никон выпустил указ об изменениях и этим поверг московскую Церковь в сумятицу.

Духовенство и миряне отказывались принять изменения, особенно когда Никон предпринял шаги к усилению своей руки в управлении Церковью за счет более свободолюбиво-ю духовенства. Никон, в свою очередь, воспользовался жалобой нижегородского губернатора на тамошнего священника и посадил его в тюрьму для показа своей патриаршей власти над духовенством. Этот священник был из ранней группы ревнителей. Никон поставил его перед судом московского духовенства, который осудил его. Иван Неронов, один из основателей группы ревнителей, пожаловался царю на то, чю Никон нарушил канонический ход судопроизводства, а Именно: священник был судим вне пределов своей епархии. Алексей Михайлович оставил протест без внимания, а Никон посадил под арест также и Неронова. На этот раз с жалобой к царю обратился настоятель собора Василия Блаженного на Красной площади Аввакум Петрович, который предупредил царя, что попрание прав духовенства вызовет раскол Церк-ци. Царь снова ничего не предпринял, а Никон арестовал Аввакума и сослал его в Сибирь. Для фанатиков Аввакум стал мучеником. Многие единомышленники провожали его в ссылку, указывая на появление знамения антихриста в Москве.

Тем не менее, Никон, с согласия восточных патриархов, созвал в Москве ряд поместных соборов, которые приняли его литургические изменения. Это привело Москву в согласие с восточными патриархами и с киевским митрополитом. Проведение этих реформ еще больше ожесточило староверов, для которых изменения — в написании имени Иисуса, в двукратном Аллилуйя и в покрое священнических одежд и т. д. - как бы рушили корабль их спасения.

Между тем высказывания Никона о взаимоотношениях

царя и патриарха стали рассматриваться в правительственных кругах как вид папизма. Претензии Никона на вмешательство в государственные дела и употребление им по отношению к самому себе титула "государь" — наравне с царем — соответствовали претензиям папы Григория Седьмого (1073 — 1085) по отношению к римскому императору. Алексей и его бояре, особенно дворянство, подозревали установление государства в государстве, требования которого на освобождение его имущества от налогов и поборов на военные нужды угрожали бы самому существованию Московии. Такая льгота была бы особо опасной после 1654 года, то есть воссоединения Украины, когда Москва была втянута в разорительную тринадцатилетнюю войну с Польшей. Недовольство привело к Великому Собору 1666 — 1667 годов, на котором присутствовали патриархи — Пасий Александрийский и Макарий Антиохийский.

«Никону не разрешили говорить в свою защиту и проверить верительные грамоты допрашивающих его, особенно подписи патриархов константинопольского и иерусалимского на обвинительных документах, а Никон знал, что эти бумаги были подложные. Ему не оказывали никаких патриарших почестей. Ускоренное разбирательство дела привело к осуждению Никона. Его обвиняли во многом, а именно: во вмешательстве в государственные дела, в частых отъездах и в пренебрежении к своему стаду, в отказе уйти на покой и дать возможность избрания другого патриарха, в самообогащении за счет ему не принадлежащего имущества, в строительстве монастырей для личной славы, в грубости и жестокости по отношению к духовенству и в оскорблении достоинства восточных патриархов. Последние два обвинения были справедливы, но не являлись канонической причиной для удаления патриарха с его поста. Тем не менее, Паисий и Макарий — от своего имени и от имени отсутствующих восточных патриархов — предали Никона анафеме, лишили его патриаршества, сняли с нею священнические одежды и объявили его простым монахом. Он был приговорен к пожизненному одиночному заключению в отдаленном северном монастыре.

Повезли его по боковым дорогам для пресечения возможных проявлений симпатии со стороны народа, что не понравилось бы царю, боярам и обоим патриархам. При жизни он был центром внимания политических противников власти, и даже в 20-м веке в некоторых церковных кругах к нему проявляли симпатию и жалость.

Все это было не по душе староверам; Аввакум и его последователи утверждали, что Никона низложили незаконным путем. В апреле 1667 года Собор был снова созван для обсуждения и оценки действительности никоновских реформ. Староверы надеялись на их отмену. Но их представителям ставили вопросы о реформах в такой форме, что они могли отвечать лишь "да" или "нет", им не разрешали рассуждать о них. Вопросы были, например, такие: православны ли восточные патриархи, православны ли греческие богослужебные книги, действительны ли Московские Соборы, давшие Никону право на изменения, и тому подобные, лишенные большоuj смысла. Для уверенности в том, что вновь созванный Собор будет протекать гладко, на него были приглашены лишь надежные духовные лица, а также священники, готовые принять новые обряды и книги. Большинство белого духовенства и представители мирян допущены не были. А именно среди них были приверженцы партии староверов. На всех не принявших нововведений было наложено прещение. Последовал раскол Церкви, который сильно ослабил ее перед лицом петровского Церковного Регламента 1721 года, да и в дальнейшем, даже в 20-м веке во время суровых большевистских гонений.

Староверы пришли в отчаяние и открыто отказались повиноваться. Их положение стало трудным. Без епископов они не могли иметь священства, а таким образом, и таинств. Гонения со стороны государства были для них доказательством, что государственная власть — антихристова. От гонений и крепостного права они бежали на юг, восток и север. С собою они уносили свою преданность старым обрядам. С ними бежали и многие приходские священники, изгнанные со своих приходов за верность старой богослужебной практике и

за добровольное служение беженцам. Два непосредственных примера глубины сопротивления староверов — бунт монахов в Соловецком монастыре на Белом море и бунт казаков под » руководством Степана Разина в 1670 — 1671 годах.

В царствование Петра Первого староверов преследовали особенно жестоко. Проживавшие в постоянной общине облагались особым налогом. Большинство скиталось в отдаленных районах во избежание ареста и преследований. Подчинение Петром государственной Церкви неканоническому ре-i жиму лишь подтвердило их убеждение, что он — антихрист и что официальная Церковь утратила всякое право учить Евангелию и спасать людей. Даже у представителей государственной церкви было ощущение, что Петр — антихрист, а староверы — правы. п

Когда вымерло духовенство, рукоположенное до 1667 года, и отсутствовали резервы пополнения рядов пастырей, было решено принимать священников легальной Церкви, крещенных до раскола и служащих по старому обряду. Со смертью Петра и ослаблением гонений некоторые староверы считали возможным даже молиться в официальных храмах, но крестились по-своему при благосклонном отношении служащего духовенства. В царствование Екатерины Второй (1762 —1796) была сделана очередная попытка примирения. Было создано так назьюаемое единоверие. Единоверие — это старый обряд в юрисдикции Синода. Что-то вроде Унии. Согласившись признавать каноничность государственной Церкви и возносить молитвы о царице, значительное меньшинство староверов устроилось довольно удобно. В царствование Николая Первого (1825 — 1855) снова был нанесен удар по староверам, но власти не совсем точно разбирались, кто единоверец, а кто упорный. В результате число единоверцев едва достигало полумиллиона, а настоящих староверов насчитывалось в 1900 году до 20 миллионов.

Новые гонения вынудили староверов возобновить поиски "настоящего" православного епископа, который мог бы рукополагать для них епископов и священников. Поиски эти увенчались успехом, они нашли митрополита Амвросия,

бывшего главу Церкви в Боснии, жившего на покое в австрийском Триесте. Амвросий был уволен на покой Константинопольским патриархом по требованию султана из-за его уж слишком открытой симпатии к антитурецким силам. Австрийское правительство, в отместку за судьбу униатов в России, разрешило ему в 1846 году поселиться в Белой Кринице в Галиции. Там Амвросий рукополагал архиереев и священников, которые наподобие униатов пробирались через границу в Россию. Несмотря на противодействие властей, движение староверов развивалось, ведь теперь недостатка в духовенстве не было. В 1900 году уже было двадцать староверческих епископов и достаточное число священников для обеспечения преемственности. При со чувствии некоторых духовных лиц официальной Церкви староверы настаивали на указе, который обеспечил бы им религиозную терпимость.

Во второй половине 19-го века среди украинских и русских крестьян возник штундизм. Это была первая секта западного протестантского толка, она проникла в среду староверов-беспоповцев. Немецкие протестантские общины существовали в Российской империи уже в 16-м веке после присоединения территорий вдоль Балтики. В Немецкой слободе под Москвой жили в основном протестанты. Но на русский и украинский народы протестантизм влияния не имел, так как он довольно чужд — и культурно и религиозно — традициям этих народов.

Путь к штундизму был подготовлен разновидностью староверов — молоканами, то есть "пьющими молоко". Молокане появились в конце 18-го века —одновременно с другими религиозными группами, такими, как духоборы и хлысты. Все они вышли из того течения ста роверов,„которое потеряло всякую надежду приобрести правильно рукоположенное духовенство. Беспоповцы, отколовшиеся от главного потока староверов, отличались странными обычаями и обрядами. Они полагали, что эти обряды приблизят их непосред-

ственно к Святому Духу или ко Христу, так как Он все время вновь и вновь перевоплощается в разных лиц в разных поколениях.

Молокане были более умеренными по сравнению с другими сектами, не имеющими священства. Они отличались отказом почитать иконы, ходить на службы признанной Церкви и совершать паломничества к православным святыням. В то же время они пили молоко во время православных постов. Их поведение и религиозная установка сильно напоминали некоторые протестантские секты Западной Европы. К началу 19-го века они попали под влияние почти мистического Русского Библейского общества, которому покровительствовал царь Александр Первый (1801 — 1825).

Под влиянием этого общества вожди молокан отошли от православных таинств, от таких отцов Церкви,как Кирилл Иерусалимский, Иоанн Златоуст и Афанасий Александрийский, и восприняли более протестантскую веру, что лишь Библия — корабль спасения. Молокане, не принявшие этих изменений, перешли к духоборам, хлыстам или более типично русским сектам. (Пример экстремизма хлыстов — Распутин.)

Название "штундизм" происходит от немецкого слова "штунде" — час. В этой секте уделяется больше внимания личному размышлению над Писанием и собраниям для пения псалмов и слушания Библии. Среди русских и украинцев штундизм начался в Бессарабии и Екатеринославской губернии, где со времен Екатерины существовали менониты — немецкие колонисты. Сравнительная веротерпимость в эпоху Великих Реформ в 60-х и 70-х годах позволила штун-дистам распространиться не только на немецкие поселения, но и на окружающие их славянские местности. В этот же период баптисты под влиянием своих зарубежных единоверцев отошли от менонитов и стали особой сектой.

В киевской, херсонской и полтавской епархиях староверы и штундобаптисты, благодаря торговым и прочим контактам с местным населением, могли нести ему свою проповедь на понятном языке. Дополнительным преимуществом сектантов было их обычно более высокое экономическое

положение. Мельники и землевладельцы, кузнецы и прочие немцы-ремесленники активно набирали местных крестьян в свои секты, тем более, что крестьяне часто экономически зависели от них. Сектанты заботились о грамотности для чтения Писания, а грамотность была нужна людям также для продвижения вперед в хозяйстве и жизни. Переходя в секту и становясь грамотными, они могли читать Библию и одновременно улучшать свое материальное положение1.

Штундобаптисты в Петербурге сначала не проявляли открытой враждебности к официальной Церкви. Многие сектанты были официально православными, даже в момент перехода в секту. Однако петербургские баптисты искали единства со своими южными единомышленниками и с этой целью в 1884 году пригласили их к себе. Участники переговоров спорили друг с другом о значении и форме таинств крещения и причащения. Власти тогда заподозрили их в антиправославной деятельности. Южные делегаты были задержаны и отправлены домой. Но прецедент послужил на пользу последующим попыткам воссоединения северян и южан.

Учение баптистов было способно вдохновлять людей как в социальном, так и в политическом плане, особенно когда евангельское учение о личной свободе переносилось в учение о свободе политической. В некоторых городах — как Киев, Харьков, волжские города — почвой для штундизма были тяжелые жилищные условия, вспышки эпидемий, низкая зарплата и продолжительный рабочий день. Учение о религиозной демократии, в котором каждый был священником-пастором и толкователем Писания, много говорило новообращенным, которые видели несправедливость существующего порядка, привилегии меньшинства и нищету большинства.

4 июля 1894 года правительство издало указ, запрещающий проповедь штундизма. В ответ на это штундистские миссионеры просто вернулись к старым методам работы в легальных организациях, сбавили тон своей антиправославной пропаганды и ожидали лучших дней2.

Для борьбы со штундой митрополит киевский Иоанни-кий (Руднев, 1826 - 1900) начал в 1895 году большую мис-

сионерскую работу по координации антишту иди стекой деятельности. Благочинных инструктировали в области учения и работы штундистов. Была создана сеть епархиальных миссионеров. Священников и мирян знакомили с работой штундистов. Проповедники разъезжали по епархии, просвещая верующих, призывая колеблющихся к стойкости и к сообщению об известных случаях появления секты. На следующий год то же было сделано в Херсоне, Харькове, Тамбове и Екатеринославе, где епископы действовали по киевскому образцу. Перед первой мировой войной было созвано несколько всероссийских миссионерских съездов.

Церковные власти надеялись затормозить успехи штундистов, староверов и униатов с помощью сети православных церковно-приходских школ. Образование, полученное в них, могло бы дать людям знания и профессии, которые требовались при быстро растущих социальных и экономических переменах. Школа помогла бы одновременно удержать в лоне Церкви молодежь.

Сеть церковно-приходских школ оживилась после императорского указа, изданного в июне 1884 года. Целью указа было превращение церковных школ в оплот борьбы с гражданской анархией и духовной дезориентацией, захлестнувших империю в 60-х и 70-х годах. За двадцать предшествующих указу лет число церковно-приходских школ упало с 21420 с количеством учащихся в 412524 в 1865 году до 4064 школ с 105317 учениками в 1881 году. Наблюдение за начальными школами империи было передано из ведомства Церкви в ведомство министерства просвещения.

Дело оживления церковно-приходских школ было отдано в руки архиепископа Леонтия Варшавского (Лебединского) , скончавшегося в 1893 году, и Сергея А. Рачинского (1833 - 1902), известного педагога правых убеждений, проводившего опыты в народных школах западных губерний.

Рост церковных школ в последующие двадцать лет при-

нес огромную пользу в борьбе с неграмотностью и народной нищетой. К 1888 году школьный отдел Синода увеличил количество школ до 17715 с примерно полумиллионом учащихся. А к осени 1890 года уже было 21 666 приходских школ с 621182 учащимися. Через пять лет, в начале царствования Николая Второго, имелось уже 31 835 школ с 981 076 учащимися. К началу 20-го века насчитывалось 41 402 школы с 2 147 916 учащимися.

Сеть продолжала расти, но с 1906-го до 1910 года, вследствие сокращения фондов и внутренних беспорядков, наблюдается некоторый спад. Между 1910-м и 1914 годом снова имел место рост школ и учащихся в них, но война вновь сократила его, а с приходом к власти большевиков эти школы вовсе были закрыты.

За все эти годы школы подвергались преобразованиям, необходимым для соответствия требованиям, которые предъявляла жизнь. Поначалу это были совсем простые школы, в которых обучали грамоте, чтению, письму и Закону Божьему. Затем последовало увеличение сроков обучения, и число классов дошло до семи - как в школах министерства просвещения. Также стали уменьшаться вражда и взаимная подозрительность между служащими министерства и земства с одной стороны и духовенством с другой. Они постепенно сменились сотрудничеством Вначале земские деятели были против церковных школ, так как они поглощали те фонды, которые земство хотело потратить на свои учебные заведения. В некоторых районах упорствовали местные землевладельцы. Во-первых, из-за школьных налогов, а во-вторых, потому, что они чувствовали, что теряют власть над местным священником. Но тесные связи между духовенством и крестьянством и рост влияния крестьян в земских советах понемногу устранили враждебность, и к 1900 году земство платило около 15 процентов расходов по содержанию церков-но -приходских школ.

Закон 1884 года предусматривал широкую финансовую поддержку церковным школам. Их должны были содержать и приходы, и города, и земства, частные жертвовате-

ли, епархии, Синод и казна. Главная помощь должна была идти от местных организаций. Отмечено, что к 1900 году из 14552775 рублей общего бюджета церковных школ лишь 6814 250 рублей поступило из казны.

Целью Учебной комиссии при Синоде было сделать школы независимыми от казны. Церковь боялась, что если враждебно настроенная бюрократия снова сократит дотации, то это может вызвать новый упадок церковных школ. Таким образом, в начале века поступали средства, не идущие из казны. Они все больше уравновешивали казенные дотации. Зажиточные крестьяне и мелкие торговцы щедро жертвовали на церковные школы до и после 1900 года, что свидетельствует об их популярности. Это давало надежду, что, в случае нового сокращения государственной поддержки, не по-^следует нового уменьшения числа школ. В 1902 году половина начального образования в стране была в руках Учебной комиссии Синода, которая надеялась, что к 1907 году каждый ребенок — по желанию — сможет бесплатно учиться в церковно-приходекой школе. В начале века плата за учение была одним из главных препятствий при поступлении в эти школы. Никто тогда не мог предвидеть грядущих событий — ни войны, ни гражданских беспорядков.

Костяком школьной сети было приходское духовенство. Оно преподавало и Закон Божий, и другие предметы. Например, в 1889 - 1890 учебном году 9900 из 12 000 учите-лей Закона Божьего были священники. А в 1900 году — 26383 из 37948. Большинство из них работало безвозмездно. Им помогали учителя-миряне, число которых быстро росло: И 211 в 1896 году, 41281 в 1898 году и 49078 в 1900 году. Для ускорения подготовки учителей Учебная комиссия Синода создала специальные учительские школы. В учебные программы семинарий были включены педагогические предметы. Были созданы епархиальные мужские и женские училища. Затем - второклассные школы. В 1900 году имелось восемнадцать учительских школ — семинарий — и 349 второклассных училищ. Сами второклассные училища были более высокой ступенью приходских школ. Туда могли поступить

лишь те учащиеся, которые окончили пять классов в двухклассных приходских школах. Учителям платили скандально мало, ставка большинства из них была сто рублей в год или даже меньше. Неудивительно, что они уходили как и когда только могли в другие школы, где платили больше. К 1900 году лишь 23 процента учителей осталось в церковной школьной сети дольше пяти лет. Таким образом, помимо необходимости доставать и выпрашивать деньги и помещения для открытия новых школ, священникам нужно было самим нести главную учебную нагрузку в школе и еще каждый год подыскивать замену для тех учителей, которые не могли себе позволить остаться3.

Учитывая трудности, с которыми приходилось сталкиваться Церкви, больше всего школ создавалось в районах, Где жили униаты, староверы и сектанты. Большинство школ с независимой финансовой основой было в киевской епархии. Почти все приходские школы России в 1900 году помешались полностью или частично в церквах, частных домах или квартирах, нанятых или бесплатно предоставленных помещениях.

Программа школ менялась в зависимости от экономических или социальных требований. В 90-х годах были добавлены предметы хорового пения, церков но-славянского языка, этики, истории, литературы - особенно произведения Пушкина — и арифметики. В 1896 году одноклассные училища, в которых обучались три года, начали расширяться И превращаться в двухклассные со сроком обучения в пять лет. Расширенная учебная программа включала больше уроков истории, географии, математики, а также ремесел - сапожного, столярного, слесарного дела для мальчиков и ткацкого, портняжного и прядильного дела — для девочек. Помимо новых средств от казны на расширение этих предметов, министерство государственных^имуществ каждый год оказывало финансовую помощь устраиваемым курсам обучения садоводству, сельскому хозяйству, огородничеству и пр. и гарантировало обучающимся на этих курсах работу в соответствующих областях экономики. Расширенная прог-

рамма обучения часто растягивалась на шесть-семь лет. Таким образом, необходимые знания давались как тем крестьянским детям, которые оставались в деревне, так и тем, кто уходил в город. А к этому добавлялись еще и знания православного учения, музыки и искусства.

Один из самых интересных предметов в православных церковных школах — церковное пение. В 90-х годах с помощью специальных синодальных фондов были созданы тысячи приходских хоров для поднятия благочестия и культурного уровня масс и для влияния на неправославных и нерусских жителей империи. Руководство синодальной Учебной комиссии с удовлетворением взирало, как уральские и волжские староверы, благодаря церковным школам, переставали оказывать сопротивление православным службам и как тысячи католических и лютеранских детей в западных и прибалтийских губерниях поступали в православные школы благодаря хорам и певческим обществам4.

Само собой разумеется, что священники —преподаватели церковных школ - получали образование в епархиальных семинариях. Учителя-миряне обучались в епархиальных училищах для мужчин и для женщин. В 1889 году Синод издал распоряжение о стандартизации программ семинарий и епархиальных училищ. Однако до самой войны 1914 года между отдельными епархиями существовала разница программ. В таких городах, как Москва, Петербург, Рига, Холм, Вильно и Киев, семинарское образование вполне было на уровне европейских и русских гимназий, в то время как в отдаленных областях уровень образования был ниже. Это объяснялось наличием в этих городах духовных академий или лютеранских и католических семинарий.

Программа семинарии была рассчитана на шесть лет. Из них первые два совпадали с последними двумя классами епархиального мужского училища. На протяжении четырех лет преподавались богословие, философия, агиография, общая церковная история, русская церковная история, история раскола, церковно-славянский язык, церковная музыка, русская литература, каллиграфия и риторика, то есть ис-

кусство проповеди. В 1890-е годы и в начале 1900-х проповеди уделяли особое внимание, так как в предыдущие годы наблюдался ее полный застой. В проповедях православных верующих осведомляли об атеистической и сектантской пропаганде. Повышающийся уровень философствования в массах требовал и более высокого уровня проповедей.

И областях, в которых про живали этнические меньшинства и семинариях переводили богослужебные тексты на местный и пик. Службы совершались на эстонском, латвийском, монгольском, чувашском, татарском и мордовском языках. В 1907 году был сделан перевод на финский язык. Большинство семинаристов учили латинский и греческий языки, а после 1887 года в некоторых школах ввели и древнееврейский. В таких семинариях, как тобольская и иркутская, вместо классических языков преподавались местные, а для студентов- нацменов — русский.

Более способные и подающие надежды семинаристы могли поступать в духовные академии для продолжения богословского образования. Существовало четыре академии. Это высшие школы университетского уровня. Академии имелись в Петербурге, Москве, Киеве и Казани. Петербургская академия помещалась в Александро-Невской лавре, основанной Петром Первым. Московская Академия была создана в 1670-х годах выходцами из Киевской Академии, основанной в 1633 году Петром Могилой, первым митрополитом восстановленной на юго-западе православной иерархии. Казанская Академия была основана в 1842 году Николаем Первым. В академиях готовились преподаватели для пятидесяти восьми епархиальных семинарий и для богословских факультетов государственных высших школ. В них преподавали такие знаменитости, как Василий В. Болотов, Александр И. Брильянтов, Алексей П. Лебедев, Евгений Е. Голубинский, Илья Бердников и Василий О. Ключевский. Из-за предубеждений против русского богословского образовании до революции и после революции имена этих великих ученых не были до сих пор полностью оценены на Западе.

Согласнo постановлению Синода (ноябрь 1890), отбор

кандидатов в академии производился очень строго. Брали семинаристов с самыми лучшими отметками и с хорошей характеристикой. За студентами был установлен надзор. Они жили в общежитии в помещении академии, выход в город разрешался лишь с ведома начальства, возвращаться в общежитие следовало не позже полуночи. Контроль проводился для того, чтобы дать студентам возможность учиться более плодотворно, препятствовать их частым встречам с универ-ситетскои молодежью и отвлечь их от занятий политикой. За пьянство и непристойное поведение студенты подлежали стро-тому наказанию, вплоть до исключения. За тем, что они чита-ют, следил местный библиотекарь.

Во время четырех академических лет студенты сами вы рабатьюали свою учебную программу под руководством рек-тора. Можно было выбрать одно из двух направлений: либо богословие, патрологию и историю восточной и западной церквей, либо пастырскую и социальную работу или миссио-нерское служение. В Петербурге больше занимались пастыр-ской и социальной работой, а в Киеве и Казани — миссионерской.

Петербургская программа приспосабливалась к работе с быстро растущим рабочим классом. Священники и еще не рукоположенные студенты под руководством ректора (позже митрополита) Антония (Вадковского) произносили про-поведи на окраинах города. Началось это в 1888 году с одоб-рения К.П.Победоносцева, обер-прокурора Синода. Известно это начинание было под названием Общества распространения религии и нравственности5.

С помощью профессоров академии поблизости фабрик, в районах расселения рабочего класса, были созданы библиотеки и читальни. Постепенно в эту деятельность втянулись банки и благотворительные общества. Митрополит мыслил эту работу как противопоставление Церкви антирелигиозным социалистическим агитаторам, создававшим в городе свои кружки и читальни, часто нелегально.

Как и семинаристы, большинство студентов академии были сыновьями священников, но в начале века много кан-

дидатов стало приходить из университетов, гимназий, реальных училищ, из медицинских, артиллерийских, технических училищ и с гражданской службы. Эти студенты создавали церковную интеллигенцию с более широким кругозором. Было это также признаком заката кастовой замкнутости духовенства.

Общee число студентов всех академии не превышало семисот. Половина из них имела государственные стипендии, были и своекоштные, а остальные получали стипендию от академий или от братств содействия церковному образованию.

Эта четырехъярусная сеть церковных школ была главной надеждой православного церковного руководства в деле подготовки следующего поколения российского юношества, способного служить обществу в его дальнейшем положительном развитии. Молодежь должна была приобрести знания и навыки в жизни, оставаясь церковной. Тогда и Церковь не была бы оторвана от жизни народа и смогла бы справиться с пропагандой революционеров, сектантов и атеистов. Церковь взирала с надеждой на свои школы, видя в них гарантию желаемого на будущее. А государство надеялось на то, что Церковь останется основой и опорой твердого политического порядка. Государственные чиновники полагали, что интересы Церкви и государства совпадали. Но многие церковные деятели, наоборот, все отчетливее видели, что они весьма различны.

ГЛАВА ВТОРАЯ

СТОЛКНОВЕНИЕ: ОБЕР-ПРОКУРОР И ДВА АНТОНИЯ

В начале 20-го века главой русской Церкви во всех прак тических делах был Константин Петрович Победоносцев (1827 — 1907), обер-прокурор Святейшего Синода. Он был назначен на этот пост в 1880 году, менее чем за год до убийства царя Александра Второго (1855 — 1881) , и был вершителем судеб русской Церкви на протяжении четверти веки (1880 — 1905). Будучи консерватором, Победоносцев считал, что перемены должны происходить медленно, нельзя при этом отказываться от традиционного, нельзя ломать общественные устои и правительственный аппарат, следует опасаться анархии.

Победоносцев поступил на государственную службу в московское отделение императорского Сената — фактически Верховный Суд — в 1846 году. В середине 19-го века он был молодым либералом, выступал за отмену крепостного права и за реформы, необходимые для продолжения существования Российской империи. Целью его жизни было восстановление после Крымской войны мощи и величия России. В 1861 году Победоносцев стал воспитателем царских детей. В это же время он работал в особой комиссии Комитета Министров,кото-

рая подготавливала реформу судебного ведомства (судебную реформу)

Однако между судебной реформой 1864 года и реформой сроков воинской повинности 1874 года Победоносцев во многом изменил свои взгляды, перестал быть либералом, считая, что слишком либеральные реформы не принесут пользы обществу. За эти десять лет Россию потрясли акты террора и ряд беспорядков, ее престиж в глазах иностранцев значительно упал, ослабив правительственную власть. Было совершено несколько покушений на царя. Победоносцеву же казалось, что сам Александр Второй вел Россию к пропасти Он осуждал царя даже в беседах с царевичем и был доволен, что наследник соглашался со своим воспитателем Когда же исполнились самые мрачные предчувствия и 1 марта 1881 года государь был убит, Победоносцев считал, что царь сам виноват в этом.

Александр Третий (1881 —1894) был человеком другого склада, чем его покойный отец Резкий и строгий, он немедленно приостановил проведение ряда реформ, задуманных его отцом, и, по настоянию обер-прокурора, стал поворачивать стрелку часов назад. Оба они - и царь и обер-прокурор — считали, что для восстановления России нужно религиозное обновление. Как светский глава церкви, Константин Победоносцев считал, что Церковь способна осуществить это обновление.

Итак, стали проводиться реформы семинарий, стали исключать студентов либеральных настроений. За студентами был установлен надзор со стороны преподавателей и инспекторов. Начали увольнять преподавателей, не ведущих точной ведомости успеваемости. Студентов было решено оберегать от политических влияний того времени. Обер-прокурор с удовлетворением отмечал наступление к 90-м годам затишья в семинариях.

Решено было поднять общий уровень образования в семинариях, а уровень студентов сравнять с уровнем тех, кто обучался в школах других ведомств. Победоносцев надеялся, что образованное и патриотически настроенное духовен-

ство сможет влиять на народ больше, чем революционеры, сможет стать главной опорой царской власти.

За первые двадцать лет своего обер-прокурорства Константин Петрович Победоносцев смог создать новое поколение духовенства. Так как оно %- хотя бы высшее — состояло сплошь из его ставленников, обер-прокурор надеялся, что оно будет разделять его идеи о роли Церкви как оплота государства, воспитательницы патриотизма и верности государю. Однако к 1900 году Победоносцев был обеспокоен. В 1894 году преждевременно скончался его ученик и опора — царь Александр Третий. На престол вступил сын Александра, Николай Второй — человек гораздо более мягкого характера, чем отец. Победоносцев знал, что если не будет продолжаться твердая политика 90-х годов, снова начнутся беспорядки 60-х и 70-х годов и действие разрушительных элементов. К началу века эрозия проникла уже довольно глубоко, чуждые идеологические силы подкапывались под государственную власть, а обер-прокурор устал, впал в пессимизм и постарел. Ему исполнилось 73 года.

Церковь чувствовала рост социального брожения. Нашлись священники, епископы и группы мирян, которые боролись против смирительной рубашки обер-прокурора и государственной бюрократии. Под вопрос ставилась сама правомочность государственной опеки над Церковью, учрежденной Петром Первым. Усиливались требования удаления обер-прокурора, да и отмены этой должности вообще. Победоносцев чувствовал себя одиноким, покинутым даже царской властью, для укрепления которой он так много сделал. Его тяжеловесное управление вызывало реакцию в самой Церкви, ее иерархи не желали быть простыми пешками. Недовольны были также священники, профессора и церковная интеллигенция. Все они отражали озабоченность Достоевского, который перед смертью горько сетовал на паралич Церкви.

Тремя главными центрами, из которых шло требование

реформ, были: Троице-Сергиева лавра под Москвой, Алек-сан дро-Невекая лавра в Петербурге и Казанская Духовная Академия. В этих центрах к концу 19-го века выдвинулись две незаурядные личности: Антоний (Вадковский, 1846 — 1912) и Антоний (Храповицкий, 1863 — 1936). У них были разные политические убеждения, но они были едины в необходимости прекращения государственного давления на Церковь. Церковь, как они утверждали, должна управляться самостоятельно в соответствии с православными канонами.

Вадковский родился в августе 1846 года в семье рядового сельского священника. Отец его, Василий Иовлевич Вадковский, был священником деревни Ширингуша Спасской волости Тамбовской губернии. Мать, Ольга Никифоров на, была дочерью протоиерея С. Н. Кашменского, служившего в Вятском соборе. Семья Вадковских была бедной. Антоний был одним из семи сыновей. Кроме него, еще двое стали священниками, двое — врачами, а один стал псаломщиком в Ширингуше. О седьмом ребенке сведений нет. Возможно, он умер в раннем возрасте. Кроме братьев, было еще две сестры.

Будущий митрополит в десять лет поступил в тамбовское духовное училище, а в четырнадцать — в духовную семинарию После окончания шестилетнего курса в семинарии ом поступил в 1866 году на казенный счет в Казанскую Духовную Академию. Казанская Академия на многое открыла ему глаза. Он понял, как важно обновление Церкви для будущего обновления политического и общественного порядки в России. Антоний специализировался по гомилетике и гшиырскому богословию. После окончания академии в 1870 году он был оставлен при ней преподавателем.

Будучи доцентом, он захотел немедленно постричься в монахи, но его отец, учитывая живую натуру сына, просил ею подождать и оставаться пока мирянином-преподавателем и :шем постепенно решить, какое у него призвание,.

Популярные лекции Вадковского возбуждали интерес студентов к проповедничеству и к пастырству. Его магистерская диссертация была на тему "История проповедниче-ciua в ранней Церкви". Вадковский подчеркивал, что такие

блестящие проповедники, как Амвросий Медиоланский, Кирилл Иерусалимский и Василий Великий, оказывали в свое время решающее влияние на массы и что такие люди, как они, нужны и в наше время для воспитания людей.

В 1872 году он женился на Елизавете Пеньковской, сестре своего товарища по академии. Это был недолгий брак, так как Елизавета была больна чахоткой. В 1879 году она умерла, оставив ему двух крошек — Бориса шести лет и двухлетнюю Лидию. Третий сын, Игорь, умер раньше. В свою очередь Борис и Лидия умерли от дифтерита один за другим в ноябре 1882 году.

Через год Вадковский принял постриг, став монахом Иоанновского монастыря, и почти сразу был назначен его игуменом. Затем он стал архимандритом и инспектором Казанской академии. Все это произошло в течение двух лет. К этому времени он уже был известен не только своим учительством, но и сострадательной любовью как духовник. В Иоанновском монастыре шел процесс духовного обновления. Это чувствовалось не только в академии, но, благодаря ее питомцам, и в монастырях, и в епархиях, и в семинариях русской Церкви.

В 1885 году Антоний был назначен инспектором Петербургской академии,и на протяжении следующих семи лет распространялось его влияние через выпускников этой престижной академии. В 1887 году последовала его хиротония во епископа выборгского, викария митрополита. Затем он стал ректором академии. Свое новое положение Антоний использовал для ломки стены между затворничеством академии и бурлящей общественной и политической жизнью вне ее стен, создав из студентов академии кружки проповедников, подражая примеру кружков, организованных антирелигиозными политическими агитаторами, среди которых был и студент права В. Ленин, начинающий в то время свою политическую карьеру в социал-демократических кружках Петербурга1.

В конце 1892 года Антоний был назначен первым архиепископом новообразованной автономной финляндской епархии. Антоний был специалистом по неправославным сек-

тантским учениям еще из Казани. Лютеране интересовали его, хотя для него лютеранство было странным, сухим видом христианства, который приоткрывал своим верующим лишь частичный проблеск глубоких тайн вселенской Церкви. Он думал, что если финнам представить православие в привлекательном виде, то они потянутся к нему, как и их братья по крови карелы. Но ему пришлось пережить в Финляндии горькое разочарование. В пастырстве ему оказала поддержку лишь гражданская администрация. В конце концов в 1898 году он поругался с генерал-губернатором Финляндии Николаем И. Бобриковым (1839 — 1904). Тогда министр внутренних дел В. К. Плеве попросил Победоносцева у брать его.

Лютеранский вопрос в Российской империи интересовал ее правителей уже со времени включения в империю Петром Первым областей с преимущественно лютеранским населением. Лютеране проживали вдоль Балтийского моря ив Финляндии. Они жили более компактной массой, чем староверы, униаты, латиняне и мусульмане. В 90-х годах русификация дошла и до лютеранских областей, хотя лютеране никогда не занимались прозелитизмом. Лютеранский вопрос возникал прямо из униатского, поскольку униатские и лютеранские области примыкали одна к другой. Довод, оправдывав-ший подавление Унии, то есть безопасность границ империи и единство русского народа (российской нации), был применен и к лютеранским районам, особенно после объединения Германии в 1871 году. Новая Германия, управлявшаяся лютеранами, считалась источником угрозы, сродни угрозе от Австрийской империи.

В 1892 году два события послужили сигналом правительственного наступления на лютеран: упразднение Дерптского (Юрьевского, Тартусского) университета как университете немецкого, лютеранского и создание автономной епархии Финляндской. В Эстонии и Латвии открывались православные монастыри, приходы - с 1892-го по 1900 год по пятнадцать ежегодно — и школы. Закон от 1894 года запрещал лютеранскому духовенству венчать лютеран с православны-

ми, крестить детей от смешанных православно-лютеранских браков и допускать к конфирмации подростков из смешанных л юте ран ско-прав о славных семей. Было открыто много детских и сиротских домов — по примеру таких же, открытых в 80-х годах в униатских районах, для детей от смешанных браков, чтобы воспитывать их в православии и в русском пухе.

В Эстонии и Латвии велась миссионерская деятельность среди местных крестьян. При этом использовался их антагонизм к немецким дворянам и помещикам и к администрации, в которой также преобладали немцы. Православные брошюры подчеркивали древность православия по сравнению с новизной лютеранства и указывали на изменения в христианском учении, внесенные лютеранскими реформаторами. Богослужения совершались на эстонском и латышском языках. Это привлекло также некоторое количество местных пасторов, которые стали, наравне с русскими, православными священниками.

В 1900 году существовали процветающие монастыри в эстонском Везенбурге и в курляндском Иллуюксте, а также Алексеевский монастырь в Риге. При этих монастырях имелись школы и детские приюты, воспитателями в которых были ревностные монахи и монахини. Совместно с недавно открытыми приходами они поддерживали начатое наступление. Со временем значительная часть ненемецкого населения отошла от лютеранства. В рижской епархии около 30 лютеранских пасторов были привлечены к ответственности в судебном порядке за нарушение закона от 1894 года. Некоторых даже посадили или лишили прихода. Целью этого было сломить сопротивление лютеранского духовенства и придушить подпольную деятельность униатов и латинян на юге, что восстановило как прибалтов, так и немцев против империи. Когда появилась возможность, они откололись от нее.

В Финляндии наступление было менее успешным. Две главные причины: Великое Княжество Финляндия было отдельным в административном отношении регионом империи. Поэтому закон от 1894 года на Финляндию не распространял-

ся. А православных в Финляндии было слишком уж мало, лишь 50 тысяч, да и то в основном на востоке и на юге. Не было возможности создать активную православную епархию, за исключением восточных областей, в таких местах, как Выборг, где кафедральный собор находился на границе между Финляндией и Карелией.

Антонию удалось создать эффективную епархиальную консисторию в 1897 году и провести первый съезд духовенства в 1898-м, в год своего отъезда. Поскольку лютеранская Церковь обладала монополией на школы, а православных школ было всего около двадцати, не было надежды привлечь лютеран в православные школы. Тем более, что учителя Закона Божьего православных школ должны были проходить Подготовку в педагогическом училище в Сердоболе, где преподавали лютеране — безразличные, скорее враждебные православию. Не закончившим училища в Сердоболе финский сенат отказывался платить жалование. Кроме того, финский инспектор училищ распоряжался и православными приходскими школами и не утверждал обучения православию, русскому языку и литературе, а также и всему, что не было по содержанию финским и лютеранским.

Официальная политика создала в Финляндии тупик. Жалобы Антония в Синод и обер-прокурору были безрезультатны. Отзыв в Петербург был для него глубоким облегчением. Эго произошло в декабре 1898 года. Он не хотел быть правительственным чиновником и вернулся в столицу убежденным в том, что Церковь обязана избегать превращения в орудие государства, если православие не должно быть недругом неправославных.

Бывший архиерей Антония, епископ казанский Палладий Раев, ставший митрополитом петербургским в 1892 году, умер в 1898 году, и Вадковский был назначен на его место. Его возвращение в Петербург было„радостью для городского духовенства. Пребывание на посту ректора академии сделало его очень популярным, а теперь, когда он стал митрополитом, духовенство надеялось, что его деятельность проявится в еще более широком масштабе. Ни один русский ар-

хиерей 19-го века, за исключением митрополита московского Филарета (Дроздова, 1782 — 1867), не пользовался таким влиянием и уважением.

Вскоре после возвращения в Петербург Антоний произвел переполох, обратившись к правительству с просьбой дать амнистию нескольким политическим заключенным, и среди них^Михаилу Новорусскому, сообщнику Александра Ульянова, брата Ленина, в покушении на царя Александра Третьего в 1886 году. Новорусский сидел в Шлиссельбургской крепости, и посещение его и других Антонием удивило общество и насторожило царскую охранку.

Студенты, духовенство и народ были в восторге от скромности и простоты Антония. Гости, приглашенные к его столу, бывали поражены простой монашеской пищей и всем стилем жизни митрополита, которые не соответствовали высоте его положения. Подарки, которые получал митрополит, иногда в тысячах рублей, он немедленно раздавал нуждающимся студентам и священникам, а также на прочие благотворительные цели. Любил владыка открывать новые приходы в растущих новостройках города и приходские школы, где могли учиться и воспитываться в церковном духе дети рабочих.

Особенно озабочен был владыка Антоний отходом от Церкви русской интеллигенции. Он считал, что ее недовольство направлено больше на политический строй, чем на учение и традиции Церкви. Он пользовался своим положением для обновления христианской традиции и очень сожалел о том, что практически ни одно движение за социальные реформы за последние шестьдесят лет не имело религиозной ориентации, хотя множество революционеров, в том числе и он сам, были детьми священников. Реформаторам казалось, что Церковь была рукой государства^ поэтому они считали ее ненужной, даже вредной в деле социального прогресса.

К началу века узкий атеистический монизм уже терял свою привлекательность. Молодое поколение интеллигенции считало материализм неудовлетворительным учением. Люди искали более глубокого понимания психологии человеческой

личности и ее места во вселенной, и владыка Антоний был убежден, что интеллигенция найдет себя в лоне православной Церкви. Проблема была в том, чтобы сблизить интеллигенцию и традицию. Перед студентами академии митрополит поставил задачу постараться понять нравственную и общественную идеологию нецерковного мира и сделать это понимание задачей Церкви. Он чувствовал, что Церковь должна отказаться от непонятного языка и начать понимать язык и мышление мира, так сказать, — "светский словарь".

К счастью, с мыслями Антония соглашалась группа молодых деятелей мира искусств, которые устали от позитивистского материалистического мировоззрения последних сорока лет. Некоторые из них, в том числе связанные с литературным журналом "Мир искусства", который стал выходить в 1889 году под редакцией балетмейстера Сергея Дягилева (1827 — 1919), начал и у страивать встречи между нимиипред-ставителями Церкви, профессорами и студентами духовной академии. С помощью владыки Антония они создали Религиозно-Философское общество и провели первое из двадцати одного довольно бурных заседаний в помещении Императорского Географического общества 29 октября 1901 года.

На заседании присутствовали архимандрит Сергий Стра-городский (ректор академии), архимандрит Феофан Быстрое (инспектор академии) и ряд профессоров, известные поэты Димитрий Мережковский (1865 - 1941) и его жена Зинаида Гиппиус (1869-1945), Димитрий Философов (1861 - 1907), Александр Бенуа (1870 - 1960), а также интеллектуал Сергей Николаевич Булгаков (1871 - 1944). Как видим, присутствовал довольно внушительный подбор личности, религиозных и светских, у которых было много обще-ю - взгляды на идеологическое и нравственное будущее России.

К ужасу более консервативных деятелей Церкви, таких, как протоиерей Михаил Семенов и архимандрит Антонин Грановский (1865 - 1928), цензор Петербургской Духовной Академии, многие профессора и студенты академии соглашались с представителями светской интеллигенции в та-

ких вопросах, как место женщины в обществе, изменения в законах бракосочетания, необходимость изменения соответствующих церковных и гражданских параграфов брачного права, религиозная свобода, свобода совести и устаревшее законодательство о внебрачных детях.

Участники живо обсуждали вопрос громоздкого церковного управления и его подчинения государству. Это было одной из причин сомнительного положения Церкви в обществе. Мыслящие и образованные церковные деятели, например А.В.Карташев (1875 — 1960), профессор церковной истории духовной академии, или отец Александр Брильянтов, богослов, занявший кафедру покойного В. В. Болотова в 1900 году, выразили убеждение, что лишь церковный Собор сможет вывести Церковь из данного положения.

Диспуты Общества создали сенсацию в светской и церковной печати, которая занимала ее страницы месяцев восемнадцать. Интерес к деятельности Общества был так велик, что это не понравилось обер-прокурору, особенно когда диспуты коснулись церковного управления. Наблюдатель Победоносцева на диспутах В. М. Скворцов (1869 — 1932) убеждал обер-прокурора запретить Общество. На этом же настаивал и протоиерей Иоанн (Сергиев) Кронштадтский (1829 — 1908), любимый народом проповедник и чудотворец, по молитвам которого совершались исцеления. Влиятельные государственные чиновники тоже требовали запрета Общества, и 5 апреля 1903 года обер-прокурор положил диспутам Общества конец.

Но эти усилия не были напрасны. Работа Общества не прошла зря. Владыка Антоний хотел довести голос Церкви до нецерковной публики. Успех был, но лишь частичный, так как Мережковский и Гиппиус отвергли Общество. Обмен мнений заинтересовал, однако, молодых марксистских интеллектуалов -Сергея Николаевича Булгакова (1871 — 1944) и Николая Александровича Бердяева (1874 — 1948), которые разочаровались узким материализмом марксистской этики, искали более широкого мировоззрения, в которое они могли бы вместить свое учение о человеке. Поиски при-

вели их, как и других мыслителей, например Петра Бернар-довича Струве (1870 -1944) или Семена Людвиговича Франка (1877 - 1950) к отказу от материализма и к обращению к религиозной философии, к осознанию первичной ценности человека, к повороту от марксистской правоверности, которая сильно беспокоила Ленина.

Антоний Храповицкий был совсем иного происхождения, чем его петербургский тезка. Он родился в марте 1863 года, через шестнадцать лет после Вадковского, в селе Ватагиноо Крестицкого уезда Новгородской губернии. Предки его были дворянами, поступившими на московскую службу в 17-м веке. Антоний был третьим из четырех сыновей. Родителей звали Павел и Наталия Храповицкие. Его отец после не очень удачного управления семейным имением переехал в 1870 году в Петербург, поступив на службу в Волжско-Камский банк, а затем в Дворянский Земельный банк.

В Петербурге Антоний проявил живой интерес к церкви И часто прислуживал в Исаакиевском и Казанском соборах. Его соученики по Пятой гимназии смотрели на это довольно косо, так как церковность считалась среди них чем-то устаревшим, несовременным.

Гимназические годы были омрачены беспорядками в стране, политическим неспокойствием, которые кончились убийством Александра Второго. Антоний убедился в том, Что для спасения России и для предотвращения в будущем Подобных трагедий необходимы всесторонние реформы. Он считал отмену патриаршества Петром Первым ошибкой. России нужен патриарх, который сумеет восстановить каноническое основание Церкви. Он должен стать культурной и общественной силой, столь нужной России. Славянофил и единомышленник Ивана Аксакова (1823 - 1886), Антоний считал, что обновление Церкви станет основой нравственного обновления не только России, но и всех славянских народов. Другим вдохновителем молодого студента был Федор Ми-

хайлович Достоевский (1821 — 1881), в романе которого "Братья Карамазовы" трогательно описывается монастырская жизнь. После неожиданной смерти своего сына Достоевский ездил в знаменитую Оптину Пустынь (в сопровожде-

8нии Владимира Соловьева, 1853 — 1900), где обрел утешение в беседе с отцом Амвросием Греньковым (1812 — 1891). Храповицкий тоже совершал паломничества в Оптину Пустынь, на него отец Амвросий также действовал вдохновляюще. Достоевский умер в год убийства царя Александра Второго. Это был удар для России.

Этой же весной 1881 года Антоний закончил гимназию. Нормальным для окончившего Пятую гимназию было поступление на юридический факультет в Петербурге или в Александровский Царскосельский лицей. Однако, несмотря на сопротивление семьи, Антоний поступил в Петербургскую Духовную Академию. В 1885 году, то есть когда Храповицкий был студентом последнего курса, инспектором академии стал Антоний Вадковский. Его внутренний динамизм оказывал на студентов значительное влияние. Для Храповицкого он был олицетворением монаха, описанного Достоевским. Один из ближайших друзей Храповицкого Михаил М. Грибановский (1862 — 1898), в прошлом скептик и агностик, под влиянием Вадковского стал монахом. Окончив в мае 1885 года академию, решил стать монахом и Храповицкий.

Будучи иеромонахом, он стал помощником Вадковского. Вместе с Вадковским и Грибановским он создавал ядро студентов, которые затем выступали с проповедями среди рабочих столицы. Против этого был епископ Арсений Брян-цев (1839 - 1914), ректор академии, который мешал молодым монахам, ослабляя их энтузиазм и не одобряя их политической и социальной активности. Ректор оставлял без внимания студенческие протесты против строгостей и формализма и смотрел на молодых монахов как на бунтарей в стенах академии. Арсений добился высылки Храповицкого в Холмскую семинарию, а Грибановского — в Афины на должность настоятеля русской посольской церкви.

Но через год после перевода Храповицкого в Холм Арсений был назначен епископом рижским, Вадковский был возведен в ректоры, и Храповицкий вернулся в академию преподавателем Ветхого Завета. Он пользовался своей должностью для агитации за восстановление патриаршества в России и за административную независимость Церкви. Храповицкий, как и Владимир Соловьев, считал, что со времени петровской реформы каноническая структура русской Церкви была спорной. Оба они чувствовали, что староверы были правы, ставя под вопрос каноничность русской Церкви и -особенно — отрицая петровскую реформу. Храповицкий осуждал преследования правительством староверов и не разделял официальной позиции академий и семинарий по отношению к ним. Кроме того, он предполагал, что гонения рано или поздно объединят староверов и униатов. Его лекции по Ветхому Завету подчеркивали, как пророки сопротивлялись царям израильским и открыто не повиновались им там, где затрагивалась вера народа. Так должны, дескать, поступать и современные вожди Церкви в России. В статьях, помещавшихся в "Русском слове" — за подписью "С. С. Б." (служитель слова Божия), молодой монах сетовал на пассивность русского духовенства и показывал, что причина пассивности — не в отсутствии интереса к общественным делам, а официальность и политика, которая давила любого священника, защищавшего угнетенных и осуждавшего несправедливость.

Работа Храповицкого в Петербурге пришлась не по душе обер-прокурору. Его перевели в Московскую Духовную Академию, да и то благодаря старому другу Леонтию Лебединскому (скончавшемуся в 1903 году), бывшему епископу холмскому и варшавскому, а ныне митрополиту московскому, который в Синоде предотвратил высылку — вторичную - Антония в более отдаленную семинарию.

Назначению Храповицкого ректором Духовной Академии сильно противился ее бывший ректор Сергий Ляпидевский (1828 — 1898). Сергий считал Антония тайным папистом. Во-первых, по причине его агитации за восстановление Патриаршества, во-вторых, из-за его дружбы с Соловьевым.

Сергия поддержали влиятельный профессор Евгений Евстигнеевич Голубинский (1834 — 1912), известный церковный историк, писания которого Храповицкий характеризовал как скрыто-протестантские, и историк Василий Осипович Ключевский (1834 — 1911), его сочинения Храповицкий считал лишенными духовного содержания, о чем приходилось особенно сожалеть, учитьюая, что Ключевский — бывший семинарист. Митрополит Леонтий добился от Победоносцева удаления Сергия в Казань. Леонтий же пользовался поддержкой ученых философов, князей Сергея Николаевича и Евгения Николаевича Трубецких. Сергия своевременно удалили, но этого он Храповицкому никогда не простил.

Протоиерей Александр Иванцов-Платонов, профессор Московской Академии, приветствовал Храповицкого. Иванцов-Платонов активно выступал за обновление Церкви и ее независимость от государственной власти еще до убийства Александра Второго. Он был одной из жертв реакции, наступившей после убийства, и довольствовался педагогической деятельностью, не критикуя открыто церковную политику. Однако теперь, когда в академии появился владыка Антоний, Иванцов-Платонов решил, что пришло время настаивать на реформах. При поощрении Антония он написал статью с критикой неканонического управления Церковью и предлагал восстановление патриаршества. Вскоре %осле этого рассерженный обер-прокурор уволил протоиерея, который перешел на преподавание Закона Божьего в московское Александровское военное училище, оставшись там пожизненно, до 1898 года.

Студенты академии любили Антония, который относился к ним как к друзьям-сотрудникам в общем деле, а не как к кадетам, которых следует муштровать. Он часто приходил в их комнаты поговорить об их личных делах, учении, богословии или на другую интересующую их тему. Это было ново и необычно для его предшественников.

Одним из любимых мест Храповицкого был Ново-Иерусалимский монастырь под Москвой, гордость патриарха Никона в 17-м веке. Еще и тогда, в конце 19-го века, монастырь

нес печать своего основателя. Антоний считал, что следовало оживить никоновскую попытку церковной реформы, что притязания Москвы быть Третьим Римом серьезно скомпрометированы исходом Великого Собора 1666 — 1667 годов. Сам Рим обновлялся во времена папы Льва Тринадцатого (1878 — 1903) и делал снова серьезную попытку представлять все христианство. И видение Никона снова ожило для русской Церкви. Антоний также чувствовал, что если бы было известно то значение, которое придается в литургической и монастырской жизни Нового Иерусалима библейской истории, можно было бы свести на нет неопротестантское влияние на Россию. А в Новом Иерусалиме везде зримо присутствовали библейские корни Церкви. По его мнению, западные формы христианства — как католическая, так и протестантская — были слишком интеллектуализированными и изолированными от жизни всего христианства. Православие проповедовало более жизненно обожение и искупление личности .

Храповицкому сразу же удалось сделать журнал "Богословский вестник" официальным органом Московской Духовной Академии (в ноябре 1891 года). Четверть века этот журнал был авангардом духа церковной реформы.

После смерти в 1893 году друга Антония митрополита Леонтия его место занял Сергий Ляпидевский. Одним из его первых шагов было восстановление казарменного порядка в Московской Духовной Академии. Недовольный тем, что его статьи Антоний называл формальными, бесчувственными и пахнущими католической схоластикой, он вступил с ним в постоянную вражду, которая достигла немалых размеров и потребовала официального расследования со стороны Синода. Сергий, будучи важным лицом в Синоде, пользовался симпатией и расположением Победоносцева, который назначил вести расследование А. П. Нечаева. Нечаев был в академии студентом одновременно с Антонием и не любил его. Нечаев предложил перевести Антония в Казанскую Академию на ректорскую должность на весь осенний семестр 1895 года. В Москве его замещал архимандрит Лаврентий (Некрасов,

1836 — 1908), бывший надзиратель кадетского корпуса, который немедленно восстановил старые порядки, даже называл студентов кадетами. Лишь скорый перевод Лаврентия на другую должность помешал полностью разрушить труды Антония в Москве.

Карьера Антония в Казани была такой же, как и если бы он служил в Москве или Петербурге. Казанская Академия, основанная в 1842 году императором Николаем Первым, была не только богословской школой, где преподавали такие светила, как Виктор Иванович Несмелов (1863 - 1920) и Илья С. Бердников (1841 — 1914), но это был также центр изучения миссионерского дела, староверчества и ислама. Из Казани осуществлялось руководство всей миссионерской сетью для нерусских народов Поволжья и Сибири. Предшественник Антония протоиерей Александр Поликарпович Владимирский (1814 — 1897) организовал эту сеть и руководил ею. Когда Антоний вступил в должность, он нашел уже несколько миссионерских пунктов от берегов Волги до Алтая и даже до Камчатки. Антоний очень ценил миссию среди нехристианских народов, но работу по "обращению" староверов он считал бесполезной и смешной. Он говорил, что не следует восстанавливать против нас эту часть русского народа, гораздо правильней — и возможно! — искать с ней примирения. А единственно верным решением вопроса раскола было бы возобновление патриаршества и отмена "ереси" Петра. Как и ожидалось, эта точка зрения восстановила против Антония ряд профессоров академии и синодских чиновников Петербурга.

Итак, летом 1900 года Антония удалили из Казани и назначили архиереем в Уфу. В этой области большинство населения составляли раскольники и мусульмане. Это было унылое место, а клеветники Антония надеялись, что он там останется навсегда и не сможет больше вредить планам духовных чиновников. Перевод Антония состоялся так быстро, что у него не было даже денег на проезд и на перевоз в Уфу своих книг. К счастью, местный миллионер Иван Григорьевич Страхеев одолжил ему денег.

К этому времени Антоний стал буквально героем в глазах всех поборников реформы. Целое поколение студентов, выпестованное им, возмутилось таким обращением с владыкой. Группы студентов совершали паломничество в Уфу выразить свое сочувствие и свои протесты.

Событие церковной жизни в восточной части Средиземного моря обрадовало сердце Антония. В 1901 году Иоаким Деведжис (1834 — 1909) был восстановлен в должности константинопольского патриарха. Он был возведен в патриархи В 1878 году во время русско-туредкой войны и намеревался поднять престиж и укрепить авторитет константинопольского патриарха в православном мире. Это не понравилось туркам и, как оказалось, и русскому правительству. Поэтому в 1884 году Иоаким был вынужден удалиться на Афон. Иоаким стоял за укрепление греческой православной иерархии на Ближнем Востоке, а русское правительство мечтало покончить с греческой гегемонией. Епископ уфимский радовался восстановлению Иоакима и поздравил его, пожелав ему процветания на благо православия. Свою точку зрения Антоний изложил в "Уфимских епархиальных ведомостях". Это вызвало гнев обер-прокурора, который отказался представить Антония к награждению орденом св. Анны и сделал ему выговор за призывы к восстановлению патриаршества в России.

Менее чем через два года он был переведен на Волынь. Для этого перевода имелось несколько причин. Его друг Антоний Вадковский стал митрополитом санкт-петербургским, то есть старшим в Синоде. Теперь у него было больше власти, он мог даже влиять на обер-прокурора. Но главной причиной была все растущая вражда между Австро-Венгрией и Россией. Униатская Церковь в Австро-Венгерской империи возбуждала украинский национализм западных областей Российской империи. Для противостояния вызову униатского Львовского митрополита Андрея (Шептицкого) нужен был выдающийся православный архиерей. По политическим соображениям Антоний попал в Житомир. Храповицкий немедленно завел с Шептицким полемическую корреспонденцию. Но

когда Антоний обвинил его в латинизме, Шептицкий не пожелал ее продолжать. Поскольку Храповицкий стал волынским архиереем — а Волынь была важна политически, — возросло его влияние и в церковных делах.

Храповицкий очутился в области с сильным римско-католическим меньшинством, духовным вождем которого был маститый архиепископ житомирский Станислав (Недзаглковский). На его стороне был городской голова Роман Доманевский, тоже поляк. Житомир в прошлом был униатским, часть населения — даже формально православного — была настроена к правительству довольно враждебно. В самом городе примерно 60 процентов населения составляли евреи. Для них соседняя Австрия (Галиция) была образцом отношения к евреям. Русское еврейство мечтало установить и у себя на родине подобный порядок. Таким образом, в начале века политическое положение края было довольно напряженным.

В годы пребьюания на Волыни решимость Антония бороться за восстановление патриаршества возросла. Он увидел, что патриаршество было бы полезно как по церковным, так и по политическим причинам.

Итак, оба Антония требовали патриаршества и реформ. Но, помимо них, появилась третья сила давления на обер-прокурора - печать. В начале века русская печать становилась все более свободной, либеральной—после ее глушения в предыдущие два десятилетия в ней могли печататься не только политические, но и религиозные журналисты. Победоносцев недопонимал и недооценивал влияние церковной печати, особенно в деле формации взглядов духовенства, а оно все больше и больше убеждалось в необходимости упразднения не только должности обер-прокурора, но и вообще всего чиновничьего аппарата управления Церковью.

Искрой, возбудившей интерес печати к церковным делам, было воспроизведение (перепечатание) подряд шестнад-

цати статей, которые в 1882 году появились в славянофильском журнале 'Тусь", органе Ивана Аксакова. Редко совпадали интересы славянофилов с интересами государства. В церковных делах Победоносцев считал своего бывшего друга Аксакова трудновыносимым.

Эти шестнадцать статей вновь появились в 1898 году, на этот раз в Петербурге в издательстве Пороховщикова. Автором их был не кто иной, как протоиерей Александр Иванцов-Платонов. В статьях разбирался целый ряд тем: восстановление голоса православных мирян, восстановление православного прихода как жизненной общественной и законной единицы, предоставление духовенству и мирянам голоса мри избрании епископов, прекращение практики частого и поспешного перемещения епископов из одной епархии в другую, пресечение предоставления церковных должностей кандидатам, не обладающим должной квалификацией, прекращение нарушения канонов, ограничение власти консисторий в деле управления епархиями, отмена чрезмерной канцелярщины, вынуждающей епископов пренебрегать пастырской работой, установление соборности на всех уровнях церковного управления, ограничение власти Синода и децентрализация церковного управления, обуздание административной власти обер-прокурора и, наконец, предоставление Церкви автономии в ее внутренних делах для прекращения ее унизительной роли быть лишь департаментом гражданского управления.

Как и Храповицкий, Иванцов-Плато нов считал необходимым восстановить патриарха как главу русской Церкви, как это принято в православии, так как каноны Церкви предполагают патриарха в качестве главы митрополитов и епископов. Иванцов-Плато нов чувствовал, что, поскольку кон-слантинопольский патриарх находится во власти турок и не В состоянии исполнять роль вселенского и поскольку патриархи имеются в других государствах (Сербия, Румыния и т.д.), не подобает русской Церкви оставаться безглавой. Патриарший престиж мог бы успешнее противостоять римским попыткам подчинить православие папе. Автор надеял-

ся также на ведущее значение российского патриарха среди восточных Церквей.

В представлении автора патриарший престол должен был бы находиться в Успенском соборе Кремля, но патриарх должен был бы постоянно жить в Петербурге, столице державы.

В отсутствие патриарха его епархией должен управлять местоблюститель. Содержать патриарха должна вся Россия, а не только московская епархия, как и было до 1700 года. Патриарх должен быть настолован Собором епископов всей России, а не назначен царем. Царю дается право представлять Собору список кандидатов, но выбирается патриарх не царем, а Собором. Патриарх сносится непосредственно с царем от имени церкви, а не через обер-прокурора или Синод. Опасающимся возникновения (в случае избрания патриарха) никоновского духа и конфликтов между светской и церковной властью Иванцов отвечал, что первоначальное столкновение между царем и патриархом подстроили бывшие при дворе Алексея бояре для сохранения своих привилегий. Церковь никогда прямо не посягала на царскую власть — ни теоретически, ни практически. Кроме того, история Византийской империи не дает нам примера серьезного конфликта между Церковью и императором, который хоть отдаленно напоминал бы сражения между папами и императорами на Западе.

Иванцов-Платонов указал на тот факт, что именно епархиальное управление больше всего мешает пасторской работе. Частые переводы архиереев делают их беспомощными. В результате этих перемещений фактическая власть в епархии находится в руках консисторий. Теоретически это канцелярия, но фактически она по власти не уступает архиерейской и подчинила себе духовенство. Начальник консистории назначается непосредственно обер-прокурором из служащих своего ведомства, получает директивы сверху и обращается туда же, то есть в канцелярию обер-прокурора, за инструкциями. Если епископ не обладал особо сильной волей, его просто игнорировали. Когда же епископы пытались поднять голову, чиновник жаловался Синоду, и чаще всего епископа

перемещали. Начальники консисторий, несведущие в каноническом праве, обычно свысока смотрели на всех своих подчиненных. Браки, разводы, смешанные браки — все шло через консисторию. Консисторские чиновники были часто корыстны и грубы, как и их коллеги гражданской бюрократии, щимая буквально последнюю лепту вдовы. Неудивительно, чю многие обращались скорее в гражданские суды, где все обходилось дешевле и происходило человечнее, чем в церковных.

Консистория, согласно проекту Иванцова, должна была стать настоящей помощницей правящего епископа. Лица, назначаемые на консисторские должности, должны быть знакомы с канонами Церкви и пастырским богословием, а не юлько знать бухгалтерию и гражданское право.

Архиереи, по замыслу, должны служить и проповедовать в своих соборах, монастырях и приходах как можно чаще . Протоиереи должны быть помощниками епископов, представляющими их в наиболее важных приходах. Их не должно быть слишком много. В русской Церкви были буквально тысячи совершенно ненужных протоиереев. Например, в Москве и Петербурге почти половина священников носила ти гул протоиерея. Часто трое, четверо протоиереев было приписано к одной церкви.

Если бы епископы избирались в данной местности, они fu.i оставались в тесном контакте со своим духовенством и своей паствой. Быстро бы исчез тип важного, величественного архиерея, глядящего свысока на своих батюшек и на народ. Следовало бы уменьшить размеры русских епархий, сде-jiuib викарных епископов главами новых епархий, а им дать И помощь новых викариев.

В своем проекте Иванцов-Платонов перенес центр власти с чиновников обер-прокурора на полугодовое собрание епархиального духовенства,. Правомочными на этом собрании будут все священники епархии автоматически. В настоящее же время эти собрания бесполезны, ибо чисто формальны, Собравшемуся духовенству просто объявляют решения Синода или епархиальной консистории. Согласия у них не

спрашивают, от них требуется лишь исполнение. В будущем все епархиальные дела, включая дисциплинарные, должны решаться на епархиальном собрании. Епископам будет дано право утверждать или не утверждать решения съезда (собрания) . В некоторых случаях собрание может даже отклонить вето епископа. Перенесение тяжести власти из центра в епархии и предоставление почти автономии епархиальному духовенству было самой живой и интересной темой обсуждений в русской Церкви перед революцией 1917 года.

Вся церковная жизнь должна в будущем быть пронизанной живой связью на всех ее уровнях, должна быть открытой и свободной, ее следует освободить от вмешательства гражданских властей. Церковное управление должно быть очищено от чиновничества, двери открыты для новых талантов и сил. Свободное общение верхов и низов обозначалось словом "соборность". Любой приход мог иметь свободный доступ к главному управлению. Церковная автономия и децентрализация бюрократического аппарата уберегли бы Церковь от минусов как протестантского, так и католического управления и мышления. Оживив симфонию между церковными и гражданскими властями, Церковь бы уменьшила страхи и враждебность гражданских чиновников.

Перепечатка трудов Иванцова-Платонова вызвала желание реформы Церкви как в церковных, так и в светских кругах. Требования возрастали между 1900-м и 1906 годом и оставались злободневной темой до самой первой мировой войны. ^

Серединную позицию в эти годы в данном вопросе занимал "Богословский вестник" Московской Академии. На известном расстоянии следовал за ним "Церковный вестник" Петербургской Академии, стоявший под сенью бюрократов обер-прокурора. Отражали интерес и другие церковные издания — "Труды Киевской Духовной Академии" (Киев), "Миссионерское обозрение" (Казань) и "Православный собеседник" (Казань).

Почти одновременно с началом дискуссий Религиозно-Философского общества "Богословский вестник" в феврале

и марте 1902 года поместил статью профессора А. С. Павлова, известного канониста Московского университета и друга митрополита Антония Храповицкого, под заглавием "Отношения Церкви и Государства". В своей статье Павлов порицал удушение Церкви государством и сравнивал настоящее положение русской Церкви с положением древней Церкви под властью языческих римских императоров. Он настаивал на недопустимости управления Церковью правительством. У Церкви свои задачи и цели, не вмещающиеся в рамки гражданской власти. Единственно, когда у императора имеется каноническое право вмешательства в церковные дела, это защита Церкви от ереси и предотвращение в ней раскола. Императоры, простиравшие свою власть далее, за пределы защиты Церкви, вызывали бури и беды. Политика принуждения, навязываемые ложные учения, все, что противоречит природе Церкви, неизбежно отвергалось, а память такого императора не была светлой. Хотя церковные каноны регулярно включались в гражданское право, государство не претендовало быть законодателем Церкви. Принцип взаимоотношений императора с патриархом был изложен в "Шестой Новелле" Юстиниана (527 - 565): каждый из них давал советы другому и исправлял его ошибки, но в юрисдикцию другого не вмешивался. Император Василий Македонянин (867 — 886) в своем труде "Эпанагоги" указал, что хотя византийское право уходит корнями в римское право, оно должно всегда соответствовать канонам православной Церкви. Император должен был советоваться с Церковью в лице патриарха, Верховного представителя Церкви Христовой. Патриарх Фотий в своем "Номоканоне" заявил, что в тех случаях, когда возникает конфликт между гражданским и церковным правом, преимущество отдается церковному, поскольку каноны представляют собой право божественное, а оно выше права человеческого.

Отношения Церкви и государства, патриарха и императора профессор Павлов обобщил в следующих трех главных пунктах:

1. Государь император — главный законодатель и пра-

витель светского царства, защитник Церкви, но он находится под законом и правилами Церкви, как и каждый иной верующий православный христианин.

2. Государь император не имеет власти над внутренней жизнью Церкви, над определением ее учения, над строго-церковным управлением и церковной дисциплиной. Он обязан защищать Церковь, предотвращать раскол, оберегать ее от ереси и хранить постановления Соборов.

3. Государь император правомочен созывать Соборы или участвовать в их созыве, наблюдать за их ходом, утверждать их решения и кандидатов в патриархи, назначать ведущих иерархов на их кафедры, иметь — для предотвращения соблазнов - надзор над общественным и нравственным поведением духовенства и следить за выполнением главных соборных постановлений. Императоры опекают Церковь, но не нарушают ее целостность или самоуправление.

Продолжая, Павлов говорит, что на Западе императоры имели большое влияние на Церковь до упадка императорской власти, затем римские епископы о стались беззащитными. Уклонение от правой веры Льва Исаврянина (717 — 741) во время иконоборческих споров было прямой причиной отказа Рима от императорского влияния в Церкви. Сопротивление папы Григория Второго попытке Льва заставить итальянскую Церковь повиноваться и то, что Льву не удалось взять в плен Григория, разорвали связь между церквами. Последовавшая неумеренность папских притязаний была результатом императорских действий против Церкви.

Как в киевский, так и в московский период отношения между Церковью и светской властью были корректными. Верно, что Иван Четвертый прижимал Церковь и даже убивал митрополитов и духовенство, но ни один царь не претендовал на главенство Церкви. Иван, как и императоры Миха-«I Палеолог и Лев Мудрый, грешили против Церкви и понесли соответствующее наказание, вполне осознавая свою греховность.

Петровская реформа не имела прецедента ни в светском, ни в церковном праве Византии. Государство просто погло-

тило Церковь, ее управление, судебные органы, а понемногу и ее имущество. Его Регламент основывался на протестантском афоризме: "Чье правление, того и религия" (по-латынни: "Cujus regio, ejus religio"). В кальвинистской Голландии он увидел желательный ему образец церковного управления. Поэтому под предлогом покончить с путаницей властей он сам себя поставил верховной властью как по гражданским, так и по церковным делам. Синод был его кабинетом по церковным делам — наравне с Сенатом по гражданским.

В результате исчезли все различия между церковными и гражданскими обязанностями. Нельзя было быть настоящим православным, не будучи верным подданным Петра. И здесь таилась одна из главных причин упадка уровня русского духовенства. Теперь от Церкви требовалось отлучение каждого, кто оспаривал правильность действий светских властей.

Другой результат реформы — преследование светской властью духовенства, защищающего Церковь. Например, епископ тверской Феофилакт Лопатинский писал в защиту православного учения, опровергая учение лютеран. Эрнст Бирон, лютеранин, вождь господствующей в царствование Анны Иоанновны немецкой партии, велел снять с него сан и заключить в Петропавловскую крепость. Таким образом, Церковь даже потеряла право защищаться.

Павлов показал, что в царствование Елизаветы (1740 — 1762) епископ ростовский Арсений Мациевич и архиепископ иовюродский Амвросий Юшкевич требовали упразднения Синода, восстановления патриаршества и независимости Церк-ни. Юшкевич требовал отмены присяги царю как главе Синода. Арсений был назначен членом Синода и отказался принести эту присягу, но Елизавета отложила его дело и умерла, не решив его. В 1763 году, когда Екатерина Вторая производила изъятие церковных владений, Арсений упрекал ее за это. С Арсения сняли сан, обвинили в измене и посадили в Рсвельскую крепость, где он умер в 1772 году. После него уже ни один архиерей не решался возвысить голос. Церковь была закована в лютеранские кандалы, и лишь староверы протестовали против ее пленения. f

Павлов заканчивает решительным утверждением, что в делах учения и управления власть принадлежит лишь Церкви, а не царю. Ему следует оказывать верность и преданность как Главе Державы и Защитнику Церкви также со стороны Церкви, но Церковь автономна, самоуправляема. Во всех вопросах веры и нравственности царь такой же православный мирянин, как и его подданные. Таким образом, статья Павлова ставила государя в довольно невыгодное положение.

Вскоре после этого появился очерк, написанный Александром А. Папковым, известным экспертом права. Он призывал к признанию прихода юридическим лицом со всеми правами приобретать собственность и распоряжаться ею, иметь доходы, записанные на его имя, учреждать от своего имени союзы и сообщества и иметь полную автономию выбора своих служащих. Все призывы к восстановлению прихода серьезно беспокоили обер-прокурора, охранку, полицию и министерство внутренних дел. Самоуправляемый, полусамостоятельный приход был умышленно уничтожен в 19-м веке, ибо он часто бывал оплотом местной непреклонности, зародышем бунтов. Беспокойство чиновников еще более усилилось, когда другой канонист, на этот раз Московской Духовной Академии, Николай Заозерский (умер в 1919 году) разобрал памфлет в "Богословском вестнике" и предупредил, что, если православие не хочет умереть, как предсказывали радикалы-атеисты, позорной смертью, должна быть восстановлена жизненность прихода. Он подчеркнул, что приход стал наименее жизненным во время правления теперешнего обер-прокурора.

Спустя два месяца — в декабре 1902 года —в "Московских ведомостях" появилась еще более значительная статья. Она была напечатана в трех отдельных выпусках, 13 — 15 декабря Ее читали в правительственных кругах, ее читал сам царь. Она важна вдвойне: ее написал Лев А. Тихомиров (1825 — 1923), издатель и редактор, бывший в 70-х и 80-х годах ведущим антимонархистом, антицерковником и революционером, но, прощенный, он превратился в поборника монар-

хизма. Прочтя эту статья, Николай Второй дал ход ряду совещаний для соискательства путей церковной реформы2. На эти статьи был такой спрос, что в начале 1903 года их издали отдельной брошюрой — 'Требования жизни и Управление нашей Церковью". Тихомиров утверждал, что петровская переделка церковного управления, проведенная с помощью Феофана Прокоповича, была ошибкой. Эта ошибка - причина слабости русской Церкви в 20-мвеке. На обезглавленную православную Церковь пересадили гибрид - протестантскую церковную администрацию. С самого начала Синод был беспомощным и слабым Вызываемые в Синод епископы встречались два-три раза в год, у них не было постоянного соприкосновения с вопросами, которые предлагались их вниманию, не было у них и связи по административной части с низшими звеньями церковного управления. Вместо того они зависели от канцелярии обер-прокурора. Обер-прокурор вначале был задуман как своего рода юридический гопсшик при Синоде для того, чтобы синодские решения не шли вразрез с гражданским правом. А затем он стал администратором Церкви и подчинил своей бюрократии епископов, епархии и все управление. В результате — упадок приходов. Подчинение обер-прокуратуре означало подчинение гражданской власти. Независимого голоса у Церкви не было. И при создавшихся обстоятельствах невозможно было достичь какою-либо согласия между представителями духовенства.

Контраст с папской администрацией католической Церквии, продолжал автор, огромен. В ней церковная власть сосредоточена в одном месте. Ее администрация действенна и подвижна. Иерархия получает указания из Рима, а почти у каждого религиозного ордена и у каждой организации мирян там находится главное управление или хотя бы связной. По этому Католическая Церковь может решать многие вопросы, даже сложные, довольно быстро. Концентрация администрации позволяет иметь множество задач и служебных сил. В латинской Церкви существуют мириады религиозных орденов. У каждого из них свои цели. Есть ордена больничные, школьные, миссионерские и созерцательные.

А в православии не так. К примеру, в сентябре 1902 года, в ходе обсуждения русского монашества журналами "Душеполезное чтение", "Богословский вестник" и "Санкт-Петербургские ведомости", некий Круглов пришел к заключению, что русские монастыри расточительны, слишком мало средств тратят на общественную благотворительность и что они должны были бы больше отдавать сил и времени служению обществу. За этим утверждением последовала горькая дискуссия между некоторыми монахами, профессорами и священниками о русском монашестве. Было проявлено мало взаимного уважения. Обмен мнений ни к чему не привел. Нужен был бы открытый церковный форум, который учел бы высказанные мысли и принял бы полезные решения о задачах общественного служения русских монастырей. Но у Церкви такого форума не было.

Другим трудным вопросом церковной практики были церковные суды, особенно в области бракоразводных дел и взаимоотношений с гражданскими судами. Постоянно возникала путаница, особенно в последние тридцать лет после гражданской Судебной Реформы, а со стороны Церкви не было видно подготовки к какому-то решению. Синод, будучи административным органом, не имел ни канонической власти, ни квалифицированного персонала для решения этой проблемы.

Не было форума, где Церковь могла бы провести обсуждение вопроса о разводах. Ни одно церковное учреждение не имело полномочий выработать для этого руководящие принципы. Главной задачей бракоразводного процесса было нахождение доказательств неверности или чего-либо еще,решающе го нормальной суп ружеской жизни. Процесс длился долго, и консисторские чиновники наживались на нем, часто вымогая взятки. Это приводило и приводит к тому, что многие православные передавали дело в руки уездных судов министерства юстиции, где процесс был проще, короче и гуманнее. Суды министерства юстиции перенимали церковные дела, устанавливая прецеденты их решения без помощи Церкви. Таким образом терялась идея брака как таинства, как

союза, превосходящего рамки гражданских постановлении. Антицерковно настроенные адвокаты и судьи радовались этому: им хотелось бы вообще исключить Церковь из общества как фактор в таких делах.

Следующим соблазном был Лев Николаевич Толстой и его насмешки над Церковью. Долгое время никто не возвышал голоса в ее защиту. Один выдающийся петербургский священник даже открыто защищал Толстого и осуждал его отлучение от Церкви. (Кажется, это был отец Соллертин-ский, выступавший на заседании Религиозно-Философского общества.) В этом случае Церковь высказалась неясно. Хуже, что не было ни одного нравственного вождя и учителя, который мог бы противостоять Толстому и его учению. Однажды Владимир Соловьев попросил Тихомирова определить, что такое голос Церкви. Тот не сумел. Тогда Соловьев попытался искать решение проблемы в папстве.

Каково же отношение православной Церкви к старока-толикам3 и протестантам, включая и такую епископальную организацию, как англикане? Можно ли о них молиться и допускать их к таинствам? Можно ли в православных церквах служить панихиды и заупокойные литургии по католикам? Ныне покойный генерал, поляк и католик, виленский православный епископ не разрешил служить панихиду. На Кавказе церковные власти разрешили. Можно ли служить в православных храмах панихиды по протестантам? В некоторых местах — да, в других — нет. Верующие были в смятении. Старокатолики, оторванные от своего бьюшего центра, искали общения с православными. Уже тридцать лет вопрос не сдвигался с мертвой точки. Русская Церковь не могла предложить никакого решения, так как у нее не было настоящего руководства.

Разброд наблюдался и в вопросе реформы приходов и отношения приходов к епархиальному управлению и к центру. Эти отношения были построены на нецерковных и на антиправославных началах. В 1721 году правительство установило неподходящие правила из-за страха папистских тенденций в патриархии — протестантское изобретение, при кото-

ром государство поглотило Церковь. Петр не понимал традиционного православного учения о патриаршестве.

Следовало изменить настоящую ситуацию. Церкви нужен был первый — старший — епископ, который стал бы ее голосом. Святейший Синод был для Церкви помехой. Так называемая "патриаршая коллегия" была фарсом. .+ Тихомиров настаивал на возвращении к старым канонам православия, чтобы Церковь могла говорить полным голосом от своего имени и более эффективно служить людям в общественных и политических делах. Самое необходимое для Церкви Тихомиров изложил в пяти пунктах:

1. Регулярно созываемые поместные Соборы — как для принятия постановлений, так и для наблюдения за их выполнением.

2. Старший епископ с административной властью и низведение Синода до уровня совещательного органа. Старший епископ постоянно проживает в столице и имеет титул Патриарха Всея Руси.

3. Члены Синода, чередуясь, обладают совещательным голосом.

4. Обер-прокурор является юридическим советником. Он поддерживает связь с гражданскими властями в церковных делах.

5. Глава Церкви сносится с главой государства непосредственно, лично. Он поддерживает престиж русской Церкви по отношению к другим восточным Церквам и римскому папству.

В заключение Тихомиров отмечает, что ни одно из его предложений не означает радикальных перемен в церковных канонах. Это, скорее, восстановление традиционных православных правил управления, которые все еще придавлены чуждой, наложенной на них сверхорганизацией.

Игнорировать Тихомирова было нельзя. Он поставил вопрос о церковной реформе перед общественностью. Обер-

прокурор понял слишком поздно, что шкатулка Пандоры уже открыта. Запрещая через несколько недель Религиозно-Философское общество, он лишь яснее показал, насколько ему чужды глубокие процессы, идущие в Церкви. Церковь устремлялась к законному устройству в соответствии с канонической традицией православия. А он и контролируемый им аппарат были чуждыми этой традиции.

Статьи Тихомирова быстро попали в руки Николая Второго, который был очень озабочен изложенными в них вопросами. 6 марта 1903 года на открытии богадельни (инвалидного дома) в Петербурге он передал их митрополиту Антонию, попросив владыку прочесть и изложить ему свое мнение и свои соображения, как эти вопросы лучше решить. За несколько дней до этого, 26 февраля, государь велел Комитету Министров сформулировать предложения о послаблении ограничений для староверов и других неправославных подданных империи. Два вопроса слились воедино. Либерализация для неправославных живо затрагивала православных. Антоний и его советники вскоре вступили в контакт с Комитетом Министров.

Уже в 1903 году Победоносцев стал терять власть над событиями. Министерский комитет обсуждал целый ряд вопросов, относящихся к неправославному населению, и пришел к заключению, что неправомочно и неправильно проводить различие между отдельными неправославными религиями на основании их исторических и богословских корней. Если римо-католикам и лютеранам предоставлялась широкая автономия в управлении своими церквами, то почему не распространить такую же автономию на староверов и сектантов, например штундистов? Ограничениям должны подлежать лишь секты, вредящие общественному порядку или самому государству.

Министры были обеспокоены, растущей враждебностью к правительству в юго-западных и западных губерниях. Причиной этой враждебности была религиозная несвобода. То же наблюдалось в прибалтийских провинциях и в Финляндии среди лютеран. Существовало опасение, что австрийская ветвь

староверов и Уния будут действовать сообща до полного мира между собой. Гонения на сектантов иногда принимали особо нелепые формы. Так, власти закрывали их часовни, потому что ставни на их окнах отличались от ставень окружавших домов. Если католики и протестанты могли строить храмы согласно принятым у них архитектурным формам, почему нельзя строить староверам и штундистам? Религиозные ограничения создавали, а не смягчали общественное беспокойство.

В январе 1904 года после начала японской войны вопрос религиозных преследований усилился вместе с общественным беспокойством. Митрополита Антония попросили кратко изложить Комитету, как заденет Церковь манифест о религиозной терпимости. Владыка поддержал точку зрения главы Комитета Сергея Витте, что обращение с лютеранами неблаговидно. Он предполагает, что подобное обращение с другими неправославными тоже было неблаговидно. С точки зрения православной Церкви ничего для нее не может быть губительнее, чем служить орудием в руках государства для подавления меньшинств. Лучше было бы отпадение от Церкви и переход в секты чисто формальных православных, если Церковь зато имела свободу правильно окормлять своих верующих, а не заниматься политикой, которая отталкивает от нас меньшинства и противоречит самой природе Церкви.

Митрополит считает, что законы против смешанных браков и принудительная запись всех детей от смешанных браков православными нарушают сам принцип уважения к индивидуальной совести. Не государство, а Церковь должна устанавливать правила для смешанных браков и вопросов, связанных с такими браками. Церковь не склонна совершать насилия над человеческой совестью. Вопрос о законности или незаконности староверов и их традиций также должен быть урегулирован вне сферы юридических санкций и политических репрессий.

Однако Антоний предупредил Комитет, что терпимость к староверам и свобода староверческих и сектантских организаций должны идти параллельно с освобождением от пут

государственной Церкви. Одна ее рука уже связана за спиной, так как над ней существует административный контроль. Оставить ее связанной, освобождая одновременно ее врагов, означало бы связать ей обе руки и угрожать гибелью. г

Владимир Карлович Саблер (1847 — 1923), заместитель обер-прокурора, защищал Победоносцева и петровскую систему. Он предупреждал против снятия ограничений с неправославного населения, так как оно повернет свою новую свободу против русского государства. Особенно это касается униатов, которые, по его мнению, суть не что иное, как? латиняне в греческом одеянии и поляки по духу и культуре. Сотни тысяч православных пострадали бы, если бы Уния была восстановлена или если были бы сняты ограничения с занимающихся прозелитизмом латинян. Если бы староверам были даны равные права с православными, целые области покинули бы официальное православие. Тысячи из недавно обращенных в Поволжье вернулись бы в ислам, будь отменены ограничения и имей мусульмане право служить, обладать имуществом и пользоваться теми же привилегиями, что и православные. Лютеранское население столь недовольно последними десятилетиями русификации, что все и так скромные успехи были бы сведены на нет, обладай они полной свободой. Саблера энергично поддерживал граф Алек сей Игнатьев (1842 — 1906), панславистские взгляды которого были глубоко оскорблены предполагаемой религиозной терпимостью, а также Петр Дурново (1844 — 1915), консерватор, считающий, что религиозная свобода — терпимость —означала бы начало расчленения русского государства. Победоносцев, дряхлый и раздраженный сотрудничеством Витте и митрополита Антония, не являлся на заседания Комитета.

Неудачная японская война гирей висела на Комитете Министров и лишь помогала прийти к неизбежному заключению, что продолжение репрессий по отношению к неправославным меньшинствам значило бы обострение общественных беспорядков в России. В начале декабря 1904 года Комитет рекомендовал религиозную терпимость по отношению к меньшинствам, а царь издал 12 декабря указ, обещающий ее как

только будет выработано соответствующее законодательство. Режим Победоносцева подходил к концу благодаря таким способным иерархам Церкви, как митрополиты Антоний Вадковский, Антоний Храповицкий, и публицистам на религиозные темы, обращавшим внимание людей на вопросы, стоящие перед РПЦ и перед православным обществом в начале 20-го века. Они продолжали бороться и в последующие два года в надежде на то, что, восстановив византийскую симфонию отношений между Церковью и государством, Церковь сможет более эффективно служить обновлению и оздоровлению русского народа и Российской империи.