ЭКОНОМИКА РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
Оп.: Отечественные записки. - № 1 (1) (2001)
Трехслойный пирог церковной экономики
В экономическом отношении Русская православная церковь представляет собой гигантскую корпорацию, объединяющую под единым названием десятки тысяч самостоятельных или полусамостоятельных экономических агентов. Точное число этих агентов определить невозможно, но только по официальным данным РПЦ имеет не менее 19 тысяч приходов, каждый из которых зарегистрирован как самостоятельное юридическое лицо[1], и примерно такое же число священников. Кроме того, есть еще приблизительно 500 монастырей, около 130 епархиальных управлений, а также неизвестное число коммерческих структур, действующих при храмах или контролируемых отдельными священниками.
Совокупный ежегодный доход церковных структур (включая наличные деньги, зарабатываемые РПЦ, и спонсорские пожертвования) составляет сумму около 500 миллионов долларов. В масштабах российской экономики это немного — недельный доход от экспорта нефти или годовой оборот одного крупного металлургического комбината, но и не то чтоб мало — можно год кормить десяток дотационных регионов.
Несмотря на такой размах экономической деятельности, РПЦ, как и другие общественные организации, — и в отличие от большинства корпораций — по уставу не ставит своей целью извлечение прибыли, а декларирует первоочередность идеологических (вероучительных) задач. Примат идейного над материальным оставляет решение экономических вопросов как бы на втором плане. Поэтому пакет «базовых услуг» (служба в храме, исповедь, причастие, а также иногда обряды крещения и отпевания) предлагается потенциальному потребителю вроде бы бесплатно, хотя реально тот оплачивает их, покупая требующиеся для ритуалов свечи. Дополнительные услуги — специальные «службы» (поминовение, чтение акафистов святым и т. п.) и «требы»[2] (крещение, отпевание, освящение жилья и предметов и т. п.), — а также ритуальные предметы и литература оплачиваются отдельно.
Казалось бы, экономика РПЦ находится в прямой зависимости от количества приходящих в храмы людей. Однако в реальности примат идеологии позволяет решать экономические задачи во многих случаях без оглядки на реальное число прихожан: в благоприятных для церкви условиях — через контакты с властями и бизнесом, в неблагоприятных (например, в нищей провинции) — за счет мужества и стойкости духовенства, выражающихся в том числе и в готовности служить бесплатно.
Современное экономическое устройство РПЦ основано на принципах архаичного «вотчинного» уклада[3], когда жесткое административное подчинение по вертикали Патриархия—епархия—приход (монастырь) обеспечивается за счет предоставления нижестоящим этажам широких экономических прав, или, используя ту же средневековую терминологию, «кормлений». В результате в экономическом плане церковь как организация образует «трехслойный пирог», на каждом уровне которого имеются свои источники доходов и способы ухода от налогов. Конечно, существуют формальные механизмы перечисления средств по вертикали вверх (в значительной мере как реликт отношений, навязанных советским государством), однако они практически не используются. На последнем Архиерейском соборе 2000 года. Патриарх пожаловался, что перечисления епархий составляют всего 5% бюджета. Патриархии и этих денег хватает только на два месяца нищенского финансирования Московской и Санкт-Петербургской семинарий[4]. А еще через год и вовсе московские духовные школы (включавшие академию и семинарию) были переданы на кошт Троице-Сергиевой лавры — крупнейшего и богатейшего российского мужского монастыря, на территории которого они и расположены.
Дебет: безнал
Доходы РПЦ как организации мы делим на наличный денежный оборот и безналичную помощь. Как известно, сейчас РПЦ в России одновременно восстанавливает что-то около девяти тысяч храмов. Государственные, общественные и коммерческие организации, частные лица оказывают ей в этом содействие. Столкнувшись в начале 1990-х годов с нецелевым использованием пожертвованных средств (самая скандальная история — полностью разворованный фонд строительства храма на месте расстрела семьи Николая II в Екатеринбурге), спонсоры теперь помогают церкви строительными материалами, оплатой коммунальных расходов и услуг. Абсолютно все крупные проекты по возведению и реконструкции храмов за последнее десятилетие профинансированы либо государством, либо подобными спонсорами. Пожалуй, нет ни одного, даже небольшого храма, реконструкция которого была проведена на его собственные деньги или средства епархии. Важно, что по законодательству спонсор, жертвуя деньги на благотворительность, уменьшает свою налогооблагаемую базу на сумму пожертвования (но не более 3% от прибыли).
Другим источником безналичного дохода является широко распространенная трудовая помощь со стороны верующих людей: роспись храма «во имя Христа» или постройка иконостаса по «православным расценкам» могут обойтись на порядок ниже средних цен, хотя при этом труднее гарантировать их качество.
Еще одним видом доходов церкви является пожертвование продуктов «на канон» — специальный стол в храме. Как правило, «на канон» кладутся хлеб, сладости, домашние соленья, которые потом либо используются на кухне приходского дома, либо в благотворительной столовой (если она есть), либо для раздачи бомжам и малоимущим. Особенно большое значение «канон» имеет для монастырей, которые в настоящее время не способны полностью обеспечить себя продуктами питания. Бывший учащийся семинарии в Троице-Сергиевой лавре рассказывал автору, что был поражен, попав в кельи монахов, поскольку «они все были заставлены баночками с какой-то едой, которую им приносили их постоянные прихожанки на службу».
Результаты подобной спонсорской и волонтерской помощи, при которой священники не получают на руки денег, меж тем как православная инфраструктура восстанавливается, зачастую бывают очень значительными и могут намного превышать прямые доходы церкви. В качестве типичного примера можно привести один из подмосковных приходов, имеющий маленькую общину и годовой оборот всего в 1,5 тысячи долларов. Однако на другом берегу реки располагается небольшой городок, богатым жителям которого, по словам старосты церкви, «нравится показывать своим гостям рукой на храм и говорить: „Вот видите кованную решетку? Я поставил!“» Благодаря стараниям такого рода спонсоров и бесплатному труду членов общины приход за четыре года сумел провести капитальный ремонт и возвести несколько хозяйственных построек.
Вычислить объемы подобной помощи и оценить ее точно не представляется возможным. Однако очевидно, что она составляет не менее двух-трех сотен миллионов долларов ежегодно (не считая эксклюзивных проектов типа московского храма Христа Спасителя). Она заметно превышает суммарный наличный оборот всей церкви и является как бы вторым церковным бюджетом.
Дебет: наличные деньги
Впрочем, сама церковь считает помощь жертвователей делом ненадежным и временным. Гораздо большее значение для нее имеют постоянные источники дохода, от которых духовенство и приходы получают наличные средства.
На низовом, приходском уровне постоянный доход складывается из трех составляющих: прибыль (до 6000% (шесть тысяч процентов))[5] от продажи свечей (60–70% всего оборота храма), продажи «товара» (литература, иконы, крестики и прочее), исполнения треб и служб. Две последние составляющие совокупно дают примерно 30–40% дохода. При этом в крупных и известных храмах процент дохода от свечей ниже (хотя цены на свечи выше), за счет престижности исполнения треб именно в «главном» храме города (области). Непостоянными и, как правило, никак не учитываемыми доходами храма являются «кружечный сбор» (деньги, собираемые во время службы, которые тут же делятся между священником и работниками храма) и упоминавшиеся выше пожертвования частных и корпоративных благотворителей. Так, например, предметом большого скандала в Москве в 1998 году стал отказ игумена Мартирия (Багина) из храма Всех Святых на Кулишках передать приходу трехкомнатную квартиру в центре города, пожертвованную ему лично одним из банков. Епархиальное начальство, ставшее инициатором скандала, в правовом отношении ничего не смогло поделать с не желавшим «делиться» строптивым монахом и в результате ограничилось церковно-административными мерами, запретив его в служении.
В непостоянные доходы мы можем отнести и побочную коммерческую деятельность священников — от мастерских по производству надгробных камней и челночной деятельности до алкогольных минизаводов и операций с ценными бумагами. Особо широкое распространение в последние годы получил и такой вид церковного бизнеса, как сдача лишних, в том числе недавно возвращенных, помещений в аренду. Примечательный в этом отношении случай произошел в Ульяновске в 1999–2000 годах. Там епархиальное управление отсудило у городских властей принадлежавшее ей до революции здание, в котором ныне размещается кафе-мороженое «Баскин-Роббинс», вложившее, естественно, в реконструкцию свои средства. Получив здание под церковные нужды, епархия предложила мороженщикам заключить договор на аренду, но уже с новыми собственниками. В результате начавшегося скандала областной суд пересмотрел свое решение, а судья, принявшая решение в первой инстанции, была исключена из коллегии за пристрастное отношение к делу.
Хотя наличные доходы храмов очень сильно разнятся в зависимости от их местоположения, степени «раскрученности», компетентности клира и экономической ситуации в регионе, можно с уверенностью говорить о том, что годовой оборот мелкого сельского храма составляет не менее тысячи долларов, городского — от трех тысяч, крупные храмы в райцентрах получают от 8 тысяч, кафедральный собор или другие большие храмы в областных центрах — от 80 тысяч. То же можно сказать и о монастырях: наряду с крупными и известными обителями, запахивающими десятки гектаров земли, принимающими тысячи паломников и туристов в день и имеющими обороты в сотни тысяч долларов, имеется много мелких, клир которых живет только за счет высаженной по весне картошки и «канона».
Суммарный годовой оборот наличности семи с половиной тысяч приходов РПЦ на территории России достигает 100–150 миллионов долларов.
Доходы епархиальных управлений
Епархиальные управления имеют свои источники дохода, лишь отчасти связанные с деятельностью приходов. Налог на приходы (если он собирается) и прибыль от работы епархиального склада дают по нашим расчетам чистую прибыль примерно в 100 тысяч долларов в год. При этом, в отличие от приходов, епархиальное управление, как правило, очень мало тратит на оплату текущих расходов и даже выплату зарплаты своим сотрудникам, перекладывая эту задачу на плечи кафедрального собора. Если учитывать, что сейчас на территории России примерно 70 епархий, то получается, что минимальный годовой доход епархиальных управлений равен примерно 7–8 миллионам долларов. При этом распределяется он крайне неравномерно: епархиальные управления центральной России — такие, как Воронежское, Нижегородское или Московское областное, насчитывающие каждые более чем по 300 приходов и несколько известных монастырей, — оперируют несколько иными суммами, чем Магаданское или Абаканское, где число приходов не превышает двух десятков.
Доходы от прочих источников деятельности — от организации демонстрации «гастролирующих святынь» до собственных заводов (самый известный — «Святой источник») — учету не поддаются и могут значительно превышать суммы, получаемые в виде налога с приходов. Хотя, впрочем, именно по «Святому источнику» прибыль епархии известна. В соответствии с договором, заключенным еще в 1994 году, Костромская епархия получает фиксированный доход в размере 250 тысяч долларов в год[6]. А в Екатеринбурге оппозиционеры из числа местных священников, бунтовавших из-за попыток епископа поставить под свой контроль финансовые потоки нескольких богатых приходов и принадлежавшей одному из монастырей ювелирной фабрики, публично раскрыли сведения, что епархиальное управление в ходе демонстрации «гастролирующей святыни» за месяц заработало около 130 тысяч долларов.
К тому ж епархиальный архиерей (сиречь епископ) входит в областную «верхушку» и в этом качестве имеет персональных спонсоров среди представителей как старого промышленного генералитета, так и новой бизнес-элиты, которым престижно иметь в качестве «друга семьи» главное духовное лицо региона. Информация о таких контактах, как правило, не афишируется, но провинциальные газеты полны милых историй — про то, например, как покойный уже митрополит Нижегородский благословил крестный ход вокруг машиностроительного завода «Красное Сормово», спасая его от недружественного поглощения компанией Кахи Бендукидзе (2000 год), или что епископу Сыктывкарскому нефтяники подарили Land Cruiser с надписью «епископ Питирим» на капоте (1998 год).
Кредит
На что же тратятся немаленькие в общем-то деньги, составляющие доход церкви? Ответить на этот вопрос будет сложнее, чем на вопрос, как они зарабатываются. Основная статья расходов храма — это, безусловно, выплата жалования его служащим. Вокруг среднего (райцентровского) храма их может кормиться до 25 человек (половина — оплачиваемый хор). Если сторожа и уборщицы в таком храме получают копейки, то священники, бухгалтер и хор — достаточно приличные деньги. Конечно, по официальной ведомости зарплата священника вряд ли превышает тысячу рублей, но в действительности речь идет о стабильно высоком заработке. Провинциальные хористы получают тысячи по полторы, бухгалтер не менее трех-четырех, а священник тысяч пять из кассы храма и еще столько же на выездных требах, которые проходят вне поля зрения приходского совета. В обычном сельском приходе ситуация, естественно, гораздо хуже. Прокормиться с него может только семья священника (и то не всегда), да иногда сторож или уборщица.
Вторая постоянная статья расходов прихода — мелкий ремонт храма. Третья (но только в крупных приходах) — расходы на содержание кухни, на которой кормятся постоянные работники храма. Все остальные траты непостоянны. Одни и те же облачения и утварь используются годами. Коммунальные услуги, как правило, не оплачиваются, налог в епархию перечисляется «по возможности» (что зависит в немалой степени от позиции архиерея и его секретаря). Крупные храмы, как правило, содержат какой-нибудь объект православной инфраструктуры (воскресную школу, благотворительную столовую) или помогают развиваться мелкому приходу, но это обычно не слишком обременительно: четыреста рублей в месяц на зарплату педагогу-энтузиасту или аналогичная сумма на закупку картошки и лука, чтобы подкормить три десятка бомжей. Самое главное, что расходование всех этих средств находится в полной зависимости от личной воли настоятеля храма (реже старосты).
По-прежнему большие суммы наличности копятся «на всякий случай». Оставшаяся с советских времен привычка иметь подобную «заначку» (причем зачастую в рублях) приводит к тому, что немалая часть накопленных средств сгорает в инфляции или похищается людьми из «ближнего круга» первого лица. Несколько лет назад в ходе подобной кражи из сейфа канцелярии митрополита Кишиневского и всея Молдовы было украдено помимо множества ювелирных украшений около 70 тысяч долларов.
Налоги
Наличные средства, проходящие через РПЦ, имеют две составляющие — легальную и теневую. Государство, естественно, хотело бы, чтобы теневая часть была как можно меньше, а с легальной бы платились положенные налоги.
В настоящее время РПЦ, как и все другие религиозные организации, пользуется рядом налоговых льгот. В частности, она освобождена от уплаты налога на прибыль и налога на пользователей автомобильных дорог со средств, полученных от культовой деятельности, производства и реализации предметов культа и предметов религиозного назначения, но должна платить эти налоги с предпринимательской деятельности. Приход не платит эти налоги с прибыли, которую он получает от продажи свечей, но должен платить с прибыли, которую он получает, например, от продажи хлеба из своей пекарни. Важно, что подобная льгота распространяется на подакцизные товары, используемые в священнодействии. То есть приходская лавка может, не платя налога, продавать золотые нательные кресты (и цепочки) и кагор, но должна платить налог за торговлю золотыми браслетами и, например, сухим вином. По налогу на добавленную стоимость (НДС) РПЦ имеет в настоящее время только одну реальную льготу. В случае если она заказывает посторонней организации реставрацию церкви, то тогда НДС не платится. Во всех остальных случаях налог взимается. От налога на имущество предприятий церковь освобождена полностью, а от земельного налога практически полностью. Земельный налог церковь выплачивает только в тех случаях, когда земля не передана для обслуживания культовых зданий. То есть монастырь, занимающий гектар, не платит этот налог и с тех трехсот гектаров пахотной земли (если они переданы монастырю), которые он использует для выращивания картошки. Таким образом, единственный налог, который уплачивается религиозными организациями в полном размере, — это единый социальный налог.
Но это теория, а на практике дело обстоит следующим образом. Те суммы, которые попадают в бухгалтерские книги прихода и с которых должны уплачиваться налоги государству и епархиальному управлению, по общему мнению церковных работников, не имеют никакого отношения к действительности. То же самое происходит на епархиальном уровне. Наличные деньги, которыми расплачиваются в церкви, проходят через свечной ящик, за которым обычно стоит жена священника или его доверенное лицо, а затем, к концу квартала, составляется баланс, в котором проставляются как правило заниженные цифры. Занижению подвергаются не только финансовые показатели, но и все данные, которые могут косвенно указывать на размер прибыли, полученной храмом. Например, за последние три года мне не удалось найти священника, который мог бы хотя бы приблизительно вспомнить число крещений, прошедших в храме с начала текущего года. И дело вовсе не в плохой памяти духовенства, просто официальные показатели работы храма одни, реальное количество крещений в храме — другое, а число крещений, которые провел лично священник (в том числе и на дому), — третье.
Боязнь того, что многочисленные источники доходов духовенства вылезут наружу и подвергнутся налогообложению, и стала подлинной причиной получившего широкую известность конфликта вокруг Индивидуальных налоговых номеров (ИНН), разыгравшегося в России в 1999–2001 годах. Достаточно широкое церковное движение за отмену ИНН охватило в первую очередь приходских священников, которых пришлось успокаивать церковным верхам, имеющим эксклюзивные отношения с налоговыми органами.
Отрасли церковной экономики
«Свечной ящик» — единственный вид «церковного магазина» в советское время — постепенно уходит в прошлое. Вместо десятка видов свечей, крестиков, нескольких бумажных иконок и книжек — а именно таков был ассортимент лет десять назад — свечные ящики теперь предлагают сотни наименований продукции. Более того, во многих крупных и средних храмах в дополнение к «свечным ящикам» открылись магазинчики — «церковные лавки», которые далеко вышли за рамки традиционного церковного ассортимента. Они предлагают не только привычный «товар», но и широкий выбор аудио- и видеокассет с православной тематикой, специальную одежду (от платков и юбок для женщин до крестильных комплектов для младенцев), пищу (мед, кагор, пищевые добавки, травы), гончарные, ювелирные и сувенирные изделия, паломнические путевки.
Для пополнения церковных лавок к настоящему времени в России, да и в других государствах СНГ, сложилась разветвленная инфраструктура.
Ее основу составляют заводы по производству церковной утвари и свечей. Самым известным из них является художественно-промышленное предприятие «Софрино», подчиняющееся непосредственно Московской Патриархии и руководимое бессменным Евгением Пархаевым. В 1996 году оборот у этого флагмана церковной экономики только по официальным данным был 24 млн долларов. С тех пор объем производства у предприятия только рос, в чем автор имел возможность убедиться в 1999 году в ходе обстоятельной экскурсии, организованной руководством предприятия.
Серьезную конкуренцию «Софрино» составляют еще как минимум три крупных предприятия (в Москве, Петербурге и Ташкенте), форму собственности которых, скажем так, определить сложно, и несколько десятков более мелких «свечных заводиков», разбросанных в провинции. Фактически в каждой крупной епархии есть «свой» формально не связанный с церковью заводик, поскольку это примитивное производство не требует особых инвестиций, но приносит стабильную и высокую прибыль. Помимо них существуют сотни мастерских и тысячи самодеятельных предпринимателей, которые занимаются пошивом облачений по индивидуальным заказам, пишут иконы и мастерят иконостасы, делают колокола и т. д.
Показательно в этом отношении православное книгоиздание, которое имело в 1999 году оборот не менее чем в 9 млн долларов, выпустив не менее 11 млн экземпляров литературы. Примерно половину рынка занимал такой монстр, как издательство Сретенского монастыря (Москва), а остальную продукцию выпускали десяток крупных и сотни мелких издательств.
Колоссальная сеть посредников связывает производителей с розницей («свечными ящиками»). В ней находится место и таким крупным центрам оптовой торговли, как Московское подворье Троице-Сергиевой лавры или Толгский монастырь (Ярославль), и современным коробейникам, которые, забив «товаром» грузовик, кочуют по отдаленным приходам[7].
Для «большой» экономики важен наметившийся во второй половине 1990-х годов рост производства продуктов питания (хлеб, вода, мед, травы, сыр, вино, чай) под «церковной» маркой. Практически в каждой области на прилавках продовольственных магазинов можно найти «церковную» или «монастырскую» воду и мед, в крупных городах — церковные пекарни. Как правило, производители позиционируют не только их моральные («церковные»), но и материальные («экологичность») признаки. Фактически на наших глазах создается сектор «чистой» пищевой продукции, реальная роль церкви в котором ясна не вполне. Учитывая успех подобного рода продуктов в европейских странах, вполне возможно, что в России кампания борьбы за «чистоту» пищи будет иметь очевидный «православный» привкус.
Финансирование центральных управленческих органов РПЦ
Отделы (министерства) Московской Патриархии формированием своего бюджета де-факто занимаются самостоятельно. Бюджеты этих отделов (в настоящее время их шесть) никогда публично не оглашались, и можно лишь строить догадки, откуда берутся средства на их существование. Наиболее известна скандальная деятельность Отдела внешних церковных сношений (ОВЦС), ввозившего в 1996–1997 годах под видом гуманитарной помощи сигареты на суммы в миллионы ЭКЮ.
ОВЦС контролирует и самую крупную коммерческую структуру, работающую в «большой экономике» и связанную с РПЦ, — группу компаний «Ника». Сначала «Ника» участвовала в сигаретном проекте, а затем вложила деньги в реальное производство — молочный завод в Рязанской области. Кроме того, через свою «дочку» «Авианику» компания имеет как минимум два самолета, которыми пользуется Патриарх и руководитель ОВЦС митрополит Кирилл (Гундяев) во время своих визитов. Общий бюджет Московской патриархии в последний раз раскрывался на Архиерейском соборе 1994 года (но как совокупный за 1992–1994 годы без учета инфляции)[8]. На соборе 1997 года он давался в относительных цифрах, а в 2000 году Патриарх в разделе своего доклада, посвященном бюджету, ограничился лишь несколькими цифрами, не дающими возможности даже примерно представить объем и структуру доходов и расходов Московской патриархии. Поэтому самыми свежими данными для нас являются сведения на начало 1997 года, из которых следует, что во второй половине 1990-х годов бюджет Московской патриархии формировался из доходов Художественно-промышленного предприятия РПЦ «Софрино» (около 20%), гостиничного комплекса «Даниловский» (около 20%), отчислений храмов г. Москвы (менее 10%), епархий (2,5–5%) и загадочных «пожертвований» (на 1994 год) или «управления временно свободными средствами» (на 1997 год), наполнявших не менее половины церковной казны[9].
Загадочные доходы были получены в виде дивидендов от деятельности нефтеэкспортера — компании МЭС (на 1994 год — 8,5% общероссийского нефтяного экспорта), где церкви в разные годы принадлежало 20–40% акций, а также от иного участия в деятельности «большой» экономики, подробности которого тщательно скрываются. После того как в 1998 году МЭС была фактически отлучена от «трубы», доходы Московской патриархии резко упали, что и был вынужден признать Патриарх на Архиерейском соборе 2000 года.[10]
Интересно, что другим фактическим учредителем МЭС было Управление делами президента, и доходы от экспорта нефти должны были пойти на реконструкцию Кремля. Общие интересы этого государственного холдинга и Московской Патриархии совпали еще в одном проекте — поиске и добыче алмазов в Ломоносовском месторождении в Архангельской области. Однако, приняв участие в этом проекте на его начальной стадии, в дальнейшем Патриархия вышла из проекта. Во всех этих проектах посредником между УД и Московской патриархией выступал председатель Международного промышленного банка Сергей Пугачев. А в апреле этого года структуры, связанные с Межпромбанком, выкупили телеканал «Московия», где за неприкрытую ксенофобию и коррупцию решили закрыть «Русский дом» — единственную на отечественном телевидении передачу, лично одобренную Патриархом.
Непосредственно с аппаратом Московской Патриархии связана целая сеть благотворительных фондов, которые одновременно занимаются коммерческой деятельностью: Фонд Патриарха Московского Алексия II (бывший Фонд примирения и согласия, руководимый Г. Сотниковой, который был связан с полукриминальными операциями с импортом и прославился попыткой монополизировать китайское направление на рынке грузовых авиаперевозок), группа организаций под руководством фонда «Святыни России» (руководитель Е. Шульгина), Фонд возрождения и сохранения традиций РПЦ (руководитель Н. Орешко), Фонд святого Андрея Первозванного и другие. Однако, по нашему мнению, эти организации скорее используют влияние Патриарха для решения собственных проблем, нежели реально пополняют бюджет Московской Патриархии.
С другой стороны, существует большая группа российских компаний, с руководителями которых Патриарх поддерживает личные отношения. К их числу относятся крупнейшие российские экспортеры: «Газпром», «ЛУКойл», «Норильский никель». Недаром, как упомянул Патриарх на последнем Архиерейском соборе, те 5% бюджета, что уходят на обслуживание аппарата, «формируются исключительно за счет целевых пожертвований юридических и физических лиц»[11]. В свою очередь крупные спонсоры могут рассчитывать на личное заступничество Патриарха в кризисных для них в политическом отношении ситуациях. Так, например, в 1999 году Патриарх публично поддержал Рэма Вяхирева в момент его «боданий» с администрацией президента за переизбрание в качестве главы «Газпрома».
Дополнительным, но тщательно скрываемым источником финансирования для аппарата Московской Патриархии являются «братская помощь» со стороны христианских организаций стран Запада и в первую очередь Германии. Времена, когда в страну поставлялась гуманитарная помощь на суммы в миллионы долларов, прошли, и Патриархия накопила богатый опыт работы в этой сфере. Однако и сейчас церковь получает по меньшей мере сотни тысяч долларов в год под программы реконструкции храмов и благотворительные проекты. Размеры и источники этого финансового потока составляют одну из главных тайн церкви.
Зоны пересечения с криминалом
Большую озабоченность у общественности и государственных чиновников вызывает возможность взаимодействия церкви с криминальными структурами. Подобная опасность действительно существует, и связана она с вовлеченностью отдельных церковных структур в широкомасштабные высокодоходные экспортно-импортные операции, которые, естественно, являются предметом особого вожделения бандитов.
В первую очередь это касается следующих сфер.
Ввоз в страну подакцизных товаров на льготных условиях. Это относится не только к табаку и спиртному (на чем церковные структуры были «пойманы за руку» в 1996–1997 годах), льготной растаможке (случай Г. Сотниковой в 1997–2000 годах), но и широкому списку товаров из Белоруссии.
Экспорт нефти и нефтепродуктов. При этом экспортом занимаются не только аппарат Московской Патриархии, но и епархиальные управления в регионах.
Квоты и экспорт на рыбу и морепродукты. В различные «рыбные» скандалы были замешаны как минимум двое митрополитов (Смоленский Кирилл (Гундяев) и Нижегородский Николай (Кутепов)), не говоря уж о десятках менее значимых фигур. Показателен в этом отношении случай с епископом Магаданским Анатолием (Аксеновым). В 1998 году его, одного из самых деловых священников Ярославской епархии, хиротонисали в сан епископа и послали в Магадан, где он развернул бурную деятельность, потребовав предоставить епархии квоты на вылов рыбы. Однако подобная активность показалась местным властям, видимо, чрезмерной, и менее чем через два года решением Священного Синода РПЦ его с понижением перевели в соседнюю Тюменскую епархию. Там он стал окормлять районы нефтедобычи.
Внутри страны интересы церкви и криминальных структур соединились на рынке нелегально произведенных золотых изделий, которые продаются через церковные лавки. Начиная с 1999 года подобные опасения неоднократно публично высказывали сотрудники правоохранительных органов на федеральном уровне, а за руку церковных коммерсантов ловили, например, в Рязани, Пскове и Челябинске.
Вполне возможно соединение усилий криминала и духовенства на достаточно доходном рынке производства и продажи продуктов питания, который сейчас, как говорилось выше, энергично осваивают околоцерковные коммерсанты.
Но самую серьезную опасность представляет возможность Церкви пропускать через себя огромные суммы денег (например на строительство и реконструкцию храмов), не предоставляя при этом никакой реальной отчетности государственным органам. Уже известны случаи игры церковных структур на финансовом рынке, в том числе в чужих интересах. В Нижегородской епархии, например, настоятель Печерского монастыря, принимавший участие в «оптимизации налоговых издержек» для местного предприятия через банковский счет обители, в итоге попросту исчез[12].
Перспективы
Перспективы экономики церкви в среднесрочной перспективе выглядят неплохо. Общий подъем экономики в стране позволяет говорить о росте доходов населения и компаний, часть которых, безусловно, попадет на «рынок ритуальных услуг». Диверсификация производства, увеличение ассортимента и улучшение качества производимой продукции в отраслях церковной экономики позволяют надеяться на увеличение в бюджете Церкви средств за счет производства товаров, рассчитанных не только на прихожан.
Все это даст возможность Церкви существовать, по крайней мере, не хуже, чем сейчас (с финансовой точки зрения).
Вопрос в другом: как можно улучшить финансовую ситуацию в церкви? Высшее духовенство РПЦ видит только один путь — переложить часть финансового бремени церкви на государство, мотивируя это тем, что церковь играет исключительно важную роль в сфере социального служения, т. е. помощи бедным и малоимущим. Однако в начале текущего года эта идея была с порога отвергнута экономическими советниками руководства страны, которые знают, что все «социальные» проекты церкви уже и так базируются на государственном финансировании, но при этом малоэффективны, маломощны и непрозрачны для любого контроля со стороны.
На наш взгляд, РПЦ вполне по силам найти «внутренние резервы» на свое дальнейшее развитие. Для этого в первую очередь необходимо улучшить, точнее, изменить, методы администрирования всех звеньев управленческой структуры, в частности разделить «зарабатывающие» и «тратящие» подразделения, вести реально работающую и прозрачную систему отчетности (и не только снизу вверх, но и наоборот), провести радикальную и показательную чистку от околоцерковных фаворитов и прилипал. Все вместе это означает отказ от «вотчинной» системы управления, которая остается живым реликтом XVII века.
Впрочем, внутри РПЦ господствует убеждение, что тогда-то для нее и было золотое время.
[1] Подробнее см.: Русская православная церковь и право: комментарий. М.: БЕК, 1999.
[2] Службы — это обряды, исполняемые по чьей-либо просьбе во время или после общей службы в храме, а требы —заказываемое кем-либо отдельное богослужение, которое может проходить как в храме, так и вне его стен.
[3] Использую терминологию Р. Пайпса (см.: Пайпс Р. Русская революция. М.: РОССПЭН, 1994. Т. 1).
[4] Сборник документов и материалов Юбилейного Архиерейского собора Русской православной церкви. Москва, 13–16 августа 2000. Нижний Новгород, 2000. С. 20.
[5] Стандартная двухкилограммовая пачка свечей на внутрицерковном оптовом рынке стоит до 50 рублей. В пачке от 102 до 705 штук свечей (в зависимости от размера), которые продаются в храме в розницу по цене от 1 до 15 рублей. Наибольшая прибыль получается от продажи средних свечей, которых в пачке 300–400 штук и которые продаются за 5–7 рублей.
[6] Согласно официальной версии епархии, прибыль тратится на восстановление монастырей и храмов епархии, однако исследование, проведенное англо-американским православным журналистом Л.Юззелом в 1999 году, показало, что реконструкция памятников архитектуры в области проводится на средства местных властей. Журналисту не удалось найти в епархии ни одного получателя «водяных» денег, однако он обнаружил два новых шикарных кирпичных дома в престижном районе Костромы, в которых живет правящий архиерей.
[7] В справочнике «Православная Москва» помещена реклама девятнадцати магазинов, девяти издательств, шестнадцати мастерских, пяти паломнических служб. Хотя эта информация является в крайней степени неполной, она дает некоторое представление о соотношении отраслей московского православного бизнеса. См.: Православная Москва. Справочник действующих монастырей и храмов. М.: Изд-во Братства Святителя Тихона, 1999. С. 208–229.
[8] Архиерейский Собор РПЦ 29 ноября–2 декабря 1994 г. М.: Изд-во Московской Патриархии, 1995. С. 22–23.
[9] Доклад Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II на Архиерейском Соборе РПЦ 18 февраля 1997 г. / Архиерейский Собор РПЦ. М.: Изд-во Московской Патриархии, 1997. С. 65.
[10] Сборник документов и материалов Юбилейного Архиерейского собора Русской православной церкви. Москва, 13–16 августа 2000. Нижний Новгород, 2000. С. 20.
[11] Там же. С.21.
[12] См.: газета «Дело» (Нижний Новгород), 26.06 – 2.07 1998 года.
|
