Александр Лбов

Советская власть и РПЦ в годы Великой Отечественной войны - было ли коренное изменение политики?

Оп.: proriv.ru/articles.shtml/lbov, №3(18), 2007 (коммунистический журнал)

Часть I

Вопрос о роли религии в СССР после ВОВ вызывал и вызывает, в связи с настойчивой клерикализацией и настойчивом навязывании религии на всем постсоветском пространстве, огромное количество вопросов и спекуляций. Мифы о крестных ходах вокруг укрепрайонов и чудодейственных бронебойных иконах живут и процветают в антисоветской литературе вообще и постепенно с российского телевидения, славящегося своей некомпетентностью, перекочевывают в публицистические статьи, школьные пособия и рефераты. К сожалению, все чаще и чаще студенты ВУЗов сдают рефераты с перлами вроде: «Как гласит московское предание, Чудотворная икона Тихвинской Божьей Матери из храма Тихона в Алексеевском была обнесена самолетом вокруг Москвы. Столица была спасена…. Знаменитая Сталинградская битва началась с молебна перед этой иконой, и только после этого был дан сигнал к наступлению. Икону привозили на самые трудные участки фронта, где готовились наступления. Священство служило молебны, солдат кропили святой водой.» 1.

Подобная дикость, не имеющая ничего общего с исторической реальностью, не может быть ничем, кроме как следствием массированной и сознательной лжи относительно этого вопроса, которая выливается на массовое сознание населения РФ. Всех изолгавшихся можно условно поделить на две группы: во-первых, это патриоты и церковники, а во-вторых, это троцкисты разных мастей. Причем обе стороны удивительно в унисон искажают историческую правду, утверждая, что в ходе войны политика советского правительства относительно церкви коренным образом изменилась, и государство начало церковь и религию поддерживать и развивать, расширяя сферу ее влияния. Разница состоит только в оценке этого - если патриоты и церковники восторженно искажают историю с целью преувеличить роль церкви в советский период и тем самым примазать церковь к победе советского народа, к авторитету ВКП(б) и лично И.В.Сталина, то троцкисты, наоборот, подхватывают с радостью эту антисоветскую утку с целью обругать сталинистов и выставить себя в качестве «истинных марксистов». Впрочем, либеральная интеллигенция, в порыве антиклерикализма, порой кидается теми же обвинениями, что не вызывает удивления, ибо где бы что плохого не произошло - для настоящего либерала виноваты всегда коммунисты.

Особо популярна среди этой публики идея, что И.В.Сталин в войну «понял», что религия нужна ему для сохранения личной власти (или, в патриотическо-церковной версии, «российского государства») и дал указание изменить отношение к церкви и религии.

Например очень православный автор Шимон И. Я. в статье «Сталин сказал “Да”: Новая политика Советского государства в отношении церкви в период Великой Отечественной войны» высказывает патриотически-церковную версию отношений РПЦ и правительства СССР во время ВОВ:

«Митрополит Сергий, творя своё первое послание 22 июня 1941 года, понимал это, больше того, он, воспринимая советскую действительность как историческую данность, сумел своим посланием возвыситься над ней. Его послание - яркий пример защиты всей нашей тысячелетней государственности… создание советского государства во многом и было результатом следования этим национальным традициям. Вопрос, следовательно, заключался не в том, чтобы отказаться от них, перечеркнуть национальную историю - это смерть, - а в том, чтобы разобраться в полученном наследстве и отказаться от той его части, которая поставила наше отечество у края пропасти 22 июня 1941 года. Симптоматично как раз то, что и митрополит Сергий в первом послании, и И. Сталин в речах от 3 июля и 7 ноября 1941 года, преодолев идеологический барьер, обратились к истинным истокам русского православно-исторического патриотизма, что и привело в конечном итоге к общей победе.» 2

А то и вообще хлеще - например, А. Б. Елисеев в обзорной статье «Дискуссионные вопросы современной российской историографии истории русской православной церкви середины ХХ в.» пишет о бытующем в современной российской историографии представлении о религиозности лично Сталина:

«Ряд современных исследователей высказывают спорное предположение, что истоки наступивших в жизни РПЦ в период отечественной войны перемен нужно искать в религиозности И.В. Сталина. Архиепископ Ташкентский и Среднеазиатский Владимир писал, что известно много преданий «о властных знамениях Божиих, заставивших Сталина в годы войны пойти на примирение с Церковью» Подобные суждения достаточно часто встречаются в церковной литературе, особенно публицистической. Такая точка зрения нашла обоснование и в светской научной историографии. На основании анализа сталинских работ и выступлений, воспоминаний о нем В.Т. Ефимов пришел к выводу о существенном влиянии православия на внутренний мир Сталина, а неудачное начало войны, осознание огромной ответственности еще более увеличили его православное мировосприятие». 3

Честно говоря, упоминание анализа каких-то работ Сталина говорит не столько о религиозном мировоззрении Сталина, сколько о конъюнктурном мировоззрении подобных «исследователей». Но тот факт, что версия религиозности Сталина всерьез обсуждается академической наукой, говорит о степени деградации этой науки. Впрочем, чем более патриотизм становится государственной идеологией, тем больше среди патриотов искренне уверенных в этом нонсенсе. На православно-мистическом сайте российских патриотов «За Сталина!» священник Дмитрий Дудко делится своими откровениями о Сталине: «И скажу более, он был верующим, по-православному, может быть, в какое-то время он и терял веру, но потом во всех борениях укрепился в ней, и не случайно во время войны он к людям обратился, как обращаются священнослужители: «Дорогие братья и сестры». Не случайно ему и в Церкви провозгласили «Вечную память». С него началось и то, что последующих генсеков отпевали в Церкви. И в силу того, что он был православный (учился в духовной семинарии), грузин стал русским. По выражению Достоевского, «православный - значит русский»» 4 Разумеется, аргументацию в пользу подобных утверждений принимать во внимание не стоит - от искренне верующего возможно услышать и не такое, но сам факт, что версия живет и активно муссируется в литературе, заслуживает внимания. Как известно, в настоящее время для большинства пишущих не надо вообще каких-либо обоснований, чтобы что-то утверждать, особенно если это касается советского периода истории. Советская власть и церковь перед войной

Рассматривая мероприятия Советской власти в годы войны, чтобы проследить динамику процесса, необходимо исходить из того факта, что в 30-х годах ХХ века, особенно во второй ее части в СССР резко усилилась антирелигиозная борьба, вызванная частично успехами и укреплением СССР, вступлением в дееспособный возраст первого поколения, воспитывавшегося при Советской власти, усилением борьбы с контрреволюцией ввиду мировой угрозы фашизма. Церковная организация, в массе своего аппарата нелояльно настроенная к Советской власти мало того, что представляла потенциальную угрозу контрреволюции, но была вдвойне опасна, ибо имела такой мощный идеологический механизм воздействия, как религиозные предрассудки. Неудивительно, что перед войной шло массовое закрытие церквей Советской властью и сокращение церковного аппарата.

В приводимой таблице отражена динамика сокращения религиозных православных обществ. 5

Следует учесть, что данные были представлены на состояние после присоединения Западной Украины и Белоруссии, что дало рост сообществ, однако даже приток больших масс верующего населения с недавно воссоединенных территорий в Белоруссии, Украине и Молдавии не смог компенсировать общего сокращения численности обществ.

По данным Комиссии по культовым вопросам при Президиуме ЦИК СССР, распределение религиозных общин и отношение к ним государственных органов было крайне неоднородным - в том числе и в зависимости от позиции местных партийных органов в этом вопросе. Например, в Воронежской области были отмечены наиболее жесткие по стране меры по административному ущемлению церкви, доходившие до прямых нарушений Постановления ВЦИК и СНК СССР «О религиозных культах» 1929г.

В 1938 году накал противостояния с религиозными организациями дошел до такой степени, что Комиссия по культовым вопросам была упразднена, а все ее функции были переданы местным администрациям (которые, кстати, всю историю СССР были в основном гораздо более радикально настроены по отношению к церкви, чем комиссия). Буржуазная историография, кстати, умело спекулирует на этом факте - не исследуя позицию местных органов в отношении религии, объявляет, что полномочия Комиссии были переданы «отделу по борьбе с церковной и сектантской контрреволюцией» НКВД, что не имеет под собой оснований, ибо отдел был составной частью Секретно-политического управления и гражданскими делами не занимался.

К слову сказать, практически вся буржуазная историография на эту тему полна различных передергиваний. Например, в целях доказать репрессивную мотивацию советского правительства в религиозных вопросах широко используется такой метод, как замалчивание данных по динамике реальной религиозности населения. Например, Одинцов М.И., рассматривая вероисповедную политику СССР в 30-х гг., ни словом не упоминает о количестве верующих в СССР и динамике изменений этого количества, но тем не менее саркастически утверждает: «Согласно проводимым тогда социологическим исследованиям и опросам, количество верующих сокращалось день ото дня . Официальные средства массовой информации и антирелигиозная литература свидетельствовали о «поддержке трудящимися массами» курса церковной политики государства, как наиболее полно обеспечивающего свободу совести.» В контексте его статьи 6 , повествующей об одних репрессиях относительно церкви, это подразумевает, что официальные данные не соответствовали истине. Однако доказательства этому в его работах искать бесполезно - их там нет, как нет и выяснения вопроса, в какой мере антирелигиозные мероприятия Советской власти имели успех в силу силовых мер, а в какой - в силу объективного падения религиозности населения.

И, правда, разобраться в вопросе о динамике верующих в СССР совсем непросто в силу заинтересованности значительного количества современных проституированных историков в сокрытии истины. Например, некто Сергей Фирсов в статье, выложенной на сайте www.atheism.ru, опираясь на данные переписи 1937 года (кстати, проводившейся с нарушениями) пишет: «из 30 миллионов неграмотных граждан СССР старше 16 лет 84% (или 25 миллионов) признали себя верующими, а из 68,5 миллиона грамотных - 45% (или более 30 миллионов).» 7 Не принимая даже во внимание, что автор явно ошибся на 10% - среди неграмотных верующих было только 74%, считаем, учитывая, что в 1937 году насчитали порядка 168 млн. населения СССР - получаем не более 32,7% населения. Это не учитывая неоднородности распределения верующих. Например, значительное количество верующих дали Средняя Азия и Кавказ, Сибирь, поволжские области, населенные нацменьшинствами - области, исторически отстававшие как в экономическом, так и культурном развитии и не успевшие за 20 лет Советской власти нагнать европейскую часть. Но к.и.н. Журавский, явный клерикал, в «Историческом вестнике», ничтоже сумняшеся, пишет, ссылаясь на те же «данные переписи»: «Как известно, при переписи 1937 г. верующих оказалось 56,7 % против 43,36.» 8 и далее оперирует с «верующим народом» как с доказанным фактом. Но даже эти перевранные цифры очень показательны для успехов антирелигиозной работы: в 1913 году население Российской Империи считалось поголовно религиозным, и это было очень недалеко от истины, атеистами себя считало только незначительное количество интеллигентов (чем и объясняется первоначальная относительная малочисленность Союза Воинствующих безбожников), а в 1937-м верующими было уже только 32,7% населения. Такие успехи равнозначны нарождению целого безбожного поколения, что и происходило в действительности. Поколение, родившееся в начале 20 века, с полным правом можно назвать безбожным. Ниже мы увидим, что религиозность населения в 40-е годы распределялась в основном на женщин (у которых уровень образования длительное время оставался ниже, чем у мужчин) и лиц пожилого возраста. Правда, некоторым «исследователям» хоть кол на голове теши - ничто не мешает бессовестно утверждать, что «Материалы переписи 1937 г. свидетельствовали о традиционной верности христианской вере». 9 Хороша «верность» - количество верующих даже по самым клерикальным подсчетам уполовинилось за 20 лет. В то время как численность атеистических обществ постоянно росла. В 1926 году в Союзе воинствующих безбожников было только 87 тысяч человек, в 1929 г. - 465 тысяч, а в 1930 г. - свыше 3,5 миллиона. 10

Основная проблема церкви в 20-30 годы ХХ века, которую упорно не видят буржуазные историки, состоит в том, что в это время происходит атеизация деятельного трудоспособного большинства, верующие и церковь теряют не столько численный состав, сколько авторитет, влияние на здоровые и задающие тон в широких сферах общественной жизни массы, ввиду чего государство даже перестает с ней считаться. Е.Ярославский говорил на совещании руководства Союза воинствующих безбожников: «Мы, несомненно, имеем очень большие перегибы в смысле увлечения административными мероприятиями. Когда мы знакомились с последними данными относительно ликвидации церковных помещений, то мы приходим к единодушному мнению, что тут были допущены административные перегибы, которые объясняются тем, что не вели систематической антирелигиозной пропаганды, а шли по линии наименьшего сопротивления. Закрыть церковь легче всего, это наиболее короткий путь. Люди говорили, что незачем тут заниматься систематической антирелигиозной пропагандой, что можно закрыть оставшиеся церкви и этим дело будет исчерпано». 11

Падение авторитета церкви вызвало заметную активизацию контрреволюции в церковной среде - с одной стороны, церковь и клерикально настроенные верующие в 20-30 годы не собирались мириться с падением доходов и авторитета, а с другой - церковь, как последняя легальная контрреволюционная организация, стала массово притягивать к себе антисоветские элементы. В период после Гражданской войны монастыри и церкви приняли в свое лоно многих представителей эксплуататорских классов, активных контрреволюционеров, церковные общины в деревне часто выступали в качестве способа группирования кулачества, контрреволюционные мероприятия зачастую выдавались за церковные, в результате чего карающий меч НКВД, опускавшийся на контрреволюцию, неизбежно задевал и церковь, которая не могла, не рискуя совсем потерять и без того сокращающуюся паству, держаться достаточно далеко от контрреволюционного актива.

С другой стороны, существенное сокращение церковного влияния произошло и благодаря этому фактору - активное участие церкви в контрреволюции поставило перед многими лояльными Советской власти рабочими и крестьянами вопрос об отказе от религии. Таким образом, процесс «закукливания» церкви, ведущий начало с Гражданской войны, не только благоприятствовал потере влияния церковью, но и был настоящим замкнутым кругом - церковь не могла отказаться от контрреволюционной паствы, это вызывало репрессии со стороны Советской власти, репрессии в свою очередь, еще больше настраивали клир и часть верующих антисоветски, что опять-таки оправдывало дальнейшие репрессии. Причины и мотивы изменения политики СССР по отношению к РПЦ и ряду других религиозных организаций с началом войны

Неоднократные упреки СССР в измене делу коммунизма в годы войны в последние годы можно услышать из каждой подворотни - этим грешат не только троцкисты, но, как ни парадоксально звучит, либералы. Вернее даже, та часть либералов, которая считает себя атеистами. Совершенно забывая все то, что СССР сделал для того, чтобы изжить религию до войны и после войны, не углубляясь в изучение сути отношений Советской власти и церкви во время войны, они картинно кричат «измена», впрочем, более ради того, чтобы пнуть коммунистов, а не ради борьбы с религией. Для этой публики СССР должен был проводить совершенно одинаковую политику в мирное время, во время войны, после войны и вообще всегда, невзирая на изменяющиеся условия. В чем-то сии господа правы - искренне желая СССР смерти, они горько сожалеют о том, что коммунисты оказались достаточно гибки, чтобы адекватно соотносить политику с объективными условиями, а не дуроломствовать с ослиным упорством. Но многие буржуазные в целом, но, между тем, достаточно добросовестные историки приводят немало существенных обстоятельств, которые заставили СССР считаться с церковью как политической силой.

Первой такой причиной был вполне закономерный в условиях тяжелой и кровопролитной войны психологический кризис населения. В экстремальных условиях, как известно, усиливаются, резко обостряются как психическая устойчивость, так и неустойчивость психики. Неустойчивая психика, особенно не находящая рациональных объяснений и путей преодоления сложной ситуации, начинает искать универсальное решение проблемы. Эмоциональная нагрузка толкает людей к эскапизму, и религия обыгрывает эти настроения. В качестве универсального решения является божья воля, в качестве убежища - загробная жизнь, а совместные молитвы, создавая видимость психологической общности, помогают психике преодолевать неизбежное в военное время разрушение привычного жизненного уклада. Война, играя на одном из самых значимых чувств человека - а именно, страхе смерти, оказала церкви значительную услугу, толкнув психически неустойчивые и недостаточно сознательные массы к религии. Разумеется, было бы глупостью считать, что все вчерашние добросовестные и лояльные колхозники и рабочие поголовно соответствовали бы идеалу советского человека. Война, в частности, показала не только позитивные качества советских людей, но и выволокла наружу все недоработки предыдущих лет и все остатки старого, капиталистического уклада, в том числе свидетельствовала о недостаточном изживании источников религии - бескультурности, несознательности, мелкобуржуазной психологии. Советская власть всю войну ощущала давление религиозной стихии снизу - в то время как советские города бомбила фашистская авиация, верующие бомбардировали Советские органы настойчивыми требованиями открыть церкви.

Непосредственной материальной причиной пристального внимания к вопросам религии было относительное старение тылового населения и, следовательно, большая религиозность его, так как статистика СССР говорит о неоднородном распределении верующих по возрастным группам. Верующих традиционно больше среди старших групп, в то время как среди молодежи религиозность падала скорыми темпами. В справках НКВД о религиозных объединениях постоянно упоминается относительно высокий средний возраст верующих (а зачастую упоминается и о преобладании женщин). Например, начальник УНКВД Москвы и области Журавлев о составе празднующих Пасху в 1942 г. сообщал: «Основной состав верующих, присутствующих на богослужениях, - женщины в возрасте 40 лет и старше.» 12 В справке Уполномоченного Совета по делам РПЦ, например, также говорится о возрастном составе подписавших заявление об открытии церкви: «Примерно 60-70% подписавших заявления об открытии церквей, по преимуществу женщин, имеют возраст 50 и больше лет, но есть и молодежь в возрасте 20-25 лет, последние, по преимуществу дети религиозных родителей, подписывают заявления вместе с родителями - всей семьей.» 13

Постольку, поскольку значительная часть наиболее дееспособного и активного населения в военные годы была в армии, то оставшееся в тылу население в гораздо большей степени было верующим, чем до войны. Произошла своеобразная сегрегация - верующие (большую часть из которых и до войны составляли женщины, старики, инвалиды) в значительной мере остались в тылу. Потому, в частности, в первом своем послании местоблюстителя митрополита Московского Сергия от 22 июня 1941г. нет обращения к армии - церковник великолепно знал, что в армии ему ловить некого, и неслучайно выделил верующих в возрастные и половые группы: «Тут есть дело рабочим, крестьянам, ученым, женщинам и мужчинам, юношам и старикам. Всякий может и должен внести в общий подвиг свою долю труда, заботы и искусства.» 14.

Более компактное распределение верующих в условиях войны, учитывая исключительную важность тыла - это был очень и очень существенный фактор, в первую очередь экономический. Если в мирное время отказ верующих работать в церковные праздники был терпим и с ним можно было бы не считаться в силу того, что основная масса рабочих - это были молодые здоровые мужчины и женщины, воспитанные уже вполне атеистически, то в войну место их заняли более пожилые рабочие, женщины, группа, более подверженная действию религии, и такой отказ из разряда чудачеств отдельных рабочих становится попросту забастовкой в силу массовости.

Еще одним наисущественнейшим фактором, заставившем советское правительство обратить пристальное внимание на религиозные вопросы, является политика фашистской Германии относительно религии на оккупированных территориях и активное использование религиозных мотивов фашистами в своей пропаганде. Архиепископ Берлинский и Германский (из РПЦЗ) напрямую обращался к верующим с осанной Гитлеру: «Христолюбивый вождь германского народа призвал свою победоносную армию на новую борьбу, на борьбу которой мы жаждали уже давно - на святую борьбу против борющихся против Бога, палачей и насильников, которые укрепились в Московском кремле и из этой древней святыни распространяли яд большевизма, который разрушает все религиозные, духовные, моральные, культурные и правовые основы государственной, народной, общественной и семейной жизни. Во истину, новый крестовый поход во имя спасения народов от антихристовой власти начался.» 15

Несмотря на то, что сами гитлеровские идеологи относились к РПЦ настороженно, тем не менее, эта карта активно ими разыгрывалась. Одна из записок (апрель 1943 г.) К. Розенфельдера министру А. Розенбергу гласит:

«Использование всех сил на Востоке в борьбе против большевизма также требует привлечения Православной церкви. Поэтому следует разрешить Православным церквам или православным церковным группам созвать всеобщий Синод или Поместный собор против большевизма. Эта уступка может в большей мере способствовать использованию Церкви в германских интересах и создать благоприятное впечатление у верующего населения» 16 На Нюрнбергском трибунале Розенберг на вопрос об отношении к церкви подтвердил эту линию: «После вступления немецких войск на восточные территории, армия по собственной инициативе даровала свободу богослужений, и, когда я был сделан министром восточных областей, я легально санкционировал эту практику, издав специальный указ «О свободе церкви» в конце декабря 1941 г.» 17

В сентябре 1942 г. Генштаб Красной Армии, опираясь на донесения партизанских отрядов, сообщал в ЦК ВКП(б) сведения об отношении немецкого командования к действующим церквам:

«Немецкое командование широко использует в своих целях церковь. Ряд церквей, особенно в Дновском районе, восстановлены, и в них проходят богослужения. О службах даются объявления в газетах. Особенно большая служба была в г. Дно в июле месяце с крестным ходом - по случаю годовщины оккупации города Дно. На этом сборище присутствовали представители германского командования. На богослужении глава города Дно произнес речь, в конце которой призывал население благодарить немецкое командование за освобождение города от красных. В церквах проводятся специальные молебствия за победу германской армии и «спасение родины» от большевиков». 18

В религиозной среде, особенно среди клира, во время войны четко выразились два течения - одно, представляемое РПЦЗ и рядом отколовшихся от РПЦ религиозных групп и сект, официально поддерживала фашизм, другое, представленное подконтрольными Московской патриархии частями РПЦ (неважно, из каких соображений - патриотических, шкурных или выбравшее «меньшее зло»), объявляло себя лояльным СССР. Религия стала реально действующим политическим фактором на оккупированной территории. По сравнению с довоенными слабыми саботажническими укусами а-ля отказ от работ в церковные праздники или недовольством закрытием церкви «крестовый поход против большевизма» вкупе с попытками сформировать «православное воинство» на стороне Гитлера были штукой гораздо серьезнее, и с этим приходилось считаться. В значительной части советская политика относительно РПЦ была направлена на то, чтобы относительно лояльная Советской власти РПЦ нейтрализовала откровенно фашистскую пропаганду своего зарубежного собрата в среде самих верующих, чем сняла бы временно огромное количество возможных проблем как на оккупированной территории (очень обширной к 1942 году), так и на неоккупированной.

Еще одним фактором, влиявшим на отношение советского руководства к РПЦ в годы войны, были взаимоотношения с союзниками, последние постоянно поднимали вопрос о религии и церкви в СССР, проявляли интерес к церковной жизни, встречались с представителями клира. Разумеется, они делали это не с целью способствовать искоренению религиозности в советском обществе, а совсем наоборот.

Ф. Рузвельт в обращениях к руководству СССР призывал уделить внимание вопросу «расширения религиозной свободы». Это, по его словам, позволило бы преодолеть отрицательное отношение Сената к выделению средств на помощь СССР. Рузвельт поручил посольству США в Советском Союзе собрать и представить материалы, показывающие реальное положение различных религиозных общин в СССР. Корделл Хэлл, бывший в годы войны государственным секретарем США, пишет в воспоминаниях об этих днях:

«Президент откровенно объяснил Уманскому (советский посол в США) значительные трудности получения от Конгресса необходимых ленд-лизовских ассигнаций для России из-за недоброжелательного отношения к России со стороны некоторых группировок США, пользующихся значительным политическим влиянием в Конгрессе. Указав, что в России имеются церкви, и что Конституция СССР 1936 года разрешает религию, президент сказал, что, если бы Москва организовала информационную кампанию в США о свободе религии в СССР, это могло бы дать хороший просветительский эффект. Он предложил далее, чтобы такая кампания началась до обсуждения законопроекта об ассигнованиях по ленд-лизу в Конгрессе и до прибытия американской миссии во главе с А. Гарриманом в Москву для обсуждения советских военных потребностей. Уманский сказал, что он займется этим вопросом». 19

Советским послам в странах формирующейся антигитлеровской коалиции было предписано донести до общественного мнения этих стран, что в СССР религиозные свободы будут в значительной степени восстановлены. Вопрос о религии обсуждался на Тегеранской конференции. Союзнические дипломатические представители напрямую неоднократно контактировали с церковью. В сентябре 1942 года в Куйбышеве была организована встреча митрополита Николая (Ярушевича) с советником Британского посольства г. Баггалеем. Во время беседы обсуждались пути «к достижению лучшего понимания между английской и русской церквами» и как один из них - возможность обмена визитами между духовными представителями этих церквей. Религиозные организации Англии и Америки устанавливали прямые отношения с РПЦ и слали приглашения церковным иерархам, а союзническая пресса внимательно следила за советскими религиозными делами, считая их значительным фактором, влиявшим на внешнюю политику - например, 13 сентября 1943 г. газета «Журналь де Женев» опубликовала статью «Сталин и русская церковь», в которой писалось: «Чувствуя, что военное счастье укрепляет его внутреннюю позицию и благоприятствует внешнеполитическим планам, советский режим может теперь позволить себе роскошь и допустить свободу вероисповедания» 20

Союзники, играя на тяжелом положении Советского Союза в войне, прямым текстом требовали уступок, в том числе и в религиозных вопросах как платы за помощь против Гитлера. Советские руководители как могли, отбрыкивались от этих требований - так, например, Молотов так и не разрешил делегации Московского патриархата поехать по приглашению в Англию по мотивом престижа Советского государства - но какие-то уступки все равно приходилось делать.

Церковные вопросы также пересекались с внешнеполитическими интересами СССР в годы войны, особенно относительно тех государств, где православная религия была либо государственной, либо имела большое влияние на общественную жизнь. К таким странам относятся в первую очередь Балканы (Румыния, Болгария, Югославия) и Греция. Внешние контакты РПЦ с православными и греко-католическими церквями этих государств использовались советским правительством как инструмент для воздействия на массовое сознание населения этих государств и на правящие классы с целью антифашистской борьбы и борьбы за вывод союзников Гитлера - Румынии и Болгарии - из войны. Внешнеполитическая деятельность церкви как фактор воздействия, например, нашла отражение и в постановлении ГКО 1943 г. «Об утверждении мероприятий по улучшению зарубежной работы разведывательных органов СССР» - религиозные организации за рубежом впервые были отнесены к категории интересов советской внешней разведки, иными словами, служба внешней разведки стала использовать религиозные организации в своих целях, чего до войны не наблюдалось ввиду недостаточного обоюдного доверия.

Уже в 1942 году советское правительство санкционирует и способствует распространению обращения Московской патриархии ко всем православным верующим, в том числе и за границей. В ноябре-декабре 1942 г. митрополит Сергий призвал румынское духовенство и солдат румынской армии «окончить войну с русским народом, с которым румыны связаны узами христианского братства, и прекратить пролитие братской единоверной крови». 21 Весной 1943 г. по просьбе Всеславянского комитета борьбы с фашизмом Сергий подготовил аналогичное обращение «Всем христианам в Югославии, Чехословакии, Элладе и прочих странах и народам, томящимся под гнетом фашистских оккупантов».

К этому же периоду относятся и контакты Московской патриархии с Сербской и Болгарской автокефальными церквями, обсуждение со Сталиным вопроса об объединении православных церквей под эгидой РПЦ (правда, обычно за инициирование Сталиным такого объединения современные историки принимают оброненную им фразу о «своем Ватикане»).

Важнейшим итогом 1943 года, имевшим для Московской патриархии и для советского правительства принципиальное значение, было признание патриарха Сергия главой Русской православной церкви всеми христианскими церквами, а также начавшееся в эмигрантской православной среде - на фоне прорусских (просоветских) настроений в целом - движение за воссоединение с «матерью-церковью», что в конце концов нашло выражение в 1945 году в Поместном Соборе, на котором присутствовали представители 8-ми автокефальных церквей, признавшие если не руководящую, то лидирующую роль РПЦ. Политика подчинения автокефальных церквей влиянию РПЦ отвечала как интересам РПЦ, так и партии, которая получала мощные рычаги влияния на одну из самых консервативных и реакционных организаций мира.

Вопрос о Балканах, кстати говоря, был не столько вопросом «геополитическим», как это представляет нынешняя «историческая» литература «патриотов», сколько вопросом непосредственно-классовым. Дело в том, что, как показала последующая практика, в странах Европы борьба с фашизмом была лишь составной частью пролетарской революции, и в борьбе против фашизма отношения между классами и социальными группами очень много значили для последующего послевоенного революционного процесса. Ввиду того, что Балканы были аграрным регионом, с большими массами крестьянства, более подверженного религиозному влиянию, вопрос о поддержке или хотя бы нейтралитете церкви имел большое значение.

Антифашистская борьба в Югославии имела, например, ярко выраженные черты гражданской войны - в Сербии после оккупации в 1941 году было сформировано фашистское марионеточное правительство и сформированы вооруженные формирования под командованием М.Недича, в Хорватии было сформировано столь же фашистское правительство Павелича со своими вооруженными формированиями, которые воевали против партизан-антифашистов, примерно настолько же фашистскими были и монархические формирования Михайловича, также воевавшие с партизанами НОАЮ и поддерживавшиеся английским правительством. В ходе гражданской войны Сербская православная церковь заняла откровенно антикоммунистическую промонархическую позицию, и дипломатические усилия Сталина в церковном вопросе были направлены на то, чтобы через подконтрольную РПЦ сделать Сербскую церковь лояльной к партизанскому правительству. Тем более, что к 1944 году на освобожденных НОАЮ территориях были предприняты ряд шагов по сужению влияния СПЦ - отменено религиозное образование в школах, церковный брак заменен гражданским, что вызвало резко негативное отношение церкви. Несмотря на то, что в основном посредничество РПЦ в вопросе об урегулировании отношений революционного правительства Югославии с церковью намеченных результатов не достигло, были прояснены позиции, на которых можно было начинать торговаться, посредством РПЦ было оказано существенное давление на сербский Синод, в результате чего в сербской церковной среде ярче выразился раскол по вопросу об отношению к правительству - сербский митрополит Иосиф высказался явно просоветски, чем вызвал большое неудовольствие остального сербского клира. Это было довольно-таки значительным шагом для такой реакционной массы, которой были сербские клирики.

Точно так же по сути гражданской войной было антифашистcкое движение и в Греции. Дело в том, что монархический фашистский режим в Греции имел форму клерикально-фашистского. Архиепископ Дамаскин в 1944-1946 годах был даже регентом Греции и носил титул «этнарха» (то есть вождя нации). Все годы оккупации греческая церковь непреклонно поддерживала монархию. Из всего греческого клира только два митрополита поддерживали ЭЛАС, а потому через РПЦ советское правительство неоднократно пыталось воздействовать на греческую церковь с целью подчинить ее влиянию вполне лояльной СССР политике РПЦ. В 1946 году, когда стало очевидно, что компромисса достичь в этих вопросах не удастся, были предприняты шаги с целью внешнеполитической изоляции греческого клира в православной среде, одновременно был поддержан и греческий экуменизм. 22

В значительной степени внешнеполитическое влияние церкви было использовано и в Болгарии - Болгарская православная церковь, имея значительное влияние в обществе, в условиях монархо-фашистского режима, выступала вполне в русле антикоммунистической позиции, не только осуждая партизанское движение в стране, но и способствуя подавлению его делами. В 1944 году после революции 9 сентября, когда к власти пришло правительство Народного фронта, около 90 священников было осуждено за пронемецкую деятельность, участие в полицейских операциях против партизан и борьбу против Народного фронта. 23 Однако в то же время среди Болгарской церкви были сильны и славянофильские и русофильские настроения, которые, в частности, и до свержения монархии играли сдерживающую роль по вопросу о вступлении Болгарии в войну на стороне фашистской Германии.

Постольку поскольку война продолжалось, резкий и решительный конфликт правительства Народного фронта с церковью, намечавшийся в ноябре 1944, когда противоречия дошли до того, что болгарские коммунисты планировали арестовать Синод, был объективно невыгоден коммунистам. Было решено добиться от Болгарской церкви уступок, в частности, постепенной смены руководства на более лояльное Народному фронту. Эффективным механизмом этого стала РПЦ. В ноябре 1944 г. митрополит Алексий подготовил письмо на имя главы Болгарской церкви митрополита Стефана, «в котором, - как информировал НКИД Г. Карпов, - вносит предложение, чтобы Синод Болгарской церкви вошел с ходатайством к Вселенскому патриарху Вениамину с просьбой о снятии с Болгарской церкви схизмы, наложенной Вселенским патриархом в 1872 г. Митрополит Алексий сообщает, что Русская православная церковь, со своей стороны, обратится к Вселенскому патриарху, поддерживая ходатайство Синода Болгарской церкви» 24 . Меры подобного рода послужили к переориентированию политики БПЦ относительно правительства на «советский лад». Итогом внешнеполитического давления со стороны РПЦ и переговоров между митрополитом Алексием и болгарскими иерархами явилась выраженная в 1945 году экзархом Стефаном искренняя готовность сотрудничать с народной властью, а также прозвучавшие на приеме в Московской патриархии обещания учиться у Русской церкви, советоваться с ней по всем вопросам, в том числе и строительства отношений с государством. После знакомства с подобными фактами, когда советское руководство использовала РПЦ для ослабления контрреволюционного воздействия церкви в странах с традиционно сильным влиянием православия, наивной глупостью кажутся троцкистские утверждения об альянсе Сталина с церковью с целью «имперской политики».

Аналогично ситуация складывалась и в Румынии - РПЦ не только неоднократно обращалась к румынским коллегам и верующим с целью воздействия о выходе Румынии из войны, но и после свержения Антонеску начала активную деятельность по реорганизации Румынской православной церкви в интересах нового правительства. В 1945 году под воздействием, в том числе, и контактов с РПЦ патриарх РумПЦ Никодим (кстати, окончивший Киевскую духовную академию) выступил с призывам к верующим поддерживать новое правительство и выполнять условия перемирия. Это было значительным успехом, если учитывать, что Никодим был известен своими прогерманскими настроениями.

Использование церкви во внешней политике во время войны имело целью и нейтрализацию белой эмиграции, что было важным в свете попыток гитлеровцев организовать в 1944 г. очередной антикоммунистический интернационал - власовский «Комитет освобождения народов России» с широким привлечением эмиграционных кругов и РПЦЗ. В ноябре - декабре 1944 г. Московская патриархия вела переговоры о присоединении с представителями Мукачевско-Пряшевской епархии, с монахами Валаамского монастыря в Финляндии, с митрополитом Феофилом (США), с духовенством карловацкой группы в Европе, Китае и Японии, наконец, с таким «маститым иерархом» (слова Карпова) как митрополит Евлогий, глава эмигрантской православной церкви во Франции. Евлогий неоднократно в неофициальных контактах с представителями советского посольства во Франции «сообщал о своем желании возвратиться под омофор Московского патриарха»; послание митрополита Евлогия патриаршему местоблюстителю Алексию от 21 ноября 1944 г. «положило начало их переписке и официальным переговорам о воссоединении». 25

Внешнеполитические мотивы компромиссной политики советского правительства с церковью в военные годы есть одна из малоизвестных в популярной литературе тем, хотя степень влияния ее на отношения советского государства и церкви очень даже значительна. Разница в отношении к церкви во внешнеполитических и во внутренних делах, сочетание жесткой в целом политики относительно распространения религии внутри СССР и активное «собирательство» церквей вокруг РПЦ как раз и показывают роль, которую играл внешний фактор в компромиссах с церковью. Что реально получила церковь в годы войны?

В настоящее время в литературе имеется совершенно определенная тенденция преувеличения уступок, которые были сделаны церкви в годы войны и еще большее преувеличение результатов этих уступок.

С началом войны РПЦ была вынуждена сделать выбор - или она поддерживает Советское правительство, или оно поет ему анафему. Несмотря на то, что значительная часть клира, особенно высшего, не питали никаких особых симпатий к СССР, они великолепно понимали, что роль религии самой по себе недостаточно высока, чтобы сыграть самостоятельную роль, настроения верующих в основном просоветские, а контрреволюционные настроения, хоть и поднявшие голову с началом войны, не только неспособны выступить реальной силой, но и будут активно и решительно подавлены. Ну, и сказалось ассоциация церковниками православной церкви с национальной идентичностью - церковь великолепно понимала, что, ставя целью не только классового, но и национального угнетения, гитлеровцы с церковью будут считаться еще меньше, чем советское правительство. Последний факт подтвердился в дальнейшем - церковь всю войну имела достаточно материала об «осквернении святых мест» германской военщиной, чтобы не питать иллюзий относительно своей судьбы. Таким образом - выбор был сделан в пользу СССР, однако переписка иерархов показывает, что у них было достаточно скепсиса относительно исхода войны и было желание обеспечить себя и на случай поражения, а постольку поскольку НКВД не дремал, все тонкости настроений церковников, были известны советскому правительству. Впрочем, настроения ключевой фигуры церкви времен войны - местоблюстителя патриарха митрополита Сергия были искренне просоветскими, что во многом предопределило возможности компромиссной политики.

Вначале советское правительство относилось весьма скептически относительно «патриотизма» церкви, однако с началом войны фактом стали определенные изменения в политике относительно религии. Как отмечают многие исследователи, правительство заняло позицию нейтралитета и невмешательства в церковные дела, никак не реагируя на настойчивые требования церкви обратить внимание на ее «патриотический порыв».

Что, кстати, весьма интересно - при всей патриотической активности церкви правительство не воспользовалось «услугами» церкви в самый тяжелый период войны - практики показала, что обошлись и без обноса укрепрайонов «чудотворными иконами».

Однако к 1943 году, все факторы, по которым установление деловых отношений с церковью было необходимым, определились ярче - особенную роль сыграли тут внешнеполитические факторы и изменение политики фашистской Германии на оккупированных территориях, характеризовавшейся активной вербовкой коллаборационистов разных мастей под эгидой борьбы с большевизмом при активном участии РПЦЗ.

Примерно к этому периоду относятся обсуждения религиозной политики советскими руководителями, в которых, кроме Сталина участвовали В.М. Молотов, Г.М. Маленков, Л.П. Берия, В.Н. Меркулов. Было решено создать отдельный орган для связи правительства и РПЦ, а также провести встречу с церковными иерархами.

4 сентября 1943 года Сталин встретился с полковником госбезопасности Г.Г.Карповым, многолетнюю работу которого в органах безопасности, в частности, в Секретно-политическом отделе, связывают с контролем за деятельностью религиозных организаций. В ходе встречи Карповым были высказаны предложения, в частности, об организации специального органа по взаимодействию с религиозными организациями, даны характеристики руководства церквей, в основном РПЦ, ее связей за границей, И. Сталин заметил, «что речь идет об организации специального органа при Правительстве Союза… Надо организовать при Правительстве Союза, т. е. при Совнаркоме, Совет, который назовем Советом по делам Русской православной церкви; на Совет будет возложено осуществление связей между Правительством Союза и патриархом; Совет самостоятельных решений не принимает, докладывает и получает указания от Правительства» 26

В частности, Карповым было предложено возвратиться к органу, аналогичному Комиссии по делам религиозных культов при ЦИКе, на что Сталиным было заявлено, что это невозможно в условиях военного времени, а в ответ было предложено создать специальный орган для связи только с РПЦ. В тот же день состоялась и встреча И.В.Сталина с иерархами церкви. Митрополиты, прежде всего, просили разрешения на проведение Архиерейского собора для избрания патриарха. Вторым вопросом со стороны иерархов стала проблема открытия духовных учебных заведений. Они говорили о желании открыть богословские курсы при некоторых епархиях. Оживленно обсуждался и вопрос об открытии новых православных церквей. Иерархи указывали на то, что имеющееся незначительное число храмов было распределено по областям СССР неравномерно, что об открытии храмов просят верующие и епархиальные архиереи всех епархий, что в течение многих лет церкви не открывались, тогда как потребность в них огромна, что открывать церкви надо в первую очередь там, где их нет вовсе или очень мало. К удивлению иерархов, Сталин не спорил, а только произнес фразу: «по этому вопросу никаких препятствий со стороны правительства не будет». В ходе беседы были удовлетворены и другие просьбы Церкви: об издании ежемесячного журнала, об организации свечных заводов и других производств, о предоставлении духовенству права быть избранным в состав исполнительных органов (церковные советы) религиозных обществ и наведении порядка в деле налогообложения священнослужителей, о предоставлении религиозным обществам большей свободы в распоряжении своими денежными средствами, в том числе в части увеличении отчислений религиозным центрам; о выделении транспорта для патриархии.27 Из всех обсуждаемых вопросов только три можно определить как уступку церкви - разрешение на издание журнала, открытие церквей и предоставление транспорта патриархии. Причем последнее никоим образом не свидетельствует о том, что государство снабжало патриархию - ввиду фактической государственной монополии на транспорт государство лишь разрешало церкви купить или заказать на свои средства транспорт. Все остальные обсуждаемые вопросы есть не уступки, а лишь юридическое урегулирование религиозной практики, такое урегулирование не есть уступка церкви, а есть, наоборот, способ эффективнее контролировать церковную деятельность. В условиях легализации церковного образования, например, улучшаются возможности контроля за церковными кадрами без применения дорогостоящих и не всегда эффективных секретных форм службами безопасности, упорядочение налогообложения церковнослужителей выводит значительную часть сумм с «черного рынка», позволяет эффективнее контролировать финансовые потоки и практически ликвидирует кустарную промышленность, полулегально сопутствовавшую церкви. Созыв Архиерейских соборов и восстановление патриаршества есть также способ поставить церковь под более жесткий контроль - в условиях массового подъема религиозности куда проще иметь дело с жесткой иерархической структурой, чем с сотнями раздробленных приходов и общин.

По окончании беседы было объявлено, что будет создан при СНК СССР Совет по делам РПЦ, причем функции его были определены отличные от обер-прокурорских - наблюдательные и совещательные. На Совет возлагались функции посредничества между правительством и церковью, разработка законопроектов по религиозной тематике, формирование статистических сводок. Председателем новой организации стал Г.Г.Карпов, человек донельзя компетентный в вопросах церковной политики.

14 сентября 1943 года за подписью И. Сталина Совнарком СССР принял постановление «Об организации Совета по делам Русской православной церкви при СНК СССР». 7 октября правительство СССР своим постановлением за № 1095 утвердило «Положение о Совете по делам Русской православной церкви при СНК СССР».

В ноябре 1943 г. Совнарком СССР принял постановление «О порядке открытия церквей». Принципиальным в этом постановлении было то, что решение - открывать церковь или отказать в этом верующим - принималось на местном уровне обл(край)исполкомами. Совету отводилась роль передаточного звена от областных органов к правительству. Если решение было положительным, то материалы через Совет передавались в СНК СССР для принятия распоряжения; потом это распоряжение Совет высылал в область как основание для регистрации нового религиозного общества. Ответственность и контроль за оформлением документов ложились на уполномоченных Совета в краях и областях СССР. За 1944 год поступило 6402 ходатайства верующих; за 1945 - 602518. Однако открыто было церквей за эти годы: 207 в 1944 г. и 509 - в 1945 г. 28.

Таким образом, основная уступка церкви, относительно которой идут основные «научные» спекуляции была скорее декларированием - по сравнению с более чем 20 тысячами действующих церквей на 1936 год, вновь открытые за 2 года после принятия постановления об упорядочении открытия церквей 716 культовых зданий - просто кошкины слезки. Если учесть, что в 1944 году было удовлетворено только 3,2% заявлений об открытии, а в 1945 - и того меньше, смехотворные 0,8%, в вопросе, кто кого обманул - церковники ли Сталина, добившись некоторых уступок, или же Сталин церковников, можно с уверенностью сказать, что Сталин поманил церковного осла морковкой, которую дал ему только понюхать…

Та же самая история была и с «патриотической деятельностью» церкви - советская власть принимала пожертвования верующих и церкви, но попытки распространения религии достаточно жестко пресекались: в мае 1943 г по требованию наркомата Внутренних дел запрещена была такая форма «патриотического служения» церкви, как «шефство» епархий непосредственно над конкретными военными госпиталями, снабжение их продуктами питания, другими необходимыми предметами, проведение концертов и посещение раненых бойцов представителями приходов и духовенством. Были расценены как недопустимые попытки «со стороны церковников входить в непосредственные сношения с командованием госпиталей и ранеными под видом шефства» 29.

Или еще факт, характеризующий направленность советской политики - по отчетам Карпова, из числа открытых на временно оккупированной территории храмов после войны было закрыто и изъято у церкви 1150 зданий 30.

Это было вполне определенной политикой государства. В середине октября 1943 г. на приеме у Молотова Карпов просит окончательно определить порядок рассмотрения заявлений верующих об открытии церквей, а также «линию в работе» в данном направлении. Молотов признал, что открывать церкви придется, но следует не особенно при этом торопиться. Его практические указания свелись к следующему:

«Пока не давать никаких разрешений на открытие церквей, а провести следующее: имеющиеся в Совете заявления об открытии церквей переслать на места на заключение, разобраться в обстановке, узнать, где, сколько заявлений, о каких храмах конкретно идет речь, знать мнение патриарха и затем представить правительству письмо, в котором показать обстановку и свои предложения, где Совет считает целесообразным открыть церкви. В последующем по вопросу открытия церквей входить за санкцией в правительство и только после этого спускать указания в облисполкомы» 31.

Однако даже эти меры имели более чем существенный эффект - восторг церкви был неописуем. Церковные деятели завалили подарками Сталина, Молотова и Карпова, правда, советское правительство дипломатично отдаривалось в ответ, вместо дальнейших уступок в религиозных вопросах. Постольку поскольку реальные выгоды, полученные церковью, были минимальны, то и в этом случае Сталин мудро одаривал в ответ патриархов лимузинами, но антирелигиозную по сути политику государства не менял. Фактически церковь просто покупалась СССР за сравнительно небольшую цену.

В выступлениях клира звучали постоянные безудержные славословия в адрес Сталина, советского правительства и ВКП(б), церковные деятели с готовностью и рвением выполняли внешнеполитические поручения правительства относительно своих коллег. Например, уламывая Сербскую православную церковь, глава делегации РПЦ настаивал на перестраивании ее отношений с государством даже в резких и безапелляционных тонах. Основная часть клира, подконтрольного РПЦ в годы войны была вполне лояльна Советской власти и не только не вредила непосредственно ходу военных действий, но и была в некоторой мере полезна. Конечно, не стоит переоценивать степень влияния церкви на общественную жизнь - возможности церкви были весьма ограничены. Характерный пример - если на пожертвования невоцерковленных советских граждан в годы войны была выпущена военная техника для десятков различных соединений, то на церковные средства была построена одна танковая колонна (батальон), одна эскадрилья и один бронепоезд. На большее очевидно поскупились божьи люди.

Таким образом, вопрос о существенном изменении политики Советской власти относительно религии даже и не ставился. Церковь была использована, использована с выгодой для советского правительства. Уступка не переросла в отступление, после войны большинство уступок было свернуто, религиозный подъем пошел достаточно резко на спад, а в церковных низах наметился очевидный кризис. Во второй части статьи будет рассмотрен подробнее вопрос об отношениях церкви и советского государства в послевоенных период и на материалах Совета по делам РПЦ будет показан механизм взаимодействия церкви и государства. Сентябрь-Октябрь 2007 Источники

1 http://www.abcreferats.ru/history/table4338_1.html

2 Шимон И. Я. «Сталин сказал “Да”: Новая политика Советского государства в отношении церкви в период Великой Отечественной войны»

3 А. Б. Елисеев «Дискуссионные вопросы современной российской историографии истории русской православной церкви середины ХХ в.» (Источник: А. Б. Елисеев. Дискуссионные вопросы современной российской историографии истории Русской Православной Церкви середины ХХ в. // XII Международные Кирилло-Мефодиевские чтения, посвященные Дням славянской письменности и культуры (Минск 24-26 мая 2006 г.): Материалы чтений «Церковь и социальные проблемы современного общества» / Ин-т теологии им. свв. Мефодия и Кирилла, Бел. гос. ун-т культуры и искусств; отв. ред. и сост. А. Ю. Бендин.- Минск: Ковчег, 2007. - 358 с. )

4 Дмитрий Дудко «Он был верующим»

5 Одинцов М.И. «Власть и религия в годы войны. (Государство и религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.)», М., 2005. 540с. (использовалась электронная версия книги )

6 Одинцов М.И. «Вероисповедная политика советского государства в 1939-1958 гг. в сб. Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы. 1939-1958» (Дискуссионные аспекты). М., 2003. 380с.

7 Фирсов Сергей «Была ли «безбожная пятилетка»?»

8 А.В. Журавский «Актуальные и перспективные направления изучения русской церковной истории XX века.» Исторический вестник, 2000 №9-10

9 Ильченко В. Н. «Особенности правовых отношений между Русской Православной Церковью и советским государством в годы Великой Отечественной войны»

10 Фирсов Сергей «Была ли «безбожная пятилетка»?»

11 Одинцов М.И. «Власть и религия в годы войны. (Государство и религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.)», М., 2005. 540с. (использовалась электронная версия книги )

12 «Информация начальника УНКВД Москвы и Московской области М.И. Журавлева о прохождении Пасхи» опубликовано: Москва военная. 1941-1945. Мемуары и архивные документы. М., 1995. С. 215--217.

13 Советская жизнь. 1945-1953/ Составители Е.Ю.Зубков, Л.П.Кошелева, Г.А.Кузнецова, А.И.Минюк, Л.А.Роговая - М.: «Российская полиическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2003, стр.646

14 «Близок час нашей победы» Послание патриаршего местоблюстителя митрополита Московского и Коломенского Сергия (Страгородского) и иерархов Русской православной церкви 24 ноября 1941 г. Опубликовано: Правда о религии в России. М., 1942. С. 411 - 413.

15 Послание архиепископа Берлинского и Германского Серафима (Ляде) духовенству и верующим православной епархии в Германии. Опубликовано: Никитин А.С. Нацистский режим и Русская православная община в Германии (1933-1945). М., 1998. С. 401-404.

16 Одинцов М.И. «Власть и религия в годы войны. (Государство и религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.)», М., 2005. 540с.

17 Там же.

18 Там же.

19 Там же.

20 Волокитина Т.В. Москва и православные автокефалии Болгарии, Румынии и Югославии (К проблеме восприятия советской модели государственно-церковных отношений в 40-е гг. ХХ в.) в сб. Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы. 1939-1958 (Дискуссионные аспекты). М., 2003. 380с.

21 Там же.

22 Н. Селищев Православная церковь. Взгляд русского историка» Москва, 2001 «

23 Чумаченко Т.А. Внешнеполитическая деятельность Московской патриархии 1943-1946 гг. в сб. Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы. 1939-1958 (Дискуссионные аспекты). М., 2003. 380с.

24 Там же.

25 Там же

26 Чумаченко Т.А. Совет по делам Русской православной церкви при СНК (СМ) СССР в 1943-1947 гг.: особенности формирования и деятельности аппарата, в сб. Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы. 1939-1958 (Дискуссионные аспекты). М., 2003. 380с.

27 Одинцов М.И. «Власть и религия в годы войны. (Государство и религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.)», М., 2005. 540с.

28 Барабаш Т.А. «Судьбы Русской церкви в годы войны: до и после встречи с генералиссимусом Сталиным» в сб. Свобода совести в России: исторический и современный аспекты. Сборник докладов и материалов межрегиональных научно-практических семинаров и конференций. 2002-2004 гг.

29 Одинцов М.И. «Власть и религия в годы войны. (Государство и религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.)», М., 2005. 540с.

30 Барабаш Т.А. "Судьбы Русской церкви в годы войны: до и после встречи с генералиссимусом Сталиным" в сб. Свобода совести в России: исторический и современный аспекты. Сборник докладов и материалов межрегиональных научно-практических семинаров и конференций. 2002-2004 гг.

31 Там же.

Часть II

Как открывали церкви

Постоянное приведение в современной литературе статистики по открытию церквей в качестве аргумента изменения религиозной политики СССР уже давно стало неоспариваемой нормой, несмотря на то, что динамика количества церквей отнюдь не обязательно кореллирует с динамикой остальных религиозных мероприятий. Например, динамика закрытия церквей начиная с 1935 года претерпела существенные изменения - если в 1934 году около 86% заявлений о закрытии церкви было удовлетворено, в 1935-87%, то в «страшном» 1937- только 76%. То есть закрытие церквей шло на спад, в то время как в 1936-37 к уголовной ответственности было привлечено 84 архиерея, а к 1939 году на свободе осталось 2 митрополита и 2 архиерея.

По данным комиссии Красикова (Комиссия по культовым вопросам при Президиуме ЦИК СССР) в СССР к 1936 г. насчитывалось 42392 культового здания. Из них состояло на регистрации - 30862 здания, однако лишь 20908 зданий из этого числа были действующими, а еще 9954, хотя и числились зарегистрированными, но были изъяты у верующих в административном порядке и не действовали или же закрылись за другими причинами (например, за отсутствием верующих). 1. Иными словами, за почти 20 лет Советской власти количество церковных зданий сократилось лишь вдвое, причем физически они почти не пострадали 2 , но современную литературу по этому вопросу читать просто смешно, потому что современными реакционерами - будь то буржуазные историки или клерикальные кликуши, наверчено огромное количество самой противоречивой информации. Например, Волокитина Т.В., несмотря на огромную литературу по этому поводу и не вызывающие ни у кого сомнений статистические данные, говоря о конце 30-х гг., ничтоже сумняшеся утверждает:

«На огромной территории СССР насчитывалось не более 100 православных храмов.» 3 Что не мешает этой «ученой даме» буквально на два абзаца ниже приводить другую цифру по нескольким регионам: «Присоединение к СССР в сентябре 1939 и летом 1940 г. Западной Украины, Западной Белоруссии, Прибалтики, Бессарабии и Северной Буковины, в результате которого общее количество действующих православных храмов увеличилось на 3350».

Так и вспоминается сцена из советской комедии: «Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе - науке это неизвестно…»

Церковная среда, кстати, сама далеко не однородна во мнении, что политика СССР относительно церкви претерпела существенные изменения во время войны. Например, игумен Дамаскин (Орловский) пишет:

«Однако ни начало войны, ни поражения первых месяцев, ни оставление обширных территорий врагу нисколько не повлияли на враждебное отношение Советского правительства к РПЦ и не побудили прекратить гонение.» Он также не считает, что и в послевоенные годы это отношение изменилось: «В послевоенные годы храмы продолжали закрываться, хотя число арестов и смертных приговоров в отношении священнослужителей сократилось.» 4

И, кстати, как ни странно, церковная версия событий весьма недалека от истины. Советское руководство, в отличие от навязываемых патриотами представлений о «православности» Сталина и большевиков, существенно позиций в церковном вопросе не меняло, и тем более не инициировало открытия церквей. По вопросу об открытии церквей существовало негласное указание с открытием церквей оттягивать и открывать их только в крайнем случае, только под исключительным давлением. При этом вопрос об открытии должен был пройти множество согласований и проверок. Сначала исполкомы должны были показать, являются ли заявления заявлениями от групп или от отдельных лиц, затем делалось заключение о состоянии здания и о причинах закрытия в прошлом, а также о количестве действующих церквей, их территориальная расположенность (бумага шла через несколько местных инстанций - архитектурный, промышленный надзор, архив, отдел внутренних дел), затем все отправлялось в Совет по делам РПЦ в Москву для заключения, при одобрении местными и центральными инстанциями начинается процедура регистрации религиозного общества на местах, причем в тех районах, где есть епископы, заявление дополнительно согласовывается с епископом 5 . Иными словами, процедура регистрации наоборот, запутывала и усложняла реальные возможности по открытию церквей, заматывала в бюрократических процедурах, вводила жесткий ценз на открытие церквей - только там, где церковники и верующие могли реально надавить на местные и центральные исполнительные органы массовостью, эта процедура могла быть выполнена до конца - факт подачи заявления не свидетельствовал об автоматическом открытии церкви.

Практически все историки единодушны в том, что открытие церквей было не столь уж и легким процессом:

«Крайне сложной и громоздкой была процедура открытия церквей. Ходатайства верующих и священнослужителей с просьбами об открытии культовых учреждений, о разрешении проводить церковные ритуалы и обряды часто не преодолевали бюрократические барьеры. Ходатайства принимались к рассмотрению органами власти после тщательной проверки. Сроки подготовительно-проверочной работы администрации не определялись законодательно. Приняв дело к рассмотрению, органы власти имели широкие возможности официально отказать просителям. Причины отказа могли быть многообразны. Положительно решалось не более 20% требований.» 6

Документы подтверждают это, и 20% это даже очень лестная для церковников цифра. В справке по отчетам уполномоченных Совета по делам РПЦ об открытии церквей за 2-й квартал 1946 года мы можем найти данные о рассмотрении таких заявлений.

Так, например, в Курской области из 22 принятых заявлений было удовлетворено только 3, 2 отклонено, 6 снято с рассмотрения, а 10 остались к производству на следующий квартал (то есть, часть заявлений отклонялась по сути, явочным порядком, путем создания волокиты). В Московской области ситуация была еще более неблагоприятной для церковников: «Тов. Трушин сообщает, что основной поток заявлений - жалобы на реше-ния Мособлисполкома и Мосгорисполкома об отклонении ходатайств в 1944-1945 гг.

По отказанным ходатайствам поступило 84 заявления, в которых верующие требуют открыть 64 церкви.

Всего за квартал по вопросам открытия церквей принято 517 человек. Большинство посещающих ходатайствует об открытии церквей, по которым жалобы пересмотрены и оставлены без удовлетворения.» 7 Причем в документе указано, что даже настойчивые и агрессивные требования имели место, но московский и областной исполкомы были непреклонны.

Вообще, высокая доля повторных заявлений в общей статистике - свидетельство того, что и в годы войны получить разрешение на открытие церкви было не так-то просто. Из 44 заявлений, поданный в Кировской области во 2-м квартале 1946 года 35 - повторные, и только 9-первичные, причем, что важно - как говорится в документе -

«..Большинство из 35 поданных повторных заявлений является по существу не повторными, а систематически ежеквартально возобновляемыми ходатайствами по тем церквам, по которым уже были вынесены решения об отказе.» 8

«Эти данные показывают, что власти на местах заняли в большинстве случаев позицию игнорирования просьб верующих. В Марийск5ой АССР, в Пензенской, Саратовской, Тамбовской и Тульской областях почти все обращения верующих отклонялись.» 9

Вопрос о том, были ли заявления «гласом народа» или это была организованная клиром атака - неоднозначен. Прежде всего, надо посмотреть социально-возрастной состав заявителей. В статистике Совета по делам РПЦ отражались и эти данные, много говорящие о степени распространенности среди населения религиозных воззрений. Среди заявителей, кроме инвалидов, колхозников и групп женщин, большую долю составляли старосты церковных общин, бывшие церковники, а также бывшие кулаки из числа нераскулаченных, в основном пожилые люди. Например, уполномоченный по Молотовской области пишет: «Увеличение верующих в основном идет за счет престарелых, … и особенно сельского населения всех возрастов» 10

Разумеется, заставить группу престарелых и малограмотных крестьян выступать от имени советского народа - это настоящее оскорбление народа. А потому зюганоиды, распространяясь о православности народа в ВОВ, клевещут не только на партию, которая якобы «вернулась» к «религиозной духовности», но и на советский народ-победитель, который выставляют сборищем полоумных и престарелых инвалидов, обивающем пороги в просьбах открыть церковь.

Но даже и такие «массы» далеко не всегда шли за церковниками - попы и низший клир вынуждены были во множестве случаев сами действовать, не питая надежд на паству. Участие бывших церковников и старост в ходатайствах говорит, что простые верующие были скорее прикрытием клира, озабоченного тем, чтобы в короткие сроки, пользуясь временным психологическим состоянием населения и связанными с ним уступками, открыть как можно больше церквей. Из 790 посещений уполномоченного Совета по делам РПЦ в Рязанской области 590 падает на представителей исполорганов действующих церквей и религиозных общин. То есть, собственно «народных ходоков» было не более 25%, а остальное было инициировано церковниками. 11 Причем во многих случаях причиной такой активности порой было не столько религиозное рвение, сколько материальные причины:

«Отмечен факт, когда псаломщик по фамилии Батрак в селе Павловка этого района проводил агитацию в возбуждении ходатайства об открытии церкви. В беседе с ним выяснилось, что он когда-то проживал в с. Павловка, для обеспечения своей старости желал, чтобы в указанном селе была открыта церковь, где бы он мог хорошо жить».

Выдавать активность церковников по обеспечению себе хорошей жизни за «религиозный энтузиазм масс» РПЦ сегодня особо не стесняется - кто там помнит, что было 60 лет назад? Может, и не было стяжателя-псаломщика, а был «народный глас»?

Материальная подоплека выражалась настолько ясно, что в сообщениях уполномоченных Совета по делам РПЦ можно встретить такие наблюдения:

«В числе инициаторов иногда выступают бывшие церковники (старосты, певчие) и бывшие деревенские заправилы в том случае, если они не подвергались раскулачиванию (раскулаченные не выступают).

И тогда, когда ходатайство об открытии церкви удовлетворено, обычно их выбирают в церковный совет как ходатайствовавших. Такая категория людей, когда оказывается избранной, старается создать из этого личные материаль-ные выгоды, организуют в общине своих сторонников, не признают настояте-ля церкви председателем церковного совета, стараются превратить церковь в доходное для себя предприятие.» 12

Церковники в погоне за церковными зданиями проявляли не просто упорство и настойчивость, но и наглость, граничащую с абсурдом. Курьезно смотрится факт, приведенный уполномоченным по Калининской области что: «Особенно резко высказываются недовольства по отказам в открытии таких церквей, которые не закрывались решениями органов Советской власти, а прекратили свою деятельность механически, сохранили облик церквей, а также культовое имущество и оборудование. Таких церквей в Калининской области 97.» Иными словами, верующие требовали открыть те церкви, которые сами добровольно отказывались посещать в мирное время! Это, кроме нахальства церковников прямо говорит еще и о временности и спонтанности военного и послевоенного религиозного всплеска в обществе, неглубокой религиозности населения и подтверждает убеждение советского руководства, что она вызвана психологической нагрузкой в военное время.

Важным моментом для понимания причин активности церковников в деле открытия церквей является сообщение из Чувашской АССР: «Подача заявлений об открытии церкви может быть вызвана тем, что местные органы власти выносят решения передать пустующие здания церкви какому-либо учреждению или организации для хозяйственных целей» 13 . То есть тут уже видна прямая материальная заинтересованность церкви в инициировании подобных ходатайств - в значительном количестве случаев это были попытки захватить пустующие здания в условиях послевоенной разрухи, чтобы исключить их хозяйственное использование, и подача таких заявлений ничего не говорит о действительной необходимости в церквях. Это была просто попытка законсервировать церковные здания на будущее. В Полоцкой области церковники настолько обнаглели, что вообще было подано заявление, содержащее не только просьбу открыть церковь, но и выделить для ее восстановления государственные средства. Разумеется, первой реакцией местного уполномоченного на такое хамство был немедленный отказ. А представитель высшей инстанции, учитывая то, что подобных заявлений за квартал было в области подано только 2, наложил показательную резолюцию: «Строить разрешить, но не за счет государства - Карпов»

Надо заметить, что очень интересно территориальное распределение потока заявлений на открытие церквей - из документов видно, что основной поток шел либо с бывших оккупированных областей, либо с близких к фронту. Например, в Омской области, где вроде бы общая религиозность населения должна бы быть и выше, чем в Москве, подано с 1943 по 1946 год заявлений только из 15 районов из 37, в Красноярском крае - всего10 заявлений за полгода 1946 г., из них вторичное - только одно, в то время как в Воронежской области в производстве было 66 заявлений, в Московской - 84, в Грузинской - 72, в Калининской области, практически полностью разрушенной войной, вообще в этом полугодии наблюдался бум. 14 Это характеризует целый комплекс влияний - фашистской пропаганды, активизации церковников, объективной слабости местной власти, которая всю войну была более озабочена вопросами обеспечения военных действий, личными особенностями клира, уполномоченных, местной власти, а также естественное территориально-историческое расселение верующих.

Таким образом, из приведенных данных можно сделать вывод, что открытие церквей никоим образом не было политикой государства, это был результат сильнейшего давления церкви (через верующих и непосредственно), перед лицом которого государство делало некоторые уступки, но, тем не менее, активно противодействовало процессу увеличения количества действующих культовых центров.

Реальные успехи были весьма скромными. В таблице 15 показано, что в реальности количество церквей за войну и послевоенный период увеличилось менее чем в полтора раза, в некоторых республиках было, наоборот, закрытие церквей.

Очень показательна общая динамика: с 1936 года из 20 тысяч церквей к началу войны осталось действующими менее 10 тысяч, сократившись вдвое, а после всех восхваляемых церковниками и патриотами «православных мероприятий» количество церквей так и не достигло даже уровня 1936 года (не говоря о дореволюционных 50 тысячах 16). Тактика Советской власти сработала - церковь осталась практически на тех же бобах, но зато вместо контрреволюционных настроений в состоянии неописуемого восторга. Активизация церковников - одна из причин религиозного всплеска

В настоящее время в СМИ и в «исторической» литературе очень много встречается пропагандистских утверждений о высокой общей религиозности населения, которая «стихийно» проявилась как некое национальное качество, что народ-де «был и остался православным». Патриоты и тут упорно пытаются выдать осознанную и целенаправленную деятельность религиозных организаций за «глас народа», совершенно игнорируя тот факт, что дыма без огня никогда не бывает.

Читаем записку управления по проверке партийных органов «Об усилении деятельности представителей религиозных культов» от 2 августа 1946 года 17 :

«Община русской православной церкви в Алма-Атинском районе Казахской ССР, получив в свое распоряжение в конце декабря прошлого года здание дома культуры, широко развернула работу среди населения; если в начале 1946 года эта община насчитывала в своих рядах около 600 человек, то к концу первого квартала она объединила уже до 1500 человек верующих.»

Эти данные показывают, что община проявила недюжинную, прямо-таки героическую активность в религиозной пропаганде, увеличив свой состав втрое, тем более захватив в свое пользование здание дома культуры. Разумеется, это имело и прямую материальную подоплеку - «Священник Шляпкин в Джамбулском районе, совершая религиозные обряды во многих селах, за короткое время скопил крупную сумму денег и купил в г. Алма-Ата за 15 тыс. рублей дом для своих дочерей.»

Уполномоченный по Киргизской СССР на основании данных замечает, что высокая религиозность наблюдается в тех местах, где есть зарегистрированный приход, это и неудивительно - там, где церкви удалось легально организоваться, там ее воздействие гораздо сильнее, а, соответственно, и сильнее эффект. Если бы миф об изначальной религиозности народа был справедлив, то особой разницы в количестве верующих не наблюдалось бы, а, наоборот, наблюдалась бы территориальная однородность их распределения.

Одним из показателей активности церковников является проведение несанкционированных служб, «гастролирование» священников и совершение служб незарегистрированными лицами.

В смысле гастролирования показательны сведения уполномоченного Псковской области из вышецитированной сводки:

«Гастролирование священников по приходам, где временно отсутствует священник, принимает массовый характер. Это объясняется тем, что в связи с уменьшением доходов от основного прихода узнают, где накопилось много треб, едут, исполняют и от этого имеют дополнительный доход, который не указывают в своих декларациях для обложения.

Так, например, настоятель Любятской церкви Псковского района Богданов в конце июня ездил в Новосельский район, где нет ни одной церкви, пробыл там 5 дней, за это время крестил около 100 ребят, провел 20-25 заочных отпеваний и две свадьбы. На мой вопрос, берет ли он разрешение на исполнение треб, Богданов показал мне заявление на имя предсельсовета, последний ему дал разрешение» 18

Церковники никогда, ни в 40-е, ни сейчас не упускали возможности приработка, в том числе и «левого».

И что интересно - мотивация в данном случае вполне земная, а само гастролирование - не вполне легально. Нетрудно представить, сколько своих «гастролей» священникам удавалось скрывать от Советской власти - очевидно, что из-за нелегальности такой деятельности и финансовой заинтересованности клира (не говоря уже о религиозной составляющей) только малая толика таких служб отслеживалась советскими органами и попадала в сводки. Из цитированного документа ясно, что гастролирование священника Богданова, например, попало в сводку только потому, что тот писал заявление на имя сельсовета и попался проверяющему на глаза. Вполне возможен и такой вариант, что священник Богданов попросту в наглую вел свою деятельность, полагая, что в тяжелое время Советская власть не будет с ним связываться. Терпеливое и подчеркнуто-корректное отношение советской администрации к клиру вызывало и не могло не вызвать среди священников чувство собственной значимости:

«В отдельных случаях активизация церковников выражается в том, что они предъявляют ультимативные требования органам советской власти. Например, в Кизлярский горисполком Грозненской области явился один священник и заявил: «Все вы получаете промтоварные талоны и карточки, мы тоже люди умственного труда. Я требую, чтобы священника, дьякона и псаломщика взяли на промтоварное и продовольственное снабжение» 19 .

Но не только священники активизировались под сурдинку военных действий. Остальная часть низшего клира и церковного старостата не отставала от них, в частности, в Калининградской области:

«В некоторых районах, особенно где нет близкодействующих церквей, отмечается своеобразные случаи удовлетворения религиозных потребностей, например, около с. Оковцы Кировского р-на имеется ключ. Когда действовала церковь села Оковцы, то на этом ключе устраивались молебны, ключ и до настоящего времени верующими считается «святым». Несколько раз в год население собирается около ключа и под руководством религиозно на-строенных стариков устраивает молебны.»

«В домах гор. Осташкова систематически собираются группы верующих, под руководством быв. монашек или религиозных стариков устраивают церковные службы. От верующих города поступают настоятельные просьбы об открытии церкви.

В гор. Кимры инвалид, слепой Колганов часто выходит к местам скопления населения и поет различные церковные пения. Верующие подают ему большие суммы денег с просьбами сходить в действующую церковь помянуть умерших или погибших на фронте их родных и поставить свечку к иконе того или иного святого. Колганов усиленно проводит среди населения работу за открытие церкви в гор. Кимры». 20

Причем церковь зачастую пользовалась этой «инициативой верующих низов» на полную катушку и не особо скрывая. Например, в Новосибирской области церковь очень удобно пряталась за юридическую неграмотность верующих низов - организовывала нелегальные службы, а на претензии советской власти оправдывались незнанием процедур легализации:

«В ряде районов области незарегистрированные священники, псаломщики, быв. певчие в церковном хоре или просто знающие церковную службу и церковнославянский язык, проводят богослужения, совершают требы в г.г. Татарске, Купино, в раб. пос. Нарасун, в гор. Тогучин - собираются на общую молитву в жилых домах, считая, что это можно без регистрации и подачи заявления» 21

Хочется обратить внимание, что практически во всех случаях нелегальных богослужений присутствуют священники - либо незарегистрированные (вообще не поставленные на учет советскими органами), либо без приходов (зарегистрированные, но не имеющие прихода), либо действующие. То есть священники, которые находились под юрисдикцией РПЦ. При этом церковь не только не наказывала священников за такие нарушения, что, по идее, должна сделать любая лояльная и законопослушная организация, но даже поощряла и использовала гастролирование для открытия новых церквей. В Рязанской области даже пришлось открывать ряд церквей там, где этой «нелегальщине» удалось укорениться:

«Случаи совершения богослужения в частных домах незарегистрированными священниками, монашками и другими лицами имеют место, но за последнее время заметно сократились, потому что, во-первых, некоторые священники, долгое время служившие нелегально, назначены архиереем в действующие церкви; во-вторых, ряд райисполкомов провели некоторую работу по очистке своих районов от нелегального богослужения; в-третьих, придется открыть церкви в некоторых населенных пунктах, в которых долгое время было нелегальное богослужение, или где-то поблизости от них, с тем, чтобы окончательно ликвидировать нелегальщину, весьма крепко вросшую местами в сознание верующего населения» 22.

По Чкаловской области насаждение молельных домов и исполнение обрядов незарегистрированными лицами власти прямо увязывали с деятельностью архиепископа:

«Во многих селах (Ново-Покровском, Кваркенском, Сороченском, Бузулукском, Секретарском, Шарлынском и др. районов) неофициально функци-онируют мол. дома, во главе которых стоят люди из среды самих верующих, малограмотные, не имеющие никакого священного сана.

В деле неофициального насаждения мол. домов по области, большую роль сыграл архиепископ Чкаловской епархии (Лемешевский В.В)» 23 .

Вряд ли может служить в таких случаях оправданием то, что далеко не всех верующих церковь могла контролировать, хотя антисоветские настроения верующих и клира доходили и до отрицания «большевистской церкви»:

«В деревне Коршунове Оханского р-на прож. монахиня мать Серафима, которая собирала у себя в квартире верующих и совершала богослужение и отправление треб, она же имела разговор среди верующих, что Синодальная церковь и священники ... все это не настоящее, организовано советской властью. Ходите ко мне для удовлетворения души и слушать молитву Христову. В рабочем поселке Павловск Очерского р-на монахини также собирали у себя верующих для моления и занимались клеветой по отношению к функционирующим церквам и духовенству, что открытые церкви - советские, священники - проходимцы, а не настоящие пастыри» 24

Советские и партийные органы великолепно сознавали всю контрреволюционную опасность от активизации церковников. Например, в письме А.А.Жданову от руководителей отдела агитации и пропаганды ЦК Г.Ф.Александрова и П.Н.Федосеева сообщались тревожные факты активного использования религиозной пропаганды контрреволюционными силами в стране:

«церковники наряду с деятельностью патриотической развертывают среди населения и деятельность реакционную. Используя трудности войны, страдания и жертвы, принесенные войной народу, церковники пытаются расширить влияние религии в массах, укрепить позиции церкви, увеличить число верующих. Церковники и сектанты проповедуют, что «Родина и церковь, православие и патриотизм едины», «судьбы народов от господа устроятся», что «силен только тот народ, который крепко держится за веру» и т.д. и т.п. Учитывая страстное жела-ние народа добиться скорейшего окончания войны, церковники настойчиво внушают верующим, что важнейшим средством для этого являются молитвы, посещения церквей, выполнение религиозных обрядов, вера в бога, воспита-ние в религиозном духе молодежи… в селе Николо-Азяси Пензенской об-ласти 30 мая некая Колчина, в прошлом привлекавшаяся к ответственности за контрреволюционную работу, организовала шествие женщин в количестве, примерно, 100 чел. Женщины шли с иконами, из толпы раздавались крики: «Долой колхозы и совхозы, пусть все будут единоличниками» 25

В том же документе крайне любопытен анализ контрреволюционного воздействия церкви на массы, в частности, контакты с церковью клерикалы активно пытались изобразить, ни много ни мало, как поддержку (!) религии со стороны государства. Слухи, распускаемые церковниками в годы войны, также как и плоды бурной фантазии самих верующих, как можно видеть из приводимых ниже фактов, и послужили источниковой базой для всех современных публикаций о «верующем Сталине»:

«Одним из примеров антисоветской деятельности поповщины является распространение среди населения всевозможных ложных слухов об отношении советского государства к религии. Так, например, в связи с назначением митрополита Николая членом Государственной комиссии по расследованию злодеяний фашистов были пущены слухи, что «Советская власть возвращается к старым порядкам, ибо и раньше государственными делами совместно с царем правили митрополиты». Открытие церквей сопровождается разговорами о том, что это результат давления союзников. Приветствия товарищу Сталину со стороны духовенства и ответы на эти приветствия истолковывались как отказ партии и правительства от прежней линии в религиозном вопросе. Так, в Вешняковской церкви Ухтомского района верующие утверждали, что «через год в школах будет введено обучение закону божьему, будут восстановлены церковно-приходские школы, будет разрешен колокольный звон и освобождены все арестованные священники».

Эти и подобные вражеские разговоры пускаются в оборот поповщиной с заранее рассчитанными намерениями - дискредитировать в глазах населения политику партии и советской власти в религиозном вопросе, внушить трудящимся массам мысль, что советская власть и коммунистическая партия «ошиблись» в своем отрицательном отношении к религии и сейчас отказываются от своих прежних взглядов и переходят к политике поддержки религии и церкви.» 26

Как мы видим, зюгановская песня про «партия и православие едины» есть перепев старой контрреволюционной песни, и даже страшно подумать, какие мозоли мог бы заработать Геннадий Андреевич Зюганов на рудниках Колымы, пропагандируя «народно-патриотическую» идеологию в те далекие времена.

Неправильная политика местных органов власти по отношению к церкви

Еще со времен Ленина в партии было весьма туго с марксистской теорией среди низового состава партии, и низшего звена руководящих работников тоже. Несмотря на все усилия по подтягиванию марксистского уровня основной массы партийцев, все равно невежество и недопонимание, низкий общий образовательный уровень партии все равно был питательной почвой для искренних заблуждений, двурушничества, хвостизма, мелкобуржуазности и откровенного вредительства.

Война, нанесшая существенный численный урон партии (в боях погибла почти половина довоенных кадров), нанесла ей еще больший качественный урон. Воспитание коммуниста - вопрос не одного только кандидатского стажа, это огромная серьезная воспитательная работа, которая растягивается на годы, а потому качественный урон ВКП(б) за годы войны (и, как показала практика, и позже тоже) компенсировать не смогла. Выросши за годы войны количественно, партия напринимала в свои ряды значительное количество людей, совершенно не соответствовавших довоенным нормам и принципам. От будущего партийца требовалась только несколько большая, чем у остальных, лояльность к советскому государству и мужество и героизм в защите его (или же упорный труд на благо победы над врагом в тылу). Теоретическая работа с кандидатами была поверхностной, а в значительном количестве случаев вообще не велась. Разрекламированные пропагандой заявления «если я погибну, прошу считать меня коммунистом» ничего не говорили о том, дорос ли человек объективно до того, чтобы быть членом коммунистической партии. Не говоря уже о том, что многие из таких партийцев вступали в партию из «патриотических», т.е. практически националистических мотивов - постольку, поскольку в партию принимали за героизм, членство в ней было для многих патриотов своеобразной «медалью за отвагу», а вовсе не отражением действительно коммунистического сознания.

В СССР, надо сказать, всегда был кадровый голод, и особенно в руководящих работниках. Война этот голод только усугубила - нарушила не только систему отбора в партию и подготовки коммунистов, но и сложившийся административный и партийный аппарат. Значительное количество коммунистов было мобилизовано на фронт, а на их место пришли другие, и далеко не всегда самые лучшие. Уже с конца 1941 года с фронта пошел сначала относительно небольшой поток демобилизованных по ранениям партийных кадров, и ими начали активно заменять тыловые кадры, чтобы высвободить максимум годных к военной службе партийцев, причем их теоретическую подготовку для такой работы рассматривали чуть ли не в последнюю очередь - основным фактором была все-таки дисциплинированность и лояльность. Да и вообще смягчились требования к партийным работникам, даже к тем, кто оставался в тылу. Чем дальше шли бои, тем большие потери несла партия на фронте, тем большие кадровые ресурсы вымывались из тыла на фронт, и тем более значительной в наиболее массовом по численности руководстве на местах становилась доля наспех принятых на фронте и в тылах коммунистов. После войны этот поток хлынул валом, и большом количестве областей (особенно бывших оккупированными) в местном руководстве доля коммунистов с довоенным стажем была крайне низка. Уровень подготовки этих кадров мы можем оценить по уровню подготовки наших партийных ветеранов ВОВ - к сожалению, только единицы из них соответствуют современным требованиям теоретического уровня коммунистов. И это лучшие, нельзя забывать о тех ветеранах, которые массово состоят в КПРФ, не говоря уже о тех, которые вообще отказались от своего коммунистического прошлого.

Таким образом, несмотря на всю дисциплинированность, местные партийные и советские кадры были практически обречены на ошибки и заблуждения, даже, несмотря на достаточно подробный и жесткий инструктаж из областных центров. Руководители на местах неверно понимали не только политику партии в целом относительно религии, но даже не могли осмыслить инструкции по тактике работы с религиозными культами и верующими, делая элементарно административные ошибки.

Летом 1946 года многочисленные факты неправильной политики партийного руководства в отношении религиозных культов были собраны в любопытнейшем документе - сводке оргинструкторского отдела ЦК ВКП(б) «О фактах неправильного отношения к лужителям культа». 27 В нем констатировалось, что «Из материалов недавно прошедших пленумов обкомов партии видно, что в ряде районов усиливают свою деятельность церковники. В то же время некоторые руководящие партийные и советские работники на местах - в районах и сельсоветах - неправильно строят свои взаимоотношения со служителями религиозных культов и тем самым способствуют распространению религиозных настроений среди населения.»

Из цитируемых в этой статье и в других доступных нам документах основные ошибки можно разделить на следующие категории. Первая основная и постоянно встречающаяся ошибка - это возведение частных и временных уступок в принцип. Многие работники уступку по легализации церкви и религиозных культов, маневр с целью облегчить выполнение более общей задачи - разгром фашизма, восприняли как коренное изменение политики партии, не понимая, что вне зависимости от смены тактики партия не только не отказывается от принципиальной борьбы с религией, но, наоборот, жестко ограничивает свою тактическую уступку противодействием попыткам противника расширить ее рамки. Любая уступка остается уступкой до тех пор, пока она осознается как уступка и осознаются рамки, где кончается уступка и начинается предательство. Разумеется, для такого осознания необходимо и образование, и политическая подготовка, а откуда их было взять вчерашним фронтовикам?

Например, относительное смягчение режима ряд работников церкви воспринял как уравнивание церкви с партией в правах на массовую пропаганду. Так, например, в документах сообщается о случаях в Ростовской области:

«В селе Круглое Азовского района на митинге в день Победы предоставили слово священнику. В Займо-Обрывском сельсовете предсельсовета после митинга заявил: «Теперь граждане все идите в храм и помолитесь богу». В г. Каменске на торжественное заседание в день Победы был приглашен священник.»

По Брестской области были вообще факты, показывавшие полное отступление местных партийных работников перед религией:

«Во время проведения митингов трудящихся, посвященных Дню Победы, предоставляли и пытались предоставлять политическую трибуну для выступления представителям духовенства. На митинге в районном центре Высоковского района, где присутствовало до 3 тысяч человек, дали выступить благочинному. Руководители района считают, что его выступление было интересным, так как он в своей речи обратился к участникам митинга не как к верующим, а как к гражданам, не упомянув о боге ни единым словом.

Заведующий отделом пропаганды и агитации Дивинского райкома партии т. Якуш в День Победы позвонил по телефону в Оссовский сельский совет и спросил, отслужили ли в деревнях молебны по случаю одержанной победы советским народом над фашистской Германией. Но так как там не оказалось попа, то он распорядился, чтобы завтра прислали лошадь в Дивин за священником, который отслужит молебен. Председатель сельского совета так и сде-лал, думая, что так надо. Когда псаломщик отказался ехать, поп ему заявил: «Лошадь прислал сельский совет по распоряжению райкома партии, и если не поедешь, то будешь отвечать по закону перед советской властью и партией».»

Второй фактор, определявший неправильную политику местных органов - это хвостизм, то есть неспособность отстаивать партийную линию, следование в хвосте у массовых настроений по принципу «куда народ - туда и я». Многие малообразованные руководящие работники воспринимали свое руководство как «служение народу», а это служение понимали как выполнение всего, чего народ ни пожелает, тем более, что следовать за толпой гораздо легче, чем вести ее за собой. И нет ничего удивительного, что эти люди шли по пути наименьшего сопротивления.

Разумеется, партийно-государственный аппарат, как любой аппарат, был в определенной мере подвержен коррупции - всплеск рыночной стихии в войну, кадровый голод и тяжелые условия хозяйствований приводили к тому, что местные работники в некоторой части просто разлагались. Например,

«В январе 1945 года служитель религиозного культа Березовской церкви поп Трунин Борис устроил праздник, на который съехались до 10 чел. попов. На этот же бал в качестве гостей были приглашены районные работники: бывший нач[альник] РО НКГБ капитан госбезопасности Дрожжин, его заместитель капитан госбезопасности Киселев, нач[альник] РО НКВД капитан гос-безопасности Морозов, райпрокурор Ермолаев и райвоенком майор Зайко. Гулянье проходило «в весьма дружественной обстановке», как говорит капитан Киселев, «выпивки и закуски было по потребности», а через несколько дней из числа этой веселой кампании Брестское управление НКГБ попа Трунина арестовало» 28

Слабая постановка агитационно-пропагандистской антирелигиозной работы - непосредственный результат марксистского невежества, также был сильнейшим фактором ошибок во взаимодействии с религией, потому что такая работа была одним из немногих факторов, который позволял выбить у религии основной козырь - религиозное сознание масс, ослабить влияние религии и уменьшить массовость религии.

Вообще, ситуация с агитационно-пропагандистской работой в СССР с началом войны резко ухудшилась.

Например, начальник управления агитации и пропаганды ЦК так охарактеризовал обстановку в военное время:

«Однако, в постановке пропагандистской работы имеются крупные недостатки. Одним из основных недостатков в организации пропаганды во время войны является ослабление внимания партийных организаций к самостоятельной работе кадров по изучению марксизма-ленинизма. В целом ряде областей число товарищей, самостоятельно изучающих историю, резко сократилось. Ослаблен, а в ряде случаев совершенно отсутствует контроль партийных организаций за теоретическим и политическим самообразованием коммунистов.

За последнее время печать ослабила внимание к вопросам пропаганды марксистско-ленинской теории. В газетах и теоретических журналах почти полностью прекратилось печатание статей, лекций и консультаций по исто-рии и теории партии. Отделы пропаганды в газетах фактически прекратили свое существование. Журналы «Большевик» и «Пропагандист» также ослаби-ли свою работу в деле оказания помощи, самостоятельно изучающим мар-ксизм-ленинизм. Существующие теоретические журналы («Под знаменем марксизма», «Исторический журнал», «Мировое хозяйство и мировая полити-ка» и др.) не сумели перестроить свою работу таким образом, чтобы обеспе-чить на своих страницах «постановку актуальных теоретических вопросов, обобщение опыта социалистического строительства, обслуживание теорети-ческих запросов наших кадров, разработку новых теоретических проблем и творческую дискуссию по вопросам теории». Для работы теоретических журналов продолжает оставаться характерным отставание от жизни, неумение ставить новые вопросы, обобщать опыт борьбы советского народа против гитлеровской Германии. Теоретические журналы не оказывают необходимой помощи кадрам в их теоретическом и политическом самообразовании. За последние три года сократилось издание произведений Маркса, Энгельса, Ленина. Недостаточно было издано за время войны «Краткого курса истории ВКП(б)» (книга издана тиражом лишь 250 тыс. экз.). Госполитиздат почти прекратил издание брошюр и лекций в помощь изучающим теорию и историю ВКП(б). Во время войны резко сократилось количество лекций и консульта-ций по вопросам истории ВКП(б), философии, политической экономии.» 29

Ситуация была нерадостной и в ВУЗах - на войну ушли многие преподаватели, а некоторая терпимость в вопросах политики вызвала негативные явления и в преподавательском составе:

«По всем кафедрам общественных наук ощущается большой недостаток преподавательских кадров»…

«За время войны ослабло внимание к преподаванию общественных наук в вузах со стороны отделов пропаганды обкомов, крайкомов и ЦК союзных республик»…

«Особенно низкой является квалификация преподавателей марксизма-ленинизма (70% преподавателей не имеют ученых степеней и званий)»…

«Среди некоторых преподавателей появилась в последнее время тенденция поменьше говорить о классовой борьбе в истории СССР и рассматривать деятельность всех царей, как деятельность прогрессивную» 30

Неудивительно, что выпускники таких ВУЗов пьянствовали с попами, будучи поставлены на руководящую работу. Как известно, где цари - там и попы.

Да что говорить о философии и истории, если войной был нарушен даже выпуск и прессы - мало того, что от нехватки журналистских кадров советская пресса перешла на простое перепечатывание сводок Информбюро, но военная тематика затмила собой вопросы жизни тыла, общие вопросы пропаганды, да и вообще, было отмечено резкое сокращение материалов, подготовленных редакциями самих газет. Война нарушила и распространение прессы. Например, в Саратовской области две трети населения проживало в сельской местности, а центральных газет на село поступало только 30%. То же самое было и с областными газетами. Чего ждать от местного работника, который не получает ничего, кроме инструкций и не имеет ничего в помощь антирелигиозной пропаганде - от партийной и советской прессы не то чтобы разъяснений активу по поводу тех или иных мероприятий не дождешься, но и самой прессы неделями не получаешь. Разумеется, население начинает без газет питаться слухами и суевериями. Сколько крестных ходов «о дожде» можно было бы предотвратить хотя бы простой публикацией метеопрогноза!

Пропаганда партийного опыта в деле отношения к религии также была слабым подспорьем местным руководителям - потому что «никаких книг и журнальных статей, освещающих новые вопросы истории ВКП(б), за время войны не появлялось. Теоретические кадры историков партии нигде не готовятся. Изучение истории партии нашими кадрами заканчивается 1937 г., так как опыт деятельности партии после 1937г. в систематическом виде не изложен…» 31

Партия (по крайней мере, руководящий состав) вполне понимала, чем опасно такое состояние пропаганды и агитации. В вышецитированной записке Александрова Жданову говорится о связи между плохой пропагандистской работой и распространением религиозности:

«правильное разъяснение всех этих вопросов населению своевременно пресекло бы различные ложные и клеветнические слухи, рас-пространяемые вражескими элементами. Однако некоторые партийные и советские организации не ведут среди населения необходимой разъяснительной работы, а занимают большей частью позицию своеобразного «невмешатель-ства». Развязав своей бездеятельностью руки религиозникам, некоторые партийные организации пытаются затем ликвидировать последствия своей без деятельности грубыми административными мерами. В Тотемском районе Вологодской области, например, райком и райисполком, желая добиться закрытия недавно открытой церкви, решили не прописывать на жительство свя-щенников, которых приглашали верующие для обслуживания церкви. Естественно, что подобная политика привела лишь к тому, что верующие были озлоблены. В Первомайском районе Тамбовской области власти арестовали гражданку Новикову М. Т. «за продажу нательных крестиков». Так как никакой разъяснительной работы в связи с арестом проведено не было, то у верующих сложилось убеждение, что арестованная «пострадала за веру». Органы НКВД Рязанской области арестовали группу лиц, орудовавших у так называемого «святого колодца» в Раненбургском районе, и колодец засыпали землей. Отсутствие разъяснительной работы вокруг этого мероприятия привело к тому, что верующие колодец вскоре отрыли, а паломничество к нему стало еще более массовым.» 32

Однако по состоянию кадров партия осуществить всегда и везде должную пропаганду не могла. Даже уровень образования уполномоченных по делам РПЦ оставлял желать лучшего: в 1948 году из 102 уполномоченных имели высшее образование всего18 человек; неоконченное высшее - 11; среднее - 24; неполное среднее - 26; низшее - 23 человека 33 .

А между тем обстановка войны ставила особые задачи в антирелигиозной пропаганде -

«Сейчас надо проводить антирелигиозную пропаганду в новых формах. Подход к верующим, которые облекают свои патриотические настроения, свою ненависть к фашизму в религиозные формы, должен быть особенно ос-торожным, тактичным. Очень важно сейчас постоянно иметь в виду указание товарища Сталина, данное им для другого времени и для другой обстановки, но сохранившее целиком свое значение и в настоящее время. «Если, например, дагестанские массы, - говорил товарищ Сталин, - сильно зараженные религиозными предрассудками, идут за коммунистами» «на основании шариата», то ясно, что прямой путь борьбы с религиозными предрассудками в этой стране должен быть заменен путями косвенными, более осторожными». В условиях войны особенно нетерпимы грубые выпады против религии и церкви. Необходим осторожный и вдумчивый подход к делу антирелигиозной пропаганды. Надо разъяснять трудящимся политику партии и советской власти, прививать им правильные научные взгляды на жизнь, природу и общество, объяснять смысл и значение происходящих событий, вести при помощи печати, лекций, бесед, кино, театров широкую культурно-просветительную работу всячески отвлекать верующих от церкви, высвобождать их из-под влияния цер-ковников и втягивать в активную общественную, политическую жизнь.» 34

Разумеется, ни в войну, ни в первые послевоенные годы проводить подобную политику в полном масштабе партия не могла - не было подготовленных кадров. Таким образом, сочетание низкого уровня пропаганды, подготовки административных кадров на местах и некоторого ослабления власти, явлений, объективно обусловленных войной, создали помимо воли партии обстановку, в которой церковники чувствовали себя гораздо вольготнее, однако это не было радикальным изменением курса. Документы показывают, что политика центральной власти была достаточно жесткой по отношению к церкви, и никаких существенных уступок ей добиться не удалось, хотя активнейшая работа в низовых структурах активно велась, а низший аппарат не был готов к той тонкой политической игре, которую повела партия с церковью. Декабрь 2007 - февраль 2008 Источники

1 Одинцов М.И. «Власть и религия в годы войны. (Государство и религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.)», М., 2005. 540с.

2 После Гражданской и 20 лет Советской власти расхождения с дореволюционными данными о 50 тысячах вполне относятся более на территориальные изменения - царские данные включали Финляндию, Западную Украину и Белоруссию, Молдавию и Польшу. Впрочем, некоторая часть зданий была разрушена, но не столько большевиками, сколько в ходе двух войн.

3 Волокитина Т.В. Москва и православные автокефалии Болгарии, Румынии и Югославии (К проблеме восприятия советской модели государственно-церковных отношений в 40-е гг. ХХ в.) в сб. Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы. 1939-1958 (Дискуссионные аспекты). М., 2003. 380с.

4 Игумен Дамаскин (Орловский) «Гонения на Русскую Православную Церковь в советский период.» Православная энциклопедия.

5 «О порядке открытия церквей» Постановление Совета народных комиссаров СССР № 1325 28 ноября 1943 г. Опубликовано: Диспут. 1992. № 3. С. 155-157.

6 Ильченко В. Н. «Особенности правовых отношений между Русской Православной Церковью и советским государством в годы Великой Отечественной войны»

7 «Справка, составленная по данным информационных отчетов уполномоченных Совета по делам РПЦ за второй квартал 1946 г.» опубл. в сб. документов «Советская жизнь 1945-1953» М.:РосПЭН, 2003, стр.645

8 Там же, стр. 646

9 Одинцов М.И. «Власть и религия в годы войны. (Государство и религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.)», М., 2005. 540с .

10 «Справка, составленная по данным информационных отчетов уполномоченных Совета по делам РПЦ за второй квартал 1946 г.» опубл. в сб. документов «Советская жизнь 1945-1953» М.:РосПЭН, 2003, стр.651

11 Там же, стр. 647

112 Там же

13 Там же, стр. 649-650

14 Там же, стр. 644-662

15 Одинцов М.И. «Власть и религия в годы войны. (Государство и религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.)», М., 2005. 540с.

16 Так как точных данных на 1917 и более ранние годы под рукой не оказалось, а послереволюционная статистика страдает понятным недоучетом, использовались данные из статьи игумена Дамаскина (Орловский) «Гонения на Русскую Православную Церковь в советский период.», который в свою очередь ссылался на данные консистории.

17 Информация Управления по проверке партийных органов «Об усилении деятельности представителей религиозных культов» опубл. в сб. документов «Советская жизнь 1945-1953» М.:РосПЭН, 2003, стр. 641

18 «Справка, составленная по данным информационных отчетов уполномоченных Совета по делам РПЦ за второй квартал 1946 г.» опубл. в сб. документов «Советская жизнь 1945-1953» М.:РосПЭН, 2003, стр.653

19 Информация Управления по проверке партийных органов «Об усилении деятельности представителей религиозных культов» опубл. в сб. документов «Советская жизнь 1945-1953» М.:РосПЭН, 2003, стр. 642

20 «Справка, составленная по данным информационных отчетов уполномоченных Совета по делам РПЦ за второй квартал 1946 г.» опубл. в сб. документов «Советская жизнь 1945-1953» М.:РосПЭН, 2003, стр.655

21 Там же.

22 Там же, стр. 654

23 Там же, стр. 661

24 Там же, стр. 658

25 «Письмо Г.Ф.Александрова и П.Н.Федосеева А.А.Жданову с запиской об антирелигиозной пропаганде», опубл. «Советская пропаганда в годы Великой Отечественной войны: «коммуникация убеждения» и мобилизационные механизмы», сост. А.Я.Лившин, И.Б.Орлов, Москва, РосПЭН, 2007, стр.543

26 Там же, стр 543-544

27 Опубл. в сб. документов «Советская жизнь 1945-1953» М.:РосПЭН, 2003, стр.645

28 Из информационной сводки сектора информации Организационно-инструкторского отдела ЦК ВКП(б) «О фактах неправильного отношения к служителям культа» опубл. в сб. документов «Советская жизнь 1945-1953» М.:РосПЭН, 2003, стр.655

29 «Письмо Г.Ф.Александрова А.С Щербакову с планом мероприятий по улучшению пропагандистско-агитационной работы» 31/III-44 г. опубликовано в сб. «Советская пропаганда в годы Великой Отечественной войны: «коммуникация убеждения» и мобилизационные механизмы», сост. А.Я.Лившин, И.Б.Орлов, Москва, РосПЭН, 2007, стр.495-496

30 Там же, стр.499

31 Там же, стр.524

32 Там же, стр.544

33 Из докладной записки Г.Г. Карпова в СМ 15 июля 1948 г., цит. по Чумаченко Т.А. Совет по делам Русской православной церкви при СНК (СМ) СССР в 1943-1947 гг.: особенности формирования и деятельности аппарата, в сб. Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы. 1939-1958 (Дискуссионные аспекты). М., 2003. 380с.

34 «Письмо Г.Ф.Александрова и П.Н.Федосеева А.А.Жданову с запиской об антирелигиозной пропаганде», опубл. «Советская пропаганда в годы Великой Отечественной войны: «коммуникация убеждения» и мобилизационные механизмы», сост. А.Я.Лившин, И.Б.Орлов, Москва, РосПЭН, 2007, стр.547