Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы: Украина в 20-м веке, Россия в 20-м веке.
Елена Борисёнок
ФЕНОМЕН СОВЕТСКОЙ УКРАИНИЗАЦИИ 1920-1930 ГОДЫ
К оглавлению
Глава 1
НА РУИНАХ ИМПЕРИИ: УКРАИНА НА ПУТИ К УКРАИНИЗАЦИИ
«Опять власть меняется»:особенности положения Украины накануне украинизации
«Большая Украина»: демография и политика
В НАЧАЛЕ XX ВЕКА земли с украинским населением входили в состав двух империй: Российской (территории на левом и правом берегу Днепра и в Причерноморье в составе Юго-Западного края, Малороссии и Новороссии) и Австро-Венгерской (Закарпатье, Восточная Галиция и Северная Буковина). При этом большинство украинцев проживало в Российской империи, а потому территорию их обитания называли также Большой Украиной. Именно здесь в результате революционных событий 1917-1920 гг. и была образована Украинская Советская Социалистическая Республика – огромный полигон для испытания большевистской политики коренизации. Чтобы полнее представить себе суть этой политики, следует вспомнить о состоянии Большой Украины с ее довольно пестрым и неоднородным социальным и национальным составом населения на 1917 г.
Согласно переписи 1897 г., на Большой Украине проживали не только украинцы (73%), но и русские (12%), евреи (8%), а также немцы, поляки, белорусы (всего около 7%){68}. При этом 93% всех украинцев относилось к крестьянскому сословию, тогда как среди городского населения украинцы составляли всего 30%{69}. Чем меньше был город, тем больший процент там составляло украинское население: в городах с числом жителей от 2000 до 15 000 украинцы составляли около 50% населения, тогда как в крупных (свыше 100 000) – лишь 17%{70}. Русское население проживало в основном в городах (34%), где вместе с евреями (27%) оно составляло большинство населения{71}.
Другой особенностью являлось непропорциональное расселение по регионам Украины представителей различных национальностей. Как правило, украинцы жили в губерниях, в наименьшей степени затронутых индустриализацией и урбанизацией, тогда как половина русского населения проживала в промышленно развитых регионах (Екатеринославский, Таврический, Херсонский, Харьковский, Киевский){72}. При этом следует учесть, что украинская буржуазия была развита крайне слабо, а украинская интеллигенция была в основном сельской: по данным 1897 г., три четверти украинцев, по своей профессии связанных с интеллектуальным трудом, проживало в сельских районах{73}. К концу XIX века украинцы были представлены по роду занятий следующим образом: государственная администрация, суд, полиция, гуманитарные профессии – около 31%, военная служба – 30,5%, торговля и коммерция – 13%, промышленность, строительство, транспорт – 37%, поденные работники и слуги – 52% и, наконец, сельское хозяйство – 85%{74}.
Таким образом, основным слоем, сохранявшим национальную самобытность, было крестьянство. Специалист по национально-социальным проблемам развития украинского общества в XX веке Б. Кравченко даже считает, что до революции и в первые годы после нее слово «украинский» практически было синонимом слова «крестьянский»{75}. При этом, пишет исследователь, «перед Первой мировой войной и революцией украинцы были народом, который еще не выработал четкого национального сознания и государственность которого выглядела далекой целью»{76}. Действительно, для украинского крестьянства национальный вопрос имел меньшее значение, чем вопрос аграрный. А среди городского населения (и рабочих, и служащих, и высших слоев общества) преобладала русская культура.
Национальная идея находила поддержку прежде всего среди интеллигенции (имеется в виду та ее часть, которая ощущала себя украинской, ведь на Украине интеллигенция была преимущественно русской). Численность украинской интеллигенции была невысока{77}: Б. Кравченко объясняет это тем, что украинская интеллигенция пополнялась в основном за счет выходцев из крестьян, хотя первое ее поколение в основном сформировалось из рядов мелкого дворянства. Преобладание мелкого крестьянства на Украине вкупе с русскоязычной системой образования привело к тому, что «украинская интеллигенция составляла крохотный слой населения»{78}. В 1897 г. только 16% юристов, менее четверти учителей, 10% писателей и артистов были украинцами. По переписи, проведенной в Киеве в 1917 г., только 11% студентов считали себя украинцами по национальности{79}.
После революционных событий 1917 г. украинская национальная идея получила существенное распространение. Так, на выборах в местное самоуправление, проведенных на Украине летом 1917 г., позиция украинских партий была еще не очень стабильной. Только в 5 из 20 произвольно выбранных пунктов украинские партии добились перевеса (Миргород, Конотоп, Елизаветград, Ромны, Лохвица) и еще в пяти (Харьков, Полтава, Чернигов, Черкассы, Проскуров) завоевали треть голосов. В Киеве же украинские партии завоевали только 20% мандатов, в Екатеринославе – 10%, в Одессе – 4%{80}. В то же время в конце ноября – начале декабря 1917 г., как показали выборы в Учредительное собрание, украинские социал-демократы и эсеры добились явного перевеса и завоевали 75% голосов{81}.
Успех политических сил национальной ориентации в условиях повышенной социальной напряженности неудивителен. Мечтавшее о земле и мире украинское крестьянство разочаровалось во Временном правительстве, затягивавшем решение аграрной проблемы и продолжавшем войну. Поэтому национальная идея стала находить все большую поддержку и в городе, и на селе. В сельской местности крестьянство было готово поверить обещаниям украинских политиков. В городе же, как указывает итальянский специалист по советской истории А. Грациози, существовал слой населения, «который вместе с сельской интеллигенцией встал во главе националистического движения», а именно мелкобуржуазная интеллигенция, а также часть войск, расквартированная в городах{82}.
Впрочем, если говорить об украинском городе, то следует учесть, что после октябрьских событий туда хлынул поток беженцев с севера, искавших защиты от большевиков. Среди них было немало представителей элитарной интеллигенции. К примеру, можно упомянуть ученого с мировым именем, философа и общественного деятеля В. И. Вернадского, оставившего свои знаменитые дневники. Он переселился сначала в Полтаву, а затем в Киев. На Украине искали защиты от большевиков и помещики. Кроме того, население украинских городов постоянно пополнялось за счет еврейских семей, искавших убежища от погромов.
Это обстоятельство сделало отличия между национальными составами села и города на Украине еще резче. Так, в Киеве количество населения увеличилось с 468 тыс. человек в 1917 г. до 544 тыс. в 1919 г., причем процент еврейского населения увеличился с 18 до 28%. Численность же украинского населения сначала возросла, а затем начала падать и в 1920 г. составила всего 14%{83}. А. Грациози даже утверждает, что «в городах с таким составом украинский национализм не мог пустить глубоких корней»{84}.
Кроме того, современники отмечают довольно сильные пророссийские настроения на юге и востоке Украины. Так, один из представителей командования австрийской армии при украинской Центральной Раде генерал-майор Вальдштетен докладывал в Министерство иностранных дел в Вене 16 мая 1918 г.: «Нет никакой украинской национальной мысли, по крайней мере в Южной Украине. Все живут, думают и говорят по-русски. По-украински никто не понимает. Главное, интеллигенция – не исключая еврейской ее части – за союз с Россией»{85}. «Впрочем, – сообщает далее австрийский генерал-майор, – представляется мне, что союз Украины с Россией рано или поздно снова наступит»{86}.
Вальдштетен объясняет это тем, что между Украиной и Россией много общего – «язык, религия, хозяйство»{87}.
Высказывания австрийского генерала содержали немалую долю истины. Действительно, до революции доминирующую роль играло либерально-демократическое крыло интеллигенции, ориентированное в первую очередь на национально-культурную автономию Украины, хотя в качестве перспективы присутствовало и требование национально-территориальной автономии. Уже после февральских событий 1917 г. известный украинский ученый и политический деятель, возглавивший Центральную Раду, М.С. Грушевский настаивал на необходимости перехода от культурно-просветительских требований к политическим, т. е. к лозунгу национально-территориальной автономии Украины в составе федеративной России{88}. Под воздействием бурных событий войны и революций, особенно октябрьской 1917 г., политический расклад существенно изменился. Слабость либерального центра компенсировалась усилением леворадикальных тенденций. Как уже говорилось, в 1917 г. усилились позиции украинских национальных партий, зачастую имевших социалистическую окраску{89}. Так, в Центральной Раде, созданной после Февральской революции, были представлены Украинская партия социалистов-революционеров, Украинская социал-демократическая рабочая партия и Украинская партия социалистов-федералистов{90}. В дальнейшем, под воздействием революции и Гражданской войны, эти партии не один раз переживали расколы и преобразования.
Публичная презентация национальной идеи: Грушевский, Скоропадский, Петлюра
НА УКРАИНЕ В 1917-1920 гг. события развивались весьма бурно. 7 (20) ноября 1917 г. Центральная Рада провозгласила образование Украинской Народной Республики в федеративном союзе с Россией. Однако отношения между Центральной Радой и большевиками были далеки от идеала. Совнарком не желал признавать Центральную Раду, поскольку та не была избрана Всеукраинским съездом Советов. Центральная Рада отказывалась признать право СНК представлять всю Россию. В конце концов 12 (25) января 1918 г. Центральная Рада провозгласила УНР полностью независимой республикой. Однако Центральная Рада не смогла удержать власть, и начиная с января 1918 г. ситуация на Украине несколько раз менялась с калейдоскопической быстротой.
В начале 1918 г. Украина оказалась под контролем большевиков, но остаться у власти они тогда не смогли. Согласно Брестскому миру с Германией, подписанному 3 марта 1918 г., Совнарком обязался признать самостоятельность УНР. Украина была занята германскими и австро-венгерскими войсками. В конце апреля 1918 г. к власти на Украине пришел бывший генерал российской армии П.П. Скоропадский, провозглашенный гетманом Украинской державы. Однако в конце 1918 г., с окончанием Первой мировой войны, политическая ситуация вновь изменилась. Немецкие и австрийские войска утратили оккупационные функции, чем не преминули воспользоваться украинские политические круги, решившие восстановить Украинскую Народную Республику. В декабре 1918 г. произошел переворот, гетман был смещен, к власти пришла так называемая Директория, лидером которой были известные украинские политические деятели В.К. Винниченко и СВ. Петлюра. Вскоре было даже провозглашено объединение УНР с Западно-Украинской Народной Республикой, образовавшейся после распада Австро-Венгрии.
Однако власть Директории также не была стабильной. В январе 1919 г. к власти на Украине пришли большевики, провозгласившие образование УССР. Летом 1919 г. на украинской политической арене появился А.И. Деникин, чья Добровольческая армия оккупировала значительную часть территории Украины, но не сумела удержать над ней власть. В результате наступления Красной Армии зимой 1919-1920 гг. Украина была очищена от деникинских войск.
Неудивительно, что столь частые перемены власти дестабилизировали ситуацию. Настроения широких масс постоянно менялись, следовательно, менялся и политический климат Украины. Национальный фактор постоянно переплетался с фактором социальным. Население, отвергнувшее очередную не оправдавшую надежд власть, готово было поддержать ее противников и т. д. Так, союз с Германией скомпрометировал национальное правительство; украинское крестьянство выражало крайнее недовольство реквизициями и, кроме того, опасалось за судьбу захваченных земель. На волне крестьянской поддержки в начале 1919 г. властью овладели большевики. Однако реквизиции продолжались, последовал новый всплеск крестьянского возмущения, что сделало позиции советской власти крайне непрочными. Но на Украине не смог найти поддержки и Деникин, благодаря чему большевикам в конце концов удалось закрепиться.
Очень ярко описывает сложившуюся ситуацию в своей книге «Мои украинские впечатления и размышления», (1923 г.) А.С. Мартынов, известный меньшевик, перешедший на большевистские позиции. Еще в июне 1918 г. он уехал с женой и дочерьми из Москвы на Украину, жил в селе Ялтушково и в Николаеве, работая учителем в заводских профшколах. Он отмечал, что поддержка крестьянством той или иной политической власти, в том числе и национальной, прямо зависела от предлагавшейся аграрной программы. При этом он ставил под сомнение силу национального чувства украинского крестьянства. «Когда петлюровцы пытались играть на чисто националистических струнках украинского крестьянства, они не имели никакого успеха»{91}, – отмечал Мартынов. Далее мемуарист приводит высказывание одного из «уличных политиков-самостийников»: «Наша беда в том, что у украинского селянства еще совершенно нет национального самосознания. Наши дядьки говорят: мы на фронте из одного котла ели кашу с москалями и нам незачем с ними ссориться»{92}. Другое дело, отмечает Мартынов, – украинская мелкобуржуазная интеллигенция («народные учителя, кооператоры, фельдшеры и т. д.»).
Среди них националистическая пропаганда имела несомненный успех{93}.Действительно, население устало от политической чехарды, бесконечной войны всех со всеми и бытовой неустроенности. Это подтверждают и сведения «с другого берега» – не от таких сторонников советской власти, как Мартынов, а от ее противников. Агенты эмигрантской организации «Центр действия»{94} в своих донесениях особое внимание уделяли настроению широких кругов населения Украины. Эти данные 1922 г. можно в значительной степени отнести и к предшествующим годам. «О какой же власти мечтает украинская деревня? – задает вопрос информатор. – О такой, которая бы их не грабила, установила определенные правовые отношения»{95}. Город же, отмечается в том же донесении, «не имеет своей яркой политической физиономии»: «Вся эта масса в ежедневной погоне за взяткой, за пайком, за легкой наживой постоянно занята мыслью о будущем дне»{96}.
Однако, по мнению информатора, это отнюдь не означает, что национальная идея нигде не находит поддержки. В донесении отмечается, что эта идея находит отклик прежде всего среди украинской интеллигенции: «Тут на первом плане своя независимость, своя культура. Олицетворение этого – Семен Петлюра»{97}.
Настроения крестьянской массы были противоречивы. С одной стороны, в стремлении к твердой власти крестьянство, как отмечается в документе, готово было отдать свои симпатии Петлюре: «Петлюру критикуют, в присутствии большевиков ругают, но доверие к нему безусловное»{98}. В то же время полученные «Центром действия» сведения не свидетельствуют об однозначной поддержке национальной идеи крестьянством. Одни наблюдатели{99} сообщали о «сильном национальном (в украинском смысле) подъеме» во всем крестьянстве, выражающемся «в стремлении к независимой Украине и крайне враждебном отношении к Москве»{100}. Другие, напротив, были убеждены в «слабом развитии национальных чувств и отсутствии ощущения родины»{101} среди крестьянства. «У крестьянской массы почти отсутствует понимание родины, как чего-то целого, существующего помимо бытия отдельной деревни, отдельной волости, отдельного уезда»{102}, – говорится в одном из документов.
Для полноты картины следует отметить настроения среди пленных и интернированных украинцев в Польше после подписания Рижского мира, данные о которых приводит российская исследовательница Т.М. Симонова. Сотрудники Российского политического комитета, сформированного в Варшаве Б.В. Савинковым при активном содействии польских военных властей, осенью 1921 г. вели работу среди интернированных украинцев по вовлечению их в Союз защиты родины и свободы. В отчетах о работе в лагерях Стшалково и Тухоля сообщалось, что высший командный состав украинской армии поверхностно разделяет взгляды руководящих кругов УНР, однако в действительности сторонников Петлюры немного. В верхах преобладали гетманцы. «В низах большинство довольно аполитично. Есть определенные русофилы. Много сторонников федерации Украины с Россией», – говорилось в одном из документов{103}. При этом после широкой репатриации интернированных авторитет Петлюры среди украинских солдат существенно упал, «украинофильство совершенно исчезло», большинство украинцев (до 70%) говорили по-русски, распевали русские песни{104}. Т.М. Симонова отмечает, что число желавших вернуться в Советскую Россию росло, увеличивалось и число украинцев прогерманской ориентации, появились и желавшие сотрудничать с лагерными коммунистами{105}.
Вопрос о силе национального чувства крестьянства, составлявшего, как уже говорилось, большинство среди украинского населения вообще, довольно сложный и не имеет однозначного ответа. Тем не менее следует отметить, что для большевиков особую опасность представляло соединение социальных чаяний простого народа с национальными устремлениями украинской интеллигенции, тем более что на политической арене у большевиков на Украине появились конкуренты. В украинских социалистических партиях появились «левые» течения и такое направление, как национал-коммунизм (1918-1925 гг.). Тут следует отметить две партии, образовавшиеся в результате консолидации эволюционировавших к коммунизму левых украинских эсеров и социал-демократов: Украинская партия социалистов-революционеров (коммунистов) и Украинская социал-демократическая рабочая партия («незалежных») объединились в 1919 г. в Украинскую коммунистическую партию (боротьбистов); другая часть УСДРП («незалежных») в 1920 г. оформилась в Украинскую коммунистическую партию. Влияние этих партий на селе было довольно сильным. Кроме того, устойчивые позиции в городах востока и юга Украины занимала Украинская партия левых социалистов-революционеров (борбистов), возникшая в 1919 г. К весне 1920 г. боротьбистов было около 15 тыс. человек, членов УКП (укапистов) около 600 человек (по некоторым данным – до 3 тысяч), борбистов – свыше 7 тысяч{106}.
Программа национал-коммунистов предусматривала создание суверенного украинского государства (которое затем войдет во всемирную социалистическую федерацию), самостоятельной украинской армии, независимой от Москвы партии и диктатуры, но не пролетариата, а всего трудового народа. Как считает украинский исследователь О.Б. Бриндак, эти партии, как и РКП(б), стремились к монопольной партийной диктатуре{107}. Экономическая программа национал-коммунистов предусматривала социализацию земли, раздел ее по трудовым нормам. Это, собственно, и обеспечивало им поддержку села. В то же время «ортодоксально-марксистская УКП» выступала против раздела помещичьих земель{108}.
Украинизация без большевиков
В ТАКОЙ НЕПРОСТОЙ социально-политической ситуации политика по внедрению украинского в качестве языка общественной и культурной жизни, политика поддержки украинской культуры в Украинской Народной Республике и Украинской державе, проводившаяся различными правительствами и являвшаяся символом процесса суверенизации, приковывала к себе пристальное внимание различных общественных и политических сил. Такая политика именовалась «украинизацией» – термином, который впервые ввел в оборот известный украинский ученый и политический деятель, председатель Центральной Рады М.С. Грушевский{109}.
Особое значение правительства УНР и Украинской державы придавали статусу украинского языка, который должен был стать языком законодательства, администрации, армии. Основные усилия «незалежных» властей были направлены на использование украинского языка в таких сферах, как система образования (на всех уровнях – от начального до высшего), издательское дело (газеты, журналы, книги, особенно учебная литература и т. п.), театральное и музыкальное искусство, музейное дело и т. п.
Несмотря на сложные условия, украинским правительствам удалось добиться определенных успехов (особенно Центральной Раде и гетманскому правительству). Были открыты украинские школы (только в 1917 г. появилось 215 так называемых высшеначальных школ, а к концу 1918 г. число украинских гимназий достигло 150). В 1917 г. выходило 106 периодических изданий на украинском языке, а в 1918 г. – 212. Что касается книг на украинском, то в 1917 г. их было издано 747, в 1918 г. – 1084, в 1919 г. – 665{110}. В 1918 г. была создана Украинская академия наук. При русских высших учебных заведениях открывались кафедры украинознавства (украиноведения), кроме того, Народный университет в Киеве был преобразован в Украинский госуниверситет, были открыты университет в Каменец-Подольске, историко-филологический факультет в Полтаве, Национальная библиотека, работали несколько национальных театров.
Суть работы по украинизации выразил заместитель председателя Центральной Рады известный писатель В.К. Винниченко: «Мы, украинцы, хотели жить и проявлять себя во всех сферах и областях жизни. Мы полагали, что все общественные, политические и социальные учреждения должны быть для народа, а не народ для них. На Украине -народ украинский, поэтому для него как украинского народа должны быть все учреждения: правительство, администрация, школа, суд, а также и армия»{111}.
Украинизация, по мысли ее инициаторов, должна была охватить все стороны жизни общества. Однако условия Гражданской войны не позволили осуществить все задуманное в полной мере. К тому же большинство украинского населения было озабочено другими, в первую очередь социально-экономическими, проблемами. На фоне продовольственной и аграрной проблем появление украинских школ, книг на украинском и кафедр украинознавства казалось явлением второстепенным. На мероприятия по украинизации из-за их ярко выраженного политизированного характера обращали внимание прежде всего представители интеллигенции. Киевский присяжный поверенный и общественный деятель А.А. Гольденвейзер в своих «Киевских воспоминаниях» говорит о том резонансе, который вызывало это явление в обществе. Он отмечает, что украинизация «приводила в смущение всех неукраинцев, причастных к школе, науке, адвокатуре. Украинский язык, с которым впоследствии немного свыклись, вызывал аффектированные насмешки; никто не собирался учиться этому языку»{112}.
Наблюдение Гольденвейзера подтверждают мемуары других его современников. Вспоминая о событиях 1917-1919 гг., Т. Кардиналовская (жена украинского премьера В.А. Голубовича) прежде всего упоминала о негативном отношении к украинизации со стороны киевской интеллигенции: «одни протестовали из-за нетерпимости ко всему украинскому, другие из-за ее насильственного насаждения». Большое впечатление на Кардиналовскую произвели печатавшиеся в газете «Русская мысль» длиннейшие списки людей, подписавшихся под лозунгом «Я протестую против насильственной украинизации Юго-Западного Края». При этом, по словам мемуаристки, там стояли фамилии не только русские, но и украинские{113}.
Протесты против украинизации были довольно широко распространены. «Начался целый ряд заседаний школьных советов, школьных родительских комитетов, на которых, дружно объединившись, черносотенец и демократ единодушно стали выносить протест за протестом, посылая их в правительство, – свидетельствовал Винниченко. – Они протестовали против "насильственной украинизации"!»{114}
Газета «Голос Киева» опубликовала 13 июня 1918 г. обращение правления Союза служащих правительственных учреждений Винницы к властям. В тексте говорилось о том, что при делопроизводстве в учреждениях нет необходимости переходить на украинский, поскольку «случаев взаимного непонимания между этими учреждениями, с одной стороны, и местным населением – с другой, никогда не было»{115}. «Более того, – говорится далее, – такие случаи возможны именно при введении украинского языка, ибо последний в своей литературной форме почти ничего общего с местным просторечием не имеет»{116}. Служащие же вполне понимают это просторечие, «а в некоторых случаях и объясняются» на «простом языке местного населения». Но вот украинским литературным языком никто не владеет{117}.
Неприятие украинизации было весьма широким. Украинский общественный деятель, оказавшийся после Гражданской войны в эмиграции, Н.М. Могилянский в своих воспоминаниях о пережитом в Киеве в 1918 г. задавался вопросом: «Пользуется ли "украинизация"{118} симпатиями широких масс населения Украины?»{119} Пытаясь честно в этом разобраться, Могилянский признает, что «в той исторической стадии, в какой жило тогда население Украины, оно было более чем равнодушно ко всяким попыткам и затеям украинизации»{120}. Подтверждая мнение других современников-очевидцев, он также отмечает отрицательное отношение к украинизации широких слоев населения: «Как показали грустные события и переживания Киева, Харькова, Одессы, население городов везде имеет явную склонность к большевизму, а деревня везде жаждала одного: земли!»{121}Более того, Могилянский считает единственными «союзниками» украинизации немцев, «которые были заинтересованы углублением "украинизации" для успеха расчленения России»{122}.
Для полноты картины приведем еще одно мнение. В своих «Очерках русской смуты» генерал А.И. Деникин весьма резко отзывался о происходивших на Украине событиях. Он называл программу гетманского правительства не иначе как «национальным шовинизмом и украинизацией»: «Министр внутренних дел Кистяковский вводил закон об украинском подданстве и присяге; министр народного просвещения Василенко приступил к массовому закрытию и насильственной украинизации учебных заведений; министр исповеданий Зеньковский готовил автокефалию украинской церкви… Все вместе в формах нелепых и оскорбительных рвали связь с русской культурой и государственностью»{123}.
Характерны и другие примеры негативного восприятия украинизации со стороны широких слоев русской и украинской интеллигенции. В отличие от государственных деятелей Украинской Народной Республики, считавших украинизацию закономерным процессом, сопутствующим строительству украинской государственности, русская и русскоязычная общественность считала, что подобные мероприятия со стороны правительства нарушают «равенство национальностей». Вот какие мысли высказывал В.И. Вернадский (кстати, этнический украинец) в апреле 1918 г.: «Сейчас в Полтаве очень тревожное чувство в связи с начинающейся насильственной украинизацией. Через три недели вывески магазинов д[олжны] быть по-украински… Всюду предписано ввести делопроизводство на укр[аинском] яз[ыке]. Вводят на язычии. Возбуждается ненависть к языку»{124}.
Подчеркнутое знаменитым ученым обострение национальных противоречий в УНР было не просто следствием украинизаторских усилий Центральной Рады, Гетманата и Директории, оно также отражало ситуацию, характерную для распада имперских структур. Как известно, Украина с середины XVII века и вплоть до 1917 г. не составляла единого и обособленного политического организма, разные ее территории попеременно входили в состав соседних государств (России, Речи Посполитой, монархии Габсбургов), что увеличивало роль внешнеполитического фактора в постановке украинского вопроса.
Самое пристальное внимание украинским землям уделяла Польша, восстановившая свою государственность в ноябре 1918 г. Как известно, в начале XX века в польских политических кругах активно обсуждался вопрос о путях достижения независимости. Одни видели главную опасность для возрождения Польши в Германии, другие – в России. Последние обращали внимание на то, что Россия владеет большей частью земель Польши и бывшей Речи Посполитой. Они полагали, что Российскую империю ожидает распад, причем распад по национальному признаку. В результате на окраинах Российской империи должны возникнуть независимые государства – своеобразный буфер между Москвой и Варшавой{125}.
Подобные взгляды разделял и «начальник государства» Ю. Пилсудский, которому не чужды были и экспансионистские устремления{126}. Уже в ноябре 1918 г. Польша начала активные военные действия в Восточной Галиции против образованной там Западно-Украинской Народной Республики. Польско-украинская война закончилась в июне 1919 г. победой Польши и оккупацией всей Восточной Галиции польскими войсками.
Свои территориальные претензии Польша стремилась закрепить официально. В декабре 1918 г. на переговорах с представителем Польского национального комитета в Париже С. Грабским Пилсудский заметил, что восточная граница Польши должна пройти по линии небольших украинских и белорусских рек Улла – Березина – Случь – Горынь – Ушица. Пилсудский давал аналогичные инструкции участнику Парижской мирной конференции Л. Василевскому: восточная граница должна обеспечить включение в Польшу железной дороги Дрогобыч – Львов – Ковель -Пинск – Лунинец – Барановичи – Вильно и ее «прикрытия» в виде пояса болот и лесов Припяти{127}.
Отношения между Польшей и РСФСР не складывались. Польское руководство не желало идти на контакт с большевиками и упрекало советское руководство в попытке вызвать революцию в Польше. А отмена актов царского правительства о разделах Речи Посполитой большевиками рассматривалась как юридическое признание Россией прав Польши на восстановление ее в границах 1772 г., что было недостижимой мечтой всех польских политиков с конца XVIII века.
Кроме того, польское руководство играло на антибольшевистских настроениях стран Антанты. Как известно, в Германии находила довольно весомую поддержку идея расчленения Российской империи, в частности, образования независимого украинского государства, чем активно пользовались многие политические силы в борьбе за власть на Украине. Поляки же нашли поддержку у Франции, которая рассматривала независимое польское государство как щит между русским большевизмом и германской революцией и оказывала активную помощь полякам, поставляя им военное снаряжение и присылая своих военных инструкторов.
Все это создавало благоприятные условия для польско-украинского союза на антибольшевистской, антироссийской основе. Первые контакты правительства Украинской Народной Республики с Польшей приходятся уже на конец 1918 – начало 1919 г. 31 декабря в Варшаву отправилась украинская миссия во главе с профессором В. Прокоповичем, целью которой было добиться помощи Польши в борьбе с большевиками. В свою очередь, поляки также стремились наладить дипломатические контакты с УНР и отправили в январе 1919 г. на Украину специального представителя для проведения консультаций с украинскими политическими кругами{128}.
Однако достичь соглашения было непросто из-за территориальных противоречий между Польшей и УНР: и те и другие претендовали на Восточную Галицию. Парижская мирная конференция пыталась урегулировать этот вопрос. В конце концов в феврале 1919 г. Совет десяти Парижской конференции согласился с территориальными претензиями Польши относительно Восточной Галиции и разрешил ввести туда польские войска для «охраны от большевистских банд». Правящие круги УНР вынуждены были учесть данное обстоятельство. В мае 1919 г. Директория одобрила решение о начале мирных переговоров с Польшей. В этом же месяце к Петлюре прибыл особый представитель Ю. Пилсудского подполковник Заглоба-Мазуркевич{129}.
1 сентября 1919 г. между УНР и Польшей было заключено прелиминарное соглашение. Положение армии УНР было крайне тяжелым, и Петлюра решил отказаться от западноукраинских земель в обмен на военную помощь. В октябре 1919 г. в Варшаву прибыла дипломатическая миссия во главе с министром иностранных дел УНР А. Левицким. При делегации действовала военно-дипломатическая миссия УНР в Польше, приложившая большие усилия для налаживания военного сотрудничества между двумя странами. В начале 1920 г. на территории Польши началось формирование украинских частей.
«Плацдарм мировой революции»: политика большевиков в отношении Украины в 1917-1922 гг.
Революционное нетерпение
КАК ИЗВЕСТНО, ЛОЗУНГ самоопределения наций вплоть до отделения и образования самостоятельного государства был необходим большевикам в основном на этапе разрушения самодержавия. Следует согласиться с выводом А.И. Вдовина о том, что «пролетарское государство, идущее на смену буржуазному и добуржуазному» марксисты-ленинцы видели прежде всего «единой и неделимой республикой». «Такое видение, – пишет историк, – определяло их отрицательное отношение к расчленению России и какому-либо ослаблению централизма путем рассредоточения власти по федеративным и автономным частям государства, а если и допускало его, то лишь в определенных случаях: если нельзя было обойтись без федерации как формы перехода "к вполне единому государству"»{130}.
Поэтому общедемократическое требование «права на самоопределение за всеми нациями, входящими в состав государства», сформулированное еще на II съезде РСДРП в 1903 г., было прежде всего важным тактическим шагом большевиков, в немалой степени определившим их успех во внутриполитической борьбе. При этом самоопределение рассматривалось Лениным как вынужденная мера и предпосылка для последующего перехода к централизованному унитарному демократическому государству социалистического типа: «…Мы стоим за право на отделение ввиду черносотенного великорусского национализма, который так испоганил дело национального сожительства, что иногда больше связи получается после отделения!! Право на самоопределение есть исключение из нашей общей посылки централизма…»{131}
Действительно, в таком основополагающем документе, как «Декларация прав народов России», были зафиксированы принципы свободного развития и равноправия народов: равенство и суверенность народов России, право народов на свободное самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства, отмена национальных и национально-религиозных привилегий и ограничений. Однако уже в январе 1918 г. на III съезде Советов в докладе по национальному вопросу наркомнац И.В. Сталин фактически ставил национальный вопрос в зависимость от классового, трактуя принцип самоопределения как право исключительно «трудовых масс данной нации»{132}. Как показала дискуссия по национальному вопросу на VIII съезде партии в 1919 г., многие большевики разделяли сталинский подход.
Как известно, Ленин занимал более осторожную позицию, критикуя «революционное нетерпение» своих товарищей по партии и указывая на необходимость считаться со сложной внутриполитической ситуацией в стране. Хотя многие коммунисты, уповая на грядущую мировую революцию, отвергали значение национальной культуры и считали нации принадлежностью безвозвратного исторического прошлого, в своей реальной политике им приходилось учитывать особенности менталитета «отсталого» населения, подверженного «национальным пережиткам». Продолжение русификаторской политики в этой ситуации было невозможно. Сохранение Украины как одного из «плацдармов социализма» в Европе настоятельно требовало нейтрализации «буржуазного влияния» на крестьянство, составлявшее большинство населения Украины.
В этой ситуации национальная окраска советской власти на Украине могла сыграть решающую роль: если остановить распад Российской империи было весьма проблематично, то можно было бороться за установление в независимых республиках советской власти. Так, в записке по прямому проводу Н.В. Крыленко 24 ноября (7 декабря) 1917 г. Ленин и Л.Д. Троцкий подчеркивали: «Мы считаем, что… Рада явно и решительно встала на сторону кадетско-корниловской и калединской контрреволюции. Мы за советскую власть в независимой республике Украинской, но не за контрреволюционную калединскую Раду»{133}. Годом позже, 29 ноября 1918 г., Ленин в своей телеграмме главкому И.И. Вацетису особо подчеркивал значение создания временных советских правительств, «призванных укрепить Советы на местах» во время продвижения Красной Армии на запад. «Это обстоятельство имеет ту хорошую сторону, -писал он, – что отнимает возможность у шовинистов Украины, Литвы, Латвии, Эстляндии рассматривать движение наших частей как оккупацию и создает благоприятную атмосферу для дальнейшего продвижения наших войск. Без этого обстоятельства наши войска были бы поставлены в оккупированных областях в невозможное положение, и население не встречало бы их как освободителей»{134}.
Две тактики по украинскому вопросу
ПОЗИЦИЯ ПАРТИИ большевиков на Украине поначалу была не очень сильной. К августу 1917 г. на украинских землях насчитывалось немногим более 22,5 тыс. членов партии, причем две трети из них действовали на Донбассе. При этом на селе работало только около 16% всех большевиков Украины{135}. Возможно, именно поэтому на выборах в Учредительное собрание большевики сумели собрать только 10% голосов украинских избирателей, тогда как украинские социал-демократы и эсеры – 75%{136}. Следует учесть, что до революции не существовало территориальной украинской большевистской организации. КП(б)У была образована лишь в июле 1918 г.: настоятельная потребность в создании партии появилась лишь после Брестского мирного договора 1918 г.{137}
К началу 1918 г. на Украине действовали два самостоятельных областных объединения РСДРП(б) – Донецко-Криворожского бассейна и Юго-Западного края, – которые придерживались различных представлений о перспективах развития большевистской партии на Украине.
Во главе киевских большевиков стоял Г.Л. Пятаков. Вместе с группой единомышленников он составил группировку, получившую название «левой». «Левые» были убеждены в том, что в мире идет решающая схватка между капитализмом и социализмом, и рассматривали украинскую революцию как составную часть мировой революции. Брестский мир они оценивали негативно, полагая, что Украина должна служить делу продолжения мировой революции. Один из большевистских партийных деятелей той поры – А.И. Буценко (в 1917-1919 гг. он работал в Полтаве) особо подчеркивал данный момент. По его словам, Пятаков считал, что «Украина должна явиться плацдармом для развертывания революции дальше на запад без помощи русского пролетариата за перманентное восстание, а не ждать, пока все партийные организации проведут должную подготовку к организованному повсеместному вооруженному восстанию»{138}.
Именно в интересах революционной борьбы Пятаков предлагал объединить все большевистские организации Украины. В ноябре 1917 г. по его инициативе была проведена партийная конференция Юго-Западного края и провозглашено создание региональной большевистской организации «Социал-демократия Украины», правда, не получившей одобрения ЦК РСДРП(б){139}.
Большевиков Екатеринослава и Донбасса возглавлял Э.И. Квиринг. «Правые» Донбасса считали, что без помощи России революция на Украине бесперспективна, и поэтому были убежденными сторонниками тесного союза с Москвой. «Правые» не желали идти на контакт с киевской организацией и в январе 1918 г. предприняли попытку создать Донецко-Криворожскую Советскую Республику. Инициаторов образования этой республики вдохновляла идея сохранения всего Донецко-Криворожского бассейна с Харьковом в составе Российской республики на положении отдельной области{140}. Как известно, помимо Донецко-Криворожской, какое-то время существовали Одесская, Донская и Крымская республики.
«Левые» и «правые» не ладили между собой, и для сглаживания противоречий в конце 1917 г. на Украину был послан старый большевик (член партии с 1897 г.) Н.А. Скрыпник, а в начале 1919 г. – другой партиец, деятель болгарского и международного социалистического движения Х.Г. Раковский.
Таким образом, к моменту объединения большевистских организаций Украины между ними существовали значительные разногласия. В соответствии с этим на Таганрогском партийном совещании 19-20 апреля 1918 г. были выдвинуты две резолюции по организационному вопросу. Первая, принадлежавшая Э.И. Квирингу, предусматривала создание автономной партии со своим Центральным комитетом и со своими съездами, хотя и подчиненной единому ЦК и съездам РКП(б). Автором второй резолюции был Н.А. Скрыпник. Хотя он и не разделял взглядов «левых коммунистов», однако также считал целесообразным создать на Украине самостоятельную коммунистическую партию со своим ЦК и своими партийными съездами, связанную с РКП(б) лишь через III Интернационал. На совещании большинством голосов прошла резолюция Скрыпника.
Однако центральное партийное руководство в Москве не могло допустить такого развития событий: на I съезде КП(б)У 5~12 июля 1918 г. была принята резолюция, согласно которой КП(б)У должна входить в единую Российскую коммунистическую партию. VIII съезд РКП(б) в марте 1919 г. принял в связи с этим специальное постановление, в котором говорилось: «Необходимо существование единой централизованной коммунистической партии с единым ЦК, руководящим всей работой партии во всех частях РСФСР. Все решения РКП и ее руководящих учреждений безусловно обязательны для всех частей партии, независимо от национального их состава. Центральные Комитеты украинских, латышских, литовских коммунистов пользуются правами областных комитетов партии и целиком подчинены ЦК РКП»{141}.
При этом многие большевики на Украине (особенно екатеринославская, харьковская, одесская организации) решительно выступали против хотя бы и формальной украинизации партии. А.И. Буценко вспоминал, как в Луганском горисполкоме некий Червяков арестовал делегатов II Всеукраинского съезда Советов (март 1918 г.), приехавших проводить украинизацию госаппарата и «разговаривавших на украинском языке»{142}. По его оценке, «основная беда правых заключалась в том, что они недооценивали национального вопроса, вернее, недопонимали его»{143}. Причины этого Буценко видел в том, что опору «правых» составляли русские рабочие Донбасса, а к украинскому крестьянству они относились с большой осторожностью{144}.
Впрочем, киевляне также по-разному относились к украинскому вопросу. К примеру, «левый коммунист» Г.Л. Пятаков вообще был убежденным противником права наций на самоопределение и даже получил от Винниченко прозвище «русский коммунист-централист, враг украинского национально-государственного возрождения»{145}. Однако в тот момент Пятаков считал, что относительная независимость от Москвы соответствует интересам мировой революции, поскольку обеспечивает возможность маневра против политики Бреста.
Равноправие или слияние?
6 ЯНВАРЯ 1919 г. Временное рабоче-крестьянское правительство провозгласило новое официальное название государства – Украинская Социалистическая Советская Республика. Стремясь упрочить свой контроль над Украиной, большевистские лидеры делали основную ставку на сохранение единства партии на территории бывшей Российской империи.
Последнее обстоятельство приобретало особое значение в связи со стремлением сохранить государственное единство бывшей Российской империи. А Украина была крайне важной частью распадавшейся на глазах державы, что отражает постановление Политбюро РКП(б) от 8 апреля 1919 г. В нем говорилось об Украине как источнике «топлива, металла, наличных заводов и мастерских, а также запасов продовольствия»{146}. Упустить столь ценный для развития мировой социалистической революции регион большевики не могли.
Хотя независимость УССР была провозглашена, однако большевики рассчитывали в ближайшем будущем добиться слияния двух республик. 23 апреля 1919 г. Политбюро ЦК РКП(б) предложило ЦК КП(б)У обсудить вопрос, при каких условиях и в какой форме такое слияние будет проведено{147}. Можно увидеть подготовку к такому слиянию в централизаторской политике учреждений РСФСР. 3 марта 1919 г. президиум ВСНХ РСФСР высказался за прямое управление народным хозяйством советских республик из Москвы на принципах «демократического централизма». Буквально через несколько дней, 7 марта 1919 г., украинское советское правительство приняло постановление об объединении ВСНХ РСФСР и Украинского СНХ в единую систему и об объединении банковской системы обеих республик{148}.
Более того, украинский исследователь СВ. Кульчицкий, ссылаясь на архивные документы, указывает, что Раковский считал возглавляемое им Временное рабоче-крестьянское правительство Украины органом ЦК РКП(б). Правда, указанные документы не были официально приняты, но были черновым вариантом постановлений ВРКП Украины{149}. Возможно, черновиком указанные документы остались неспроста.
Скорее всего Раковский просто не понял всю сложность ситуации на Украине. Большевики противопоставляли свою национальную политику национальной политике царского правительства. 10 марта 1919 г. Наркомпрос УССР принял даже постановление об отмене государственного языка и провозглашении равноправия всех языков. Признавая «своеобразное явление господства русской культуры при несомненном количественном перевесе украинского населения», Наркомпрос в качестве причин сложившейся ситуации указывал на проводившуюся ранее «насильственную русификацию». Отныне же, «считаясь [с] отменой государственного языка как такового [и] объявлением всех местных языков равноправными, нарком просвещения предоставляет право населению на местах определять язык, [на] котором должно вестись преподавание [в] школах. При этом должны быть обеспечены интересы всех национальных групп Украины…».
Несмотря на провозглашенное равноправие, Наркомпрос УССР отдавал явное предпочтение украинскому языку, подчеркивая необходимость «активно работать [в] сторону развития украинского языка и укр[аинской] культуры». В качестве обязательного предмета в школах вводилось изучение истории и географии Украины, а также одного из местных языков{150}.
Однако провозглашенные большевиками национальные лозунги не мешали им уже осенью 1919 г. строить планы «полного слияния» УССР и РСФСР; первым этапом на этом пути должна была стать пропаганда такого важного шага. В проекте тезисов о политике на Украине, подготовленном к заседанию Политбюро ЦК РКП(б) 21 ноября 1919 г., Ленин отмечал: «Пока – самостоятельная Укр[аинская] Социалистическая Р[еспублика], в тесной федерации с РСФСР… п. 2 на Политбюро ЦК РКП(б) 21.XI. 19 "принять с указанием, что до созыва украинского съезда Советов Украина и Россия федерируются на основе резолюции ВЦИК и постановления Политбюро от 1.VI.19 г. и что в то же время партийным путем ведется осторожная подготовка планов слияния Украины и России"»{151}.
Желание большевиков добиться «полного слияния» Украины с Россией было крайне велико. Между тем они вынуждены были корректировать свои планы в связи с обострением внешнеполитической ситуации. Столкновения между польскими и советскими войсками, начавшиеся еще в ноябре 1918 г., вспыхивали на протяжении всего следующего года. Осенью – зимой 1919 г. длительные переговоры между Польшей и УНР стали приносить плоды. Однако польская военная помощь Петлюре была оказана только в следующем году. Осторожная позиция Пилсудского объяснялась наступлением на Москву А.И. Деникина. В этой ситуации вмешательство Польши благоприятствовало Деникину, что было крайне невыгодно полякам: Деникин не желал признавать независимость Польши и представлял еще большую опасность, чем большевики. В то же время Польша не ответила и на предложение Совнаркома РСФСР 22 декабря 1919 г. начать мирные переговоры.
Позиция Польши, очевидно, оказала влияние на большевиков, изменивших свой подход относительно Украины. Кроме того, к лету 1919 г. стало очевидным недовольство украинского крестьянства (равно как и российского) большевистской аграрной политикой – экспедициями продотрядов за хлебом; «дикими» реквизициями, проводимыми Красной Армией в условиях отсутствия снабжения из центра, введенной 12 апреля продразверсткой на урожай предыдущих лет. По данным А. Грациози, украинские крестьяне стали встречать продотряды криком «бей жидов и москалей!»{152}
Недовольное крестьянство и сепаратистские устремления украинских политиков вкупе с внешнеполитическими расчетами Польши обостряли ситуацию до крайности. Сочетание этих нескольких факторов представляло собой большую опасность. Пользуясь тем, что Деникин на Украине с его программой возрождения великой империи и реставрации помещичьей власти не оставил о себе доброй памяти, центральное большевистское руководство в Москве призвало с особым вниманием относиться к национальным чувствам украинцев. На уже упоминавшемся заседании Политбюро 21 ноября 1919 г. Ленин, хотя и не оставивший надежд на будущее слияние УССР и РСФСР, уже призывал к величайшей осторожности «в отношении к националистским традициям» и необходимости «строжайшего соблюдения равенства украинского языка и культуры»{153}.
Однако это отнюдь не было призывом создать благоприятные условия для деятельности украинской интеллигенции. По мнению Ленина, следовало особенно внимательно наблюдать за «учительской спилкой», кооперативами и «тому подобными мелкобуржуазными организациями» на Украине. Их надлежало взять «под особый надзор» и принять «особые меры для разложения». С этой целью необходимо было провести подготовку «особого кадра работников для Украины»{154}.
Любопытно, что важность установления контактов с украинской интеллигенцией и привлечения ее на свою сторону Ленин отметил еще в апреле 1918 г., во время встречи с украинскими большевиками по поводу образования КП(б)У. По словам А.И. Буценко, присутствовавшего на этой встрече, «при выходе из зала, прощаясь с нами, Владимир Ильич несколькими словами обратил внимание В.П. Затонского, чтобы больше было бы уделено внимания украинской интеллигенции. Она должна стать приверженцем советской власти»{155}.
Мысль об обязательном изучении украинского языка всеми должностными лицами была развита в «Резолюции ЦК РКП(б) о советской власти на Украине» от 2 декабря 1919 г.: «Поскольку на почве многовекового угнетения в среде отсталой части украинских масс наблюдаются националистические тенденции, члены РКП обязаны относиться к ним с величайшей терпимостью и осторожностью, противопоставляя им слово товарищеского разъяснения тождественности интересов трудящихся масс Украины и России». Украинский язык надлежало превратить «в орудие коммунистического просвещения трудовых масс», для чего прежде всего необходимо было обеспечить советские учреждения достаточным количеством служащих, владеющих украинским языком{156}.
Однако крестьянское недовольство и нестабильная ситуация на Украине становилась крайне опасной не сама по себе, а в связи с активизацией антироссийских устремлений Польши. Потерпев неудачу в переговорах с поляками, которые не пошли на заключение мира с РСФСР, и видя огромный интерес Польши к западным окраинам бывшей Российской империи, большевистское руководство в Москве решило обезопасить себя и прекратило попытки развернуть пропаганду слияния двух советских республик.
28 декабря 1919 г. Ленин написал «Письмо к рабочим и крестьянам Украины по поводу побед над Деникиным». Лидер большевиков провозгласил, что только украинские рабочие и крестьяне «на своем Всеукраинском съезде Советов» могут решить вопрос о судьбе Украины. Ленин объявил о готовности большевиков пойти на уступки в столь важном вопросе: «…мы, великорусские коммунисты, должны быть уступчивы при разногласиях с украинскими коммунистами-большевиками и боротьбистами, если разногласия касаются государственной независимости Украины, форм ее союза с Россией, вообще национального вопроса»{157}.
О том, насколько серьезно большевистский лидер интересовался положением на Украине, свидетельствует относящаяся к этому же времени записка Ленина в Политбюро ЦК РКП(б): «Надо установить немедленно практическую, краткую, но существенную форму отчетов (2 раза в месяц) каждого работника партии с Украины… За неприсылку отчетов арестовывать. Иначе прозеваем Украину»{158}. В телеграмме Сталину от 22 февраля 1920 г. Ленин настаивал на необходимости «немедленно завести переводчиков во всех штабах и военных учреждениях, обязав безусловно всех принимать заявления и бумаги на украинском языке». Ленин подчеркивал, что это «безусловно необходимо» – «насчет языка все уступки и максимум равноправия»{159}.
В сложившейся ситуации такая политика была логичной. Внешнеполитическая ситуация продолжала оставаться весьма напряженной. Все реальнее становилась угроза военного столкновения между Советской Россией и Польшей, а это крайне обостряло украинский вопрос. Польша рассчитывала создать барьер между собой и Россией из независимой Украины, надеясь также на то, что украинское государство окажется в польской сфере влияния. Как подчеркивает И.В. Михутина, об этом ясно говорилось в одном из секретных информационно-политических документов, подготовленном в марте 1920 г. по указанию Пилсудского для командного состава Волынского фронта. Там, в частности, были такие слова: «В настоящее время польское правительство намерено поддержать национальное украинское движение, чтобы создать самостоятельное украинское государство и таким путем значительно ослабить Россию, оторвав от нее самую богатую зерном и природными ископаемыми окраину»{160}.
После поражения Деникина Варшава начала готовиться к решительной схватке. 21 апреля 1920 г. переговорный процесс между УНР и польским правительством завершился подписанием Варшавского договора. Был подписан секретный протокол с Петлюрой о разделе Украины: Польша признавала его главой независимой Украины, Петлюра отдавал Польше Галицию. В апреле 1920 г. началась советско-польская война. Польские войска перешли в наступление и в мае захватили Киев, пройдя парадом по Крещатику. Однако захват Киева вызвал небывалый патриотический подъем в Советской России. Красная Армия перешла в наступление и в июле 1920 г. разгромила польскую группировку на Украине и в Белоруссии. Большевики продолжили наступление, желая превратить войну оборонительную в войну наступательную и революционную.
Началось наступление на Варшаву, конечной целью был Берлин. Как вспоминал В.М. Молотов, «Ленин поставил целью использовать навязанную Пилсудским войну с Польшей, чтобы пройти войсками и "прощупать штыком", не готова ли Германия к началу пролетарской революции»{161}. Но расчеты большевиков не оправдались. Поляки в массе своей восприняли Красную Армию не как освободительную и революционную, а как захватническую. Произошло известное «чудо на Висле», Красная Армия была отброшена от Варшавы, тысячи красноармейцев попали в плен. Советско-польскую войну завершил мирный договор, подписанный в Риге в марте 1921 г., по которому Польша получила земли Западной Украины и Западной Белоруссии.
Однако утративший формально силу польско-украинский военно-политический союз продолжал функционировать еще не менее года. После подписания Рижского мирного договора при содействии польских спецслужб из интернированных украинцев были созданы отряды. Их готовили к вторжению в Румынию и на Украину, чтобы поднять там восстание. Это и произошло в октябре – ноябре 1921 г. Хотя первоначальные планы польских спецслужб потерпели неудачу, лагеря для интернированных военнослужащих УНР просуществовали в Польше до 1924 г.{162} По данным польских государственных регистрационных органов, общая численность украинской эмиграции в конце 1920 г. составляла 43 тыс. человек{163}. При этом в Польше нашли пристанище и многие украинские политики.
Поворот к украинизации на фоне мировой революции
УКРАИНСКАЯ ЭМИГРАЦИЯ и польские спецслужбы внимательно следили за ситуацией на Советской Украине. Большевики учитывали это обстоятельство и в свою очередь стремились продемонстрировать образцовое решение национального вопроса в УССР. Было издано множество постановлений и декретов о равноправии украинского и русского языков. 21 февраля 1920 г. Всеукраинский ЦИК постановил: «На всей территории Украинской ССР, во всех гражданских и военных учреждениях должен применяться украинский язык наравне с великорусским. Никакое преимущество великорусскому языку недопустимо. Все учреждения, как гражданские, так и военные, обязаны принимать заявления и другие дела как на великорусском, так и на украинском языках и за отказ или уклонение в приеме виновные будут привлекаться по всей строгости военнореволюционных законов»{164}.
21 сентября 1920 г. Совет народных комиссаров УССР принял постановление о введении украинского языка в школах и советских учреждениях. Оно предусматривало обязательное изучение украинского языка во всех «учебно-воспитательных учреждениях с украинским языком преподавания» и особо настаивало на «изучении украинского языка во всех… учреждениях по подготовке работников просвещения». Государственному издательству вменялось в обязанность «озаботиться изданием… достаточного количества учебных пособий на украинском языке, равно как художественной литературы и всех прочих изданий», популярной и пропагандистской литературы. Исполкомы в обязательном порядке должны были издавать в каждом губернском городе «не менее одной украинской газеты». Во всех губернских и уездных городах должны были создаваться вечерние школы для обучения украинскому языку советских служащих{165}.
Таким образом, в 1919-1920 гг. в декретах и постановлениях высших украинских органов власти были обозначены основные направления политики большевиков в отношении украинского языка и культуры: введение обучения на украинском языке, выпуск печатных изданий, обучение государственных служащих украинскому языку и т. п. Однако все это еще не означало, что все изданные распоряжения были реализованы на практике.
Пока не была официально провозглашена УССР, претворять в жизнь постановления о развитии украинского языка должен был Народный комиссариат по делам национальностей, при котором в мае 1918 г. был создан украинский отдел (позже – украинское представительство). В задачи этого отдела входила организация «украинского общественного мнения в пользу Российской Советской Федеративной Республики»{166}. Отдел должен был вести строгий контроль над приезжающими на Украину и выезжающими из нее, «ибо много вредного элемента с определенной целью являются за пропусками».
Культурно-просветительная и агитационная работа должна была проводиться как в «московской колонии украинцев и украинских красноармейцев», так и между «военнопленными галичанами», а также «между приходящим элементом», «который часто очень мало знакомый с задачами Советской власти». Предусматривалась и «посылка агитаторов на места». В отдельный пункт была вынесена задача ликвидации «всех контрреволюционных организаций»{167}.
Идеологическая направленность большевистской национальной политики была очевидна. Основное внимание большевики уделяли борьбе с «буржуазным влиянием» среди «масс трудового народа». Так, в начале мая 1918 г. руководители Наркомнаца одной из основных задач комиссариата считали борьбу с «контрреволюцией во всех ее национальных проявлениях». «Так как Советы и центральные учреждения Советской власти часто плохо разбираются в физиономии различных национальных обществ, учреждений и кругов, то Народный комиссариат по делам национальностей является тем органом, который в этом отношении должен оказывать Советской власти существенную помощь»{168}, – указывалось в одном из писем Наркомнаца, адресованном во ВЦИК. «Идеологически вредными» считались все неподконтрольные большевикам общественные организации с национальной окраской. К последним относились и украинские «Просвиты».
Когда стало очевидно, что Украина не войдет в качестве составной части в РСФСР, главной задачей украинского представительства при Наркомнаце стала работа среди украинцев, «живущих в качестве национального меньшинства вне пределов Украины на территории РСФСР»{169}. На местах предполагалось развернуть широкую сеть местных подотделов украинского отдела Наркомнаца. Такие подразделения в разные периоды существовали в Ярославле, Тамбове, Калуге, Брянске, Орше, Курске, Петрограде, Самаре, Воронеже{170}. Борьба за политическое влияние была крайне жесткой. Представители Наркомнаца тесно сотрудничали как с местными исполкомами, так и с местными отделениями Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и органами Военного управления. Таким образом действовал, например, Украинский Воронежский отдел, руководитель которого, некий тов. Москаленко, отмечал: «20-го октября с. г. [1918 г. – Е. Б] указанный отдел начал функционировать… Контрреволюционерам и буржуазии были сразу закрыты до сего времени открытые ворота. Многие контрреволюционеры принимали меня за Украинского Консула, почему не стесняясь приходили за пропусками и служащие советской Красной Армии, бывшие офицеры, желающие поступить в ряды Красновской Армии, а также в ряды Армии пана Скоропадского. Подобные лица мною арестовывались».
Репрессии проводились не только в отношении отдельных лиц, но и целых организаций. В том же Воронеже 27 октября 1918 г. была закрыта Украинская Воронежская Громада, «поводом к закрытию этой громады послужило контрреволюционное направление этой организации». «При обыске обнаружено много литературы правых эсеров, а также портреты профессора Грушевского и других врагов Советской власти». Разрушительную работу вести было легче, нежели созидательную. Так, библиотеку и читальню открыть удалось, но попытка открыть школу для «младшего возраста беженцев и эвакуированных украинцев» потерпела поражение: желающих обучаться на украинском языке попросту не оказалось{171}.
Организация местных украинских отделов на территории РСФСР не всегда проходила успешно, и украинское представительство Наркомнаца вынуждено было признать в качестве «печального факта», что «в широких кругах русского общества, не исключая даже ответственных советских и партийных работников, до сих пор еще существует полное непонимание значения всестороннего развития украинской национальной культуры как основы строительства социалистического общества среди украинского народа». На деле это нередко приводило – «сознательно или бессознательно» – к печальным последствиям: «…по отношению к лицам украинского происхождения и даже к целым украинским организациям принимаются меры в лучшем случае тормозящие их деятельность, а в худшем – прямо… идущие вразрез с постановлением руководящих правительственных и партийных органов РСФСР»{172}.
Эту характеристику вполне можно распространить и на советско-партийный аппарат УССР, русскоязычный по своему составу. Несмотря на обилие постановлений о развитии украинского языка и культуры, в УССР в 1922 г. украинских школ было лишь 50% от всего наличного состава; подавляющее большинство высших и средних специальных учебных заведений было русскоязычным (на украинский язык перешли в 1923 г. лишь 17,1% институтов, 16,3% техникумов и 1,9% профшкол); в 1920-1921 гг. выходило 7-10 украинских газет{173}.
Сложившуюся ситуацию объясняет один из рабочих документов украинского Совнаркома – справка, подготовленная в 1924 г. заместителем главы украинского Наркомпроса Я. Ряппо для В.Я. Чубаря, возглавлявшего на тот момент Совет народных комиссаров УССР. В этом документе подводился итог усилиям партии в области украинизации. Основные трудности с украинизацией возникали в городах, где население в своем большинстве говорило на русском языке, тем более что за годы Гражданской войны и интервенции здесь проводилась украинизация то «по-гетмански, то по-петлюровски»; были и периоды русификации «по-царски, по-деникински». «Менялись вывески и формы, но содержание оставалось за указанные годы старым – либо русско-черносотенным, либо петлюровским», – говорится в документе{174}.
Без сомнения, трудности украинизации начала 1920-х гг. были связаны и с субъективными настроениями многих большевиков на Украине, для которых украинский язык нередко ассоциировался с М.С. Грушевским, П.П. Скоропадским и другими «буржуазными деятелями». Неудивительно, что Я. Ряппо делает следующий вывод: «Наряду с введением украинского языка, необходимо сохранить в качестве обязательного предмета преподавания во всех учебных воспитательных и культурно-просветительных учреждениях русский язык, имеющий государственное и общесоюзное значение в приобщении к культуре Союза Социальных [так в тексте. – Е. Б.]Советских Республик»{175}.
Очевидно, что в политике большевиков слово расходилось с делом, а требования центрального партийного руководства зачастую не соответствовали настроениям рядовых членов партии, тем более что численность украинцев в КП(б)У была невелика и к 1922 г. составляла лишь 23%.
Несмотря на трудности с воплощением в жизнь своих планов, большевики не намерены были отступать. Более того, в начале 1920-х гг. в статьях и речах высших партийных деятелей отчетливо стали проявляться те основные направления национальной политики, которые в 1923 г. составят основу коренизации.
В октябре 1920 г. в статье «Политика советской власти по национальному вопросу в России» И.В. Сталин отмечал необходимость «взаимной поддержки центральной России и ее окраин», ибо без этого «невозможна победа революции, невозможно освобождение России от когтей империализма». Экономическая взаимозависимость РСФСР и национальных республик была особенно острой: «Центральная Россия, этот очаг мировой революции, не может долго держаться без помощи окраин, изобилующих сырьем, топливом, продуктами продовольствия. Окраины России, в свою очередь, обречены на неминуемую империалистскую кабалу без политической, военной, организационной помощи более развитой центральной России». Между тем, «чтобы упрочить этот союз, нужно прежде всего ликвидировать ту отчужденность и замкнутость окраин, ту патриархальность и некультурность, то недоверие к центру, которые остались на окраинах как наследие зверской политики царизма».
Чтобы советская власть стала родной для «народных масс окраин России», Сталин предлагал «поставить школу, суд, администрацию, органы власти на родном языке»{176}. Таким образом, уже в 1920 г. прозвучали слова о ликвидации недоверия к центру, которые тремя годами позже Сталин разовьет в тезис о полном взаимном доверии между русским пролетариатом и крестьянством иных национальностей. В сталинской речи на XII съезде партии в апреле 1923 г. не был новшеством и тезис о двоякой опасности – со стороны великодержавного шовинизма и местного национализма. Требование развить «богатую сеть курсов и школ на окраинах по всем отраслям управления для создания инструкторских кадров из местных людей»{177} также станет составной частью сталинского плана коренизации.
Обозначенные в 1920 г. направления национальной политики не были временным лозунгом или краткосрочным политическим расчетом. Мысль о необходимости развития национального языка, культуры, школы, введения делопроизводства на родном языке и т. п. была взята на вооружение и должна была непосредственно проводиться в жизнь аппаратом Наркомнаца. Так, Л.Б. Каменев, приветствуя от имени партии участников первого Всероссийского совещания представителей автономных республик и областей и губернских отделов по делам национальностей, которое проходило в Москве 18~21 декабря 1920 г., также особо отметил необходимость сохранения единства центра и окраин в интересах мировой революции: «…Мы в течение этой войны сами научились, поняли это, как урок стратегический: необходимое единство центра и окраин как для спасения центра, так и для спасения окраин».
Этот тезис стал краеугольным камнем национальной политики, именно из этого обстоятельства исходили большевики, призывая с осторожностью подходить к национальным чувствам нерусских народов. «Мы здесь, в Москве, поняли, что мы не можем жить и строить коммунистическое общество, не имея точного и определенного отношения с теми народами, которые живут и расположены вокруг Донецкого бассейна, или вокруг бакинской нефти, или вокруг сибирского хлеба, или вокруг степных пространств, на которых пасется скот»{178}. Отмечая тот факт, что народы, населяющие территорию бывшей Российской империи, находятся на разных ступенях общественного развития, Каменев в качестве основной причины этого явления по традиции сослался на эксплуататорскую политику царского правительства.
«…Нам необходимо не забывать того, что эти угнетенные нации склонны не доверять тем, кто был еще недавно частью той машины, которая их угнетала, и что мы, как коммунисты, как Советская власть, должны завоевывать это доверие»{179}, – эти слова Каменева, произнесенные в 1920 г., отражали желание большевиков завоевать доверие представителей различных национальностей за счет уничтожения пресловутых привилегий русского народа в царское время. Та же мысль прозвучит и на XII съезде партии в 1923 г., когда будет широко пропагандироваться опасность «великорусского шовинизма».
Как и Сталин, Каменев понимал необходимость создания опоры на местах путем воспитания национальных партийных кадров: «Без школы и администрации на родном языке, без управления людьми, которые знают местную обстановку и местное население, – без этого пробудить широкие массы, которые иногда тысячелетиями держались в рабстве, нам никогда не удастся, а мы с вами только что решили, что стоять один на один против мирового империализма, не имея резервов в миллионных хозяйствах, расположенных на окраинах, мы борьбы с империализмом не выдержим. Нам нужны эти резервы. Мы знаем, что нельзя эти резервы мобилизовать приказом. Они должны расти снизу, т. е. расти на основе собственного культурного развития, пользуясь собственным языком, собственным судом, пользуясь теми коммунистами, которые вышли из его собственной среды»{180}. Подобные рассуждения звучали и на XII съезде партии, во время обсуждения политики партии в области национального вопроса.
Уже в 1920 г. пропагандировалось мировое значение решения национального вопроса революционной Россией. Каменев говорил: «Наше решение национального вопроса стало центром притяжения громаднейших масс индийцев, китайцев и других народов, с которыми раньше никто не считался, они были слишком бедны и слишком отсталы, у них не было вождя. Этот вождь есть теперь в лице Советской России, и, конечно, степень доверия к нам со стороны этих многомиллионных масс… будет зависеть от того, как мы решим у себя национальный вопрос»{181}.
Следующим этапом в развитии национальной политики был X съезд партии в марте 1921 г., где с докладом по национальному вопросу выступил Сталин. В тезисах к X съезду в качестве одной из задач РКП(б) он указывал на необходимость: «а) развить и укрепить у себя советскую государственность в формах, соответствующих национальному облику этих народов; б) поставить у себя действующие на родном языке суд, администрацию, органы хозяйства, органы власти, составленные из людей местных, знающих быт и психологию местного населения; в) развить у себя прессу, школу, театр, клубное дело и вообще культурно-просветительные учреждения на родном языке». Данное положение, наряду с указанием на опасность «искажений политики партии в национальном вопросе» как в сторону «великодержавности, колонизаторства, великорусского шовинизма», так и в сторону «буржуазно-демократического национализма»{182}, было одним из главных принципов курса РКП(б) в национальном вопросе и в дальнейшем составило основу для политики коренизации партийного и советского аппарата в национальных республиках.
Большевики стремились к тому, чтобы их подход к решению национального вопроса на Украине занял главенствующее положение. Между тем украинские национал-коммунистические партии могли составить в этой области опасную конкуренцию КП(б)У. Украинские большевики это понимали и шли на сотрудничество с другими партиями с величайшей осторожностью. В июле 1918 г. I съезд КП(б)У допустил сотрудничество партии лишь с «низами» левых украинских эсеров, провозгласив беспощадную войну всем другим партиям. II съезд в октябре того же года выступил и против сотрудничества с левыми эсерами, а III съезд в марте 1919 г. отказался разделить полномочия власти с боротьбистами. Украинский исследователь О.Б. Бриндак считает, что только указание свыше – от РКП(б) – на опасность такого поведения украинских большевиков позволило боротьбистам возглавить 3 наркомата из 16 и получить несколько мест заместителей наркомов{183}.
Однако среди украинских большевиков были и сторонники более тесного сотрудничества с украинскими эсерами и социал-демократами. На совещании представителей партийных организаций Правобережной Украины в Гомеле 25 ноября 1919 г. группа так называемых федералистов выступила за объединение с левыми фракциями украинских социал-демократов и социалистов-революционеров и за создание отдельной от РКП(б) Украинской коммунистической партии{184}.
Большевики старались постоянно держать своих «друзей-противников» под контролем. Бриндак подробно рассказывает, как осуществлялся такой контроль. Ряды боротьбистов, укапистов, борбистов опустошали, с одной стороны, партийные мобилизации на фронт. В то же время на Украине была установлена ограничительная система выборов (25 тысяч жителей городов приравнивались к 125 тысячам крестьян) и контроль за прессой с помощью цензуры. Кроме того, финансирование национал-коммунистических партий было всегда невелико по сравнению с большевиками. Мирному сотрудничеству украинских большевиков с укапистами и боротьбистами отнюдь не способствовали и специальные циркуляры ЦК РКП(б) о борьбе с антисоветскими партиями, которые рассылались в губернские партийные организации{185}.
В конце концов, угрожая разрывом блока, ЦК КП(б)У добился самороспуска национал-коммунистических партий и включения их членов в КП(б)У на индивидуальной основе. Боротьбисты объявили о самороспуске в марте 1920 г., боротьбисты – в мае 1920 г. Дольше всего держались укаписты -до 1925 г.{186} На 1 января 1926 г. в КП(б)У состояло 5100 выходцев из других партий, что составляло 3,4% от общего количества ее членов{187}. Однако и в дальнейшем бывшие боротьбисты и укаписты оказывались первыми кандидатами на исключение из партийных рядов при проведении «чисток», и к 1938 г. в КП(б)У не осталось ни одного из них{188}.
Таким образом большевики обеспечили себе свободу политического маневра, в том числе в области национальной политики. Новая власть стремилась сохранить единство страны путем образования национальных советских республик. Усиление национального самосознания на Украине, деятельность национальных правительств, опиравшихся на заинтересованность в существовании независимой Украины со стороны Германии и других европейских стран, требовали воплощения в жизнь провозглашенных еще до революции лозунгов о самоопределении и свободном развитии национальной культуры. В этих целях партийное руководство всячески подчеркивало как единство интересов советских республик, так и необходимость бороться с «великорусским шовинизмом».
Вопреки мнению многих партийных и советских деятелей, ожидавших скорого осуществления мировой революции, центральное руководство настаивало на необходимости изучения национального языка служащими, на необходимости развития системы образования и средств массовой информации на национальном языке. Между тем множество насущных проблем – как экономических, так и внутриполитических – оттеснило на второй план вопрос о национальном языке и культуре вплоть до того момента, когда он стал актуальным в связи со сложным процессом образования Союза ССР.
Коренизация наступает: образование СССР, XII съезд РКП(б) и ситуация на Украине
Автономия, федерализм и национал-коммунизм
ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ Гражданской войны встал вопрос об оформлении отношений РСФСР с образовавшимися советскими республиками. Как известно, в 1920-1921 гг. были заключены двусторонние договоры с Азербайджаном, Украиной, Белоруссией, Дальневосточной, Хорезмской и Бухарской республиками. В 1922 г. была образована Закавказская Федерация (Грузия, Армения, Азербайджан), также заключившая союз с РСФСР. Договоры предусматривали оборонительный и хозяйственный союз. В период подготовки к Генуэзской конференции был заключен и союз дипломатический. Однако стала очевидной необходимость официально оформить тесные взаимоотношения между советскими республиками. В августе 1922 г. центральное руководство приступило к окончательному оформлению союзного государства. Специальную комиссию Оргбюро ЦК РКП(б) возглавил Сталин.
Ставший к тому моменту генеральным секретарем партии, изучивший работу и настроения периферийных парторганизаций, Сталин подчеркивал необходимость немедленно изменить существующий порядок отношений «между центром и окраинами». Об этом говорится в его письме Ленину от 22 сентября 1922 г. Причиной такой спешки было не столько удобство администрирования, сколько партийно-политические соображения. Сталин указывал на существование среди коммунистов большого числа «социал-независимцев», упорно признававших «слова о независимости за чистую монету» и недовольных централизаторской политикой ЦК партии, он объяснял их появление необходимостью «демонстрировать» в период Гражданской войны «либерализм Москвы в национальном вопросе»{189}.
Сталин настаивал на форсированных сроках образования СССР, указывая, что «через год будет несравненно труднее отстоять фактическое единство советских республик». Хотя единая партийная система казалась большевикам мощной объединительной силой, Сталин, по-видимому, опасался раскола партии на национальной почве, тем более что в официальных документах по отношению к советским республикам постоянно фигурировали определения «независимый» и «суверенный». Это давало республиканским руководителям основания требовать выполнения декларированных принципов{190}.
Действительно, в 1921-1922 гг., в период обсуждения вопроса о характере суверенности республик и принципе строительства СССР, среди украинских коммунистов было немало сторонников широких прав союзных республик в СССР. Л.М. Каганович вспоминал, что «на Украине национал-коммунисты из "боротьбистов" в содружестве с троцкистами… усиленно популяризировали идею "конфедерации" с сугубо урезанными правами: все, например, постановления правительства "конфедерации" должны подтверждаться правительствами республик; "конфедерации", как правило, не должны иметь своей армии, единого гражданства… своих законодательных органов и т. д.»{191}. Самым известным из таких сторонников суверенитета был председатель Совнаркома (1919-1923) и нарком иностранных дел Украины Х.Г. Раковский. И хотя речь тут не шла о самостоятельном внешнеполитическом курсе, попытка установления самостоятельных международных связей была налицо. Центр же не считал правильной концепцию признания национальных и государственных прав советских республик в качестве субъектов международного правоотношения{192}.
Другой яркой фигурой, активным участником дискуссий того времени был член ЦК КП(б)У нарком внутренних дел УССР (1921), нарком юстиции и генеральный прокурор УССР (1922-1927) Н.А. Скрыпник, которого нередко считают символом украинского национал-коммунизма. Подобные настроения вызывали серьезную озабоченность центра. Так, летом 1922 г. Ленин в своей записке Сталину по поводу высылки из России «меньшевиков, н.-сов, кадетов и т. п.» писал: «…Харьков обшарить, мы его не знаем, это для нас "заграница"»{193}.
Однако в полной мере осуществить свои планы Сталину не удалось. Хотя 24 сентября 1922 г. комиссия Оргбюро ЦК РКП(б) приняла резолюцию о взаимоотношениях РСФСР с независимыми республиками, где говорилось о формальном вступлении советских республик в состав РСФСР, через несколько дней (предположительно 26 сентября 1922 г.) по настоянию Ленина в резолюцию были внесены уточнения. Теперь речь шла уже об их объединении в СССР «с оставлением за каждой из них права свободного выхода из состава союза».
Настаивая на подобной корректировке, В.И. Ленин руководствовался идеей мировой революции. В первые годы после завоевания власти большевики много говорили о «прямом штурме» бастионов капитализма. По воспоминаниям А.А. Андреева, тогдашнего секретаря ВЦСПС, «Владимир Ильич любил иногда до начала заседания Центрального Комитета в кругу собравшихся членов ЦК вслух помечтать с большой уверенностью и надеждой о направлении исторического развития и конечной победе социалистической революции». Ленин подходил с карандашом в руке к карте мира и, указывая на колониальные страны, говорил: «Вот где заключена величайшая сила социализма – в его решающей борьбе с капитализмом; здесь будет нанесено еще одно смертельное поражение империализму»{194}.
Ленин видел в замыслах Сталина препятствие на пути объединения пролетариев всех стран в единую семью. С наступлением мировой революции федеральное устройство государства сделает возможным присоединение к этому союзу новых республик{195}. Большевики всерьез рассчитывали на скорую революцию в Германии. Но вступить она смогла бы лишь в союз советских республик Европы и Азии, а отнюдь не в РСФСР.
Ленинский проект «федерализации» одержал победу, однако влияние Сталина на процесс государственного строительства в национальной области было неизменным и весьма значительным. Как и предлагал генсек, самостоятельный статус остался лишь за некоторыми наркоматами (юстиции, внутренних дел, земледелия, просвещения, охраны здоровья и соцобеспечения). Без сомнения, Сталин не оставил попыток претворить в жизнь свою идею о замене «фиктивной независимости действительной внутренней автономией республик в смысле языка, культуры, юстиции, внудел, земледелия и прочее», пытаясь таким образом возместить ограничение самостоятельности «независимых республик».
В данном случае Сталин действовал как практический политик, он ставил во главу угла удобство администрирования и прочность создаваемого образования. Взгляды же Ленина выражали широко распространенную в этот период веру в грядущую – причем в ближайшее время – мировую революцию. Действительно, революции в Германии в ноябре 1918 г., в Венгрии в марте 1919 г. давали, казалось бы, все основания так думать. Правда, поведение польских рабочих и крестьян в 1920 г. не укладывалось в готовую схему, но к 1923 г. в Германии интенсивно готовилась новая революция.
В данной ситуации становится понятным не только принцип создания СССР, но и лозунги большевистской национальной политики, призванные революционизировать пролетарские массы соседних (и не только соседних) государств. Сталин в своих работах подчеркивал значение внешнеполитического аспекта. Если в 1921 г. отмечалось лишь «коренное улучшение отношений Турции, Персии, Афганистана, Индии и прочих восточных окраин к России», то двумя годами позже речь шла о необходимости «расшевелить, революционизировать» «восточные колониальные и полуколониальные страны», видящие в СССР «знамя освобождения»{196}.
Сталин как главный инициатор коренизации
ДУМАЕТСЯ, ЧТО провозглашенную на XII съезде РКП(б) в апреле 1923 г. политику коренизации партийного и государственного аппарата в национальных республиках (на местах она именовалась украинизацией, белоруссизацией и т. п.) следует рассматривать именно как следствие двух факторов. С одной стороны, это внешняя политика: угроза со стороны Польши еще далеко не была устранена, и контакты польских спецслужб с украинской военной эмиграцией вызывали серьезную озабоченность в Москве. С другой стороны, в интересах развития мировой революции стоило продемонстрировать чуткое и эффективное решение национального вопроса в СССР.
В своей политике коренизации Сталин исходил из собственных теоретических построений о нации. В соответствии с ее признаками (общность языка, общность территории, общность экономической жизни, общность психического склада, проявляющаяся в общности специфических особенностей национальной культуры{197}) были разработаны и основные направления коренизации.
Один из признаков сталинского определения нации – это общность территории. На XII съезде вопрос о территории национальных республик не обсуждался, однако вскоре было произведено и национально-территориальное размежевание в Средней Азии, и урегулирование вопросов об украинско-российской и украинско-белорусской границах (об этом будет сказано ниже). На съезде Сталин обратил внимание на фактическое экономическое неравенство союзных республик, он особо настаивал на том, чтобы в этих республиках «были устроены очаги промышленности», приводя конкретные примеры{198}. Кстати, еще в 1921 г. на X съезде партии Сталин подчеркнул, что «если в городах Украины до сих пор еще преобладают русские элементы, то с течением времени эти города будут неизбежно украинизированы»{199}.
На XII съезде говорилось и о проблеме языка и культуры. Так, Сталин предлагал «принять все меры к тому, чтобы советская власть в республиках стала понятной и родной… чтобы не только школы, но и все учреждения, все органы, как партийные, так и советские, шаг за шагом национализировались, чтобы они действовали на языке, понятном для масс»{200}.
Новым было предложение создать такую «конструкцию комиссариатов в Союзе Республик», которая позволяла бы «безусловно удовлетворять» нужды и потребности отдельных республик. С этой же целью в составе Союзного ЦИКа учреждались две палаты: «первая выбиралась бы на союзном съезде советов, независимо от национальностей, а вторая палата выбиралась бы республиками и областями»{201}.
Между тем представители республик прекрасно понимали подоплеку происходящих событий. Предлагаемая Сталиным коренизация практически не обсуждалась. Однако обстановка на съезде вокруг национального вопроса свидетельствовала о том, что дискуссии о характере только что созданного СССР далеко еще не закончились.
Так, Раковский еще в период подготовки к XII съезду предлагал свой вариант тезисов по национальному вопросу. Раковский писал: «Подчеркивая необходимость… централизма… в настоящее время… – Коммунистическая партия еще раз подчеркивает, что пролетарский централизм не исключает и признания равноправия национальностей Советского Союза в пользовании материальными благами.
Коммунистическая партия всегда утверждала, что централизм должен быть демократическим, даже когда идет речь о национально-однородном государстве, и что только широкая областная и местная автономия, хозяйственная и административная, при соблюдении единого руководства и общего планового хозяйства, является единственно совместимой с интересами пролетариата и с интересами хозяйственного развития страны»{202}.
Предложения Раковского не были приняты, однако он не переставал надеяться на успех. На съезде Раковский говорил о «смычке революционного российского пролетариата с 60 миллионами крестьян-инородцев», предлагая «идти по пути практического разрешения вопроса» и критикуя предложение Сталина о создании двухпалатного ЦИК СССР: «…в так называемой второй палате все национальности… будут участвовать с одинаковым числом голосов. Таким образом, каждая из 15 автономных республик и областей РСФСР будут иметь по 4 голоса… получается, что фактически РСФСР будет иметь 64 или 70 голосов, Украина будет иметь 4 голоса, Белоруссия будет иметь 4 голоса… Мы были бы довольны, если бы РСФСР удовлетворилась бы в этой палате голосами не более двух пятых, и пусть она эти две пятых голосов распределит между различными республиками…»{203}. Раковский требовал «отнять от союзных комиссариатов девять десятых их прав и передать их национальным республикам». Прозвучала также явная критика в адрес только что созданного Союза: «Что получилось после создания Союза Республик? Союз – это было понято как сигнал обрушиться всей своей тяжестью на отдельные Республики, задушить их, расформировать их»{204}. Раковский был недоволен действиями центральных комиссариатов, особое негодование вызывало то обстоятельство, что после образования СССР союзные функции временно были предоставлены комиссариатам РСФСР. «Я спрашиваю, кто кем руководит, – Центральный ли Комитет руководит советскими органами или советские органы под влиянием своих внутренних передаточных ремней руководят ЦК», – восклицал Раковский в полемическом задоре{205}. Однако позже он решил вычеркнуть это свое последнее высказывание из стенографического отчета съезда, здраво рассудив, что оно может быть использовано против него, однако остался при твердом убеждении в том, что «союзное строительство было несвоевременно и в корне ошибочно»{206}.
Не менее эмоциональным было выступление на съезде Скрыпника. Последний обратил внимание на то обстоятельство, что партийные решения по национальному вопросу остаются лишь на бумаге: «Почему мы практически национальный вопрос не разрешаем. Дело в том, что мы балансируем в области национального вопроса… Возникает великодержавный шовинизм, он компенсируется другим, и всегда получается двойная бухгалтерия. Особенно это было заметно у нас на Украине – это борьба с великодержавным национализмом [так в тексте. – Е. Б.]… Не является ли это противопоставление двух национализмов поводом для того, чтобы многие и многие на практике свою бездеятельность в области национального вопроса оправдали?»{207}. Скрыпник подчеркивает живучесть великодержавных предрассудков, он пытается переключить внимание на необходимость борьбы с «великодержавным шовинизмом».
Таким образом, выступления на XII съезде РКП(б) отражают основные настроения украинской парторганизации. Раковский и Скрыпник стояли за подлинную независимость союзных республик, указывая на их национальные права, Г.Ф. Гринько считал национальный вопрос пройденным этапом. Но все были совершенно убеждены в неправомерности централизаторских устремлений Москвы. Несмотря на подписание союзного договора, становление государственных институтов только началось, и острые дискуссии свидетельствовали о желании как центра, так и союзных республик оказать решающее влияние на этот процесс.
Стремление некоторых республиканских лидеров расширить полномочия республиканских органов власти натолкнулись на жесткую позицию центра, не желавшего «преувеличивать значение национального вопроса». «Кроме права народов на самоопределение, есть еще право рабочего класса на укрепление своей власти, и поэтому последнему праву подчинено право на самоопределение»{208}, – подчеркивал Сталин. А.П. Ненароков совершенно справедливо отмечает, что для большинства оппонентов Сталина по национальному вопросу на XII съезде главным элементом независимости было «четкое разграничение сфер ведения Союза и местного самоуправления на всех уровнях», обеспечивающее «возможность самостоятельного определения основ экономического и культурного развития при эффективном ограничении централизма»{209}.
Действительно, в острых дискуссиях речь шла в основном о правах республик и центра, тогда как лозунг коренизации партии отходил на второй план. Необходимость коренизации не вызывала сомнений, однако на ее характер существенное влияние должны были оказать взаимоотношения республик и центра, не до конца выясненные на XII съезде партии.
Украинизация на старте
КРИТИКА НА СЪЕЗДЕ сталинского плана разрешения национального вопроса не осталась без последствий: Х.Г. Раковский и Б. Мдивани были отправлены на дипломатическую работу, а против другого оппонента генерального секретаря – видного татарского политического деятеля М.Х. Султан-Галиева – было выдвинуто целое «дело». Султан-Галиев резко критиковал план «автономизации» и в период подготовки к образованию СССР, и на XII съезде партии, считая ошибочным разделение «советских республик на национальности, которые имеют право вхождения в союзный ЦИК, и на национальности, которые не имеют этого права»{210}. Эти высказывания были расценены Сталиным как подрыв революционного объединительного движения, и за Султан-Галиевым было установлено специальное наблюдение. 4 мая 1923 г. Султан-Галиев был снят со всех постов, исключен из партии, а «дело» передано в ГПУ. Обвинения были достаточно серьезными, в частности, ему инкриминировалась связь с басмачами.
«Дело» Султан-Галиева появилось неспроста: конфликты между центральными и республиканскими органами управления, о которых не раз говорили участники XII съезда, становились все более острыми. В этих спорах участвовали и Политбюро ЦК РКП(б), и Оргбюро, и Секретариат. Центральное партийное руководство было этим крайне недовольно и попыталось взять реванш.
Вскоре после ареста Султан-Галиева было принято решение о созыве совещания национальных работников. Повестка дня включала два вопроса: исключение Султан-Галиева из партии и мероприятия по проведению резолюции XII съезда РКП(б) по национальному вопросу. Характер совещания отражал очевидное желание Сталина «приструнить» непокорных «националов», указывая на пример Султан-Галиева.
Особое внимание было уделено Украине. Так, в речи Сталина по второму пункту повестки дня говорилось о необходимости «постепенной национализации правительственных учреждений» национальных республик и «в первую голову в такой важной республике, как Украина»{211}. Выделение Украины из ряда других республик здесь не случайно: отношения украинского и центрального партийного руководства были в тот период далеки от идеала, Сталин же стремился подчинить эту крупную республиканскую парторганизацию своему жесткому контролю.
Намерения центрального руководства были совершенно ясны участникам совещания. В своем выступлении Скрыпник заявил, что вопрос о Султан-Галиеве «не является просто делом личным, он поставлен в плоскость партийной политики»: «Я опасаюсь, чтобы… постановка дела Султан-Галиева на настоящем совещании не привела бы к какому-нибудь сдвигу нашей линии»{212}. Скрыпник правильно уловил намерение Сталина покончить с плюрализмом мнений по национальному вопросу, но не смог предугадать последствий: те, кто выступал в поддержку Султан-Галиева, через несколько лет оказались «врагами народа».
Раковский и Скрыпник воспользовались трибуной совещания, чтобы вновь поставить старые вопросы. Так, Раковский подробно информировал присутствовавших о ходе украинизации, приводил конкретные цифры, называл постановления и т. п. Однако в его выступлении по-прежнему звучало стремление добиться «расширения прав отдельных республик»: «Самое главное, однако, на что мы напираем в наших постановлениях, это дать республикам гораздо больше прав в финансовом хозяйстве и большую инициативу в распределении таких кредитов, каким является сельскохозяйственный кредит». Раковский предложил перевести несколько объединенных комиссариатов в состав самостоятельных, а слитных – в объединенные; сохранить два отдельных президиума в двухпалатном Союзном ЦИКе{213}.
К вопросу о союзном строительстве обратился в своем выступлении и Скрыпник: «Наш Союз Соц. Республик имеет свою суверенную волю… Это есть единое суверенное государство, выступающее как единое целое. Это вовсе не означает, что в таком союзе уничтожается воля объединяющихся в нем республик, что уничтожается суверенность объединяющихся республик. Это не так. Мы строим свое государство таким образом, что свободные объединяющиеся республики остаются внутренне независимыми…» Однако он придавал большое значение национальной форме союзной республики, во имя которой пытался «украинизировать» пролетариат УССР: «…Для того, чтобы понять украинское крестьянство, нам необходимо подойти к пролетариату и сказать: передовые отряды рабочего класса, научитесь украинскому языку для того, чтобы вести украинское крестьянство к социализму». При этом Скрыпник признавал, что по данному вопросу ему пришлось «вести усиленную борьбу в партии на Украине»{214}.
И Раковский, и Скрыпник, уделяя основное внимание союзному строительству, отодвигали вопросы украинизации на второй план, что указывало на их подчиненный характер. Вопросы украинизации для Скрыпника были тесно связаны с вопросами союзного строительства, так как для него было очевидно, что от характера взаимоотношений центра и республик будет зависеть и характер проводимой украинизации. Раковский же стремился добиться реальной самостоятельности Украины, проблемы же украинского языка в республике его волновали в значительно меньшей степени, хотя он и считал необходимым выполнять решения съезда партии.
Другой представитель УССР на совещании – Г.Ф. Гринько также поддержал идею украинизации: «Я хочу сказать, что на Украине, хотя вопрос с проведением украинизации стоит чрезвычайно сложно, все же у меня такое впечатление, что мы отстаем, что на Украине мы не держим настоящего темпа развития в этом отношении». Особую озабоченность у Гринько вызывал национальный состав партии: «…мы не выравниваемся в сторону увеличения в ней [партии. – Е. Б.] украинских элементов», «нам нужно еще будет создать такое положение, чтобы широкие ряды националов в партии вовлечь в политическую работу и активность, потому что до сих пор еще мы имеем очень сложное и сильное давление великорусских тенденций и уклонов»{215}. Высказался он и по поводу взаимоотношений республики и центра, указав на необходимость «обеспечить развитие хозяйственной инициативы, которой такая большая республика, как Украинская, должна обладать полностью и реально»{216}.
Безусловно, конфликты, разгоревшиеся на совещании, были эхом недавних споров на XII съезде партии. Следует в целом согласиться с мнением П. Гобла, который считает, что «Сталин использовал атаку против татар только как шар в отношении украинцев» и что «таким образом Сталин реагировал на Украину, где его позиции в 1923 году были еще слабыми»{217}. Необходимо, однако, учитывать, что Сталин на совещании рассчитывал припугнуть не только украинцев, но и других «националов», несогласных с политикой центрального партийного руководства.
В соответствии с решениями XII съезда и IV национального совещания ЦК РКП(б) наметил ряд мер по коренизации. В документе под названием «Меры по проведению в жизнь постановлений по национальному вопросу, принятых XII съездом и национальным совещанием» речь идет об обязательном преподавании национальных языков как в республиканских совпартшколах, так и «во всех без исключения учебных заведениях национальных областей и республик», о предоставлении «достаточного количества мест» на рабфаках вузов национальных республик и областей представителям «коренной национальности», о систематическом субсидировании национальных газет ввиду их «невозможности немедленного перехода на хозрасчет». Устанавливалось правило, согласно которому «в каждом основном отделе Обкома или нац. ЦК или зав. или его зам. должен быть работником местной национальности». Кроме того, под жесткий контроль подпадали как русские работники, «против которых возникли обвинения в русском шовинизме, колонизаторстве и непонимании задач партии в области национального вопроса», так и любые другие «отдельные работники», уклоняющиеся «в сторону местного шовинизма и национализма» и приверженные «к персональным группировкам и склокам». Особое внимание уделялось Украине (наряду с Туркестаном): подчеркивалась необходимость «особо наблюдать за проявлениями великодержавного национализма и местного шовинизма», «принимая своевременные меры к их предупреждению и изживанию»{218}.
Следует отметить те положения документа, которые касаются кадровых изменений в республиках. Осенью 1923 г. у главного тогда противника Сталина – Л.Д. Троцкого было немало сторонников на Украине{219}, что вызвало серьезную озабоченность «тройки» – озабоченность «тройки» – своеобразного «триумвирата» трех высших партийно-государственных деятелей – председателя Петроградского совета и председателя исполкома Коминтерна Г.Е. Зиновьева, заместителя главы Совнаркома Л.Б. Каменева и генерального секретаря ЦК РКП(б) И.В. Сталина. Вскоре после совещания в письме Г.Е. Зиновьева Сталину от 31 июля 1923 г. дается краткая характеристика положения на Украине: «Тут был на днях Раков[ский]. Приезжал к Тр[оцкому], к нам не заходил. Украину, по-моему, надо серьезно укрепить новыми крупн[ыми] людьми»{220} Таким образом, проблему украинизации и коренизации следует рассматривать в связи со сложной внутриполитической ситуацией, учитывая как различные аспекты создания СССР, так и расстановку сил внутри партии и ее руководящих органов.
Суммируя сказанное выше, следует упомянуть о следующих причинах проведения коренизации. Этот курс обеспечивал национальный облик советской власти в республиках, для чего было необходимо привлечь на руководящие должности в республиках представителей коренных национальностей. Этот вопрос был особенно острым для советской власти, учитывая тот факт, что 14 марта 1923 г. Совет послов Антанты признал юридические права Польши на Восточную Галицию. Коренизация на Украине отвечала геополитическим интересам СССР, поскольку создавала притягательный образ Союза для западных украинцев, утративших надежду на создание в Восточной Галиции независимого государства.
Кроме того, украинизация затыкала рот украинской политической эмиграции, обвинявшей большевиков в притеснении украинской национальной культуры, а также не давала соседним европейским державам возможности разыграть «украинскую карту», используя недовольство украинского населения. Одновременно коренизация позволяла установить прочные связи с национально-освободительными движениями, прежде всего в Азии, и сохранить имидж большевиков как борцов за социальную и национальную справедливость.
Далее, коренизация окончательно выбивала почву из-под ног немногочисленных, но достаточно влиятельных украинских партий боротьбистов и укапистов с их национально ориентированной социалистической программой, которые могли конкурировать с правящей партией.
И наконец, коренизация должна была продемонстрировать образцовое решение национального вопроса в СССР и создать положительный образ страны в глазах европейского пролетариата и колониальных народов. Это должно было способствовать поднятию их революционного духа и служить интересам мировой революции.
Необходимое отрезвление произошло только после крупного поражения Коминтерна в Германии в октябре 1923 г. Как известно, Коминтерн активно готовил там революцию, которая была назначена на 23 октября. Однако в последний момент восстание было отменено из-за его недостаточной подготовленности. Восстание произошло только в Гамбурге и было вскоре подавлено. События в Германии показали, что Советской России пока еще рано рассчитывать на помощь мирового пролетариата. И тут был поднят несущественный ранее вопрос о возможности построения социализма в одной стране.
В декабре 1924 г. Сталин выпустил работу «Октябрьская революция и тактика русских коммунистов», в которой говорилось о возникновении очагов социализма в мире. Вскоре, на апрельской конференции 1925 г., большинство членов ЦК поддержали мысль о том, что можно построить социализм в СССР и без революции в развитых странах{221}. Несмотря на то что вера в мировую революцию была существенно поколеблена, намерение оказать революционное воздействие на мировой пролетариат не было оставлено, и пример коренизации в СССР пришелся тут как нельзя кстати.
68
Кравченко Б. Соціальні зміни і національна свідомість в Україні XX с – Київ, 1997. С 20.
69
Там же. С 25, 40
70
Там же. С 28.
71
Там же. С 27.
72
Там же. С 19.
73
Там же. С 58.
74
Там же. С 59.
75
Там же. С 40.
76
Там же. С 17.
77
Там же. С 58.
78
Там же. С 57-58
79
Там же. С 58.
80
Шевельов Ю. Українська мова в першій половині двадцятого століття (1900-1941). Стан і статус. – Чернівці, 1998. С 58.
81
Реєнт О.П. У робітнях історичной науки. – Київ, 1997. С 71.
82
Грациози А. Большевики и крестьяне на Украине, 1918-1919 гг. Очерк о большевизмах, национал-социализмах и крестьянских движениях. -М., 1997. С. 21-22.
83
Там же. С. 21.
84
Там же. С. 22.
85
Центральний державний архів громадських об'єднань України (ЦДАГО). Ф. 17. Оп. 1. Ед. хр. 25. Л.13.
86
Там же.
87
Там же. Л. 14.
88
Булдаков В.П. Феномен революционного национализма в России // Россия в XX веке. Проблемы национальных отношений. – М., 1999. С. 204.
89
Історія України. Нове бачення. У 2-х т. Київ, 1996. Т. 2. С. 6.
90
Реєнт О.П. Указ. соч. С. 34-36.
91
Мартынов А.С. Мои украинские впечатления и размышления. – М.-Пг., 1923. С. 43.
92
Там же. С. 44.
93
Там же. С. 43-44.
94
Штаб организации располагался в Париже. В 1921-1923 гг. на Украине действовали ее агенты
95
ГАРФ. Ф. 5784. Оп. 1. Ед. хр. 60. Л. 98.
96
Там же. Л. 99.
97
Там же. Л. 98
98
Там же.
99
Профессор Киевского политехнического института Коваль, ноябрь 1921 г.
100
ГАРФ. Ф. 5768. Оп. 1. Ед. хр. 58. Л. 5.
101
Там же. Ед. хр. 57. Л. 160.
102
Там же.
103
Симонова Т.М. «Прометеизм» в восточной политике лагеря Пилсудского в 1919-1926 гг. //Иван Александрович Воронков-профессор-славист Московского университета. Материалы научных чтений, посвященных 80-летию со дня рождения И.А Воронкова (1921-1983).-М.,2001.С137.
104
Бриндак О.Б. Ліквідація більшовиками політичної опозиції та встановлення однопартійної системи в Україні в 20-ті роки XX століття. – Одеса, 1998. С 96.
105
Там же. С. 93. Там же. С. 93-94.
106
Бриндак О.Б. Ліквідація більшовиками політичної опозиції та встановлення однопартійної системи в Україні в 20-ті роки XX століття. – Одеса, 1998. С 96.
107
Там же. С. 93
108
Там же. С. 93-94.
109
См. Верменич Я.В., Бачинський Д.В. «Українізація»: походження і зміст поняття // Україна XX ст.: культура, ідеологія, політика. Збірник статей. Вип. 3. – Київ, 1999. С 140-155; «Українізація» 1920-30-х років: передумови, здобутки, уроки. – Київ, 2003. С 15-19.
110
Об украинизаторской деятельности Центральной Рады, Гетманата и Директории см. Рубльов О.С., Реет О.П. Українські визвольні змагання. 1917-1921 pp. – Київ, 1999. С. 89-95,139-143,182-185.
111
Винниченко В. Відродження нації. Ч. 1. – Київ: Відень, 1920. С. 125-126
112
Гольденвейзер А.А. Из киевских воспоминаний // Революция на Украине по мемуарам белых. – М.-Л., 1930. С. 18.
113
Кардиналовская Т. Жизнь тому назад. Воспоминания. – СПб., 1996.
114
С. 62. Винниченко В. Указ. раб. С. 111.
115
Перепечатка из газеты содержится в ЦДАГО. Ф. 5. Оп. 1. Ед. хр. 76. Л. 1.
116
Там же.
117
Там же.
118
Это один из немногих случаев, когда термин дается в кавычках.
119
Могилянский Н.М. Трагедия Украины // Революция на Украине… С. 121.
120
Там же.
121
Там же.
122
Цит. по: Деникин A.M. Гетманство и Директория на Украине//Революция на Украине по мемуарам белых… С. 139.
123
Вернадский В.И. Дневники. 1917-1921. – Киев, 1994. С. 70.
124
Матвеев Г.Ф. Российско-украинский конфликт в планах польской дипломатии и военных кругов в межвоенный период // Россия – Украина: история взаимоотношений. – М., 1997. С. 237-238.
125
Ціхамірау А.В. Беларусь у сістзме міжнародних адносін перыяду паславаеннага уладкавання Еуропы і польска-савецкай вайны (1918-1921 гг.). – Мінск, 2003. С. 22.
126
Там же.
127
Ціхамірау А.В. Беларусь у сістзме міжнародних адносін перыяду паславаеннага уладкавання Еуропы і польска-савецкай вайны (1918-1921 гг.). – Мінск, 2003. С. 22.
128
Срібняк І. Симон Петлюра на чолі держави та війска. До питання про польско-українські взаємини 1919-1920 pp. // Симон Петлюра та українська національна революція. Збірник праць другого конкурсу петлюрознавців України. – Київ, 1995. С 142.
129
Там же. С 143.
130
Вдовин A.M. Особенности этнополитических отношений и формирование новой государственности в России (исторический и концептуальный аспекты). -М., 1993. С. 13.
131
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 48. С. 234-235.
132
Сталин И.В. Соч. Т.1. С. 31-32.
133
Ленин В.И. Неизвестные документы. 1891-1922. – М., 1999. С. 222.
134
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 37. С. 234.
135
Кравченко Б. Указ. раб. С. 132.
136
Реент О.П. Указ. раб. С. 71.
137
Лозицький B.C. Політбюро ЦК Компартії України: історія, особи, стосунки (1918-1991). – Київ, 2005. С. 7.
138
ЦДАГО. Ф. 59. Оп. 1. Ед. хр. 157. Л. 12.
139
Мейс Дж., Панчук М. Український національний комунізм: трагічні ілюзії. -Київ, 1997. С 13-14.
140
Етнополітичний розвиток України: досвід, проблеми, перспективи. – Київ, 1997. С 34
141
VIII съезд РКП(б). Март 1919 г. Протоколы. – М., 1959. С. 425.
142
ЦДАГО. Ф. 59. Оп. 1. Ед. хр. 157. Л. 11 об.
143
Там же.
144
Там же. Л. 25.
145
Грациози А. Указ. раб. С. 83.
146
Цит. по Лозицький B.C. Указ. соч. С. 19.
147
Лозицький B.C. Указ. соч. С. 20.
148
Кульчицький С.В. Комунізм в Україні: перше десятиріччя (1919-1928). – Київ, 1996. С. 85.
149
Там же. С. 75-76.
150
До історії міжнаціональних процесів на Україні // Український історичний журнал. 1990. № 6. С. 110.
151
Ленин В.И. Неизвестные документы… С. 306.
152
Грациози А. Указ. соч. С. 117.
153
Ленин В.И. Неизвестные документы… С. 306-307.
154
Там же.
155
ЦДАГО. Ф. 59. Оп. 1. Ед. хр. 157. Л. 13 об.
156
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 39. С. 334-335.
157
Там же. Т. 40. С. 42, 45-46.
158
Ленин В.И. Неизвестные документы… С. 314.
159
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 51. С. 141-142.
160
Михутина И.В. Некоторые проблемы истории польско-советской войны 1919-1920 гг. // Версаль и новая Восточная Европа. – М., 1996. С. 165.
161
Никонов В. А. Молотов: Молодость. – М., 2005. С. 492.
162
Матвеев Г.Ф. Указ. соч. С. 240-241.
163
Трощинський В.П. Міжвоєнна українська еміграція в Європі як історичне і соціально-політичне явище. – Київ, 1994. С 20.
164
До історії міжнаціональних процесів на Україні // Український історичний журнал. 1990. № 6. С 110.
165
Там же. С 112.
166
Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 1318. Оп. 1. Ед. хр. 25. Л. 22.
167
Там же. Л. 22-22 об.
168
Там же. Едхр. 26. Л. 30.
169
Там же. Ед. хр. 425. Л. 139.
170
Там же. Ед. хр. 25. Л. 49, 66.
171
Там же. Ед. хр. 26. Л. 97.
172
Там же. Ед. хр. 26. Л. 97.
173
Хвыля А. Национальный вопрос на Украине. – Киев, 1926. С. 37-41.
174
Центральний державний архів вищих органів влади та управління України (ЦДАВО). Ф. 4402. Оп. 1. Ед. хр. 6. Л. 1.
175
Там же. Л. 16.
176
Там же. С. 63.
177
Сталин И.В. Политика советской власти по национальному вопросу в России // Сталин И.В. Марксизм и национально-колониальный вопрос. Сб. статей и речей. – М., 1937. С. 58, 61-62.
178
ГАРФ. Ф. 1318. Оп. 1. Ед. хр. 433. Л. 93, 94.
179
Там же. Л. 98, 99.
180
Там же. Л. 97.
181
Там же. Л. 102.
182
Сталин И.В. Об очередных задачах партии в национальном вопросе // Сталин И.В. Марксизм и национально-колониальный вопрос… С. 70.
183
Бриндак О.Б. Указ. соч. С. 94-95.
184
Лозицький B.C. Указ. соч. С. 25.
185
Бриндак О.Б. Указ. соч. С. 91-114.
186
Там же.
187
Там же. С. 135.
188
Там же.
189
Документы и материалы о работе комиссии Орг. бюро ЦК РКП(б) по подготовке вопроса «О взаимоотношениях РСФСР и независимых республик» к Пленуму ЦК партии (6 октября 1922 г.) // Известия ЦК КПСС. 1989. № 9. С. 199.
190
Национальная политика России: история и современность. – М., 1997. С. 269.
191
Каганович Л. Памятные записки. – М., 1996. С. 299.
192
Головко В.А., Станчев М.Г., Чернявский Г.И. Между Москвой и Западом. -Харьков, 1994. С. 87-88,100.
193
Павлов Д.Б. Большевистская диктатура против социалистов и анархистов. 1917 – середина 1950-х годов. – М., 1999. С. 206.
194
Никонов В А. Указ. соч. С. 629.
195
Там же. С. 657.
196
Сталин И.В. Марксизм и национально-колониальный вопрос… С. 88-89,112.
197
Там же. С. 5-6.
198
XII съезд РКП(б). Стенографический отчет. – М., 1968. С. 486.
199
Сталин И.В. Марксизм и национально-колониальный вопрос… С. 81.
200
XII съезд РКП(б). Стенографический отчет. С. 489.
201
Там же. С. 492.
202
Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 50. Оп. І.Ед.хр. 1.Л. 72.
203
Там же.Ед.хр. 19. Л. 167-168.
204
Там же. Л. 32.
205
Там же. Л. 34.
206
Там же. Л. 35.
207
Там же. Л. 13-14
208
XII съезд РКП(б)… С. 650.
209
Ненароков А.П. 70 лет назад: национальный вопрос на XII съезде РКП(б) // Отечественная история. 1994. №1. С. 117
210
Цит. по Панда Р.Г. Мирсаид Султан-Галиев // Вопросы истории. 1999. № 8. С. 64-65.
211
Тайны национальной политики ЦК РКП(б). Четвертое совещание ЦК РКП с ответственными работниками национальных республик и области в г. Москве 9-12 июня 1923 г. Стенографический отчет. – М., 1992. С. 102.
212
Там же. С. 61,62.
213
Там же. С. 108-109.
214
Там же. С. 240, 242.
215
Там же. С. 257-258.
216
Там же. С. 259.
217
Гобл П. Рождение сталинской национальной политики: Четвертое совещание ЦК РКП(б) с ответственными работниками национальных республик и областей, 9-12 июня 1923 г. //
218
Межнациональные отношения в России и СНГ. Семинар Московского Центра Карнеги. Вып. 1. – М., 1994. С. 19-20. РЦХИДНИ. Ф. 50. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 55-62.
219
Кульчицький СВ. Указ. соч. С. 238.
220
«Ильич был тысячу раз прав» (Из переписки членов Политбюро ЦК РКП(б) в июле – августе 1923 г.) // Известия ЦК КПСС. 1991. № 4. С. 200.
221
Шубин А.В. Вожди и заговорщики. – М., 2004. С. 82-83.
