А. Нерсессиан

Несколько слов о современных росписях на Никольском кладбище Александро-Невской лавры

Оп.: Христианский мир: религия, культура, этнос. Материалы научной конференции. Декабрь 2000 г. (СПб., 2000), с. 225 – 229.

В наши дни стены некоторых склепов Никольского кладбища Александро-Невской лавры покрываются росписями на религиозные темы. Они грубоваты по фактуре, но свидетельствуют о горении чувств. Кто их автор, мы не знаем, но, судя по характеру письма, один человек держал кисть во имя небольшой группы единомышленников. Отношение к этим произведениям как среди светских людей, так и среди церковнослужителей неоднозначно. Сами сюжеты и причины их возникновения в 1995-1996 гг. требуют описания и осмысления как нового явления. Впервые они были упомянуты в университетском журнале Е. Мельниковой и Н. Петровым.[1] В данном сообщении мы рассматриваем только те из них, которые имеют отношение к монархической теме.

Роспись в первом склепе представляет часть земного шара, по сторонам которого расположены поясные изображения императора Николая II и императрицы Александры. Царь, облаченный в парадный мундир, держит в руке крест, а царица — Святое Евангелие. Над ними парит голубь - Дух Святой. Выше расположен страстный призыв "Проснись, Россия" и гордый возглас "Разумейте языцы и покоряйтеся яко с нами Бог". [2] Прообраз этого изображения хорошо известен: икона Святой Троицы, называемая "Отечество". Она существует в двух вариантах византийского происхождения: Троица "вертикальная" и Троица "треугольная". В первом случае мы видим Отца в образе пожилого мужчины, держащего на коленях Сына-дитя, над ними голубь — Дух Святой. Этот тип иконы возник еще в ХШ в. и, несмотря на запрет, наложенный Стоглавым собором (1551 г.), пользовался большим успехом, особенно в России. Во втором случае Бог-Отец и Сын изображаются восседающими рядом на престоле. Лежащая между ними держава — символ царской власти и могущества — как бы устанавливает равенство между этими двумя божественными ипостасями. Отец выглядит старше, Сын — моложе, над ними — Святой Дух. Отражением или своеобразным пересказом этого типа Троицы является изображение на византийских монетах двух братьев-императоров с парящим над ними голубем — Святым Духом. Таким путем утверждается основа самодержавия как власти, данной Богом. Это определение содержится в послании апостола Павла "К римлянам": "Всяка Душа властям предержащим да повинуется, несть бо власть аще не от Бога: сущая же власть от Бога учинены суть" (13-1-2). Рассматриваемая нами современная роспись пронизана этой идеей: земная монархия — отражение небесной. С точки зрения богословия само изображение сомнительно, но оно прекрасно передает отцовскую роль государя. Вера, в сознании автора, оправдывает все.

Во втором склепе напротив входа написан крест между двумя служащими серафимами, на боковых стенах — Николай Мирликийский в пояс и новомученик Николай в полный рост, в княжеском одеянии, в шапке, с крестом в руке. Преславный Крест между Серафимами можно толковать как образ невидимого Бога. Следует подчеркнуть, что крест без распятого на нем Христа не часто встречается в православной иконописи. Это бывает только в тех ситуациях, когда Спасителя не может быть на кресте Воз-движение, Обретение и Страшный Суд. В данном случае крест является скорее символом святости и христианства, чем древом спасения.

Два Николая по бокам — небесные покровители. Изображение епископа Мирликийского традиционно для России. К его заступничеству прибегают не только моряки, но и вдовы и сироты; имеется даже поверье, что Святитель является четвертым членом Пресвятой Троицы. Глубинный смысл изображения двух Николаев друг напротив друга — равная ответственность, которую они несут за Россию.

В третьем склепе напротив входа Николай II изображен византийским князем. На одной из боковых стен написан Григорий Распутин в полный рост, его вытянутая фигура пропорциональна высокой и узкой стене. На нем тулуп и шапка, в руке свеча, в отличие от других его голова не окружена нимбом. На противоположной стене — митрополит Питирим (Окнов), одетый соответственно сану. Говорят, что он стал Митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским (1915-1917 гг.) по протекции Г. Распутина. Царь находится между главой церкви и темным магом, что можно понимать как евангелическую парафразу Распятия. Царь — жертва в окружении благоразумного и неразумного разбойников — Питирима и Распутина. Для полного соответствия тексту Евангелия их нужно было бы поменять местами: благоразумный разбойник — справа, а неразумный — слева, однако, возможно, автор росписи расположил фигуры по отношению к себе. Отсутствие нимба над Распутиным является подтверждением нашей гипотезы о смысле этой росписи. Святость, приписываемая художником царю-мученику, здесь переходит новую грань в ясной ассоциации с образом Христа.

В четвертом склепе напротив входа помещены образы Богоматери и Христа в терновом венце, по образу EcceHomo. На стене справа — семейная икона. На ней возле креста собраны император, императрица с наследником и великими княжнами. Из всех изображенных только взоры государя и царевича обращены к зрителю. Сейчас подобные изображения очень популярны. Они есть на открытках и даже в Интернете. [3] Их основная идея исходит из кругов, близких Валаамскому монастырю. Прообразом этих изображений является картина или икона, с которой имеются списки и гравюры, "Обретение Святого и Животворящего Древа Алексеем Тишайшим под эгидой Константина и Елены, церковь представлена Никоном. Этот образ был создан для государственной и церковной пропаган-ды. [4] На стене слева — мистическое венчание Николая II: царь на облаке стоит перед венчающей его Богоматерью. У ног ее на подушке лежат скипетр и корона. Надпись гласит: "Николай II, Богом прославленный царь". Подобный иконографический тип не относится ни к русскому, ни вообще к православному миру, он ближе к западноевропейской живописи XVI-XVII вв. и как многие другие западноевропейские типы внедрился в мир русских изображений. Самым близким прообразом является Венчание св. Екатерины. [5]

История христианских стран богата княжескими канонизациями: Людовик IX и Жанна д'Арк во Франции, Елизавета в Венгрии, Людмила в Чехии, Борис и Глеб, Александр Невский и Дмитрий Донской в России. Исторически эти канонизации были нужны для того, чтобы объединить умы людей вокруг патриотических идеалов в странах, подвергшихся идейному разброду. Политическая власть подчеркивает угрозу внешнего врага с целью воздействия на общественное сознание, в то время как Церковь, собирая свою паству, выдвигает национальною героя, которому присваивается статус святого и объединяет этим умы вокруг патриотической темы. Как будто ревнители канонизации новомучеников получили удовлетворение — Россия похоронила останки царской семьи в усыпальнице Петропавловской крепости. Но появление после этих похорон росписей свидетельствовало о начале новой борьбы за официальную канонизацию.

Таким образом, все описанные изображения из склепов Никольского кладбища отмечены долею болезненного почитания венценосных новомучеников, но в иерархии ценностей произошла путаница. Автор росписей и его сторонники забывают о том, что царь — помазанник Божий, но ни в коем случае не должно быть сомнения, кто Бог, а кто — помазанник. С духовной точки зрения, эта иконография порочна, потому что ее смысл отклоняется от иконы. Однако эти современные росписи достойны внимания как немой стон простых людей, калек перехожих, осевших в большом современном городе. Они написаны не для почитания или молитвы. Можно сказать, что это своеобразное орудие борьбы, и в них явно выступает желание показать правоту святости Романовых и одновременно — скорбь по России. Это происходит, но нашему мнению, от несоблюденного своевременно траура, того ритуала, во время которого происходит залечивание ран. В данном случае, траур не личный, а касается всего общества. Россия — не единственная страна, пережившая цареубийство, но здесь менее чем за сорок лет совершилось два цареубийства, и реакция на смерть Александра II и Николая II была разной.

В 1881 г. народная скорбь могла выразиться свободно и обильно. Сразу после смерти царя на месте покушения была сооружена часовня из зеленых веток, куда люди приходили помолится. Вскоре на пожертвования был сооружен огромный храм Воскресения по образу Иерусалимской базилики Гроба Господня, известный ныне под именем Спас на Крови. После громкого всенародного оплакивания ритуал получил свое завершение.

С последним царем все обстоит иначе: страна не успела оплакать государя. К убийству и уничтожению трупов прибавилось буквальное damnatio memoriae ("проклятие памяти"), несправедливость которого ощущалась очень остро. Сейчас, многие годы спустя, слезы скорби наконец-то могут хлынуть. Это плач над собой, над страной, сожаление о золотом веке, которого нигде и никогда не было. Определенным выразителем этого плача можно считать и современные росписи Никольского кладбища Александро-Невской лавры.

[1]"Ялик", 1997, № 24, с. 8.

[2]Ис., 8. Поется на великом повечерии.

[3]Сайт www.orthodoxy.ru/tzar

[4]Отец Георгий Шевальский. Воспоминания последнего духовника армии и флома (Нью-Йорк, 1954).

[5]См. Эрмитаж, полотно Андреа Сабатини, инв. № 2459.6. Иерусалим в русской культуре / Под ред. А. В. Баталова и А.М. Лидова (М. 1994)