Александр Алексеевич Корнилов

(Нижний Новгород)
Подвижники гонимой Церкви.

Киевский протоиерей о. Адриан Рымаренко.

Ист.: http://www.russian-church.de/muc/konferenz/detail.php?nr=54&kategorie=konferenz, доклад на карловацкой конференции 2001 г.

В церковной литературе сложилось довольно устойчивое мнение о том, что деятели Гонимой Церкви – непременно явные мученики, исповедники, репрессированные священнослужители и миряне, прославленные явно и или не известные миру, но получившие венцы от Господа. Новейшая история Русской Православной Церкви знает и других подвижников. Они скрывались и служили на тайных квартирах, незаметно приходили в храм, окормляли паству, находясь в статусе незарегистрированного священника. Они, неизвестные миру, творили большую работу и, молясь втайне, готовили явное возрождение веры.

К таковым подвижникам относится киевский протоиерей о. Адриан Рымаренко. Будучи духовным сыном о. Нектария Оптинского, он будто выполнял его завет: «Наступает век молчания. Молчи, молчи». Соблюдая внешнее молчание, скрываясь от мира сего, отвергшего Бога, о. Адриан созидал. Он созидал «тихие гавани», где укрывались от волн житейского моря христиане. Он спасал «малое стадо» православных.

О. Адриан Рымаренко был духовным сыном оптинских старцев, Анатолия-младшего (Потапова) и, в значительной степени, Нектария (Тихонова). В то время, как о старце Нектарии составлено немало свидетельств и воспоминаний, в них мало места оставлено для одного из ярких духовных чад — о. Адриана Рымаренко.

Адриан Адрианович Рымаренко родился 28 марта (по новому стилю) 1893 г. в г. Ромны Полтавской губернии, в семье промышленника, некогда богатой, но разорившейся. По окончании Роменского реального училища он поступил в Петроградский политехнический институт, где с отличием проучился 3 года. Будучи инженером, А. Рымаренко тем не менее всегда интересовался областью гуманитарной, увлекался Ф.М. Достоевским, встречался и беседовал с православными пастырями[1]. Поиски истинного смысла жизни привели молодого человека в Оптину пустынь, где он обрел духовника и путеводителя своей жизни — старца иеромонаха Нектария. Именно в Оптиной пустыни инженер Рымаренко определил свой дальнейший жизненный путь и получил благословение старца Нектария рукополагаться в священники[2].

К иерейской жизни у А. Рымаренко было одно необыкновенное предзнаменования. Будучи еще молодым человеком, А.А. Рымаренко на должности статистика работал в Полтавской губернии и по долгу службы объезжал с другими статистиками села и деревни. Он уже тогда решил принять священство, но никто из попутчиков сего не знал. Во время поездки каждый раз происходило что-то странное. Всякий раз, когда подвода приближалась к очередному селу, раздавался колокольный звон. Мог быть в одном селе престольный праздник, но не во всех же! — вспоминал позже, уже в США, Владыка Андрей (Рымаренко). — Мог архиерей объезжать свою епархию, но архиерея нигде не встречали. Тем не менее колокольный звон повторялся у каждого села. Один из статистиков тогда сказал: "Это неспроста: быть кому-нибудь из нас архиереем"[3]. Слова эти оказались пророческими — в США протопресвитер Адриан после кончины супруги, принял монашеский постриг и был хиротонисан во епископа, а затем архиепископа Роклэндского.

1 октября (по ст. стилю) или 14 октября (по н. ст.) 1921 г., в праздник Покрова Пресвятой Богородицы, архиепископ Парфений рукоположил в Полтаве А. Рымаренко в диаконы, а через три дня в священники[4]. В тяжелейшие годы преследований, разгула атеистической политики состоялась хиротония. Однако хиротония состоялась в знаменательный день — Сама Пречистая Дева, Царица Небесная брала под Свой Омофор жизнь и деятельность молодого пастыря. У о. Адриана был также видимый помощник и молитвенник — оптинский старец Нектарий. Жизнь под водительством старца необходима православному человеку во всякое время, тем более водительство является насущным в годы преследований, общественной смуты и церковных настроений. Скажем и о дне хиротонии диакона Адриана в пресвитеры. 17 октября Церковь вспоминает священномученика епископа Иерофея Афинского. А ведь это был свидетель погребения Пресвятой Богородицы. Присутствуя с апостолами при погребении Царицы Небесной, св. Иерофей, говорится в житии, «воспевал божественные песнопения, когда провожал ко гробу Пречистое тело Божией Матери, так что все слышавшие и видевшие то, признавали его за праведного и святого мужа» (Жития святых по св. Димитрию Ростовскому. Октябрь). Таким образом и здесь Пресвятая Богородица напоминала о. Адриану о Своем заступничестве.

Советы старца Нектария не только поддерживали о. Адриана, но и готовили батюшку к испытаниям будущего. Об одном пророческом совете Е.Г. Рымаренко вспоминала словами старца Нектария: "Ты скажи о. Адриану, чтобы он ничего не начинал без православного епископа. Иерей может устраивать свое благосостояние с благословения епископа; хоть бы он был другой епархии или на покое. Непременно, если иерей обратится к епископу, это послужит ему во спасение..."[5] Впоследствии, будучи священником в Киеве, о. Адриан обращался за духовным советом к архиепископу Антонию (Абашидзе).

О другом случае помощи старца Нектария рассказывал сам о. Адриан. В свое время старец вручил ему "Правила благочестивой жизни" со словами: "Это тебе мой именинный дар". "Преподал его Батюшка, держа листок приподнятым на руках, — вспоминал о. Адриан. — На этом листке начертан крест со словами: "Господи помилуй!" Это было 26 августа 1925 года. Я в первый момент не понял значения для меня этого святого листка, и только после кончины старца, скончавшегося 29 апреля 1928 года, мне стало ясно значение этого — батюшкиного дара: "Правила благочестивой жизни" в сущности были для меня живым старцем"[6].

Старец Нектарий Оптинский, молитвенник за Россию и многострадальный русский народ, скончался под епитрахилью о. Адриана, который сподобился читать отходную по великому духовнику. После о. Нектария оставался еще о. Никон Оптинский, но с кончиной о. Нектария, словно не стало Оптиной Пустыни как светоча благодати и старчества. Однако оптинское дело, оптинскую любовь к Богу и ближнему сумели сохранить и умножить духовные дети старцев — архиереи, иереи, диаконы, миряне. Одним их таких наследников оптинского духа был о. Адриан Рымаренко.

Кончина старца Нектария была особенно тяжела в связи с гонениями и репрессиями, которое православное духовенство испытывало от советской власти. По сведениям В. Самарина в 1926 г. церковь во имя св. Александра Невского была закрыта, а ее настоятель о. Адриан был выслан в Киев[7].

Духовное чадо о. Адриана, князь Димитрий Владимимрович Мышецкий к 50-летию пастырской деятельности владыки Андрея (Рымаренко) написал большой стих, точнее стихотворение в прозе. В нем он так описывал этот период:

А потом Вашу церковь закрыли

И выслали Вас из Ромен.

Одно время Вы в Киеве у меня жили,

А потом с Евгенией Григорьевной вдвоем.

Жили Вы в Десятинном переулке.

Это уж был настоящий подвал.

Вы его превратили почти что в молельню.

Я часто, часто там бывал.

Помню я вашу хозяйку Мелитину Лукиничну,

И дочь ее Нину, и Настиньку помню я,

И Веру Владимировну, и всех, всех приходящих…

Что-то в них родное было для меня, -

так вспоминал Д.В. Мышецкий духовную семью о. Адриана[8].

Это было очень тяжелое время, когда необходимо было определить свое отношение к атеистической власти партии большевиков и в то же время оставаться священником. О трудном выборе, который должен был сделать о. Адриан, свидетельствует заполненная им советская анкета. Приведем, в качестве примера, несколько вопросов и ответов:

"21. Взгляд на утерю церковью государственного значения (отделение церкви от государства и школы от церкви).

[Ответ]. Православная христианская церковь по самому своему существу должна быть аполитична; ея объектом должен быть внутренний человек — изгибы его души, а не устроение (внешних) форм жизни.

22. Отношение к Советской власти.

[Ответ]. Отвечу из Св. Писания. "Нет власти аще не от Бога, вся власть от Бога установлена. Противящийся власти противится (Божьему) повелению...

24. Отношение к коммунистической партии (большевиков), или какой политической парти сочувствует, или в какой партии состоит.

[Ответ]. Для меня (как) христиан (...) Правосл. Свящ. люди не разделяются на партии. Альфа и Омега моей деятельности — человек, по словам (...), я должен быть для всех всем"[9].

После высылки из Ромен, наступила еще более трудная полоса жизни. Семья о. Адриана осталась без средств к существованию. Приписаться высланному священнику к какой-либо церкви в Киеве было невозможно, настоятели боялись ареста. О. Адриану приходилось нелегально жить попеременно у своих киевских знакомых, на богослужениях он бывал только тайно, прячась в углу алтаря в буквальном смысле этого слова, причем, не во все церкви его пускали, ибо он оставался незарегистрированным священником.

"Впереди была как бы непроницаемая мгла, — вспоминал впоследствии архиепископ Андрей (Рымаренко), — руки опускались. Я чувствовал себя и слепым и немым, в духовном смысле. И вот блеснула мысль: побывать в Лавре, в Пещерной Церкви преп. Антония на ранней литургии. Хотелось верить, что, может быть, там, у мощей Угодников Божиих пелена спадет с моих глаз, и я увижу Промысел Божий о себе"[10].

Ранняя литургия в Пещерной церкви действительно оказалась промыслительной для о. Адриана, рукоположенного в день Покрова. Царица Небесная никогда не оставляла его долго безутешным.

"Начиналась литургия. Я увидел, как все молились. А я..., я не мог молиться. — рассказывал Владыка Андрей. — Что-то ужасное происходило со мной. Своды пещеры давили меня. Я задыхался. И не столько физически, как духовно. Тоска просто разрывала грудь. Если бы можно было выбежать, я бы выбежал, но... невероятным усилием воли я заставил себя хоть внешне присутствовать на богослужении, которое только автоматически доходило до меня. Я был и слеп и нем. Минуты казались часами. Я чувствовал, что погибаю и, как немой, без слов, кричал в сердце: "Господи, помилуй!", не понимая даже значения этих слов. Если бы богослужения продлилось еще с минуту, я бы не выдержал... Но вот конец. Я просто выбежал на поверхность земли. И тут для меня совершилось чудо... Солнышко уже стояло высоко, трава, лисья, деревья, покрытые утренней росой, казались обсыпанными бриллиантами. Вдали синел Днепр, и эта синева преломлялась ярким отражением восходящего солнца. Это отражение было подобно золоту, упавшему с неба. А за Днепром — поля, леса... Мир Божий! Я дышал полной грудью. Передо мной была надежда. Господь снял камень с сердца. Я был слеп и вдруг прозрел: все эти земные красоты были только символами для меня. Символами неземной красоты и вечной жизни. Хотелось жить для вечности, и хотелось поделиться этой радостью с окружающими меня. Немота прошла, и я заговорил с людьми, которые теперь все были близки и милы для меня. Вот как Бог исцеляет нашу духовную слепоту и немоту!"[11]

Чувство отчаяния сменилось прозрением. "Приидите, отвалите камень от гроба", “отошел камень” от сердца, и за святые молитвы старца Нектария Оптинского и Киево-Печерских угодников о.Адриан обрел благодатные силы жить дальше. И не только жить, но и служить. "Хотелось жить для вечности", и о. Адриан, вероятно, понял, что впереди лежит наполненная скорбями и лишениями жизнь, которую предстояло пройти сквозь унижения, гонения, преследования и полуголодное существование. Пройти, держа в руках "одно только" оружие — молитву. И этот путь должен был спасти – спасти его душу и души к нему обращавшихся.

В 1930 г. о. Адриана все-таки арестовали. В. Самарин, ссылаясь на князя Д.В. Мышецкого, сообщает, что из тюрьмы батюшка вырвался "буквально чудом. Его освободили только потому, что тяжко заболел"[12]. Д.В. Мышецкий так описывал эти события:

«А потом Вы жили на Гоголевской улице.

Оттуда Вас забрали в тюрьму.

Пришли за вами после полуночи, сделали обыск,

И увели в ночную тьму.

На рассвете прибежала ко мне Евгения Григорьевна.

«Батюшку арестовали», - сказала она.

Она стояла прямо как героиня,

Только была страшно бледна.

Уже не помню, что мы тогда сделали.

Но после мы в очередях стояли у тюрьмы,

Сменяя друг друга.

Она часто на Подол бегала к Отцу Михаилу,

(Борисоглебская церковь на Подоле – А.К.)

Прося молитв. Вот за это время родными стали мы.

А потом опять Евгения Григорьевна,

В день Казанской, двадцать второго октября,

Рано утром она у моей двери,

Как вестник небесный, восторгом горя.

Она пришла сказать, что Батюшку освободили,

Что вернулся домой отец двух детей.

Но это было не всё. Её радость превосходила даже это.

Что-то неземное было в ней.

А было это то, что молитва услышана,

Что в Богородичный День Господь помог.

Доказательство опытом того, что есть безсмертье,

И что действительно есть Бог.»[13]

Мы не знаем, сколько раз арестовывался о. Адриан, однако располагаем другой, очень любопытной, с духовной точки зрения, версией освобождения. Бывший близким к Владыке Андрею о. Александр Федоровский из Ново-Дивеевского монастыря рассказал автору доклада следующее.После ареста о. Адриан попал на допрос к следователю ОГПУ, от которого никто никогда не выходил живым, все получали смертный приговор. Был ли следователь из известной в Киеве Лукьяновской тюрьмы, о которой упоминает В. Самарин, мы также утверждать не можем. Вероятно, точный ответ на этот вопрос, хранится в архивах бывшего киевского ОГПУ.

По словам о. Александра Федоровского, супруга и духовные дети о. Адриана, узнав об аресте и о том, какой следователь должен его допрашивать, стали усиленно молиться и служили молебны. Допрос оказался очень коротким. О. Адриан вошел в кабинет к следователю, тому самому страшному следователю. Тот говорит: "Садитесь, гражданин". Только батюшка хочет садиться, как в кабинет входит незнакомый человек и убирает из-под него стул со словами: "Выйдите в коридор!" Оказалось, что пришли другие чекисты и арестовали этого страшного следователя. В коридоре о. Адриану стало плохо, и в связи с арестом следователя, батюшку отпустили домой[14]. Так, в очередной раз Господь не допустил расправы над своим служителем. Повторяем, мы не уверены, что эта история случилась в 1930 г. Может быть, она произошла и в конце 1930-х годов, незадолго до советско-германской войны. Тем не менее, история свидетельствует об особом Божием попечении и покрове над священником о. Адрианом.

В 1934 г. батюшка вновь "легализуется" из Катакомбной Церкви для священнослужения. В Ново-Дивеевском архиве хранится справка № 971 от 20 мая 1934 г., выданная и подписанная архиепископом Киевским Сергием:

"Справка. Протоиерей Адриан Рымаренко назначается настоятелем Николаевской церкви на Аскольдовой могиле в гор. Киеве"[15].

Через год вышла резолюция Экзарха Украины, Высокопреосвященнейшего Константина, митрополита Киевского от 8 мая 1935 г., согласно которой протоиерей А. Рымаренко был назначен настоятелем Св.-Пантелеймоновской церкви на Куреневке. Утверждение на должность, говорилось в документе Экзарха, "последует после взятия его [о. Адриана — А.К.] на учет в местном отделе культов, о чем сообщается о. Рымаренко для сведения и исполнения"[16].

Прослужив какое-то время в Киеве, о. Адриан вынужден был вновь перейти на нелегальное положение. Он переживал годы скитаний, переезды из города в город, совершал тайные богослужения и требы, постоянно рисковал и свободой, и самой жизнью — т.е. вел настоящую жизнь священника Катакомбной Церкви. Д.В. Мышецкий свидетельствовал, что о. Адриан одно время жил на Татарке, организовав тайный домашний храм, имея для богослужений антиминс[17]. «У нас на квартире, Татарская ул., д. 21, в Киеве совершались Богослужения. – вспоминал сын батюшки, Сергей Адрианович. – Это, конечно, отражалось на моем брате и на мне. Всегда присутствовали два или три самых близких духовных детей о. Адриана»[18]

Трудно представить себе, как можно в таких условиях жить, кормить живущую где-то семью и служить, подвергаясь опасности быть арестованным. Поэтому, когда мы слышим порой обвинения в адрес духовенства за то, что оно открыто служило при Советской власти, то сложно подобрать "черно-белый" ответ. О. Адриан Рымаренко служил в рядах катакомбников и среди "сергианского духовенства", очевидно, руководствуясь не принципом, "какой ты юрисдикции", а направлялся туда, где более всего нуждалась паства.

В последние месяцы перед войной 1941 г., о. Адриан, по его собственному выражению, "гнил за шкафами", т.е. лежал и прятался в домах знакомых. Как-то во время очередной "волны" массовых ночных арестов НКВД в Киеве о. Адриан получил прибежище в доме профессора-протестанта, женатого на православной. И батюшка, не желая подвергать риску семью профессора, выходил ночью (напомним, что в Киеве шли ночные аресты) во двор дома. "Встанешь, возьмешься за дерево и так всю ночь простоишь", — вспоминал уже в США Владыка Андрей Рымаренко[19].

Нужно ли объяснять, что после такого многолетнего существования на грани жизни, ареста и смерти начавшаяся 22 июня 1941 г. война между СССР и нацистской Германий казалась избавлением. Избавлением от нескончаемого террора, репрессий и гонений.

Однако, прежде чем говорить о жизни о. Адриана в период оккупации, необходимо упомянуть еще одну важную грань его священнослужения в СССР.

Оптинский старец Нектарий говорил о. Адриану: «Ищи в Киеве православного епископа и по всем вопросам к нему обращайся». Действительно, после кончины перп. Нектария, на киевскую квартиру Рымаренко пришла одна знакомая и сообщила, что на Печерске живет владыка Николай (Парфенов), что он большой молитвенник и прозорливец. Живет, почти никого не принимая,и не совершая Богослужений, бывая только в храме Введенского женского монастыря. Владыка в свое время служил архимандритом скита под Саратовым, в 1922 г. хиротонисан во епископа, затем жил в Москве. Город Киев был местом очередной ссылки. Рымаренко через знакомых просили владыку принять о. Адриан, но владыка Николай не благословил, сказав: «Когда нужно будет, я сам приеду к о. Адриану».

Действительно, епископ посетил о. Адриана в Киеве, причем, в момент, когда батюшка болел туберкулезом. По словам матушки Е.Г. Рымаренко, «владыка был маленького роста и горбатенький, но во всем его облике было что-то необыкновенное: какая-то благостность, духовность; глаза были большие вдумчивые и ласковые, но манеры были повелительные, чувствовалось, что он привык начальствовать и распоряжаться»[20]. Матушка Евгения Григорьевна приводит целый ряд примеров молитвенной помощи и прозорливости владыки Николая. Вот один из них.

В 1931 г. началась у нас история с квартирой. – писала Е.Г. Рымаренко. – Мы тогда уже жили не в подвале, а занимали 2 комнаты у знакомых. Но дом, в котором мы жили, перешел в жилкоп, нам нужно было искать квартиру у частного домовладельца; а когда мы ее с таким трудом нашли, у нас ее чуть не отнял один человек, который вошел в нашу квартиру, поставил кровать в одну из комнат и заявил, что квартира его!» Более того, новый жилец стал регулярно устраивать попойки с друзьями. Матушка с двумя детьми каждый день слушала пьяные оргии и крики: «Она где-то прячет своего попа!». Матушка и няня детей (Поля) решают идти в суд, так как няня была работающей на заводе. Переживая все это, матушка пришла к владыке Николаю, рассказала историю, сказала, что надо брать поверенного, а владыка сказала: «Какого поверенного, твой поверенный Николай чудотворец». О.Адриан с матушкой отслужили молебен свт. Николаю. На следующий день из суда приходит Поля и говорит, что дел решено в ее пользу, значит – в пользу Рымаренко. Квартирант освободил жилплощадь[21]. Впоследствии епископ Николай жил в Киржачах Владимирской области, в 1936 г. арестован, сидел в Суздальской тюрьме, а позднее был выслан неизвестно куда.

Так, о. Адриан выполнял завет Оптинского старца.

Летом 1941 г. в Киев пришло избавление от коммунистического режима. Избавление пришло от внешнего врага России – нацистской Германии.

Известная писательница Зарубежья Т. Фесенко, жившая в Киеве в 1941 г., следующим образом описывала свои чувства в день прихода солдат вермахта:

"Как красивы киевские парки, расцвеченные золотом и багрянцем осени! Какой нарядный сегодня Крещатик, нарядный и незнакомый. Сотни подтянутых свежевыбритых молодых солдат, сияющих победной радостью... Но сколько молодых людей в штатском! Откуда только они взялись? Ведь, казалось, кампания по вывозу (вернее, выводу) из города всего мужского населения до 50 лет была проведена прямо идеально. О, это те, кто ждал прихода немцев, как друзей, хотя бы потому, что они грозили гибелью сталинской клике, это те, кто по много дней прятался в погребах, кладовках, шкафах и даже... диванах, кто впрыскивал в ноги, и они покрывались страшными ранами и нарывами, давшими возможность не покидать родной город... Все шли в город посмотреть на огромные, невиданно мощные немецкие грузовики, на ослепительных жандармов с серебряными бляхами и коричневыми бархатными воротниками, на стройных офицеров с блестящими жгутами на фуражках и погонах... Многие шли отнюдь не потому, что сердца их были преисполнены симпатией к завоевателям. Нет, их гнало любопытство людей, в течение четверти века оторванных от внешнего мира... С какой жадностью люди, привыкшие к драконовской советской цензуре, годами не видавшие иностранных изданий, хватали немецкие журналы и газеты, где можно было, наконец, прочесть слова, не совпадавшие с генеральной линией партии"[22].

Таким запомнилось Т. Фесенко 23 сентября 1941 г. В этот день вышел на улицы "гнивший за шкафами" протоиерей о. Адриан.

После занятия Киева немцами о. Адриан стал духовником возрождающегося Покровского женского монастыря, одновременно организовал дело помощи нуждающимся, создал дом для престарелых и увечных, больницу[23], — впоследствии эта социальная активность была развернута о. Адрианом в США в устроенным им Ново-Дивеевском женским монастырем.

Получив долгожданную свободу служения, киевский священник хорошо помнил завет дорогого своего старца Нектария Оптинского, сказанный Е.Г. Рымаренко: "Ты скажи о. Адриану, чтобы он ничего не начинал без православного епископа... Непременно, если иерей обратится к епископу, это послужит ему во спасение". В оккупированном немцами Киеве проживал уже на покое архиепископ Антоний (Абашидзе), к нему-то и обращался за советом как к духовному отцу протоиерей Адриан[24].

Схиархиепископ Антоний (1867-1942 гг.) был замечательной, а для сталинского времени, исторической личностью. В миру это был князь Давид Ильич Абашидзе. Он окончил Новочеркасский университет, а в 1892 г. принял монашество с именем Димитрий. В 1896 г. окончил Казанскую Духовную академию, получив ученую степень кандидата богословия, и был рукоположен в священный сан. С 1897 по 1902 гг. занимался педагогической и административной работой в духовных учебных заведениях. Именно в это время будущий архиерей служил инспектором Тифлисской семинарии, в которой учился Иосиф Джугашвилли (будущий Сталин). Этого ученика часто сажали в карцер, а добрый инспектор посылал ему покушать. Сталин помнил добро. Когда волна арестов угрожала захватить Владыку, Сталин защитил своего доброго инспектора. С 1902 по 1903 гг. — бывший инспектор служил епископом Димитрием Алавердским в Грузии, вслед затем он служил на других архиерейских кафедрах. В 1912 г. был назначен епископом Таврическим и Симферопольским. С началом Первой мировой войны добровольно отправился на флот и служил корабельным священником Черноморской эскадры. С 1915 г. — архиепископ. В 1919 г. эмигрировал за границу, но в 1920-е годы возвратился в Киев, жил в Киево-Печерской Лавре, до ее закрытия, потом в Китаевой Свято-Троицкой пустыни также до ее закрытия. Принял схиму с именем Антония[25].

Современница Владыки, монахиня Сергия (Клименко) писала, что схиархиепископ жил в Киеве на Кловском спуске, близ закрытой Лавры. "Был он такой чудесный, маленький, весь серебряный, с большими "восточными" глазами, глядевшими так приветливо и как-то молодо"[26]. После оккупации Киева немцами открылась Лавра, и Владыка Антоний возглавил обитель, и многие обращавшиеся к нему любили его за доброту и человечность. Владыка любил повторять: "Епископская власть дана мне не для того, чтобы наказывать, а чтобы прощать". 1 ноября 1942 г. Владыка Антоний скончался и был погребен возле Крестовоздвиженского храма у входа в Ближние Пещеры[27].

Под благодатным водительством старца, советы которого нередко оказывались прозорливыми, о. Адриан Рымаренко вступил в новый этап своего служения. Как и многим его собратьям по служению, о. Адриану очень быстро пришлось убедиться в том, что гитлеровская Германия не только избавила народ от власти большевиков, но и принесла "новый порядок", означавший порабощение и расчленение России. Оккупационная политика не оставляла на этот счет никаких сомнений. Завершая разговор о владыке Антонии, скажем, что история его деятельности пока еще остается открытым вопросом и требует дальнейшего исследования.

Архивные документы свидетельствуют о том, что протоиерей Адриан был заметной личностью в среде киевского духовенства. Распоряжением управляющего Киевской епархией, епископа Львовского Пантелеймона от 1 мая 1942 г. о. Адриан был награжден митрой. "За Ваши многолетние и многокорыстные пастырские труды для Церкви Божией, — писал протоиерею епископ Пантелеимон, — а также за верность и стойкость в период небывалого в мире безбожного лихолетья, Вы награждаетесь мною ко дню Св. Пасхи 1942 году митрою"[28]. В одном из документов 1943 г. мы находим упоминание о том, что о. Адриан был духовником киевского духовенства — очевидное признание его духовной величины и авторитета, уходящих корнями в Оптину пустынь, уходящих в годы внешне жалкого, а внутренне богатого плодотворного служения на ниве Христовой в рядах Катакомбной Церкви. Осенним сентябрьским днем 1943 г. о. Адриан получил Удостоверение, подписанное Управляющим Киевской епархией Украинской Автономной Церкви епископом Пантелеимоном:

"Дано настоящее удостоверение Митрофорному Протоиерею Адриану Адриановичу Римаренко [в тексте фамилия написана через "и" — А.К.] в том, что он действительно является Духовником Духовенства гор. Киева, Товарищем Председателя Епархиального Общества помощи лицам духовного звания и Преподавателем Киевской Духовной Семинарии"[29].

Имя о. Адриана было хорошо известно многим православным киевлянам, оставшимся жить под немецкой оккупацией: научной и творческой интеллигенции, рабочим, домохозяйкам, священнослужителям и причетникам, а также многочисленным беженцам, которых в Киев приносили "волны" наступления Красной Армии. Просматривая различные воспоминания, свидетельства и отклики соотечественников о батюшке Адриане, понимаешь, что уважение и авторитет этого пастыря гонимой Церкви происходили не только от оптинского прошлого.

Его уважали и любили за твердое стояние в вере, за то, что не "сломался" в 1920-30-е гг.; за то, что всегда помнил о своем пастырском назначении и притекал к пастве открыто в храм или в условиях катакомбной конспиративности в молельный дом; за то, что при новой, гитлеровской власти не стал служить миру сему и его страстям, из которых одна — политика — более всего могла одолеть сердце обиженного, затравленного, униженного священника; за то, что "смоковница" о. Адриана не высохла, а дала многоплодие. Плодами же было: истовое служение в киевских храмах, проповедничество, забота о старых, больных и беженцах, наконец, воспитанные и подготовленные старцами дары рассуждения духовности и мудрости. Эти дары особенно дали себя знать в завершающий период и после второй мировой войны, на территории Германии и США. Не случайно, что вокруг духовного сына о. Нектария сложилась, объединилась группа лиц, которые последовали за о. Адрианом на Запад не только потому, что опасались возмездия со стороны Советской власти, но и потому, что не желали лишаться такого ценного духовного руководства.

Осенью 1943 г. фронтовая ситуация стала указывать на возможно скорое занятие Киева силами Красной Армии. Как известно, И. Сталин настаивал на том, чтобы город был взят к ноябрьским праздникам 1943 г., что собственно и произошло. 6 ноября советские войска заняли Киев. Следовательно, предполагаем, что в октябре 1943 г. состоялась эвакуация протоиерея о. Адриана с семьей и общиной духовных чад на Запад, в сторону третьего рейха. Сын о. Адриана называл автору цифру – 20-25 человек, которые входили в группу о. Адриана. Здесь были брат и сестра Олег Михайлович и Вера Михайловна Концевичи, духовные чада старца Нектария, теперь – о. Адриана. Движение на запад, подальше от власти И. Сталина началось с первых дней наступления Красной Армии под Москвой. Крестьяне, рабочие, граждане, интеллигенция, духовенство собирали семьи, небогатые пожитки и отправлялись с отступающими частями вермахта на Запад. Можно ли утверждать, куда и почему они шли? Почему значительное количество советских граждан так стремительно уходило от Красной Армии, которая очень желала их "освободить"? Неужели третий рейх с его расистской, антиславянской по сути, политикой привлекал их больше? Ответ скорее всего состоит в том, что наши беженцы шли не к Гитлеру, а уходили от Сталина, Они испытывали ненависть к режиму нацистов, но еще более ненавидели режим большевиков, который создал гигантскую систему концлагерей, тотальной слежки и принуждения к труду во имя построения социализма в одной, отдельно взятой стране. Наши беженцы уходили от одного тоталитарного государства к другому, в котором, по крайней мере, была возможность свободного вероисповедания и организации антикоммунистической борьбы.

О. Адриан, уже находясь в эмиграции в США, будучи архиепископом Андреем (РПЦЗ), написал целый доклад на тему "Православие, большевизм и наша эмиграция". В этом докладе он более реально изложил свою точку зрения на молитвы русского исхода в годы второй мировой войны. По его словам, многие бежали в Германию не из страха перед расстрелом или коммунистическим режимом, а для того, чтобы не потерять уже раз найденный путь христианской жизни, чтобы освободить свой дух, чтобы продолжать жить по-христиански и строить христианский быт. И в Германии, в тяжелых условиях остовских лагерей, русские люди продолжали стремиться к Церкви и к православному быту, видя в них единственное утешение и надежде. К Церкви тянулась и "остовская" молодежь, не знавшая на родине Бога и теперь только в горе и страданиях почувствовавшая Его[30].

Мы не располагаем точными данными относительно того, каков был маршрут и когда достигли Берлина семья и духовные чада о. Адриана, и был ли, вообще говоря, Берлин целью их передвижения.

Так или иначе, 17 ноября 1943 г. митрополит Берлинский и Германский и Средне-Европейского Митрополичьего Округа Серафим (РПЦЗ) направил о. Адриану официальное письмо, в котором сообщалось: "Резолюцией Преосвященного Серафима, Митрополита Берлинского и Германского, от 17 ноября 1943 г. поставлено:

1) Митрофорного протоиерея Адриана Рымаренко, согласно прошению, причислить к причту Кафедрального Воскресенского собора гор. Берлина, с правом получения содержания, положенного соборному священнику;

2) Протоиерею Адриану Рымаренко поручить исполнение обязанностей настоятеля Берлинского Кафедрального собора;

3) возбудить надлежащее ходатайство пред Имперским Министерством Церковных Дел о согласии правительства на назначение протоиерея А. Рымаренко на должность священника при Берлинском Кафедральном соборе.

О сем сообщается Вам для сведения"[31].

К сожалению, автору пока не удалось выяснить в связи с этой резолюцией митрополита Серафима целый ряд вопросов. Когда (и только ли в Берлин) подавал прошение о. Адриан о причислении к причту? Где находился батюшка, когда письмо митрополита было составлено и передано? Сколько дней ожидал о. Адриан согласия германского министерства церковных дел и где проживал в этот момент? Почему выбор митрополита Серафима при решении вопроса о настоятеле собора в столице Третьего рейха пал именно на о. Адриана?

Как показывает следующий документ, у Высокопреосвященнейшего Серафима с духовником киевского духовенства были заочно теплые, дружественные отношения. Митрополит Серафим 3 декабря 1943 г. направил личное, очень дружественного характера, письмо о. Адриану. Митрополит находился в то время в Торгау и потому часть письма посвятил конкретным инструкциям, которые о. Адриану, служившему в Берлинском Кафедральном соборе, надлежало исполнить. Письмо свидетельствует, что Владыка Серафим еще не отправлял ходатайство в министерство церковных дел об утверждении о. Адриана в должности священника при кафедральном соборе Берлина. Приводим полный текст этого интересного документа.

Торгау, 3 декабря 1943 г.

Ваше высокопреподобие!

Досточтимый Отец Адриан!

Я благодарю Господа Бога, что Вы уцелели. Я очень беспокоился, получив вначале неблагоприятные известия о Вас и всех Ваших близких. Да хранит Вас Господь и в будущем!

Я почти каждый день собираюсь в Берлин, но на вокзале я получаю стереотипный ответ: въезд в Берлин запрещен, и потому продажа билетов в Берлин прекращена. Был я в Церковном Министерстве, там мне советовали вообще воздержаться от поездки в Берлин до наступления более тихого времени. Конечно, из опасения, что епархия может остаться без управляющего. Не знаю, как быть, ибо прекрасно понимаю, что мое место не здесь, где я живу, наслаждаясь почти полной безопасностью и покоем; за что совесть не дает мне покоя. Но мысленно и в молитвах я все время вместе с Вами.

Будьте любезны и пришлите мне краткие сведения о себе, чтобы я мог возбудить ходатайство о Вашем утверждении в должности при нашем соборе.

Для заведования ризницею назначьте лицо по своему усмотрению. Мне кажется, что самое лучшее — поручить это дело многоуважаемому Вашему профессору [видимо, профессор относился к группе духовных чад о. Адриана — А.К.]. Впрочем, решение этого дела я предоставляю Вам как своему заместителю (временно до утверждения Вас в должности настоятеля). Вообще, очень прошу Вас наводить порядок и мир в соборе. К несчастью, все воображают себя должностными лицами и распоряжаются по своему усмотрению, не имея на то никаких прав. Настоятель Вы и никто иной, поэтому все распоряжения должны исходить только от Вас. Самый худший способ управления — это двоевластие; этого не должно быть у нас! Я заранее одобряю все ваши мероприятия.

Прошу Ваших святых молитв и призываю на Вас и всех Ваших близких и духовных чад Божие благословение. Молитесь за моих усопших: Марину и отр. Василию и всех сродников их.

С искренней любовью и преданностью

М. Серафим[32].

Письмо митрополита — в высшей степени интересный и откровенный документ. Он отражает, во-первых, перемену ситуации на фронтах не в пользу фашистской Германии. Столица рейха Берлин стала подвергаться достаточно регулярным бомбардировкам со сторон ВВС стран антигитлеровской коалиции. Бомбардировки препятствовали нормальному функционированию имперских правительственных учреждений, в том числе министерства церковных дел, и свободному передвижению ответственных светских и духовных лиц. Митрополит Серафим, правящий в Германии православный архиерей, временно должен был находиться в Торгау и только по письменным и иным сообщениям знал о том, что происходит в берлинских приходах.

Во-вторых, Высокопреосвященнейший Серафим имел очень хорошие рекомендации и отзывы о киевском протоиерее о. Адриане Рымаренко. Но письмо из Торгау не дает оснований утверждать, что Владыка и духовник Киева ранее были лично и хорошо знакомы[33]. Тем не менее, Владыка Серафим настаивает на том, чтобы о. Адриан еще до утверждения в рейхсминистерстве устраивал дела в Берлинском кафедральном соборе, как настоятель. Следовательно, в Берлинской епархии очень хорошо знали об о. Адриане (может быть, по "катакомбным связям"), а также по его плодотворной деятельности в оккупированном немцами Киеве. О последнем, вероятно, свидетельствовали эвакуировавшиеся на Запад епископы Украинской Автономной Православной Церкви. Заметим, что письмо из Торгау дает возможность предполагать о состоявшемся ранее обмене письмами между митрополитом и киевским протоиереем.

В-третьих, судьба о. Адриана в Берлине, как видно их текста письма, была еще не решена. 17 ноября 1943 г. вышла в свет резолюция митрополита Серафима о назначении о. Адриана в кафедральный собор, но это назначение должно было быть утверждено имперским министерством. 3 декабря 1943 г. Владыка Серафим еще просит киевского священника-беженца сообщить краткие сведения о себе, чтобы возбудить в рейхсминистерстве ходатайство об утверждении резолюции от 17 ноября. Таким образом, в начале декабря о. Адриан уже находился и служил в Берлинском кафедральном соборе и был настоятелем собора де-факто. Видимо, между 17 ноября и 3 декабря митрополит получил какие-то ужасные известия о вероятной гибели семьи о. Адриана, ибо письмо начинается словами: "Я благодарю Бога, что Вы уцелели" и т.д.

Наконец, письмо правящего архиерея содержало предписание о. Адриану взять на себя обязанности настоятеля кафедрального собора и "наводить порядок и мир в соборе". Предполагаем, что большой наплыв в Берлин эвакуированных православных в добавление к уже имевшимся группам послереволюционной эмиграции, военнопленных и "восточных рабочих" в какой-то степени осложнил церковное окормление паствы. В Берлин приехали не только светские лица, но и бежавшее от Красной Армии духовенство, некоторые представители которого были авторитетные архиереи и священники. Кроме того, столица рейха подвергалась постоянным авианалетам. Все это создавало непростую ситуацию, если еще не хаоса, то определенной путаницы в отношениях среди духовенства и в организации богослужений и социальной работы Церкви. Безусловно, это тревожное положение не обошло и Берлинский кафедральный собор.

Следует несколько слов сказать о том, какая ситуация сложилась в Берлине конца 1943 – начала 1944 гг. среди православного населения российского происхождения. Как уже говорилось, в пределах третьего рейха сосредоточилась большая масса военнопленных, "остарбайтеров", беженцев, послереволюционных эмигрантов и участников антикоммунистического Освободительного Движения Народов России. Верующая часть этого огромного российского исхода устремлялась в немногочисленные православные храмы рейха и, конечно же, в Берлин, где пыталась с помощью Божией найти ответы на мучающие душу вопросы и сомнения, обрести утешение, подкрепить дух истинной верой.

Протоиерей Александр Киселев, служивший в то время в Берлине, очень часто шел к бесправным военнопленным и "остовцем" для духовного окормления. "Дело это, — вспоминал о. Александр, — сочетало в себе самое радостное и самое горькое. Горькое — от бессилия помочь, от скорби видеть, как вымирали, как мучились, сколько скорби переносили люди... радостное, как пасхальное ликование, от встречи с такой высотой духа, терпения, такой веры, о которой до того только читал в Евангелии. Во время этих путешествий я научился верить в русский народ. Не в существование в его среде только отдельных праведников, но в сам народ, в его массу, в которой, несмотря на множество грехов, ощущаешь неистребимость образа Божия"[34].

По некоторым оценкам, общее число православных в Германии 1943 г. составляло не менее 700 тысяч человек. Тем не менее, имперские ведомства, прежде всего восточное министерство А. Розенберга и, в меньшей степени, министерство церковных дел, всячески препятствовали делу духовного окормления русских в Германии. С большим трудом митрополиту Серафиму удалось добиться разрешения назначить 15 разъездных священников для обслуживания лагерей военнопленных и "остовцев", однако и там наши пастыри встречали различный прием. Добавим, что германские власти не разрешали восточным рабочим посещать приходские церкви, в т.ч. в Берлине[35]. Митрополиту Серафиму были “нужны священники и вообще церковные люди, которые вплотную занялись бы лагерями остарбайтеров и военнопленных”, — вспоминал протоиерей Димитрий Константинов[36], и в этом смысле приезд о. Адриана Рымаренко, как, впрочем, и некоторых других священников, оказался своевременным.

Берлинский кафедральный собор Воскресения Христова[37] в 1943-44 гг. стал в буквальном смысле слова центром, притягивавшим множество русских людей, оказавшихся в Берлине и вообще в Германии[38]. Несмотря на запреты немецких властей, несмотря на варварские бомбардировки города, в собор по воскресениям съезжались сотни людей. В этот своеобразный "центр" и был назначен духовный сын преп. Нектария Оптинского киевский священник о. Адриан, который энергично взялся за обязанности настоятеля.

8 марта 1944 г. митрополит Серафим подписал распоряжение, в котором говорилось:

Берлин, 8 марта 1944 г.

Его Высокопреподобию

Протоиерею о. Адриану Рымаренко,

Настоятелю Кафедрального Воскресенского

собора гор. Берлина

Определением Преосвященного Серафима, Митрополита Берлинского и Германского, от 8 марта 1944 г. постановлено: Преосвященного Филиппа, Епископа Потсдамского, освободить от занимаемой им должности при Кафедральном Воскресенском соборе гор. Берлина и назначить на должность настоятеля означенного собора протоиерея Адриана Рымаренко, на каковое назначение получено согласие Имперского Министерства Церковных Дел 25 февраля 1944 за № 111 102/44.

О сем сообщить Преосвященному Епископу Филиппу, прот. А. Рымаренко, Приходскому Совету Берлинского Кафедрального собора и Имперскому Министерству Церковных Дел.

Митрополит Берлинский и Германский:

(подпись) Митрополит Серафим[39].

С этого времени, а возможно, и с того момента, как о. Адриан предписанием митрополита Серафима стал настоятелем собора де-факто, жизнь Берлинского Воскресенского храма круто переменилась. Собор перестал открываться только в определенные дни и часы для богослужений. Он превратился в круглосуточный пункт оказания помощи и участия. Под собором находился большой подвал с огромной печью для центрального отопления. В этой печи, в большом подвешенном чугуне, всегда варилась похлебка для каждого голодного. В связи с этим просятся в текст слова Христа: "Когда делаешь обед или ужин, не зови друзей твоих, ни братьев твоих, ни родственников твоих, ни соседей богатых, чтобы и они тебя не позвали, и не получил ты воздаяния. Но, когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых: и блажен будешь, что они не могут воздать тебе; ибо воздастся тебе в воскресение праведных". (Лк. 14, 12-14). Протоиерей Адриан исполнял именно эту евангельскую заповедь, ибо многих из тех, кого он звал в скромную приходскую столовую, он уже никогда не увидел, да и не надеялся увидеть — молох войны пожирал без разбора всех и вся. В подвале кафедрального собора кормили именно нищих остовцев, беженцев и нелегально проходящих через Берлин неизвестно откуда и неизвестно куда соотечественников, а также увечных, хромых и просто больных. Настоятель собора ни у кого не спрашивал аусвайса (удостоверения личности), он просто шел за Христом, хотя его личное будущее было закрыто очень грозными военными тучами. Службы теперь стали ежедневными и утром и вечером, а с учетом молебнов и панихид — практически непрерывными. "Душой всего этого, — вспоминал тогдашний священник собора о. Александр,, — был молитвенный и мудрый батюшка отец Адриан, новый беженец с юга России, прибывший с большой группой верных Церкви и ему людей"[40].

По словам близкого о. Адриану князя Д.В. Мышецкого, который все годы войны прошел с батюшкой и был его переводчиком с немецкого и английского языков[41], настоятеля интересовали две основные вещи: богослужения и помощь ближнему. Настоятель восстановил полный круг богослужений, организовал ежедневно поющий хор под руководством одной монахини (вероятно, подвизавшейся в свое время в киевском Покровском женском монастыре), доставал продукты и наладил работу столовой, которая кормила сотни человек. О. Адриан, сам ежедневно рискующий погибнуть от авиабомбы, дарил столько утешения и уверенности людям, открыто или нелегально пришедшим в собор из остовских бараков[42]. В. Самарин, живший тогда в Берлине (впоследствии известный русский журналист и публицист в США), хорошо помнил службы в Воскресенском соборе. Люди приезжали в метро, приходили пешком из разных концов Берлина — собиралось до тысячи и больше молящихся. "Как молились тогда, как молились!" — восклицал В. Самарин, очевидец тех богослужений[43].

О том, как молились и как утешались прихожане собора, мы не узнаем во всей полноте, ибо это, наверное, удел века будущего. Однако история собора сохранила потрясающие свидетельства веры и стойкого православного духа, которые здесь просто необходимо привести.

Как уже говорилось, столицу рейха интенсивно бомбили ВВС союзных стран. Превращение Берлина из города в развалины приняло систематический характер с 22 ноября 1943 г. Прежние налеты, хотя и бывали порой серьезные, носили случайный характер и осуществлялись достаточно редко. С конца ноября 1943 г. Берлин подвергался ужасным, варварским (поскольку сбрасывали бомбы не только на объекты военно-политического значения, но и на жилые кварталы) бомбардировкам с воздуха уже постоянно[44]. Как раз на печальном этапе авианалетов прибыл в Берлин о. Адриан. Чудо состояло в том, что русские православные церкви Берлина уцелели, и остались живы те богомольцы, которые не захотели покинуть храм во время налета и уйти в бомбоубежище.

Свидетельств об этих чудесах было много, некоторые запечатлены в мемуарах очевидцев[45]. Мы хотели бы рассказать о Литургии 1945 г., которую в кафедральном соборе служил о. Адриан. Рассказ о Литургии можно прочитать поспешно, но, если, не торопясь, вчитаться в текст воспоминаний очевидца, то станет ясно: вопреки логике, вопреки законам физики православные, молившиеся в соборе, "прошли по морю, яко по суху". Станет ясно, что вновь "побеждаются естества уставы", что Господь сотворил чудо с верными ему русскими людьми.

Весенним солнечным воскресением 1945 г., вспоминал очевидец события С.М. Чернов, литургию совершал настоятель кафедрального собора протоиерей Адриан Рымаренко. Уже пели "Херувимскую", как вдруг унылые жуткие завывания сирен ворвались в благостное молитвенное песнопение. Некоторые богомольцы, поспешно крестясь, поторопились уйти из храма, чтобы найти бомбоубежище. Но огромное большинство осталось. Отец Адриан спокойно продолжает служить. Началось таинство св. Причащения, все причащаются Святых Тайн под нарастающий рокот моторов приближающейся эскадрильи дневных бомбовозов. Их летят сотни на беззащитный Берлин, так все средства ПВО Германии отправлены на фронт. Третий рейх платит за агрессию, но в кафедральном соборе молятся невинные русские люди.

"Наконец, литургия окончилась, но уйти из церкви уже нельзя. Вокруг начались пожары, и бомбы рвутся на самой соборной площади. О. Адриан призывает к спокойствию и начинает служить молебен Пресвятой Богородице перед чудотворным образом Почаевской Божией Матери, привезенным из Лавры и водруженным над царскими вратами.

В русском соборе в Берлине, — отмечает С.М. Чернов, — нет в стенах боковых окон. Построенный в древнем псковском стиле храм освещается лишь несколькими узкими цветными стеклами под куполом. Света мало, и во время богослужений в соборе всегда горят громадное тяжелое паникадило и электрические лампочки на стенах". Однако, еще в начале молебна близко упавшие бомбы, по-видимому, прервали провод, и электричество в храме погасло[46].

Напряжение нарастает, но, кажется, нет страха... Представь себе, дорогой читатель. Молятся русские прихожане, многие из них на коленях, вместе с настоятелем, плачут и обращаются к Единственной Заступнице. Кто сохранит, спасет, Кто объяснит смысл их ужасных военных страданий, Кто даст облегчение сердцу, недоумевающему. Молятся Скоропослушнице и Нечаянной Радости, молятся Владимирской и Казанской, Тихвинской и Знамению, просят Иверскую открыть врата, чтобы выйти из кромешного берлинского ада. Молят скорбящие Всех Скорбящих Радость: "Заступи, услыши, помози, помози, укрепи, поддержи, утверди, спаси, сохрани, отведи. вразуми, исцели, спаси, спаси нас". Неужели не услышит?

Тяжелая бомба, продолжает рассказ очевидец, ударяет в минарет близкой к собору мечети, и из-под церковного купола сыпятся на молящихся осколки последних уцелевших стекол. Земля под собором колеблется. Грозно качается над головами многопудовое кадило, ежеминутно готовое сорваться и похоронить под собой многие жертвы. Но погруженный в молитву люди не замечают опасности. Особенно истово они молятся перед иконой святителя Николая Чудотворца.

"Молебен кончается. — вспоминал С.В. Чернов. — За стенами собора продолжается адский грохот разрывов, все время колеблются крепкие стены.

Отец Адриан отходит от алтаря и становится на амвоне лицом к прихожанам, собираясь сказать им свое, может быть, уже последнее слово. Тут он замечает качающееся над их головами паникадило.

— Отойдите к стенам, — заботливо говорит настоятель. — Паникадило может оборваться и убьет вас.

— Нет, мы останемся здесь, — отвечают неожиданно богомольцы, — Пресвятая Владычица оградит на святым Своим Омофором.

И все они еще больше теснятся к алтарю, стоя под грозящим им смертью паникадилом. На их лицах видна восторженная решительность, и вдруг все они начинают петь молитву Пресвятой Богородице:

"Не имамы иныя помощи, не имамы иныя надежды, разве Тебе, Владычице...", — торжественно разносится по храму их, может быть, предсмертная молитва, под непрерывный гул бомбардировки.

Этот день, эту вдохновенную молитву после св. Причащения, в ожидании гибели, никто из молившихся никогда не забудет. Для меня это — незабываемая литургия"[47].

Мы не знаем, живы ли Вы ныне, дорогой во Христе С.М. Чернов, но читая Ваши записки, сами видим, что это была необыкновенная служба. В горячей молитве русских изгнанников нашла выражение такая любовь к России, не к самим себе, а именно к России, частью которой они являлись, которую не может, не способна проявить ни одна из нынешних политических партий, ни один из выбранных политиков, которые очень уверенно пророчат о судьбе страны и государства. В кафедральном соборе Берлина, весенним днем 1945 г. стояла и молилась частичка Святой Руси, покаявшаяся, охваченная страхом Божиим, просветленная надеждой, не верившая ни в какие блага мира сего, а верившая в Промысел Божий. И об этом знал о. Адриан.

Подтверждением вышесказанного является заключительная часть воспоминаний С.М. Чернова:

"После молитвы о. Адриан произносит слово о грозящей, возможно, нам смерти и вспоминает наших соотечественников в России [это тоже незабываемо — в час своей, может быть, смерти помнить и молиться об оставшихся на родине — А.К.], многие из которых, казалось, утратили веру во всемогущего Бога.

— Но, как и вы, перед своей кончиной вспомнят они о Боге. В последнюю тяжкую минуту свет Христов просветит их заблудшую душу...

И при этих словах вдруг ослепительно, после долгой темноты, вспыхивает паникадило, загораются на стенах электрические свечи. Неизреченным светом сияет чудотворная икона Божией Матери, весь храм сверкает золотом иконостаса, блеском множества икон. Видимо, на улице еще под огнем починили уже провода... Бомбардировка постепенно стихает, передвигается дальше к центру города. Полторы тысячи самолетов, сбросив на нас свой дьявольский груз и разрушив все окрестности храма, полетели сеять смерть дальше.

Мы спасены"[48].

Не ведаем, о чем после литургии размышлял о. Адриан. Мы же вспомним здесь другое молитвенное стояние. Также решительно молились наши предки во Владимире, осажденном в 1237 г. войсками хана Батыя. Боголюбивый "епископ Митрофан, и княгиня Юрьева с дочерью и со снохами и с внучатами, и другие княгини с детьми, и многое множество бояр и иные люди затворились в церкви святой Богородицы, и их без милости запалили огнем"[49]. Во Владимире погибли за веру Христову, а в Берлине за веру Христову остались живы. Но всюду — та же вера, то же упование, та же горячая молитва, в которой забываешь пространство и время.

У кафедрального собора в Берлине был еще один заступник — молитвенник и чудотворец Земли Русской преподобный Серафим Саровский. Весь период бомбардировок в соборе находился портрет батюшки, история этого портрета не менее любопытна.

Как известно, преп. Серафим очень неохотно соглашался, чтобы с него писали портрет, и только снисходя к усердию почитателей разрешил списать с себя несколько изображений. К числу прижизненных изображений относится портрет преподобного, находившийся в Берлине в 1944-1945 гг. Этот замечательный портрет видел дивеевских монахинь, царскую семью, паломников со всей Российской империи, видел унижения сирот серафимовых. По особому произволению Божьему образ преподобного оказался в Киеве до 1943 г., а с отступлением немцев был "случайно" взят русским переводчиком, неким Ц. из Покровского храма на Подоле. От переводчика Ц. портрет перешел в Берлинский кафедральный собор[50]. И вот с этим образом батюшки связан один случай.

В один из авианалетов на Берлин, служители собора, вернувшись из убежища, увидели, что зажигательная бомба, пробив купол собора, упала в левый его придел. Стоявшая там плащаница и лежавший на ней образ преподобного были объяты огнем, горела также подставка креста и образ свв. Гурия, Саммона и Авива. Пожар быстро потушили и увидели, что пламя совсем не коснулось ни плащаницы, ни образа преп. Серафима, хотя все вокруг горело и обгорело. Прошла ночь. Началось утреннее богослужение, но запах гари по-прежнему был устойчивым и даже усиливался. Смотрители собора вновь бросились искать и на чердаке собора обнаружили вторую, тлевшую зажигательную бомбу и едва коснулись ее, как огромный столп пламени взметнулся вверх. 12 часов тлел огонь, но не разгорался[51]. Это было чудо, явленное заступничеством преп. Серафима Саровского. С тех пор собор уже более не страдал от бомб и пожаров.

Страшно ли было о. Адриану во время бомбардировок? Может быть, и страшно, но страх преодолевался молитвой прихожан. По словам о. Александра Федоровского (Ново-Дивеевский монастырь), о. Адриан боялся грозы, а бомб он не боялся. Не боялся батюшка и мнительности гестапо и других немецких ведомств, которые были очень недовольны открытием при соборе пункта питания остарбайтеров и заботами настоятеля привечать всякого к нему обращавшегося[52].

Берлинское пребывание о. Адриана подходило к концу. К столице рейха неудержимо приближались армии антигитлеровской коалиции.

На этом я бы хотел завершить свой доклад, хотя цепь удивительных событий с о. Адрианом и семьей духовных чад на этом не прерывается. Подведем некоторые итоги.

Киевский протоиерей по праву может назваться подвижником Гонимой Церкви. В условиях репрессий со стороны атеистического государства он продолжал нести крест священника, пастыря овец словесных. В СССР он постоянно находился между жизнью и смертью, но Бог и Пречистая Матерь хранили его. И в этом режиме существования о. Адриан приобретал венцы спасения. Он находился в ряду тех немногих, может быть, десятков священнослужителей, которые втайне спасали православных в эпоху гонений, которые верно хранили заветы и традиции старцев. Зададим себе вопрос: а перестал ли о. Адриан быть гонимым, уехав из СССР? Нет, не не перестал. В Германии он жил в тисках гитлеровского режима. После второй мировой войны он был под угрозой насильственной выдачи в СССР. Переехав в США и даже став епископом Церкви, владыка Андрей Роклендский вынужден был защищать Ново-Дивеевский монастырь от посягательств американского частного бизнеса. Он оставался везде гонимым, так как был служителем Христа, которого мир ненавидел и ненавидит до сих пор.

Для священников и мирян подвиг о. Адриана служит примером, потому что ныне в России настало время внешне спокойное. Битва же за душу человека продолжается с небывалой силой. Закончить доклад я бы хотел словами молитвы из акафиста святителю Иоанну Шанхайскому и Сан-Францисскому. Эта молитва обращена к священникам: «О святителю отче наш Иоанне…призри на уныние изнемогающих пастырей от утеснения тлетворного духа мира сего и томящихся в нерадении праздном и ускори на молитву, слезно вопием ти, о теплый молитвенниче…»

[1] Анкета, заполненная священником церкви св. Александра Невского о. Адрианом Рымаренко. Б.г. (далее — Анкета о. Адриана Рымаренко) // г. Ромны. Архивные материалы Свято-Успенского женского монастыря в Ново Дивеево, штат Нью-Йорк, США (далее —архив Ново-Дивеево); Самарин В. Путь подвижничества (Памяти Архиепископа Андрея) // Русское Возрождение. 1979 г. № 7-8. С. 263-264.

[2] В 1921 г., когда А. Рымаренко был рукоположен, еще был жив старец Анатолий (Потапов), о встречах с которым пишет Е.Г. Рымаренко, супруга о. Адриана. Так что не следует забывать и влияние старца Анатолия, хотя весь священнический скорбный путь о. Адриана, по крайней мере, до 1928 г. проходил под молитвенным покровительством старца Нектария. Подробнее о влиянии Оптиной пустыни на семью Рымаренко см.: Житие Оптинского старца Нектария. г. Козельск: Издание Введенской Оптинской Пустыни, 1996. С. 212-291; Концевич И.М. Оптина пустынь и ее время. Репринтное издание. Сергиев Посад: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, Издательский отдел Владимирской епархии, 1995. С. 452-579; Рымаренко Е.Г. Воспоминания об Оптинском старце иеромонахе Нектарии. Ново-Дивеево. Спринг Валлей, Нью-Йорк, 1974.

[3] Самарин В. Ук. соч. С. 265-266.

[4] Анкета о. Адриана Рымаренко; Самарин В. Ук. соч. С. 267. 20 октября 1921 г. Епархиальное Постоянное Совещание при Епископе на Полтавщине выдало А.А. Рымаренко справку № 2740 следующего содержания: "Постоянное Совещание при Епископе сообщает Вам для сведения, что 3 октября 1921 года Вы рукоположены Архиепископом Парфением в сан священника к Александро-Невской церкви гор. Ромен" // Архив Ново-Дивеево.

[5] Рымаренко Е.Г. Ук. соч. С. 31.

[6] Правила благочестивой жизни // Архив Ново-Дивеево.

[7] Самарин В. Ук. соч. С. 268.

[8] Мышецкий Д.В. К Пятидесятилетию Пастырской Деятельности Преосвященного Андрея Епископа Роклендского. 1921-1971. Спринг Валлей, Нью-Йорк, 1971. С. 6.

[9] Анкета о. Адриана Рымаренко. Современник и духовный сын о. Адриана, князь Дмитрий Владимирович Мышецкий так писал о служении в г. Ромны: "Было это в 1921-м году на Украине, в Полтавской губернии. Время было трудное. Полный упадок духовной жизни. Многие доходили до отчаяния. В одном городе, расположенная в живописном месте, была Александро-Невская церковь, которая, как и все еще оставшиеся открытыми церкви, обычно пустовала. Но вот в ней начал служить молодой священник... Служил он проникновенно, а проповеди его, в которых сразу же стал обнаруживаться талант выдающегося проповедника, зажигали сердца слушающих тем огнем, которым горел и сам проповедник. Церковь его стала наполняться народом. Среди этого народа все больше и больше стали появляться монахи уже закрытых монастырей. Ни в какой другой церкви не могли они найти того аромата духовной жизни, того благоговения, ради которого они оставили мир". Мышецкий Д. Отец Адриан // Русское Возрождение. 1989 г. № 47-48. С. 197-198.

[10] Архиепископ Андрей. Единое на потребу. Форествилл: Свято-Ильинское Издание, 1977. С. 82.

[11] Там же, С. 82-83.

[12] Самарин. В. Ук. соч. С. 268-269.

[13] Мышецкий Д.В. К Пятидесятилетию. С. 6-7.

[14] Интервью автора с прот. о. Александром Федоровским. Ново-Дивеево, 9 декабря 1997 г.

[15] Московский Патриархат. Сергий, Архиепископ Киевский. Справка № 971, г. Киев. 20 мая 1934 г. // Архив Ново-Дивеево. Уже поминавшийся князь Д.В. Мышецкий рассказывал, что о. Адриан буквально "пропадал" в этом храме-памятнике, построенном над могилой князя Аскольда: приезжал туда ранним трамваем, проводил в церкви целый день и только поздно вечером возвращался домой. Храм постепенно, изо дня в день все более наполнялся народом — Мышецкий Д. Отец Адриан. С. 198-199

[16] Канцелярия Патриаршего Экзарха всея Украины, Митрополита Киевского. 11 мая 1935 г. № 490. Киев, 14-У-7. Ст. Забарская 7-з. Протоиерею Адриану Рымаренко // Архив Ново-Дивеево. Предписание имеет подпись и печать управляющего Канцелярией Экзарха архиепископа Волынского и Житомирского Филарета.

[17] Самарин В. Ук. соч. С. 269; Мышецкий Д.В. К Пятидесятилетию. С.7.

[18] Письмо С.А. Рымаренко автору от 19 августа 2001 г.

[19] Интервью автора с прот. о. Александром Федоровским. 9 декабря 1997 г.

[20] Рымаренко Е.Г. Воспоминания о владыке Николае (Парфенове). Машинопись. С. 1 - 2.

[21] Там же. С. 4.

[22] Фесенко Т. Повесть кривых лет. Нью-Йорк: Издание "Нового Русского Слова", 1963. С. 72.

[23] Самарин В. Ук. соч. С. 269-270; Интервью автора с прот. о. Александром Федоровским. Ново Дивеево, 8 декабря 1997 г.

[24] Интервью автора с прот. о. Александром Федоровским. Ново Дивеево, 8 декабря 1997 г.

[25] Монахиня Сергия (Клименко). "Минувшее раскрывает свиток". М.: Издательство Московской Патриархии, 1998. С. 25, 37, 38.

[26] Там же. С. 25.

[27] Там же. С. 38. О других событиях в жизни архиепископа Анония см.: Псарев А.В. Архиепископ Леонтий Чилийский (1904-1971 гг.) // Православная Жизнь. Джорданвилл. Апрель 1996 г. № 4. С. 6, 7, 9, 14; Житие иже во святых преподобного и Богоносного отца нашего Алексия Голосеевского, старца и сподвижника Киево-Печерской Лавры // Русский Паломник. Валаамское общество Америки. Чико. 1993 г. № 8. С. 92-93; Митрофорный протоиерей Владимир Востоков. Розы и шипы. Сан-Франциско, 1953. С. 10-19.

[28] Пантелеимон, Епископ Львовский, Управляющий Киевской Епархией Высокопреподобному П. Отцу Протоиерею Адриану Рымаренко. 1 мая 1942 г. № 500 // Архив Ново-Дивеево.

[29] Епископ Пантелеимон. Управляющий Киевской Епархией. Удостоверение № 1584. г. Киев. 20 сентября 1943 г. // Архив Ново-Дивеево.

[30] Архиепископ Андрей (Рымаренко). Православие, большевизм и наша эмиграция // Русское Возрождение. 1986 г. № 34. С. 44-45.

[31] Серафим, Митрополит Берлинский и Германский и Средне-Европейского Митрополичьего Округа, Митрофорному Протоиерею о. Адриану Рымаренко. № 849/43. Берлин, 17 ноября 1943 г. // Архив Ново-Дивеево.

[32] Письмо Митрополита Берлинского и Германского Серафима митрофорному протоиерею о. Адриану Рымаренко от 3 декабря 1943 г. // Архив Ново-Дивеево.

[33] Мы не исключаем, однако, что Владыка Серафим Ляде и о. Адриан знали друг друга раньше. Еще до первой мировой войны Ляде служил священником Волынской епархии, а в революционные годы — Харьковской епархии. В 1924 г. по избранию Священного Синода архимандрит Серафим был хиротонисан во епископа Змиевского. С 1925 г. епископ состоял председателем Учебного Комитета и председателем Комиссии по борьбе с неверием на Украине. В 1930 г. Владыка Серафим, бывший все время немецким подданным, был уволен в заграничный отпуск, из которого он уже больше не вернулся в Россию. Таким образом, можно предположить, что пути епископа Серафима и о. Адриана до 1930 г. где-то пересекались или что оба они могли знать друг друга заочно — см.: Православная Русь. 1947 г. № 14. С. 14.

[34] Протоиерей А. Киселев. Облик генерала А.А. Власова (Записки военного священника). Нью-Йорк: "Путь жизни", 1975. С. 62.

[35] Иерей И. Зализецкий. Сотрудники вымышленные и явные. С. 1,4 // Библиотека Джорданвилля; Православная Русская Зарубежная Церковь. Монреаль, 1980. С. 15-16.

[36] Константинов Д.В. Через туннель XX-го столетия. Под ред. А.В. Попова, В.С. Карпова // Материалы к истории русской политической эмиграции. Вып. III. М.: ИАИ РГГУ, 1997. С. 327-328.

[37] В. Самарин в своем очерке об о.Адриане называет этот собор Свято-Владимирским, однако документы о назначении о. Адриана настоятеля собора сообщают о Воскресенском кафедральном соборе.

[38] Православная Русь. 1947 г. № 12. С. 1-3 // Библиотека Джорданвилла.

[39] Распоряжение Митрополита Берлинского и Германского и Средне-Европейского Митрополичьего Округа Серафима № 349/44 от 8 марта 1944 г. г. Берлин // Архив Ново-Дивеево. Мы пока не располагаем сведениями, куда же был направлен после данного распоряжения епископ Филипп (Гарднер). Известно, что Владыка Филипп был хиротонисан во епископа Потсдамского, второго викария Средне-Европейского Митропличьего Округа, 1(14) июня 1942 г. Хиротония состоялась в Воскресенском кафедральном соборе г. Берлин. Подробнее о хиротонии епископа Филиппа см.: Православная Русь. 1942 г. № 11-12. С. 1 // Библиотека Джорданвилла.

[40] Прот. А. Киселев. Ук. соч. С. 67.

[41] Беседа автора с прот. о. Александром Федоровским. Ново-Дивеево. 8 декабря 1997 г.

[42] Мышецкий Д. Ук. соч. С. 199.

[43] Самарин В. Ук. соч. С. 270.

[44] Казанцев А.С. Третья сила. Россия между нацизмом и коммунизмом. М.: Изд-во "Посев", 1994. С. 117, 203-209. С вечера 22 ноября 1943 г., отмечал бывший в Берлине видный деятель НТС А.С. Казанцев, в берлинских подвалах перестали читать газеты и книги, и если видно было человека, склонившегося над книгой, то можно было, не заглядывая сказать — это могла быть только Библия — см.: Там же. С. 206.

[45] См., например: Прот. А. Киселев. Ук. соч. С. 68; Нельский Е. Очерки жизни русских в Германии (1942-47 гг.) / Православная Русь. 1947 г. № 8 // Библиотека Джорданвилла.

[46] Чернов С.М. Незабываемая Литургия // Православное Слово (El Verbo Ortodoxo). Аргентина. № 27-28. Август-сентябрь 1953 г. С. 59.

[47] Там же. С. 60.

[48] Там же. По свидетельству того же С.М. Чернова, кафедральный собор и три другие православные церкви Берлина уцелели до конца войны.

[49] Се Повести Временных Лет (Лаврентьевская летопись). Арзамас: Изд-во Арзамасского государственного педагогического института им. А.П. Гайдара, 1993. С. 281.

[50] Тимофиевич А. Божии люди. М.: "Паломник", 1995. С. 151-153.

[51] Там же. С. 153. О. Александр Федоровский, протоиерей Ново-Дивеевского монастыря, в беседе с автором (8 декабря 1997 г.) выразился так: образ преподобного Серафима "погасил" зажигательную бомбу.

[52] Интервью автора с прот. о. Александром Федоровским. 9 декабря 1997 г.