Рене Декарт

Сочинения

Cм. курс истории философии.

К оглавлению. - Номер страницы перед текстом на ней.

МИР, ИЛИ ТРАКТАТ О СВЕТЕ

ГЛАВА I
О РАЗЛИЧИИ МЕЖДУ НАШИМИ ОЩУЩЕНИЯМИ И ВЕЩАМИ, КОТОРЫЕ ИХ ВЫЗЫВАЮТ

Предполагая здесь трактовать о свете, я хочу первым долгом обратить ваше внимание на то, что надо различать ощущение света, т.е. идею, появившуюся в нашем воображении при посредстве глаз, и то, что имеется в предметах, производящих в нас эти чувства, т.е. то, что имеется в пламени или в Солнце и называется светом. Хотя каждый убежден, что идеи нашего ума совершенно сходны с предметами, от которых они происходят, я все-таки не вижу убедительных оснований полагать, что это действительно так; наоборот, многие наблюдения должны заставить нас в этом усомниться.

Вы хорошо знаете, что слова, не имея никакого сходства с вещами, которые они обозначают, тем не менее дают нам возможность мыслить (concevoir) эти вещи. Часто мы даже не обращаем внимания на звуки слов или на составляющие их слоги, и может случиться, что, услышав речь, мы хорошо поймем ее смысл, но не сможем сказать, на каком языке она произнесена. Если же слова, имеющие значение только по установлению людей, дают нам возможность мыслить вещи, с которыми у них нет никакого сходства, то почему природа не может найти определенный знак, который вызывал бы у нас ощущение света, хотя бы этот знак и не имел в себе ничего, что было бы похоже на ощущение? И не дала ли нам природа смех и слезы для того, чтобы мы могли читать радость и печаль на лицах людей?

Но вы скажете, быть может, что уши в действительности позволяют нам воспринимать только звуки слов, а глаза - только внешний вид смеющегося или плачущего и что только ум, запомнив, что обозначают эти слова и этот внешний вид, одновременно представит нам то, что ими обозначено. На это я мог бы ответить, что точно так же именно ум представляет нам идею света всякий раз, как действие, его обозначающее, достигает нашего глаза. Но, не теряя времени на споры, я лучше приведу другой пример.

180

Думаете ли вы, что, когда мы, не обращая внимания на значение слов, слушаем только их звук, идея этого звука, образующаяся в нашем уме, будет чем-то похожим на предмет, являющийся ее причиной? Человек открывает рот, двигает языком, дышит; во всех этих действиях я не вижу ничего, что было бы похоже на идею звука, которую они вызывают в нашем воображении. Большинство философов [1] утверждает, что звук есть только известное колебание воздуха, ударяющего в наши уши; так что если бы чувство слуха передавало уму истинный образ своего предмета, то вместо того, чтобы воспринимать звук, мы бы воспринимали движение частиц воздуха, который в это время колеблется у наших ушей. Но так как, может быть, не все поверят тому, что говорят философы, я приведу еще один пример.

Осязание считается наименее обманчивым и наиболее достоверным из всех наших чувств; так что если я вам покажу, что даже осязание доставляет нам многие идеи, которые никоим образом не сходны с предметами, их вызвавшими, то, я думаю, вы не найдете странным, если я скажу вам, что со зрением дело обстоит точно так же. Каждый знает, что идеи щекотки и боли, появляющиеся в нашем уме по поводу (a l'occasion de) внешних тел, с которыми мы соприкасаемся, не имеют никакого сходства с ними. Если слегка провести перышком по губам спящего ребенка, он почувствует, что его щекочут; думаете ли вы, что идея щекотки, которую он воспринимает, похожа на что-нибудь имеющееся в этом перышке? Воин возвращается после боя; в разгаре битвы он, сам того не заметив, мог быть ранен, но сейчас он начинает успокаиваться, он чувствует боль и думает, что ранен. И вот зовут хирурга, снимают с воина оружие, осматривают его и в конце концов находят, что он чувствовал всего-навсего пряжку или ремень, который был под его оружием и беспокоил его. Если бы осязание не только дало ему возможность чувствовать этот ремень, но и запечатлело в его уме образ ремня, ему не понадобился бы хирург для того, чтобы установить, что он чувствовал.

Но я не вижу никаких оснований думать, будто то, что имеется в предметах, вызывающих у нас ощущение света, более походит на это ощущение, чем действие перышка или ремня - на щекотку и боль. Однако я привел эти примеры не для того, чтобы вы непременно думали, что свет в предметах есть нечто другое, чем свет в наших глазах, а только для того, чтобы вызвать у вас сомнение и предостеречь от противоположного предвзятого мнения в надежде, что вы могли бы сейчас вместе со мною более тщательно исследовать этот вопрос.

181

ГЛАВА II ЧТО ТАКОЕ ТЕПЛО И СВЕТ ОГНЯ

В мире я знаю только два вида тел, в которых имеется свет, а именно звезды и пламя, или огонь. А так как звезды, без сомнения, менее доступны человеческому познанию, чем огонь или пламя, я постараюсь сначала объяснить то, что я наблюдаю в пламени.

Когда пламя сжигает дерево или какое-нибудь другое подобное вещество, мы можем видеть невооруженным глазом, что оно колеблет маленькие частицы этого дерева и отделяет их одну от другой, превращая таким образом самые мелкие в огонь, воздух, дым и оставляя более крупные в виде золы. Пусть кто-нибудь другой, если хочет, воображает, что в дереве имеются совершенно различные свойства вроде формы огня, качества теплоты и действия, посредством которого оно сжигается, я же чувствую возможность ошибки, если допущу здесь что-нибудь другое, кроме того, что, по-моему, обязательно должно быть в огне: я удовлетворяюсь тем, что вижу здесь движение его частиц. Пусть у нас будет огонь, пусть будет жар и пусть огонь горит сколько угодно; если вы при этом не предположите, что какая-нибудь из его частиц движется и не отрывается от соседних, я не могу представить себе, что в нем произойдет какая-нибудь перемена или какое-нибудь преобразование. Напротив, уничтожьте жар, уничтожьте огонь, не давайте ему гореть: если вы согласитесь со мной, что есть какая-то сила, быстро приводящая в движение самые мелкие частицы и отделяющая их от более крупных, я думаю, что одно это может произвести в дереве те же самые изменения, которые наблюдаются, когда оно горит.

Так как, мне кажется, не наблюдалось, чтобы одно тело могло привести в движение другое, если оно само не движется, то отсюда я заключаю, что тело пламени, действующее на дерево, составлено из мельчайших частиц, очень быстро и бурно движущихся отдельно одна от другой. Двигаясь таким образом, частицы пламени захватывают и переносят вместе с собой частицы того тела, с которым они приходят в соприкосновение и которое не оказывает

182

им достаточного сопротивления. Я сказал, что эти частицы движутся отдельно одна от другой, и, хотя они часто согласуют свои движения, соединяются по нескольку частиц и производят одно действие, мы видим все же, что каждая из них действует на тело, с которым она приходит в соприкосновение, в отдельности. Я сказал также, что их движение очень быстрое и бурное, потому что, будучи настолько малыми, что зрение не может их различать, они не имели бы достаточной силы, чтобы действовать на другие тела, если бы скорость их движения не возмещала того, что они теряют из-за своей малой величины.

Я ничего не говорю о направлении, в каком движется каждая из частиц. Если вы обратите внимание на то, что возможность двигаться и причина, определяющая, в какую сторону должно быть направлено это движение, - две вещи, совершенно различные и не зависящие одна от другой (как я уже объяснил в "Диоптрике" [2]), то вы легко представите себе, что каждая из частиц движется так, как для нее легче, в зависимости от расположения окружающих ее тел и что в том же самом пламени могут быть частицы, которые летят вверх, вниз, совершенно прямо, по кругу и во все стороны, причем это не изменяет их природы. Если вы видите, таким образом, что почти все частицы пламени поднимаются вверх, то не следует думать, что это происходит по какой-нибудь иной причине, кроме той, что другие соприкасающиеся с ними тела почти всегда и со всех сторон стремятся оказать им противодействие.

Но после того как мы узнали, что частицы пламени движутся таким образом, достаточно понаблюдать движение пламени, чтобы понять, почему оно обладает способностью уничтожать дерево, сжигать его. Посмотрим теперь, не достаточно ли этого также и для того, чтобы объяснить, каким образом оно нас обогревает и освещает. Если дело обстоит так, как описано выше, то нет никакой необходимости предполагать, чтобы у пламени было какое-нибудь иное качество, а можно прямо сказать, что только это движение в зависимости от различных производимых им действий называется то теплом, то светом.

Что касается тепла, то ощущение, которое мы от него получаем, как мне кажется, можно считать видом боли, когда оно сильно, а иногда, когда оно умеренно, - видом щекотки. Как мы уже говорили, вне нашего ума нет ничего похожего на наши идеи щекотки или боли. Мы можем

183

также вообразить, что вне нашего ума нет ничего, что было бы похоже на нашу идею тепла: все то, что может разнообразно действовать на маленькие частицы наших рук или на какие-нибудь другие части нашего тела, может вызвать в нас это ощущение. Некоторые наблюдения подтверждают это мнение. Например, потирая руки, мы согреваем их, причем и все тело можно согреть без огня, если привести его в движение или все время шевелиться так, что начнет двигаться множество его маленьких частиц, которые вызовут движение частиц наших рук.

Что же касается света, то нетрудно представить себе, что то же самое движение, которое имеется в пламени, достаточно для того, чтобы вызвать у нас ощущение света. Но так как именно в этом главным образом и состоит моя задача, я постараюсь более подробно рассмотреть этот вопрос и начну свое исследование с вышесказанного.

ГЛАВА III О ТВЕРДОСТИ И ЖИДКОСТИ

Я наблюдаю в мире бесконечное множество различных движений, происходящих непрерывно. Отметив самые большие из этих движений, образующие дни, месяцы и годы, я обращаю внимание на то, что испарения Земли все время поднимаются к облакам и спускаются оттуда вниз, что воздух всегда приводится в движение ветром, что море никогда не находится в покое, что ключи и реки текут непрерывно, что даже самые крепкие строения в конце концов разрушаются, что растения и животные либо растут, либо разлагаются; короче говоря, на то, что нигде нет ничего неизменного. Отсюда я ясно вижу, что маленькие частицы, не прекращающие своего движения, имеются не в одном только огне, но также и во всех остальных телах, хотя в последних их действие не столь сильно, а вследствие своей малой величины сами они не могут быть восприняты ни одним из наших чувств.

Я не задерживаюсь на отыскании причин их движений, потому что для меня достаточно предположить, что они начали двигаться тотчас же, как стал существовать мир. Принимая это во внимание, я на основании ряда соображений считаю невозможным, чтобы их движения когда-либо прекратились, и думаю, что их изменение может происходить не иначе как по некоторой причине. Это значит, что сила, или способность самодвижения, встре-

184

чающаяся в теле, может перейти полностью или частично в другое тело и, таким образом, не быть уже в первом, но. не может совершенно исчезнуть из мира. Мои соображения вполне меня удовлетворяют, но у меня еще не было случая изложить их вам. Впрочем, вы можете, если захотите, представить себе, подобно большинству ученых, что существует некий перводвигатель, с неизвестной скоростью вращающийся вокруг мира и являющийся первоначалом и источником всех других встречающихся в мире движений [3].

У меня есть возможность вслед за этим наблюдением объяснить причину всех изменений, происходящих в мире, и всего существующего на Земле разнообразия. Однако здесь я удовольствуюсь тем, что буду говорить лишь о тех, рассмотрение которых необходимо для моей цели.

Я хочу, чтобы вы первым долгом обратили внимание на различие, существующее между твердыми и жидкими телами. Для этого прошу вас представить себе, что каждое тело может быть разделено на чрезвычайно малые частицы. Я не собираюсь определять, бесконечно ли их число или нет; но по крайней мере ясно, что нашему сознанию оно представляется неопределенно большим (indefiny), и мы можем предположить, что в самой крохотной песчинке, какая только может быть замечена нашим глазом, этих частиц многие миллионы.

Обратите внимание на то, что если две из этих малых частиц соприкасаются друг с другом и не находятся в состоянии движения, удаляющего их друг от друга, то, чтобы их разделить, необходима некоторая сила, сколь бы она ни была мала; ибо, расположившись однажды определенным образом, частицы сами по себе не меняют больше своего положения. Заметьте также, что необходимо в два раза больше силы для того, чтобы разделить две пары, чем для того, чтобы разделить одну, и в тысячу раз больше для того, чтобы разделить тысячу пар частиц; и неудивительно, если для того, чтобы отделить сразу много миллионов, что, вероятно, производится при разрыве одного только волоска, потребуется достаточно ощутимая сила.

Напротив, если две или несколько этих маленьких частиц соприкасаются только мимоходом, когда они движутся одна в одну сторону, другая - в другую, то ясно, что для их разделения потребуется меньше силы, чем в том случае, когда они совершенно неподвижны. Понятно, что не требуется совсем никакой силы, если движение, посредством которого частицы могут сами отделиться друг от друга, равно тому, которое необходимо, чтобы их разделить, или превосходит его.

185

Итак, между твердыми и жидкими телами я не нахожу никакой иной разницы, кроме той, что частицы первых разделить значительно труднее, нежели частицы последних. Следовательно, для образования самого твердого тела, какое только можно себе представить, достаточно, чтобы все его частицы плотно соприкасались друг с другом, так, чтобы между ними не оставалось никакого пространства и ни одна из них не находилась в движении. Ведь какой клей или какую замазку, кроме этого, можно было бы себе представить, чтобы они лучше сцепились друг с другом?

Я полагаю также, что для образования самого жидкого тела, какое только можно найти, достаточно, чтобы все его мельчайшие частицы двигались по отношению друг к другу самым различным образом и с самой большой скоростью, хотя при этом они могут не соприкасаться друг с другом ни с какой стороны и располагаться на таком небольшом пространстве, как если бы они были неподвижными. Я думаю, что каждое тело в большей или меньшей мере приближается к этим крайностям в зависимости от того, насколько его частицы в состоянии отдалиться одна от другой. Все наблюдения, какие я мог произвести, утверждают меня в этом.

Пламя, все частицы которого, как я уже говорил, постоянно движутся, не только представляет собой жидкое тело, но и превращает в жидкости большинство других тел. И заметьте, что, когда оно расплавляет металлы, оно действует совершенно так же, как и тогда, когда сжигает дерево. Но так как частицы металлов почти все имеют равную величину, пламя не может привести в движение ни одну из них, не приводя в движение других, и таким образом превращает металлы в совершенно жидкие тела. Напротив, частицы дерева настолько различны по величине, что пламя, не приводя в движение самых больших, легко может отделить самые малые, превратить их в жидкость, т.е. развеять их в виде дыма.

После огня нет ничего более жидкого, чем воздух. Можно видеть невооруженным глазом, как его частицы движутся отдельно одна от другой. Если вы обратите внимание на тельца, которые обычно называются атомами и видны в солнечных лучах, вы увидите, что они беспрестанно летают то в одну, то в другую сторону тысячью различных способов [4], даже когда нет никакого ветра, который бы их волновал.

186

То же самое можно наблюдать во всех самых густых жидкостях, если примешать к ним различных красок, чтобы лучше различать движение их частиц. И наконец, это ясно видно на кислотах, когда они приводят в движение и отделяют частицы какого-нибудь металла.

Но вы могли бы меня спросить: если одно только движение частиц пламени является причиной его жидкого состояния и обусловливает вместе с тем его способность сжигать, то почему движение частиц воздуха, делающее его также очень жидким, не придает ему способности сжигать, а, напротив, приводит лишь к тому, что воздух почти неощутим для наших рук? На это я отвечу, что следует обращать внимание не только на скорость движения, но и на величину частиц, помнить, что лишь самые мелкие частицы образуют жидкие тела, и иметь в виду, что самые крупные из них обладают наибольшей способностью сжигать и вообще действовать на другие тела.

Заметьте кстати, что здесь, как и всюду, я считаю за одну частицу все то, что соединено и не в состоянии отделиться, хотя и самые малые частицы легко могут быть разделены на множество других, еще более мелких. Так, например, песчинка, камень, скала и даже вся Земля могут с этой точки зрения рассматриваться как одна частица, поскольку мы видим здесь только одно совершенно простое и совершенно одинаковое движение.

Итак, хотя среди частиц воздуха есть очень большие в сравнении с другими, как, например, доступные глазу атомы, но они движутся очень медленно, а те частицы, которые движутся быстро, имеют и меньшую величину. Между тем если в пламени и имеются более мелкие, чем в воздухе, частицы, то в нем есть также и более крупные, или по крайней мере в нем больше частиц, равных самым большим частицам воздуха. Поскольку частицы пламени движутся значительно быстрее частиц воздуха, более крупные из первых обладают способностью сжигать.

Что в пламени имеются очень мелкие частицы, можно заключить из того, что они проникают сквозь многие тела, поры которых так малы, что даже воздух не может в них пройти. Наличие в пламени или более крупных, чем частицы воздуха, или таких же по величине частиц, но в большем количестве ясно видно из того, что одного воздуха недостаточно для поддержания горения. Сила действия частиц пламени доказывает нам, что они движутся быстрее частиц воздуха. И наконец, что только самые большие из первых частиц, но отнюдь не все, имеют способность сжигать, видно из того, что пламя, исходящее из спирта или из других очень тонких (subtiles) тел, почти совершенно не жжет и, напротив, пламя от твердых и тяжелых тел дает очень сильный жар.

187

ГЛАВА IV
О ПУСТОТЕ И О ТОМ, ПОЧЕМУ НАШИ ЧУВСТВА НЕ ВОСПРИНИМАЮТ НЕКОТОРЫХ ТЕЛ

Следует более подробно рассмотреть, почему воздух, будучи таким же телом, как и другие, не может ощущаться так же хорошо, как прочие тела. Нам необходимо освободиться от заблуждения, в которое мы впадаем с детства, думая, что вокруг нас нет никаких других тел, кроме тех, которые могут быть восприняты чувствами, и что, если воздух и является одним из таких тел, ибо мы его в некоторой степени ощущаем, он во всяком случае не должен быть таким же вещественным и таким же плотным, как те тела, которые мы ощущаем гораздо сильнее.

Рассматривая этот вопрос, я хотел бы прежде всего, чтобы вы обратили внимание на то, что все тела, как твердые, так и жидкие, состоят из одной и той же материи и что нельзя себе представить, чтобы частицы этой материи образовали когда-нибудь тело более плотное или занимающее меньшее пространство, чем сами эти частицы, когда каждая из них всеми своими сторонами соприкасается с другими окружающими ее частицами. Отсюда, как мне кажется, следует, что если где-либо и может быть какая-нибудь пустота, то это скорее допустимо в твердых телах, чем в жидких, так как очевидно, что частицы последних в силу своей подвижности скорее могут давить и действовать друг на друга, чем неподвижные частицы других тел.

Если вы, например, насыплете в сосуд какой-нибудь порошок, встряхнете и уплотните его так, чтобы его вошло как можно больше, а затем прибавите к нему немного жидкости, он немедленно расположится сам собой в самом малом пространстве, в какое его только можно поместить. Точно так же, если вы рассмотрите некоторые наблюдения, которыми обычно пользуются философы для того, чтобы показать, что в природе нет пустоты, вы легко обнаружите, что все пространства, которые обычно считаются пустыми и в которых не ощущается ничего, кроме воздуха, на самом деле также наполнены, и притом той же самой материей, что и те пространства, где мы ощущаем другие тела.

188

Скажите, пожалуйста, разве правдоподобно, чтобы природа могла поднимать самые тяжелые тела и ломать самые твердые? А она это делает, что доказывается с помощью некоторых машин. Разве она допустила бы, чтобы некоторые частицы перестали соприкасаться друг с другом или с другими телами, или позволила бы, чтобы частицы воздуха, легко сжимающиеся и принимающие любую форму, оставались одна рядом с другой без всякого соприкосновения или чтобы между ними не было никакого другого тела, к которому бы они прилегали? Можно ли поверить, что вода, находящаяся в колодце, должна подняться вверх вопреки своей естественной склонности только для того, чтобы наполнить трубу насоса, и можно ли допустить, что вода, находящаяся в тучах, не должна опускаться вниз, чтобы совершенно заполнить пространства внизу, если есть хотя бы маленькая пустота между частицами находящихся в них тел?

Здесь вы можете указать мне на значительное затруднение, заключающееся в том, что частицы, образующие жидкие тела, не могут вопреки моему утверждению непрерывно двигаться, если между ними не окажется пустого пространства, по крайней мере в тех местах, откуда они выходят по мере своего движения. На это я затруднился бы ответить, если бы благодаря различным наблюдениям не установил, что все движения, происходящие в мире, так или иначе являются круговыми. Это значит, что, когда одно тело покидает свое место, оно всегда занимает место другого тела, последнее - место следующего и так далее до самого последнего тела, которое в тот же момент занимает место, покидаемое первым. Таким образом, между движущимися телами оказывается не больше пустоты, чем между неподвижными. Заметьте также, что при этом совсем не обязательно, чтобы все частицы тела, движущиеся вместе, были расположены точно по окружности, образуя правильный круг, как не обязательно и то, чтобы они были одинаковой величины и фигуры. Все неравенства в этом отношении могут быть легко возмещены другими неравенствами - неравенствами в их скоростях.

Обычно мы не замечаем этих круговых движений, когда тела движутся в воздухе, потому что мы привыкли рассматривать воздух только как пустое пространство. Но посмотрите, как плавают рыбки в бассейне фонтана: если они не подплывают очень близко к поверхности воды, они ее совершенно не колеблют, хотя проходят под водой с очень большой скоростью. Отсюда ясно видно, что вода,

189

которую они проталкивают перед собой, выталкивает не всю воду бассейна, а только ту, которая легче всего может совершить круг движений и занять место, покидаемое рыбой. Этого наблюдения вполне достаточно, чтобы показать, насколько эти круговые движения легки и свойственны природе.

Однако, чтобы показать, что в природе нет никакого иного движения, помимо кругового, я приведу другой пример. Когда вино, находящееся в бочке, не вытекает через отверстие внизу бочки по той причине, что наверху все закрыто, это явление нельзя объяснить боязнью пустоты, как это обыкновенно делают. Хорошо известно, что вино не имеет никакой души и не может чего-то бояться; да если бы оно и имело ее, я не представляю себе, каким образом оно могло бы узнать об этой пустоте, являющейся на самом деле лишь химерой. Правильнее было бы сказать, что вино не может вытечь из бочки потому, что вне ее всё до предела заполнено и что частицы воздуха, место которых должно занять вытекающее вино, не могут найти себе во всем мире другого места, если не сделать в верхней части бочки отверстия, через которое этот воздух мог бы в результате кругового движения занять место вина.

Впрочем, я не утверждаю, что в природе вообще нет пустоты; боюсь только, как бы мое рассуждение не сделалось слишком длинным, если бы я начал рассматривать все, что есть в природе. Наблюдения, о которых я говорил, вовсе не достаточны для того, чтобы доказать отсутствие пустоты, однако они вполне убеждают в том, что пространства, в которых мы ничего не ощущаем, заполнены той же самой материей и содержат ее по крайней мере столько же, сколько и пространства, занятые телами, которые мы ощущаем. Следовательно, если, например, сосуд наполнен золотом или свинцом, в нем содержится не больше материи, чем в сосуде, который мы считаем пустым. Это может показаться странным лишь тем, чей ум простирается не дальше их пальцев и кто думает, что в мире есть только то, к чему можно прикоснуться. Но если вы обратите некоторое внимание на то, почему мы ощущаем тело или не ощущаем его, то, я уверен, вы не найдете в этом ничего невероятного. Вы ясно увидите, что далеко не все предметы, окружающие нас, могут всегда ощущаться и именно те из них, с которыми мы обычно имеем дело, ощутимы для нас меньше других, а те, с которыми мы связаны постоянно, никогда нами не замечаются.

190

Теплота нашего сердца очень велика, но мы ее не чувствуем, потому что она обычна; тяжесть нашего тела не мала, но она нас не беспокоит, мы не чувствуем даже тяжести своего платья, потому что привыкли его носить. Основания этого вполне очевидны: мы не могли бы ощущать ни одного тела, если бы оно не было причиной какого-нибудь изменения в наших органах чувств, т.е. если бы оно каким-то образом не приводило в движение малые частицы материи, из которой образованы эти органы. Такие изменения вполне могут производить те предметы, которые не встречаются постоянно, лишь бы только они обладали достаточной силой, так как, даже если они и нарушают что-нибудь, когда они действуют, все это впоследствии, когда прекращается их действие, может быть восстановлено природой. Предметы же, находящиеся в постоянном соприкосновении с нами, если они обладают способностью производить некоторые изменения в наших органах чувств и приводить в движение некоторые из частиц их материи, посредством этого должны с самого начала нашей жизни совершенно отделить частицы, приводимые в движение, от других частиц. Таким образом, эти предметы не затрагивают только те частицы органов, которые абсолютно противостоят их действию и через посредство которых эти предметы никак нельзя ощущать. Отсюда ясно видно, что нет ничего удивительного в том, что вокруг нас есть много мест, где мы не ощущаем никаких тел, хотя в этих местах ничуть не меньше тел, чем там, где мы ощущаем их больше всего.

Не следует, однако, думать, что тот грубый воздух, который мы вдыхаем, наполняя наши легкие, превращающийся в ветер, когда он находится в движении, кажущийся нам твердым, когда он заключен в мяч, и состоящий только из испарений и дыма, столь же плотен, как вода и земля. В этом отношении необходимо придерживаться общего мнения философов, утверждающих, что он более разрежен. И это очень легко подтвердить опытом, ибо частицы капли воды, будучи отделены одна от другой при помощи тепла, могут образовать значительно больше такого воздуха, и пространство, в котором раньше была вода, уже не может его вместить. Отсюда определенно вытекает, что между частицами, из которых состоит воздух, имеется большое количество малых промежутков, потому что иначе невозможно представить себе разреженное тело. Но так как эти промежутки не могут быть пустыми - как уже было сказано выше, - я делаю из всего этого тот вывод, что обязательно имеется какое-то другое тело

191

(одно или несколько), смешанное с воздухом, которое заполняет сколь возможно плотнее малые промежутки между частицами воздуха. Теперь остается только рассмотреть, что представляют собой эти последние тела, после чего, я надеюсь, будет нетрудно понять и природу света.

ГЛАВА V О ЧИСЛЕ ЭЛЕМЕНТОВ И ОБ ИХ КАЧЕСТВАХ

Философы утверждают, что выше облаков имеется какой-то воздух, более разреженный, чем наш, и не состоящий из испарений земли, но представляющий собой особый элемент. Они говорят также, что выше этого воздуха есть еще другое тело, более тонкое, называемое ими элементом огня. Далее, они прибавляют, что эти два элемента смешаны с водой и землей в составе всех тел, находящихся внизу. Что касается меня, то я, придерживаясь того же мнения, говорю, что этот более тонкий воздух и этот элемент огня заполняют промежутки между частицами грубого воздуха, которым мы дышим. Эти тела, перемешанные друг с другом, образуют массу не менее плотную, чем всякое другое тело. Но чтобы лучше объяснить вам свою мысль и чтобы вы не думали, будто я хочу принудить вас верить всему, что нам говорят философы об элементах, мне следует описать их по-своему.

Прежде всего, я полагаю, что элемент огня можно рассматривать как самую тонкую и самую проникающую из всех жидкостей. И на основании того, что уже было сказано о природе жидких тел, я считаю, что частицы огня значительно меньше и движутся значительно быстрее, нежели частицы любого другого тела. Чтобы не было необходимости допускать в природе какую бы то ни было пустоту, я не стану полагать, что огонь состоит из частиц, имеющих какую-либо величину или определенную фигуру. Я уверен, что стремительности движения огня достаточно для того, чтобы он разнообразно делился при столкновении с другими телами и чтобы его частицы меняли свою фигуру, всегда приспосабливаясь к форме тех мест, куда они проникают. Нет такого тесного прохода или малейшего уголка между частицами других тел, куда бы частицы этого элемента не проникли без всякого затруднения и которые бы они не заполнили до конца.

192

Далее, то, что можно считать элементом воздуха, есть, как я полагаю, тончайшая жидкость в сравнении с третьим элементом; но в отличие от первого элемента его частицы должны обладать известной величиной и фигурой и быть круглыми и связанными друг с другом, подобно песчинкам или пылинкам. Они не могут так хорошо расположиться и так прилегать друг к другу, чтобы вокруг них не оставалось всегда небольших промежутков, таких, что скорее в них проникнет первый элемент, чем частицы второго элемента изменят свою фигуру для того, чтобы заполнить промежуток. Таким образом, я убежден, что этот второй элемент нигде в мире не существует в чистом виде, а всегда бывает с примесью некоторого количества материи первого элемента.

Кроме этих двух элементов я принимаю третий элемент - элемент земли. Я полагаю, что частицы ее настолько больше и движутся настолько медленнее в сравнении с частицами второго, насколько величина и движение частиц второго отличаются от величины и движения частиц первого. Я даже думаю, что достаточно рассматривать третий элемент как одну или несколько больших масс, таких, что в их частицах очень мало движения или совершенно нет никакого движения, которое заставило бы их изменить положение по отношению друг к другу.

Если вы находите странным, что для объяснения этих элементов я совершенно не пользуюсь качествами, называемыми теплом, холодом, влажностью, сухостью, как это делают философы, то я вам скажу, что, по-моему, эти качества сами нуждаются в объяснении. И если я не ошибаюсь, не только эти четыре, но и все прочие качества и формы неодушевленных тел можно объяснить, не обращаясь ни к чему другому в их материи, кроме движения, величины, фигуры и расположения ее частиц. Вот почему я не допускаю никаких элементов, кроме тех трех, которые я описал выше. Различие между ними и другими телами, называемыми у философов смешанными или составными, заключается в том, что формы этих смешанных тел всегда несут в себе качества, противоречащие друг другу и несовместимые или во всяком случае не способствующие взаимному сохранению. Между тем формы элементов должны быть простыми и не должны иметь никаких свойств, не гармонирующих друг с другом столь совершенно, чтобы каждое из них не стремилось сохранить все прочие.

193

Я не мог найти в мире других подобных форм, за исключением этих трех, мною описанных. Что касается формы первого элемента, то она, по-моему, состоит в том, что все его частицы движутся с такой необычайной скоростью и так малы, что нет других тел, способных остановить их; кроме того, эти частицы не имеют определенной величины, фигуры и расположения. Форма второго элемента состоит в том, что у всех его частиц средняя величина и среднее движение. Если бы были причины, способствующие ускорению их движения и уменьшению величины этих частиц, то нашлось бы столько же причин противоположного характера и частицы оставались бы как бы в равновесии. Форма третьего элемента заключается в том, что все его частицы так велики или же так связаны друг с другом, что всегда имеют силу противостоять движению других тел.

Исследуйте, сколько вам угодно, все формы, какие могут придать смешанным телам различные движения, фигуры и величины и различное расположение частиц материи, я убежден, что вы не найдете ни одной, которая не обладала бы свойствами, влекущими за собой ее изменение, и которая в результате этого изменения не сводилась бы к одной из форм этих трех элементов.

Например, форма пламени требует, чтобы частицы его быстро двигались и вместе с тем имели некоторую величину. Как уже было сказано выше, оно не может существовать долго, потому что либо величина частиц пламени, усиливая их действие на другие тела, будет причиной уменьшения скорости их движения, либо силою своего движения они будут разрушены при столкновении со встречными телами, что повлечет за собой уменьшение их величины. Таким образом, они постепенно будут сводиться или к форме третьего элемента, или к форме второго, а некоторые даже могут принять форму первого. Таким путем вы можете легко определить различие между этим пламенем, или обычным нашим огнем, и тем элементом огня, который я описал. Вы должны также помнить, что элементы воздуха и земли, т.е. второй и третий элементы, совершенно не похожи ни на тот грубый воздух, которым мы дышим, ни на ту землю, по которой мы ходим. Надо иметь в виду, что вообще все видимые тела являются смешанными, или составными, и подвержены разрушению.

И все-таки не следует думать, что эти элементы не имеют никакого специально для них предназначенного места в мире, где они могли бы постоянно сохраняться в своей природной чистоте. Напротив, почти каждая частица материи всегда стремится принять одну из своих форм, а приняв ее, всегда стремится ее сохранить. И если бы

194

Бог создал вначале только смешанные тела, то, с тех пор как существует мир, все эти смешанные тела имели бы достаточно времени, чтобы изменить свои формы и принять форму элементов. Теперь кажется уже вполне возможным, что все тела, которые достаточно велики, чтобы их считали самыми значительными частями универсума, имеют форму одного из самых простых элементов. Тела смешанные не могут находиться ни в каком другом месте, как только на поверхности этих больших тел. Но здесь они должны существовать необходимо, так как элементы совершенно противоположны по своей природе, и поэтому, безусловно, исключено, чтобы два элемента, соприкасаясь друг с другом, не действовали на поверхность друг друга и не придавали тем самым материи, каковой они являются, различных форм сложных тел.

Если в связи с этим мы рассмотрим вообще все тела, составляющие универсум, то найдем только три вида тел, которые могут быть названы большими и которые можно рассматривать как главные части универсума. Во-первых, это Солнце и неподвижные звезды, во-вторых, небеса и, в-третьих, Земля с планетами и кометами. Вот почему у нас есть серьезные основания думать, что Солнце и неподвижные звезды имеют только совершенно чистую форму первого элемента, небеса - второго, а Земля с планетами и кометами - форму третьего.

Я отношу планеты, кометы и Землю к одному виду, потому что первые, подобно последней, противостоят свету и отражают его лучи, и не нахожу никакого различия между ними. Солнце и неподвижные звезды я отношу к другому виду и считаю, что они совершенно другой природы, чем Земля, ибо одно действие их света убеждает меня в том, что их тела состоят из очень тонкой и очень подвижной материи.

Что же касается небес, то, поскольку они для нас неощутимы, я полагаю, что есть основание считать их природу средней между природой светящихся тел, действие которых мы воспринимаем, и природой твердых и тяжелых тел, сопротивление которых мы ощущаем.

Наконец, мы не замечаем смешанных тел нигде, кроме как на поверхности Земли. Если мы обратим внимание на то, как мало в сравнении с Землей и огромными просторами неба пространство, в котором они находятся, т.е. на все то, что имеется в пределах от самых высоких облаков до самых глубоких рудников, которые когда-либо прорывала человеческая жадность, чтобы извлечь оттуда металлы, тогда мы легко сможем себе представить, что эти смешанные тела все вместе представляют собой только корку, появившуюся над Землей благодаря движению и смешению окружающей ее небесной материи.

195

Таким образом, можно предполагать, что не только во вдыхаемом нами воздухе, но также во всех смешанных телах, включая самые твердые камни и самые тяжелые металлы, имеются частицы элемента воздуха, смешанные с частицами элемента земли, а следовательно, также и частицы элемента огня, потому что они всегда находятся в порах элемента воздуха.

Но здесь надо оговориться. Правда, во всех телах имеются частицы этих трех элементов, смешанных друг с другом, но то, что мы видим вокруг нас, состоит лишь из тех частиц, которые по своей величине и замедленному движению могут быть отнесены только к третьему элементу, так как частицы двух других элементов настолько малы, что не действуют на наши чувства. Все смешанные тела можно представить себе в виде губок, в которых имеется известное количество пор, или малых отверстий, всегда наполненных либо воздухом, либо водой, либо какой-нибудь иной жидкостью, не входящей, однако, в соединение с губкой.

Мне остается объяснить многое другое, и я всегда буду рад прибавить к этому несколько соображений, чтобы мои доводы были более убедительными. Но чтобы вам не наскучило это длинное рассуждение, я представлю кое-что в виде аллегории (fable), в которой, надеюсь, истина выступит достаточно ясно; читать ее будет не менее приятно, чем простое изложение.

ГЛАВА VI
ОПИСАНИЕ НОВОГО МИРА И КАЧЕСТВ ТОЙ МАТЕРИИ, ИЗ КОТОРОЙ ОН СОСТОИТ

Отрешитесь на некоторое время от этого мира, чтобы взглянуть на новый, который я хочу на ваших глазах создать в воображаемых пространствах. Философы говорят, что эти пространства бесконечны. С ними, безусловно, следует согласиться, потому что они-то их и создали. Но чтобы эта бесконечность нам не мешала и не запутывала нас, не будем стремиться идти до конца; углубимся в них лишь настолько, чтобы у нас исчезло из виду все созданное Богом пять или шесть тысяч лет назад. После того как мы остановимся в каком-то определенном месте, предположим, что Бог заново создает вокруг нас столько материи, что, в какую бы сторону ни обратился наш мысленный взор, мы нигде не увидим пустого места.

196

Хотя море и не бесконечно, те, кто находится на каком-нибудь корабле вдали от берегов, могут искать взором берег как будто до бесконечности, и все-таки за пределами того, что они видят, опять-таки будет вода. И наше воображение может простираться до бесконечности, но, чтобы не предполагать бесконечной эту новую материю, мы можем все-таки допустить, что она заполняет пространства, превосходящие все то, что может представить наше воображение. А чтобы избежать всевозможных упреков, не будем давать простора нашему воображению, а нарочно удержим его в некотором определенном пространстве, не превосходящем, например, расстояние от Земли до главных звезд неба. Предположим также, что материя, сотворенная Богом, простирается неопределенно далеко за пределы этой области. Гораздо приличнее и лучше полагать границы нашему мышлению, нежели ставить пределы творениям Бога.

Раз уж мы взяли на себя смелость измыслить материю по своей фантазии, наделим ее природой, совершенно ясной и понятной каждому: для этого предположим, что она не имеет никакой формы - ни формы земли, ни формы огня, ни формы воздуха, ни формы любого другого, более частной формы, например дерева, камня или металла. Предположим также, что эта материя не имеет ни качеств теплоты или холода, ни качеств сухости или влажности, ни качеств легкости или тяжести, что у нее нет ни вкуса, ни запаха, ни звука, ни цвета, ни света, ни какого-либо другого свойства, относительно природы которого можно было бы сказать, что в ней заключается нечто не известное с очевидностью любому человеку.

Не будем также считать ее той первой материей философов, которая, будучи полностью лишена всех своих форм и качеств, превращается во что-то не доступное ясному пониманию. Представим нашу материю настоящим телом, совершенно плотным, одинаково заполняющим всю длину, ширину и глубину того огромного пространства, на котором остановилась наша мысль. Представим далее, что каждая из ее частей всегда занимает часть этого пространства, пропорциональную ее величине, и никогда не может заполнить больший или сжаться в меньший объем или допустить, чтобы одновременно с нею какая-нибудь другая часть материи занимала то же самое место.

197

Прибавим к этому, что нашу материю можно делить на всевозможные части любой формы, какую только можно вообразить, и каждая из ее частей может обладать любым допустимым движением. Предположим, кроме того, что Бог действительно разделил ее на множество таких частей, из которых одни больше, другие меньше, одни имеют - в зависимости от нашей воли и воображения - одну фигуру, другие - другую. Не будем, однако, думать, что, отделяя одну часть материи от другой, Бог образовал между ними какую-то пустоту, а представим, что все различие частей материи, какое он положил, сводится к разнообразию предписанных им движений, т.е. что с первого же момента творения одни из ее частей начали двигаться в одну сторону, а другие - в другую, одни быстрее, а другие медленнее (или, если угодно, вовсе не двигались) и что движение происходило с тех пор по обычным законам природы. Бог так чудесно установил эти законы, что даже если предположить, что он не создал ничего, кроме сказанного, и не внес в материю никакого порядка и никакой соразмерности, а, наоборот, оставил лишь самый запутанный и невообразимый хаос, какой только могут описать поэты, то и в таком случае этих законов было бы достаточно, чтобы частицы хаоса сами распутались и расположились в таком прекрасном порядке, что они образовали бы весьма совершенный мир, где мы смогли бы увидеть не только свет, но и все прочее, как важное, так и неважное, имеющееся в действительном мире.

Но прежде чем изложить это подробнее, остановимся еще немного на рассмотрении этого хаоса и обратим внимание на то, что он не содержит ничего такого, что не было бы вам столь знакомо, что вы не могли бы даже представить себе, будто этого не знаете. Ибо что касается качеств, которыми я его наделил, то, если вы обратили внимание, я предположил их такими, какими и вы могли бы их вообразить. Что же касается материи, из которой я его образовал, то нет в неодушевленных творениях ничего более простого и более легкого для понимания. Идея материи содержится во всем том, что может представить наше воображение, и вы должны ее обязательно усвоить, если хотите вообще что-нибудь представить.

198

Однако философы столь изощренны, что сумеют найти трудности в вещах, совершенно ясных для других. Кроме того, воспоминание об их первой материи, которую, как им известно, понять довольно трудно, может отвлечь их от познания той материи, о которой я говорю. Поэтому я должен им сказать, что, если я не ошибаюсь, вся испытываемая ими трудность в отношении материи происходит только оттого, что они хотят отличить материю от ее собственного количества и ее внешней протяженности, т.е. от ее свойства занимать пространство. Пусть они считают себя в этом вопросе правыми; у меня нет намерения задерживаться здесь, чтобы им возразить. Но и они не должны удивляться, если я предполагаю, что количество описанной мною материи отличается от субстанции не больше, чем число отличается от исчисляемых вещей, и рассматриваю протяженность материи и ее свойство занимать пространство не как акциденцию, а как ее истинную форму и сущность. Они не могут отрицать, что таким образом материю понять нетрудно. Я же не намерен подробно объяснять, как это делают они, то, что действительно есть в настоящем мире, а просто хочу придумать такой мир, в котором все было бы понятно даже самым грубым умам и который все-таки мог бы быть создан точно так, как я это вообразил.

Если я предположу в придуманном мною мире что-либо неясное, то этой неясностью может оказаться какое-нибудь не замеченное мною скрытое противоречие, и, таким образом, я невольно предположу совершенно невозможное. И напротив, поскольку я могу отчетливо представить себе все, что я полагаю в этот придуманный мир, то, хотя бы и не было ничего такого в старом мире, Бог все же может создать это в новом; ибо несомненно, что он может создать все, что мы способны вообразить.

ГЛАВА VII О ЗАКОНАХ ПРИРОДЫ ЭТОГО НОВОГО МИРА

Я не хочу откладывать далее и изложу вам прямо, каким путем сама природа может распутать путаницу хаоса, о котором я говорил, и каковы законы, установленные для нее Богом.

Прежде всего под природой я отнюдь не подразумеваю какой-нибудь богини или какой-нибудь другой воображаемой силы, а пользуюсь этим словом для обозначения самой материи. Я рассматриваю ее со всеми свойственными ей качествами, описанными мною, во всей их совокупности и предполагаю, что Бог продолжает сохранять все сотворенное им в том же самом виде. И только из того, что Бог

199

продолжает сохранять материю в неизменном виде, с необходимостью следует, что должны произойти некоторые изменения в ее частях. Эти изменения, как мне кажется, нельзя приписать непосредственно действию Бога, поскольку оно совершенно неизменно. Поэтому я приписываю их природе. Правила, по которым совершаются эти изменения, я называю законами природы.

Чтобы все это лучше понять, вспомните, что среди качеств материи мы предположили одно, в силу которого частицы ее с момента сотворения имеют различные движения, и что, кроме того, все они со всех сторон соприкасаются друг с другом, не оставляя никакой пустоты. Отсюда с необходимостью следует, что, придя в движение и сталкиваясь друг с другом, частицы начинают менять и разнообразить свои движения. Таким образом, сохраняя их в том же самом виде, в каком он их сотворил, Бог не сохраняет их в одном и том же состоянии. Иными словами, действуя всегда одинаково, Бог, следовательно, производит в субстанции всегда одно и то же действие, хотя в этом действии акцидентально и оказывается большое разнообразие. Легко понять, что Бог, который, как всем известно, неизменен, действует всегда одинаковым образом. Не вдаваясь слишком в метафизические рассуждения, я установлю здесь два или три основных правила, в соответствии с которыми, надо думать, Бог заставит действовать природу этого нового мира и которые, по-моему, будут достаточны для того, чтобы понять все остальное.

Первое правило заключается в следующем: каждая частица материи в отдельности продолжает находиться в одном и том же состоянии до тех пор, пока столкновение с другими частицами не вынуждает ее изменить это состояние. Иными словами, если частица имеет некоторую величину, она никогда не станет меньшей, пока ее не разделят другие частицы; если эта частица кругла или четырехугольна, она никогда не изменит этой фигуры, не будучи вынуждена к тому другими; если она остановилась на каком-нибудь месте, она никогда не двинется отсюда, пока другие ее не вытолкнут; и раз уж она начала двигаться, то будет продолжать это движение постоянно с равной силой до тех пор, пока другие ее не остановят или не замедлят ее движения.

200

Нет никого, кто считал бы, что это правило не соблюдается в старом мире в отношении величины, фигуры, покоя и тысячи подобных вещей. Однако философы исключили отсюда движение, а его-то я хочу понять самым ясным образом. Не думайте, однако, что я собираюсь противоречить философам: движение, которое они имеют в виду, настолько отличается от мыслимого мною, что, может статься, верное для одного из этих движений не будет верным для другого.

Философы сами признают, что природа их движения очень мало известна. Чтобы сделать ее хоть сколько-нибудь понятной, они не нашли для ее объяснения ничего лучшего, как придумать следующее выражение: Motus est actus entis in potentia, prout in potentia est. Эти слова для меня до такой степени темны, что я вынужден оставить их здесь без перевода, потому что я не сумел бы их объяснить (и действительно, будучи переведены, эти слова - "движение есть действие сущего в возможности и постольку, поскольку оно в возможности" - не становятся более ясными). В противоположность этому природа движения, о котором я предполагаю здесь говорить, так легка для понимания, что даже геометры, более всех других людей научившиеся довольно отчетливо представлять исследуемые ими предметы, должны будут признать ее более простой и понятной, чем природа их поверхностей и линий, когда они объясняют линию движением точки, а поверхность - движением линии.

Философы также предполагают множество движений, которые, по их мнению, могут происходить без перемены места. Подобным движениям они дают названия motus ad formam, motus ad calorem, motus ad quantitatem (движение к форме, движение к теплоте, движение к количеству) и тысячу других названий. Я же из всех этих движений знаю только одно, понять которое значительно легче, чем линии геометров. Это движение совершается таким образом, что тела переходят из одного места в другое, последовательно занимая все пространство, находящееся между этими местами.

Кроме того, самому незначительному из этих движений они приписывают бытие более прочное и более истинное, чем покой, который, по их мнению, есть только отрицание бытия. Я же признаю, что покой есть также качество, которое должно приписать материи в то время, когда она остается в одном месте, подобно тому как движение есть одно из качеств, которые приписываются ей, когда она меняет место.

201

Наконец, движение, о котором говорят философы, обладает столь странной природой, что, вместо того чтобы, подобно другим предметам, иметь своей целью совершенство и стремиться только к самосохранению, оно не имеет никакой другой цели и никакого иного стремления, как только к покою; вопреки всем законам природы оно, таким образом, стремится к саморазрушению. Предполагаемое же мною движение, напротив, следует тем же самым законам природы, которым подчиняются вообще все свойства и качества, присущие материи: как те, которые названы учеными "modos et entia rationis cum fundamenta in re" (модусы и мыслимые сущности, имеющие основание в вещи), так и те, что носят название "qualitates reales" (их реальные качества), в которых я, признаюсь чистосердечно, нахожу не больше реальности, чем в остальных.

В качестве второго правила я предполагаю следующее: если одно тело сталкивается с другим, оно не может сообщить ему никакого другого движения, кроме того, которое оно потеряет во время этого столкновения, как не может и отнять у него больше, чем одновременно приобретет. Это правило в связи с предшествующим в полной мере относится ко всем опытам, в которых мы наблюдаем, как тело начинает или прекращает свое движение, вследствие того что оно столкнулось или остановлено каким-либо другим. Предположив только что сказанное, мы избежим затруднения, в которое впадают ученые, когда хотят найти основание того, что камень продолжает некоторое время двигаться, не находясь уже более в руке того, кто его бросил. В этом случае скорее следует спросить, почему он не продолжает двигаться постоянно. Но в последнем случае найти основание легко, так как никто не может отрицать того, что воздух, в котором он движется, оказывает ему известное сопротивление. Ведь когда камень разделяет воздух, слышен свист. А если помахать в воздухе опахалом или каким-нибудь другим очень легким и широким телом, то по тяжести руки можно почувствовать, что воздух вопреки утверждению многих не содействует движению, а мешает ему. Но если не удается объяснить эффект сопротивления воздуха согласно нашему второму правилу и если допустить, что тело тем более способно останавливать движение других тел, чем большее сопротивление оно оказывает (а это может сначала показаться убедительным), то довольно трудно будет понять, почему движение этого камня прекращается скорее при столкновении с мягким телом (сопротивление которого среднее), чем при встрече с телом более твердым, которое оказывает ему сильное сопротивление. Точно так же трудно ответить на вопрос, почему, слегка столкнувшись с твердым телом, камень

202

немедленно возвращается на свои прежний путь, а не останавливается и не прерывает свое движение к цели. Если же предположить второе правило, то во всем этом не будет никаких затруднений, ибо из него явствует, что движение одного тела замедляется при столкновении с другим не пропорционально сопротивлению, оказываемому последним, а только пропорционально тому, в какой мере его сопротивление преодолевается первым и в какой мере сопротивляющееся тело принимает на себя то движение, которое, подчиняясь этому правилу, теряет первое тело.

Хотя в том, что касается большинства движений, наблюдаемых нами в действительном мире, мы не можем заметить, чтобы тела, начинающие или прекращающие свое движение, толкались или задерживались другими, у нас нет повода утверждать, что эти два правила точно не соблюдаются. Ибо ясно, что эти тела часто могут получать движение от тех двух элементов - воздуха и огня, которые, как уже было сказано, всегда находятся внутри их, не будучи ощутимыми. Они могут получать движение и от более плотного воздуха, который также неощутим. Точно так же движение может быть передано ими как более плотному воздуху, так и всей массе Земли, рассеявшись по которой оно уже не может быть замечено.

Хотя все то, что мы когда-либо испытали в настоящем мире посредством наших чувств, кажется явно противоречащим тому, что заключается в этих двух правилах, все-таки основание, приведшее меня к ним, кажется мне столь убедительным, что я считаю себя обязанным предполагать их в новом мире, который я вам описываю. Ибо какое более твердое и более прочное основание можно найти для того, чтобы установить истину, хотя бы и выбранную по желанию, нежели постоянство и неизменность самого Бога?

А эти два правила с очевидностью следуют из одного того, что Бог неподвижен и что, действуя всегда одинаковым образом, он производит одно и то же действие. Ибо если предположить, что с самого момента творения он вложил во всю материю определенное количество движения, то следует признать, что он всегда сохраняет его таким же, или же отказаться от мысли, что он действует всегда одинаковым образом. Предположив вместе с тем, что с этого первого момента различные частицы материи, в которой эти движения распределены неодинаково, начали их задерживать или переносить их от одной к другой в зависимости от того, насколько они к этому способны, с необходимостью следует думать, что Бог заставляет материю всегда делать то же самое. Это как раз и является содержанием указанных двух правил.

203

В качестве третьего правила я прибавлю, что, хотя при движении тела его путь чаще всего представляется в виде кривой линии и хотя невозможно произвести, как уже было сказано, ни одного движения, которое не было бы так или иначе круговым, тем не менее каждая из частиц тела в отдельности всегда стремится продолжать его по прямой линии. И таким образом, их действие, т.е. то, как они склонны двигаться, отличается от их движения.

Например, если заставить колесо вращаться вокруг своей оси, то, хотя все его части будут двигаться по кругу, так как, будучи соединены друг с другом, они не могут перемещаться иначе, склонны они передвигаться не по кругу, а по прямой. Это ясно видно, если какая-нибудь из частей случайно отрывается от других. Как только она окажется на свободе, она прекращает свое круговое движение и движется по прямой линии.

То же самое происходит и при вращении камня в праще. Выскочив из пращи, камень летит совершенно прямо, но и, находясь в ней, он все время давит на середину пращи и натягивает веревку. Это со всей ясностью доказывает, что камень постоянно имеет склонность двигаться по прямой линии и что по кругу он идет только по принуждению.

Это правило зиждется на том же основании, что и два первых. Оно обусловлено лишь тем, что Бог сохраняет каждую вещь посредством непрерывного действия и, следовательно, сохраняет ее не такой, какой она, возможно, была некоторое время назад, а точно такой, какова она в тот самый момент, когда он ее сохраняет. Из всех движений одно только движение по прямой совершенно просто, и для понимания его природы достаточно рассмотреть один момент. Ибо для того, чтобы представить его, достаточно помыслить, что некоторое тело совершает действие движения в определенную сторону, что бывает в каждый из моментов, которые могут быть определены в течение того времени, когда оно движется. Напротив, для того чтобы представить круговое или какое-нибудь другое возможное движение, необходимо рассмотреть по крайней мере два таких момента, или, лучше, две его части, и существующее между ними отношение.

Однако, для того чтобы философы или, скорее, софисты не воспользовались случаем применить здесь свои бесполезные ухищрения, прошу вас заметить, что я говорю не о том. что прямолинейное движение может осуществляться в один момент, а только о том, что все необходимое для того, чтобы его производить, имеется в телах в любой момент, который может быть определен в то время, когда они движутся. В отношении же кругового движения это не так.

204

Так, например, если камень движется в праще (рис. 1), следуя по кругу, обозначенному АВ, и вы рассматриваете его точно таким, каким он является в тот момент, когда достигает точки А, то вы легко найдете, что он находится в состоянии движения (ибо он здесь не останавливается), а именно в состоянии движения к точке С (ибо как раз туда направлено это движение в настоящий момент).

Однако вы не сможете найти здесь ничего указывающего на то, что движение камня круговое. Если же предположить, что как раз здесь начался полет камня, выскочившего из пращи, и что Бог сохраняет его таким, каков он есть в этот момент, то совершенно ясно, что Бог сохранит в нем не склонность двигаться по кругу, следуя по линии АВ, а склонность двигаться совершенно прямо к точке С.

Следовательно, исходя из этого правила, надо сказать, что Бог - единственный творец всех существующих в мире движений, поскольку они вообще существуют и поскольку они прямолинейны. Однако различные положения материи превращают эти движения в неправильные и криволинейные. Точно так же теологи учат нас, что Бог есть творец всех наших действий, поскольку они существуют и поскольку в них есть нечто хорошее, однако различные наклонности наших воль могут сделать эти действия порочными.

205

Я мог бы здесь поместить еще несколько правил, в частности для определения того, когда, как и насколько движение каждого тела может изменить направление, стать сильнее или слабее при столкновении с другими телами, что охватило бы все действия природы в совокупности. Но я удовлетворюсь замечанием, что, кроме этих трех уже изложенных мною законов, я не хочу предполагать никаких других, за исключением непреложно следующих из тех вечных истин, на которых математики обычно основывают свои наиболее достоверные и наиболее очевидные доказательства. Сам Бог показал нам, что он расположил все вещи по числу, весу и мере, следуя этим истинам [5]. Познание этих истин настолько естественно для наших душ, что мы не можем не считать их непреложными, когда отчетливо их постигаем. Мы можем даже не сомневаться в том, что если бы Бог сотворил несколько миров, то истины эти были бы столь же достоверными во всех этих мирах, как они достоверны в нашем. Таким образом, тот, кто сумеет достаточно продумать следствия, вытекающие из этих истин и из наших правил, сможет узнать действия по их причинам и, если воспользоваться школьной терминологией, сможет иметь доказательства a priori всего того, что может появиться в этом новом мире.

И чтобы не было никаких исключений, могущих этому помешать, мы, пожалуй, прибавим к нашим предположениям, что Бог не совершает в этом мире никаких чудес и что интеллигенции, или разумные души, существование которых мы далее сможем в нем предположить, никоим образом не поколеблют обычного хода природы.

Однако после этого я все же не обещаю дать вам здесь точные доказательства всего того, о чем буду говорить. Достаточно того, что я укажу вам путь, следуя которому вы сможете найти эти доказательства сами, если возьмете на себя такой труд. У большинства умов можно вызвать неудовольствие, если предлагать им слишком легкие вещи. Поэтому для того, чтобы нарисовать здесь картину, которая бы вам понравилась, я должен использовать не только светлые краски, но и тень. Таким образом, я удовлетворюсь здесь тем, что буду продолжать начатое описание так, как если бы я хотел лишь представить вам аллегорию.

206

ГЛАВА VIII
ОБ ОБРАЗОВАНИИ СОЛНЦА И ЗВЕЗД ЭТОГО НОВОГО МИРА

Каковы бы ни были то неравенство и путаница, которые, как мы можем предположить, были с самого начала установлены Богом между частицами материи, почти все частицы в соответствии с законами, предуказанными им природой, должны приблизиться к некоторой средней величине и некоторому среднему движению и таким образом принять форму второго элемента, описанную мною выше. Для того чтобы представить себе эту материю в том состоянии, в котором она могла быть до того, как Бог привел ее в движение, ее нужно мыслить как самое твердое и самое плотное тело, какое только может быть в мире. Так как нельзя толкнуть ни одной части такого тела, не толкая или не увлекая тем самым всех прочих, то следует думать, что действие, или способность движения (force de se mouvoir) и разделения, вложенная сначала только в некоторые из частиц материи, сразу же распространилось и распределилось по всем остальным, и притом так равномерно, как это только возможно.

Безусловно, что это равенство не могло быть полным. Так как прежде всего в этом новом мире совсем нет пустоты, то невозможно, чтобы все частицы материи двигались прямолинейно. Будучи почти равными и почти одинаково подвижными, они должны согласоваться в несколько круговых движений. Предположив, однако, что Бог сообщил им сначала различное движение, мы не должны думать, что все они стали вращаться вокруг одного-единственного центра. Они стали вращаться вокруг нескольких и, как можно себе представить, различно расположенных по отношению друг к другу центров.

Отсюда можно заключить, что в местах наиболее близких к таким центрам, естественно, должны находиться частицы или менее подвижные, или имеющие меньшую величину, или те и другие одновременно. Ибо, хотя каждая из частиц и стремится продолжать свое движение по прямой линии, все же совершенно ясно, что самые большие круги, более всего приближающиеся к прямым линиям, должны описывать лишь наисильнейшие частицы, т.е. наибольшие из движущихся с одинаковой скоростью, и движущиеся с наибольшей скоростью из одинаковых по величине. Что же касается материи, содержащейся между тремя и более такими кругами, то она первоначально

207

могла оказаться гораздо менее разделенной и менее подвижной, чем всякая другая. И более того, так как мы предполагаем, что Бог с самого начала установил между частицами этой материи всякого рода неравенства, мы должны допустить, что в ней имеются частицы всевозможных размеров и фигур, склонные либо к покою, либо к движению, и притом всевозможными способами и в любом направлении.

Однако это различие не мешает тому, чтобы через некоторое время частицы стали приблизительно одинаковыми. Особенно это относится к частицам, находящимся на одинаковом расстоянии от центров, вокруг которых они вращаются. Не имея возможности вращаться друг без друга, наиболее подвижные частицы необходимо должны сообщать свое движение менее подвижным, наиболее же крупные должны ломаться и делиться, чтобы получить возможность пройти через те же самые места, через которые проходят им предшествовавшие, либо подниматься выше. Таким образом, все частицы в короткое время располагаются в некотором порядке, причем каждая оказывается более или менее удаленной от центра, вокруг которого проходит ее путь, в зависимости от ее величины и движения в сравнении с другими. И даже, поскольку величина частицы всегда замедляет скорость движения, надо думать, что наиболее удаленными от каждого центра частицами были как раз те, которые, будучи несколько меньшими, чем более близкие к центру, обладали вместе с тем гораздо более быстрым движением.

Точно так же в отношении фигур частиц: хотя мы предполагаем, что сначала частицы были всевозможных видов и что у большинства из них было много углов и много сторон, подобно кускам разбитого камня, однако впоследствии, двигаясь и сталкиваясь друг с другом, они должны были постепенно обломать острые вершины своих углов и сгладить грани своих сторон. Вследствие этого частицы стали почти круглыми, подобно тому как это происходит с песчинками и галькой, когда они катятся, увлекаемые водой реки. В результате как между частицами, находящимися в близком соседстве, так и между частицами, весьма отдаленными друг от друга, не сохранилось никакой заметной разницы, кроме той, что одни могут двигаться несколько быстрее по сравнению с другими или быть несколько больше или меньше. Эти различия не мешают, однако, тому, чтобы мы приписывали всем им одну и ту же форму.

208

Отсюда следует, впрочем, исключить некоторые частицы. Те из них, которые с самого начала были значительно больше остальных, не могут так легко разделяться. Точно так же частицы, имевшие очень неправильную и неудобную фигуру, вместо того чтобы ломаться и округляться, соединялись с другими частицами. Эти частицы сохранили форму третьего элемента и послужили материалом для образования планет и комет, о чем я буду говорить ниже.

Далее, надо заметить, что материя, образовавшаяся из частиц второго элемента, по мере того как последние, округляясь, ломали и сглаживали острые вершины своих углов, необходимо должна была получить гораздо более быстрые движения, чем эти частицы. Вместе с тем она должна была приобрести способность легко делиться и менять в любой момент свою фигуру, чтобы приспособляться к фигуре того места, где она находится. Таким образом эта материя приняла форму первого элемента.

Я говорю, что она должна была приобрести гораздо более быстрое движение, чем частицы второго элемента. Причина этого очевидна. Для того чтобы уходить в стороны через очень узкие проходы из маленьких пространств между частицами второго элемента, по мере того как последние приближались друг к другу, материя эта должна была проходить за то же время гораздо больший путь, нежели эти частицы.

Следует заметить, что первого элемента имеется больше, чем это необходимо для заполнения небольших промежутков, непременно остающихся вокруг круглых частиц второго элемента. Поэтому излишек его должен переместиться к центрам, вокруг которых вращаются частицы второго элемента, потому что они занимают все другие, более отдаленные от центра места. Первый элемент должен образовать в этих центрах круглые, совершенно жидкие и легкие тела. Непрерывно вращаясь в том же направлении, что и частицы окружающего их второго элемента, но значительно быстрее их, тела эти способны усилить движение тех частиц, к которым они ближе всего, и толкать их во все стороны, направляя от центра к периферии; в свою очередь частицы эти также толкают друг друга. Это происходит благодаря одному действию, которое я должен разъяснить возможно точнее, ибо предупреждаю вас наперед, что именно это действие мы будем считать светом. Точно так же как круглые тела, составленные из материи совершенно чистого первого элемента, мы будем считать одно Солнцем, другие - неподвижными звездами того нового мира, который я вам описываю, так и материю второго элемента, вращающуюся вокруг них, мы будем считать небесами.

209

Представьте себе, например, что (рис. 2) точки S, Е, Е, А суть центры, о которых я говорю, и что вся материя, заключенная в пространстве FGGF, есть небо, вращающееся вокруг Солнца, обозначенного S, и что вся материя пространства HGGH представляет собой другое небо, вращающееся вокруг звезды, обозначенной Е, и т.д. Следовательно, имеется столько же различных небес, сколько звезд. А так как число последних неопределенно велико, то и число небес также неопределенно велико. Небесный свод представляет собой не что иное, как лишенную толщины поверхность, отделяющую эти небеса одни от других.

210

Представьте себе также, что частицы второго элемента, находящиеся около F или G, обладают большей скоростью, чем частицы, находящиеся около К или L, т.е. что их скорость мало-помалу уменьшается, начиная от внешней поверхности каждого неба до какого-нибудь определенного места, например сферы КК вокруг Солнца и сферы LL вокруг звезды Е, а затем вследствие движения находящихся в центре звезд понемногу увеличивается по мере приближения к центрам этих небес. Таким образом, в то время как частицы второго элемента, находящиеся около К, имеют возможность описать полный круг вокруг Солнца, частицы, находящиеся около Т, которые, как я предполагаю, в десять раз ближе к Солнцу, имеют возможность описать здесь не только десять кругов, что они сделали бы, если бы имели одинаковую с первыми частицами скорость, но даже, возможно, более тридцати. В свою очередь частицы, находящиеся около F или G, которые, как я полагаю, в две или три тысячи раз дальше от центра, чем К, вероятно, могут описать более шестидесяти кругов. Отсюда вы можете уже заключить, что планеты, находящиеся выше всех, должны двигаться медленнее, чем те, которые находятся ниже, т.е. ближе к Солнцу, и что все планеты движутся медленнее, чем кометы, удаленные от Солнца значительно больше.

Что касается размеров частиц второго элемента, то можно думать, что наиболее высоко расположенные из них несколько меньше, чем самые низкие. Однако не следует полагать, что различие в их величине больше, чем различие в скорости. Напротив, надо думать, что от круга К до Солнца те частицы, которые расположены ниже всех, являются вместе с тем и наименьшими и что различие в их величине или больше разности их скоростей, или по крайней мере равно ей. В противном случае частицы, находящиеся ниже, обладая наибольшей силой, благодаря своему движению заняли бы место наиболее высоких.

Наконец, заметьте, что в соответствии с описанным мною способом образования Солнца и неподвижных звезд их тела могут быть столь малыми в сравнении с небесами, в которых они находятся, что даже круги КК, LL и им подобные, указывающие, в какой степени их движение ускорило движение материи второго элемента, в сравнении с этими небесами будут не больше, чем точки, обозначающие их центр. Подобно этому, новые астрономы считают всю сферу Сатурна в сравнении с небосводом только точкой.

211

ГЛАВА IX
О ПРОИСХОЖДЕНИИ И О ПУТИ ПЛАНЕТ И КОМЕТ ВООБЩЕ И О КОМЕТАХ В ЧАСТНОСТИ

Чтобы перейти к вопросу о планетах и кометах, я прошу вас обратить внимание на предположенное мною разнообразие частиц материи. Несмотря на то что большая часть этих частиц, раскалываясь и разделяясь при столкновении друг с другом, приняла форму первого или второго элемента, в материи могут быть найдены еще два вида частиц, которые должны были сохранить форму третьего элемента. Именно таковы частицы, которые были столь велики и имели столь неудобные фигуры, что при столкновении друг с другом им было гораздо легче соединиться по нескольку вместе и благодаря этому стать более крупными, чем расколоться и уменьшиться. Те же частицы, которые с самого начала были наиболее крупными и плотными и при столкновении могли легко разбивать и ломать все прочие, сами уже не могли быть разбиты и разломаны.

Что бы вы ни предположили - что эти два вида частиц сначала двигались очень быстро, или очень медленно, или не двигались вовсе, совершенно ясно, что через определенное время они должны начать двигаться с той же быстротой, что и материя неба, в которой они находятся. Ведь если бы они сначала двигались быстрее этой материи, то, встречая ее на своем пути и сталкиваясь с нею, они должны были бы в короткое время сообщить ей часть своего движения. Если же, наоборот, они не имели сами по себе никакого стремления к движению, то и в этом случае, будучи окружены со всех сторон этой материей неба, они с необходимостью должны были бы следовать ее путем. Подобно этому, мы видим каждый день, что суда и другие плывущие по воде тела, как самые большие и самые массивные, так и меньшие, следуют течению воды, в которой они находятся, если им при этом ничто не мешает.

Обратите внимание, что из всех плывущих по воде тел наиболее тяжелые и массивные (какими обыкновенно бывают самые большие и очень нагруженные суда) всегда обладают значительно большей по сравнению с водой способностью продолжать свое движение, хотя бы оно и было получено только от одной воды. Напротив, очень легкие тела, например белая пена, скопившаяся и плавающая на поверхности рек во время бури, обладают такой способностью в значительно меньшей степени. Представьте себе две реки, соединенные в каком-либо месте и снова разде-

212

ляющиеся немного дальше, прежде чем успеют смешаться их воды, которые нужно предположить весьма спокойными и текущими с одинаковой силой, но вместе с тем и очень быстрыми. В этом случае суда и другие массивные и тяжелые тела, уносимые течением одной реки, могут легко перейти из этой реки в другую, в то время как самые легкие, наоборот, будут от нее удаляться и отбрасываться силой течения этой воды к тем местам, где оно не столь быстрое.

Пусть, например, двумя такими реками (рис. 3) будут ABF и CDG, которые текут с двух сторон, встречаются в Е и затем расходятся: АВ - в направлении F, CD - в направлении G. Ясно, что судно Н, следуя по течению реки

АВ, должно пройти через Е в направлении G, а судно I должно пройти в направлении F, если только они не встретятся в проходе в одно и то же время: в этом случае большее и несущееся с большей силой судно разобьет другое. Напротив, пена, листья деревьев, перья, соломинки и прочие столь же легкие тела, которые могут плыть в направлении А, должны быть отнесены течением воды не в направлении Е п G, а в направлении В, где, надо думать, течение воды не такое быстрое, как в направлении Е, потому что здесь она течет по линии, менее близкой к прямой. Кроме того, надо еще обратить внимание на то, что не только такие легкие тела, но и другие, более тяжелые и массивные, сталкиваясь, могут соединяться друг с другом. Вращаясь вместе с уносящей их водой, они, соединяясь в большом количестве, могут образовывать большие комья, как К и L. Из этих комьев одни, как L, движутся к Е, а другие, как К, движутся к В, в зависимости от того, насколько каждый из них плотен и насколько крупны и массивны частицы, из которых они состоят.

213

Пользуясь этим примером, легко понять, что самые большие и самые массивные частицы материи, которые не могли принять ни формы второго, ни формы первого элемента, независимо от места их первоначального нахождения должны были через некоторое время направиться к внешней поверхности вмещающего их неба, а затем постоянно переходить из одного неба в другое, никогда не задерживаясь надолго ни на одном из них. Наоборот, все менее массивные из этих частиц должны быть отнесены движением материи неба к центру этого неба. В зависимости от описанных мною фигур частицы, сталкиваясь друг с другом, должны соединиться и образовать большие комья, вращающиеся в небесах со скоростью средней в сравнении с теми скоростями, которые могли бы иметь их частицы по отдельности. Таким образом, одни частицы материи должны направиться к внешней поверхности неба, а другие - к его центру.

Те частицы материи, которые расположены около центра какого-нибудь неба, мы должны здесь принять за планеты, а те, которые проходят через различные небеса, мы должны считать кометами.

Что касается этих комет, то следует прежде всего заметить, что в сравнении с числом небес в этом новом мире их должно быть немного. Если бы даже сначала их имелось много, то с течением времени они должны были бы сталкиваться, переходя из одного неба в другое, и почти все разбиваться от столкновения друг с другом, подобно тому как это происходит с двумя сталкивающимися судами, о чем мы говорили. В силу этого к настоящему времени из них могли бы остаться лишь наиболее крупные.

Следует также заметить, что, когда кометы таким образом переходят из одного неба в другое, они всегда толкают перед собой немного материи того неба, которое они покидают, и остаются некоторое время окутанными ею, до тех пор, пока не продвинутся достаточно далеко в пределы другого неба. Будучи уже здесь, они внезапно освобождаются от этой материи; на это им, быть может, требуется не больше времени, чем Солнцу на то, чтобы подняться утром над нашим горизонтом. Следовательно, они движутся значительно медленнее, когда стремятся таким образом выйти из какого-нибудь неба, нежели вскоре после того, как они туда вступили.

214

Как вы здесь (рис. 2) видите, комета, которая следует своим путем по линии CDQR, продвинувшись достаточно далеко в пределы неба FG и находясь уже в точке С, остается еще окутанной материей неба FI, из которого она вышла, и не может полностью освободиться от нее прежде, чем достигнет пункта D. Но как только она его достигает, она начинает следовать движению неба FG и, таким образом, двигаться значительно быстрее, чем двигалась до этого. Затем, продолжая свой путь в направлении R, она должна постепенно замедлять свое движение по мере приближения к точке Q. Это объясняется как противодействием неба FGH, в пределы которого она начинает входить, так и тем обстоятельством, что и расстояние между S и D меньше, чем расстояние между S и Q, и вся материя неба, находящаяся между S и D, должна из-за меньшего расстояния двигаться здесь гораздо быстрее. Точно так же мы видим, что и реки всегда текут гораздо быстрее там, где их русло теснее и уже, чем там, где оно шире и просторнее.

Кроме того, следует подчеркнуть, что такая комета должна быть видна тем, кто находится вблизи центра неба FG, только в то время, когда она проходит расстояние от D до Q. Вы поймете это лучше, когда я вам объясню, что представляет собой свет. Тогда вы узнаете также, что движение кометы должно казаться наблюдающим ее гораздо более быстрым, тело ее - более крупным, а свет - значительно более ярким в начале того периода, когда она видна, чем к концу его.

Если, кроме того, вы рассмотрите внимательно, каким образом свет, идущий от кометы, должен распространяться и рассеиваться во все стороны неба, то вы можете также легко понять, что, поскольку она, согласно нашему предположению, очень больших размеров, вокруг нее могут быть лучи, иногда расходящиеся во все стороны наподобие волос на голове, а иногда сходящиеся с одной стороны в виде хвоста в зависимости от того, где находится наблюдатель. У этой кометы, таким образом, имеются все особенности, замеченные до настоящего времени у комет в действительном мире (по крайней мере у тех, которые должны быть признаны подлинными). Мы совершенно не обязаны верить тем историкам, которые, описывая знамение, угрожавшее турецкому полумесяцу, рассказывают нам, что в 1450 г. Луна была задета кометой, проходившей по ней, и т.п. Нет основания доверять астрономам, если они неправильно вычислили величину неизвестной им рефракции неба и скорость движения комет (которая тоже недостоверна), приписывая им такой параллакс, что их можно поместить возле планет и даже ниже, как этого хотят некоторые.

215

ГЛАВА X
О ПЛАНЕТАХ ВООБЩЕ И О ЗЕМЛЕ И ЛУНЕ В ЧАСТНОСТИ

Теперь необходимо прежде всего сделать несколько замечаний о планетах. Во-первых, хотя все планеты и стремятся к центрам заключающих их небес, это не значит, что они когда-нибудь достигнут этих центров, потому что, как я уже сказал раньше, Солнце и другие неподвижные звезды занимают эти центры. Но для того чтобы уяснить, в каких местах они должны остановиться, рассмотрите, например

(рис. 2), планету, обозначенную которая, по моему предположению, следует пути материи неба, находящейся у круга К. Если бы эта планета имела хоть немного больше силы, чтобы продолжать свое движение по прямой линии, чем частицы второго элемента, окружающие ее, то, вместо того чтобы все время двигаться по кругу К, она направилась бы к Y и, таким образом, удалилась бы от центра S еще больше. Но так как частицы второго элемента, которые окружали бы ее около Y, несколько меньше (по крайней мере не больше), чем находящиеся у К, и движутся быстрее последних, то они придали бы ей еще больше силы, чтобы продвинуться дальше к F. Таким образом, планета дошла бы до наружной поверхности этого неба, не имея возможности остановиться ни в одном промежуточном месте; отсюда она легко перешла бы на другое небо и, таким образом, превратилась бы из планеты в комету.

Отсюда вы видите, что во всем этом обширном пространстве, простирающемся от круга К до границы неба FGGF, через которое совершают свой путь кометы, не может остановиться ни одна звезда. Кроме того, отсюда с необходимостью вытекает, что способность продолжать движение по прямой линии у планет не больше, чем у частиц второго элемента, находящихся у К, когда они движутся в одном потоке с ними. И все тела, обладающие этой способностью в большей степени, чем окружающие их частицы, становятся кометами.

216

Предположим теперь, что эта планета обладает меньшей силой, чем окружающие ее частицы второго элемента. Тогда те частицы, которые следуют за ней и находятся несколько ниже, чем она, смогут отклонить ее от движения по кругу К и заставить опуститься до планеты, обозначенной . Здесь может оказаться, что сила ее равна силе частиц второго элемента, которые ее в то время будут окружать. Основания этого заключаются в том, что частицы второго элемента, имея здесь большую скорость, чем у К, увеличат скорость движения планеты, а так как их величина здесь меньше, то они не будут в состоянии оказать ей такое сопротивление. В этом случае планета окажется среди них в равновесии и изберет себе такой же путь вокруг Солнца, как и они, совершенно не удаляясь от него, ибо и частицы второго элемента не могут от него удалиться.

Но если эта планета, находясь у , для продолжения своего движения по прямой линии будет иметь меньше силы, чем материя неба, которую она там найдет, то планета переместится еще ниже, к планете, обозначенной . Так будет продолжаться до тех пор, пока она наконец не окажется окруженной материей, у которой будет столько же силы, как и у нее.

Таким образом, вы видите, что здесь могут быть различные планеты, одни более, другие менее удаленные от

Солнца, вроде обозначенных здесь из которых те, что расположены ниже всех, и самые малые могут доходить до поверхности Солнца. Те же, что расположены наиболее высоко, никогда не выходят за пределы круга К, который, будучи значительно больше, чем каждая планета в отдельности, тем не менее исключительно мал в сравнении со всем небом FGGF и, таким образом, как я уже сказал раньше, может рассматриваться как его центр.

Я до сих пор не объяснил вам причины того, что частицы неба, находящиеся вне круга К, будучи неизмеримо малыми в сравнении с планетами, имеют все-таки больше силы, чем планеты, для продолжения своего движения по прямой линии. Чтобы понять причину этого, обратите внимание на то, что эта сила зависит не только от количества материи, имеющейся в каждом теле, но также и от размеров поверхности. Когда два тела движутся одинаково быстро, можно с полным основанием сказать, что если одно из них содержит материи в два раза больше, чем другое, то и

217

движение его вдвое больше. Но на этом основании нельзя сказать, что одно тело будет обладать и вдвое большей силой для продолжения своего движения по прямой линии. Оно действительно будет иметь ее вдвое больше, но лишь в том случае, если его поверхность будет также в два раза больше, потому что оно встретит всегда в два раза больше других тел, которые окажут ему сопротивление. Сила этого тела будет значительно меньше, если его поверхность окажется значительно больше, чем в два раза, превышающей поверхность другого тела.

Вы знаете уже, что частицы неба почти совершенно круглы и, таким образом, имеют фигуру, заключающую наибольшее количество материи при наименьшей поверхности. Напротив, планеты, состоящие из частиц, имеющих очень неправильные фигуры с большой площадью, обладают значительно большей поверхностью в соотнесении с количеством их материи. Таким образом, поверхность планет значительно больше, чем поверхность большей части этих частиц неба. Однако она все же относительно меньше, чем поверхность некоторых из самых малых частиц, находящихся ближе к центру. Ибо из двух совершенно плотных шаров, каким подобны эти частицы неба, самый малый всегда имеет большую поверхность в соотнесении с количеством своей материи, чем самый большой.

Все это легко подтверждается с помощью такого опыта: будем толкать большой шар, образованный ветвями дерева, беспорядочно перепутавшимися и сплетшимися друг с другом, подобно тому как, по нашему предположению, соединились частицы материи, образовавшие планеты. Ясно, что, даже получив толчок от силы, в точности пропорциональной его величине, он не будет в состоянии продолжать свое движение так долго, как другой шар, значительно меньших размеров, сделанный из того же дерева, но совершенно плотный. Верно также и обратное, что из того же самого дерева можно сделать и совершенно плотный шар, который был бы настолько мал, что обладал бы значительно меньшей силой для продолжения своего движения, чем первый. Наконец, совершенно ясно, что наш первый шар может обладать большей или меньшей силой для продолжения своего движения в соответствии с тем, насколько толсты ветви, из которых он образован, и насколько они спрессованы.

218

Отсюда вы видите, почему различные планеты могут висеть на различных расстояниях от Солнца внутри круга К, почему также наиболее отдаленными из планет будут не просто те, которые внешне кажутся самыми большими, но те, которые по своему внутреннему строению наиболее плотны и массивны.

К этому необходимо добавить следующее. Мы знаем из опыта, что суда, плывущие по реке, никогда не движутся так быстро, как несущая их вода, и самые большие из них не плывут так быстро, как самые малые. Точно так же, хотя планеты и следуют, не сопротивляясь течению материи неба, по одному руслу с нею, это не значит еще, что они всегда движутся столь же быстро, как эта материя. Неравенство их движений должно иметь некоторую связь с неравенством между величиной массы планеты и незначительностью размеров окружающих ее частиц неба. Причины этого заключаются в том, что, вообще говоря, чем больше тело, тем легче оно может сообщить часть своего движения другим телам и тем труднее другим телам передать ему что-либо из своего движения. Хотя несколько малых тел, согласованно действуя на большее тело, могут располагать такой же силой, как и оно, однако они никогда не смогут заставить его двигаться во всех направлениях так же быстро, как движутся они сами; ведь если они и согласованы между собой в некоторых своих движениях, передаваемых большому телу, они в то же время неизбежно различаются в отношении других движений, которые не могут быть сообщены ими этому телу.

Отсюда следуют два вывода, которые кажутся мне весьма существенными. Первый заключается в том, что материя неба должна вращать планеты не только вокруг Солнца, но и вокруг их собственного центра (за исключением тех случаев, когда какая-нибудь особая причина этому мешает) и, следовательно, образовать вокруг планет малые небеса, вращающиеся в том же направлении, что и большое небо. Второй вывод тот, что если встретятся две планеты, неравные по величине, но склонные двигаться по небу на одинаковом расстоянии от Солнца (так что одна из них будет во столько же раз плотнее другой, во сколько раз другая больше ее), то меньшая, обладая более быстрым движением, чем большая, должна будет присоединиться к тому малому небу, которое образуется вокруг этой большей, и постоянно вращаться вместе с этим небом.

Действительно, если частицы неба (рис. 4), находящиеся, например, вблизи A, движутся быстрее, чем планета, обозначенная Т, которую они толкают к Z, то очевидно, что они должны быть отклонены ею и будут вынуждены двигаться к В. Я говорю: к В, а не к D, потому что,

219

стремясь продолжать свое движение по прямой линии, частицы должны будут направляться скорее за пределы круга ACZN, описываемого ими, чем к центру S. Проходя, таким образом, от А к В, они заставляют планету Т вращаться вместе с ними вокруг своего центра. В свою очередь эта планета, вращаясь таким образом, дает им возможность взять направление от В к С, затем к D и, наконец, к А и, следовательно, образовать вокруг себя особое небо. С этим небом она должна будет затем продолжать свое движение со стороны, называемой западом, в сторону, называемую востоком, вращаясь не только вокруг Солнца, но также и вокруг своего собственного центра.

Кроме того, зная, что планета, обозначенная , склонна взять направление по кругу NACZ - точно так же как и планета, обозначенная Т, - и что она должна вращаться быстрее последней, потому что она меньше, легко будет понять, что через некоторое время она должна направиться к внешней поверхности малого неба ABCD, в каком бы месте неба она ни находилась вначале. Ясно также, что, однажды присоединившись к нему, планета эта должна будет следовать его путем вокруг Т вместе с частицами второго элемента, находящимися вблизи поверхности малого неба.

220

Мы предполагаем у нашей планеты такую же силу вращения по кругу NACZ, как и у материи этого неба, если бы там не было другой планеты. Следует считать, что у нее несколько больше силы для вращения по кругу ABCD, потому что последний значительно меньше. Следовательно, она всегда удаляется на максимально возможное расстояние от центра Т, подобно тому как камень, выпущенный из пращи, всегда стремится удалиться от центра описываемого им круга. Однако эта планета, находясь около А, не будет отклоняться к L до тех пор, пока не войдет в ту область неба, материя которой имеет достаточно силы столкнуть ее с круга NACZ. И точно так же, находясь у С, она не опустится к К, потому что там она оказалась бы окруженной материей, которая дала бы ей силу подняться к тому же самому кругу NACZ. Она не пойдет также от В к Z и тем более от D к N, потому что она не могла бы там двигаться так легко и быстро, как в направлении С и А. Следовательно, она должна оставаться как бы привязанной к поверхности малого неба ABCD и постоянно вращаться с нею вокруг Т. Это препятствует образованию вокруг нее другого малого неба, которое в свою очередь заставило бы ее вращаться вокруг своего центра.

Я не говорю здесь, как может встретиться большое число планет, соединенных и движущихся вокруг одной из них, подобно, например, тем, которые новые астрономы наблюдали вокруг Юпитера и Сатурна. Я не имел в виду рассказывать обо всех, а о последних двух говорил только для того, чтобы представить всем Землю, на которой мы живем, в виде той планеты, которая обозначена Т, и Луну, вращающуюся вокруг нее, в виде планеты, обозначенной .

ГЛАВА XI
О ТЯЖЕСТИ

Теперь я хочу, чтобы вы рассмотрели, что представляет собой тяжесть этой Земли, т.е. сила, которая соединяет все ее частицы и заставляет их стремиться к ее центру в большей или меньшей степени, в зависимости от их величины и плотности. Сила эта состоит только в том, что частицы малого неба, окружающего Землю, вращаясь гораздо быстрее вокруг ее центра, чем частицы Земли, с большей же силой стремятся от нее удалиться и вследствие этого отталкивают туда последние. Возможно, вы найдете некоторое затруднение в том, что я сказал выше - что самые массивные и самые плотные тела, каковы, по моему предположе-

221

нию, кометы, направятся к внешним поверхностям небес и что только менее массивные и плотные тела будут отталкиваться к центрам небес, - из этого, казалось бы, должно следовать, что только менее плотные частицы Земли могли отталкиваться к ее центру, а другие же должны от него удаляться, но заметьте: когда я сказал, что наиболее плотные и массивные тела стремятся удалиться от центра некоторого неба, то я предположил, что они прежде уже двигались вместе с материей этого неба. Ясно, что если они еще не начали двигаться или если они движутся с меньшей скоростью, чем это необходимо для того, чтобы они следовали за этой материей, то они должны быть сначала оттеснены этой материей к центру, вокруг которого она вращается. Ясно также, что с увеличением плотности они будут отталкиваться ею с большей силой и скоростью. Это, однако, не помешает образованию комет, если частицы, ее образующие, достаточно плотны, так как впоследствии они смогут продвинуться к внешней поверхности небес. Скорость, которую они приобретут, опускаясь к какому-либо из центров, непременно придаст им достаточную силу, чтобы пойти вверх и снова подняться к поверхности неба. Для того чтобы вы это яснее поняли, обратите внимание (рис. 5) на Землю EFGH с водой 1, 2, 3, 4 и воздухом 5, 6, 7,

222

8, которые, как я скажу после, составлены из некоторых менее плотных частиц Земли и образуют с нею одну массу. Затем рассмотрите также материю неба, наполняющую не только все пространство между кругами ABCD и 5, 6, 7, 8, но и все малые промежутки, имеющиеся внизу между частицами воздуха, воды и Земли. Представьте теперь, что это небо и эта Земля вращаются вместе вокруг центра Т и что, следовательно, все их частицы стремятся удалиться от этого центра. Частицы неба должны гораздо сильнее стремиться удалиться от центра, чем частицы Земли, поскольку у них больше скорость. Точно так же частицы Земли, с наибольшей скоростью движущиеся в ту же сторону, что и частицы неба, сильнее других стремятся удалиться от этого центра. Следовательно, если бы все пространство, находящееся за пределами круга ABCD, было пустым, т.е. если бы оно было наполнено только такой материей, которая не могла бы ни противостоять воздействию других тел, ни оказывать на них значительное влияние (ибо только так и следует понимать слово "пустота"), то все частицы неба, находящиеся в пределах круга ABCD, первыми вышли бы из него, за ними последовали бы частицы воздуха, затем воды и, наконец, частицы Земли, причем каждая с тем большей скоростью, чем меньше она оказывается связанной с остальной массой. Подобно этому, камень вылетает из пращи, как только опускается веревка, а пыль, посыпанная на вращающийся волчок, сразу же разлетается от него во все стороны.

Затем обратите внимание на то, что за пределами круга ABCD нет никакого пустого пространства, в которое могли бы проникнуть частицы неба, находящиеся внутри этого круга, и притом продвинуться так, чтобы их место не заняли тотчас же другие, совершенно подобные им. Точно так же и частицы Земли не в состоянии удалиться от центра Т на большее расстояние, чем они от него удалены, если на их место тотчас же не опустятся частицы неба или другие частицы Земли в том количестве, какое необходимо, чтобы заполнить это место. Они не могут также приблизиться к этому центру, если на их место не поднимется сразу столько же других частиц. Следовательно, все частицы противостоят друг другу; каждая из них связана с теми частицами, которые должны занять ее место в случае, если она поднимется, и точно так же с теми, которые займут ее место в случае, если она опустится, подобно двум чашам весов, уравновешивающим друг друга. Иными словами, ни одна из частиц, находящихся в равновесии, не может ни подняться, ни опуститься, если другая не сделает в тот же момент противоположного движения; всегда перевес на одной стороне сопровождается перевесом на другой. Например, камень R противостоит тому количеству воздуха (в точно-

223

сти равному ему по объему), которое находится над ним. Место этого воздуха он должен будет занять в случае, если он больше удалится от центра Т, а воздух этот должен обязательно опускаться по мере того, как камень поднимается. Точно так же последний в такой же мере противостоит другому подобному же количеству воздуха, находящемуся под ним. Место этого воздуха он должен будет занять в том случае, если приблизится к центру; когда этот воздух поднимется, камень должен опуститься.

Ясно, что этот камень содержит в себе значительно больше материи Земли и соответственно меньше материи неба, чем воздух равного с ним объема, и что его земные частицы гораздо слабее приводятся в движение материей неба, нежели частицы этого воздуха. Поэтому камень не обладает силой, которая поднимала бы его выше этого воздуха. Напротив, он должен иметь силу, заставляющую его опускаться вниз. Таким образом, по сравнению с камнем воздух оказывается легким, а по сравнению с совершенно чистой материей неба - твердым. Следовательно, вы видите, что каждая частица земных тел придавливается к Т окружающей ее материей, но не безразлично всей, а только определенным количеством последней, совершенно равным величине частицы. Находясь же внизу, эта материя может занять ее место в случае, если она опускается. Это и служит причиной того, почему из частиц одного и того же тела, называемого однородным, например из частиц воздуха или воды, наиболее низкие не придавлены значительно сильнее, чем наиболее высокие, и что человек, находясь очень глубоко под водой, не чувствует на своей спине большего давления воды, чем при плавании наверху.

Но может показаться, что материя неба, заставляя подобным образом камень R опускаться к Т ниже окружающего ее воздуха, должна также заставлять его двигаться к 6 или к 7, т.е. к западу или к востоку, быстрее воздуха и, следовательно, он опускается не прямо по отвесу, как это происходит при падении тяжелых тел на настоящей Земле, а наискось. Однако необходимо принять во внимание, что все частицы Земли, заключенные в круге 5, 6, 7, 8, будучи придавлены материей неба к Т так, как я только что объяснил, и обладая весьма неправильными и разнообразными формами, должны соединиться, сцепиться друг с другом и, таким образом, составить единую массу, которая вся, целиком будет уноситься движением неба ABCD. Поэтому при вращении Земли ее частицы, находящиеся, например, у 6, все время остаются против тех, которые находятся у 2 и у F, не отклоняясь значительно ни в ту, ни в другую сторону, если они не побуждаются к этому ветром или другими причинами.

224

И заметьте, кроме того, что это малое небо ABCD вращается намного быстрее, чем Земля. Однако те из частиц неба, которые находятся в порах земных тел, не могут вращать их вокруг центра Т значительно быстрее этих последних, хотя они и движутся значительно быстрее их в различных других направлениях в соответствии с расположением этих пор.

Затем обратите внимание на то, что, хотя небесная материя заставляет камень R приближаться к этому центру, так как она с большей силой, чем он, стремится удалиться от центра Т, она все же не должна заставлять его двигаться к западу, потому что камень также стремится с большей силой, чем материя, направиться к востоку. Материя неба стремится удалиться от центра Т, потому что она склонна продолжать свое движение по прямой линии; с запада на восток она движется только потому, что стремится продолжать свое движение с той же скоростью и ей при этом безразлично, находится ли она у 6 или у 7.

Очевидно, что путь материи неба несколько ближе к прямой линии, когда она заставляет камень R опускаться к Т, и что путь ее был бы более искривлен, если бы камень оставался у R. Кроме того, она не могла бы так быстро двигаться на восток, если бы заставляла его двигаться на запад, или оставляла его на своем месте, или даже толкала его перед собой.

Однако вы должны знать, что, хотя материя неба имеет больше силы для того, чтобы заставить камень R опуститься к Т, нежели для того, чтобы заставить опуститься туда же окружающий его воздух, она не должна иметь большей силы, чтобы толкать его перед собой с запада на восток. Следовательно, она не должна заставлять его двигаться в этом направлении быстрее воздуха. Учтите, что этой материи неба, действующей на камень так, чтобы заставить его опуститься к Г, и употребляющей на это всю свою силу, имеется как раз столько, сколько в состав камня входит материи Земли. Так как материи Земли в камне значительно больше, чем в воздухе равного с ним объема, то камень должен быть придавлен к Т значительно сильнее, чем этот воздух. Для того же чтобы повернуть камень на восток, на него действует вся материя неба, содержащаяся в круге R, со всеми частицами воздуха, содержащимися в том же круге. Таким образом, поскольку на него действует не больше сил, чем на воздух, камень не должен и вращаться в этом направлении быстрее воздуха.

225

Отсюда вы можете понять, что доводы, которыми пользуются некоторые философы, чтобы опровергнуть движение действительной Земли, теряют свою силу в отношении Земли, описываемой мною. Они говорят, например, что если Земля движется, то тяжелые тела должны были бы не падать к ее центру по отвесу, а скорее отклоняться в ту или другую сторону по направлению к небу; что пушки, повернутые на запад, стреляли бы значительно дальше, чем пушки, повернутые на восток; что в воздухе постоянно чувствовался бы сильный ветер и был бы слышен сильный шум и т.п. Однако все это могло бы иметь место только в том случае, если предположить, что Земля не уносится движением окружающего ее неба, а движется благодаря некоторой другой силе и в направлении, отличном от направления движения неба.

ГЛАВА XII
О МОРСКИХ ПРИЛИВАХ И ОТЛИВАХ

После того как я объяснил таким образом тяжесть частиц Земли, вызванную действием материи неба, находящейся в ее порах, необходимо поговорить о том движении всей массы Земли, причиной которого служит Луна, и о некоторых зависящих от этого обстоятельствах.

Для этой цели рассмотрите Луну, которая находится, например, вблизи В (рис. 5). Вы можете предположить, что она как будто неподвижна в сравнении со скоростью движения находящейся под ней материи неба. Обратите внимание, что для прохождения материи между и 6 имеется меньше пространства, чем было бы между В и 6 (если бы Луна не занимала пространства между и В). Следовательно, она принуждена двигаться здесь немного быстрее и нуждается в силе для того, чтобы всю Землю немного оттолкнуть к D, так что центр последней Т несколько удалится от точки М, являющейся центром малого неба ABCD, потому что только течение материи этого неба удерживает Землю в том месте, где она находится. Но так как воздух 5, 6, 7, 8 и вода 1, 2, 3, 4, окружающие Землю, являются телами жидкими, то очевидно, что та самая сила, которая давит на Землю, должна также заставить их опуститься к Г, и притом не только со стороны 6, 2, но и с противоположной ей - 8, 4. Эта сила должна также заставить их подняться в области 5, 1 и 7, 3. Следовательно, поверхность Земли в EFGH останется круглой, так как Земля тверда, поверхность же воды 1, 2, 3, 4 и поверхность воздуха 5, 6, 7, 8, являющиеся жидкими, должны образовать овалы.

226

Затем учтите, что Земля вращается вокруг своего центра, благодаря чему образуются сутки, которые, подобно нашим, можно разделить на 24 часа. Обращенная в данный момент к Луне сторона Земли F, на которой по этой причине вода 2 не высока, должна оказаться через шесть часов против пункта неба, обозначенного С, где вода будет выше, а через 12 часов - против пункта неба, обозначенного D, где уровень воды снова понизится. Таким образом, море, представляемое водой 1, 2, 3, 4, должно иметь свои приливы и отливы вокруг Земли продолжительностью по шесть часов каждый, подобно тому как это имеет место на той Земле, где мы живем.

Заметьте также, что по мере вращения Земли от Е через F до G, т.е. с запада через юг к востоку, приливная волна воды и воздуха, находящаяся у 1 и 5 и у 3 и 7, перемещается с восточной стороны Земли к западной, вызывая прилив без отлива, совершенно подобный тому, который, по сообщениям наших мореплавателей, делает плавание с востока на запад более легким, чем с запада на восток.

Чтобы ничего не забыть, прибавим, что Луна каждый месяц совершает точно такой же оборот, какой Земля делает ежедневно. Из этого следует, что она должна понемногу продвигать к востоку пункты 1, 2, 3, 4, обозначающие наиболее высокие и наиболее низкие уровни воды. Следовательно, смена этих уровней происходит не в точности через каждые шесть часов, а запаздывает всякий раз приблизительно на одну пятую часа, совершенно подобно тому, как это бывает в наших морях.

Заметьте, кроме того, что малое небо ABCD не совсем круглое и несколько больше простирается к А и к С, двигаясь здесь соответственно медленнее, чем у В и D, где оно не может так легко нарушать движения материи другого, заключающего его неба. Таким образом, Луна, остающаяся всегда как бы прикрепленной к внешней поверхности неба, должна двигаться несколько быстрее, менее отклоняться от своего пути и, таким образом, быть причиной того, что морской прилив и отлив значительно больше, когда Луна находится у В (в полнолуние) и у D (в новолуние), нежели тогда, когда она находится у А и у С, где видна только половина Луны. Это те же самые особенности, которые астрономы наблюдают на действительной Луне, хотя они, вероятно, не могут так легко объяснить их с помощью своих гипотез.

227

Другие действия Луны, различающиеся в новолуние и в полнолуние, явно зависят от ее света. Что же касается других особенностей прилива и отлива, то они отчасти связаны с различным положением берегов моря, а отчасти находятся в зависимости от ветров, господствующих во время наблюдения в данном месте. Наконец, что касается других общих движений, как Земли и Луны, так и иных звезд и небес, то либо вы поймете их из того, что я сказал, либо же они не имеют никакого отношения к предмету нашего исследования. Так как они не входят в тот план, которого я придерживался, обсуждение их было бы излишним. Мне остается только объяснить здесь то действие неба и звезд, которое, как я только что сказал, следует рассматривать как их свет.

ГЛАВА XIII
О СВЕТЕ

Я уже несколько раз говорил о том, что вращающиеся по кругу тела всегда стремятся удалиться от центров описываемых ими кругов. Но здесь необходимо более точно определить, куда стремятся частицы материи, образующей небеса и звезды.

Для этого прежде всего нужно подчеркнуть, что когда я говорю о стремлении тела в какую-либо сторону, то я вовсе не желаю связывать это стремление с наличием у тела какой-нибудь мысли или направляющей его воли. Я хочу только сказать, что это тело склонно двигаться в известном направлении, независимо от того, действительно ли оно движется туда или встречает препятствие со стороны другого тела. Именно в этом смысле я преимущественно и пользуюсь словом "стремиться" (tendre), потому что оно, как мне кажется, означает известное усилие, а всякое усилие предполагает сопротивление. Часто случается, что на одно и то же тело одновременно действуют различные причины, препятствующие друг другу. В таких случаях, по-разному рассматривая это тело, можно сказать, что оно стремится одновременно в различные стороны. В этом смысле я только что сказал, что частицы Земли стремятся удалиться от центра, поскольку они рассматриваются совершенно изолированно; если принять во внимание силу частиц неба, толкающих их к центру, то они стремятся сблизиться; наконец, они стремятся удалиться друг от друга, если считать, что они противопоставлены другим частицам Земли, образующим тела более плотные, чем они.

228

Так, например, камень, вращающийся в праще по кругу АВ (рис. 1), находясь в точке А, стремится к С, если принимать во внимание лишь само его движение; в круговом движении он стремится от А к В, если учитывать, что его движение регулируется и определяется длиной удерживающей его веревки; наконец, тот же самый камень стремится к Е, если, не принимая во внимание ту часть его движения, которая не встречает противодействия, противопоставить другую часть сопротивлению, которое постоянно оказывает ему праща.

Чтобы ясно понять последний пункт, представьте себе, что стремление к движению от А к С, которым обладает этот камень, состоит как бы из двух других: одного, вращающего его по кругу АВ, и другого, влекущего его совершенно прямо по линии VXY, так что, находясь в точке пращи V, когда праща находится в точке круга А, он должен был бы затем находиться в точке X, когда праща была бы в точке В, и в точке Y, когда она была бы в точке F, и, таким образом, он должен был бы всегда находиться на прямой ACG. Затем, имея в виду, что в одной части своего стремления (inclination), а именно в той, которая направляет его по кругу АВ, он не задерживается этой пращей, вы увидите, что противодействие камень встретит только в другой части своего стремления, а именно в той, которая заставила бы его двигаться по линии DVXY, если бы нигде не встречала противодействия. Следовательно, камень стремится, т.е. прилагает усилие, только к тому, чтобы удалиться по прямой от центра D, и заметьте, что камень поэтому, находясь в точке А, так стремится к Е, что у него нет никакой склонности двигаться ни к Я, ни к I, хотя легко можно было бы принять обратное, если не учитывать различия, существующего между тем движением, которое уже есть у камня, и оставшимся у него стремлением к другому движению.

То, что сказано относительно этого камня, необходимо предположить и относительно каждой из частиц второго элемента, образующего небеса. Это значит, что частицы, находящиеся, например, у Е (рис. 6), по своей собственной склонности стремятся только к Р, но противодействие других частиц неба, находящихся над ними, мешает им направляться туда и вынуждает их двигаться по кругу ER. Это же противодействие стремлению частиц продолжать

229

свое движение по прямой линии заставляет их направляться к М, т.е. является причиной того, что они стремятся двигаться туда. Рассматривая точно так же все другие частицы, вы увидите, в каком смысле можно сказать, что они стремятся в сторону, прямо противоположную центру неба, образованного этими частицами.

Но по сравнению с камнем, вращающимся в праще, в отношении частиц второго элемента следует еще обратить внимание на то, что эти частицы постоянно толкаются как подобными им частицами, находящимися между ними и звездой, занимающей центр их неба, так и материей этой звезды. Но их не толкают другие, иначе расположенные частицы; например, частицы, находящиеся у Е, совершенно не толкаются частицами, находящимися у М, или Т, или R, или К, или Н, а толкаются только всеми теми, которые расположены между линиями AF и DG, и материей Солнца. Это и является причиной того, что они стремятся не только к М, но и к L, и к N, и вообще ко всем точкам, куда могут дойти лучи, или прямые линии, которые, исходя из какой-нибудь части Солнца, проходят через точки местонахождения этих частиц.

230

Чтобы облегчить объяснение всего этого, я хочу обратить ваше внимание на одни только частицы второго элемента, как будто все пространства, занятые материей первого элемента (т.е. и то, где находится Солнце, и все остальные), совершенно пусты. Для того чтобы узнать, оказывают ли воздействие на тело некоторые другие тела, нет лучшего средства, как посмотреть, продвинутся ли последние к тому месту, где находится это первое тело, чтобы заполнить это место, если оно окажется пустым. Я хотел бы также, чтобы вы вообразили, будто все частицы второго элемента, находящиеся у Е, оттуда удалены. Предположив это, вы сразу же увидите, что ни одна из частиц, находящихся выше круга TER (например, у М), совершенно не склонна заполнить это место у Е, потому что все они, напротив, стремятся удалиться от него. Затем вы видите также, что частицы, находящиеся в этом круге, т.е. около Т, к этому точно так же не склонны. Хотя, следуя пути всего неба, они и движутся в действительности от Т к G, нельзя забывать, что и частицы, находящиеся у F, движутся с такой же скоростью к R. Поэтому пространство Е, которое тоже предполагается подвижным, подобно частицам, будет оставаться между G и F пустым, если только его не заполнят частицы, пришедшие из другого места. Наконец, частицы, находящиеся внутри этого круга, но не заключенные между линиями AF и DG, подобно, например, частицам, находящимся у Н или у К, также нисколько не стремятся продвинуться к этому пространству Е, чтобы заполнить его, хотя стремление удалиться от S, которым они в известной мере обладают, располагает их к этому, точно так же как тяжесть камня располагает его не только к тому, чтобы падать совершенно прямо в воздушном пространстве, но и к тому, чтобы катиться по склону горы в том случае, если он не может опуститься иначе.

Причина, препятствующая им продвинуться к этому пространству, заключается в том, что все движения продолжаются по возможности по прямым линиям и, следовательно, когда природа имеет много путей для достижения одного и того же результата, она всегда безошибочно выбирает самый короткий. Ибо если бы частицы второго элемента, находящиеся, например, у К, продвинулись к Е, то все те частицы, которые были ближе к Солнцу, в тот же

231

самый миг продвинулись бы к тому месту, которое покинули первые. Таким образом, результат движения этих частиц был бы лишь тот, что одновременно с заполнением пространства Е образовалось бы другое пустое пространство равной величины на поверхности ABCD. Но совершенно ясно, что тот же самый результат тем более получился бы, если бы частицы, находящиеся между линиями AF и DG, продвинулись совершенно прямо к Е. Следовательно, если нет ничего препятствующего этим частицам продвинуться к Е, остальные частицы туда совершенно не стремятся, подобно тому как камень никогда не падает к центру Земли по кривой, если он может сделать это по прямой.

Наконец, обратите внимание на то, что все частицы второго элемента, находящиеся между линиями AF и DG, должны вместе продвинуться к этому пространству Е, чтобы заполнить его в тот самый момент, когда оно окажется пустым. Их двигает туда одно только стремление удалиться от пункта S. Хотя это стремление и приводит как будто к тому, что частицы, находящиеся между линиями BF и CG, стремятся туда более прямо, чем частицы, остающиеся между линиями AF и BF, DG и CG, тем не менее эти последние не менее расположены направиться туда, чем первые. Это станет очевидным, если вы обратите внимание на результат их движения. Я сказал, что пространство Е заполняется и одновременно на поверхности ABCD делается пустым другое пространство, одинаковой с ним величины. Изменение положения частиц при переходе их из места, занимавшегося ими ранее, в новое, где они остаются после заполнения пространства Е, не имеет значения, поскольку частицы следует предположить столь равными и столь подобными друг другу во всем, что не имеет значения, какими из них заполнено каждое из этих мест. Тем не менее отсюда нельзя сделать вывод, что все частицы равны; можно только сказать, что движения, причиной которых может быть неравенство частиц, не относятся к действию, о котором мы говорим.

Нет более простого способа наполнить часть пространства Е, например ту, которая одновременно освобождается у D, как направить к Е все частицы материи, находящиеся на прямой линии DG или DE. Если бы первыми продвинулись к этому пространству Е только частицы, находящиеся между линиями BF и CG, то они оставили бы пустое пространство около V, которое должны были бы занять частицы, находящиеся у D. Таким образом, действие, произведенное движением материи, находящейся на прямой линии DG или DE, было бы произведено и движением материи, находящейся на кривой линии DVE, что противоречило бы законам природы.

232

Но если вам не совсем понятно, каким образом частицы второго элемента, находящиеся между линиями AF и DG, могут все вместе продвинуться к Е, когда расстояние между А и D больше, чем между F и G, и пространство, куда они должны войти, чтобы продвинуться к Е, теснее, чем то, откуда они должны выйти, то нужно принять во внимание, что действие, посредством которого они стремятся удалиться от центра своего неба, заставляет их касаться не тех из соседних с ними частиц, которые находятся на одинаковом с ними расстоянии от этого центра, а тех, которые несколько больше удалены от него. Например (рис. 7), тяжесть маленьких шариков 1, 2, 3, 4, 5 заставляет соприкасаться друг с другом не те из них, которые обозначены одной и той же цифрой, а те, которые обозначены разными цифрами; она заставляет шарики, обозначенные цифрой 1 или 10, опираться на шарики, обозначенные цифрой 2 или 20, эти последние - на шарики, обозначенные 3 или 30, и т.д. Таким образом, эти шарики могут быть расположены не только так, как это изображено на рис. 7, но и так, как это изображено на рис. 8 или 9, и тысячью других различных способов.

233

Затем необходимо принять во внимание, что частицы второго элемента, двигаясь независимо друг от друга, никогда не могут находиться в таком порядке, как это изображено на рис. 7, и что только в этом единственном случае может иметь место указанное выше затруднение. Нельзя предполагать, что между частицами второго элемента, находящимися на одинаковом расстоянии от центра своего неба, имеется столь небольшой промежуток, что он был бы недостаточным для того, чтобы объяснить, почему стремление частиц удалиться от этого центра должно заставлять те из них, которые находятся между линиями AF и DG, продвигаться вместе к пространству Е, когда оно пусто. Подобно этому, на рис. 9 в отличие от рис. 10

вы видите, что тяжесть маленьких шариков 40 и 30 и т.д. должна заставлять их все вместе падать в пространство, которое занимает шарик, обозначенный цифрой 50, тотчас же, как только последний сможет оттуда выйти.

234

Здесь совершенно ясно видно, каким образом шарики, обозначенные одной и той же цифрой, приближаясь друг к другу, располагаются в более тесном пространстве, чем то, которое они покидают. Можно также заметить, что оба шарика, обозначенные цифрой 40, должны упасть немного скорее и соответственно подойти друг к другу ближе, чем три шарика, обозначенные цифрой 30, последние - скорее и ближе, чем четыре, обозначенные цифрой 20, и т.д.

Вы, может быть, скажете, что на рис. 10 два шарика 40, 40, немного опустившись, придут в соприкосновение друг с другом и по этой причине остановятся, не имея возможности опуститься ниже. Точно так же частицы второго элемента, которые должны продвинуться к Е, вопреки нашему предположению могут остановиться, не заполнив всего пространства.

Но я отвечу на это, что частицы не могут продвинуться так мало, чтобы этого не было достаточно для доказательства того, что я сказал. Когда все имеющееся там пространство заполнено любыми телами, частицы непрерывно оказывают давление на эти тела и действуют на них как бы затем, чтобы столкнуть их с места.

Кроме того, можно указать, что другие движения частиц во время их перемещения к E ни на один момент не дают им возможности оставаться в таком порядке, как на рис. 10, мешают им соприкасаться друг с другом или даже заставляют их после соприкосновения немедленно разделиться. Таким образом, частицы непрерывно продвигаются к пространству Е до тех пор, пока оно не наполнится. Следовательно, отсюда можно сделать только тот вывод, что сила, с которой они стремятся к Е, как будто колеблется: то увеличивается, то ослабевает небольшими толчками в соответствии с изменением положения частиц. Это свойство представляется весьма похожим на свет.

235

Если вы это усвоили, считая, что пространства Е и S и все уголки между частицами неба как бы пусты, вы поймете это еще лучше, предположив, что они заполнены материей первого элемента, потому что частицы этого первого элемента в пространстве Е не могут помешать частицам второго элемента, находящимся между линиями AF и DG (рис. 6), продвигаться вперед и заполнять пространство Е, если оно пусто; частицы третьего элемента настолько тонки и подвижны, что всегда готовы уйти из тех мест, где они находятся, как только какое-нибудь тело получает возможность туда войти. Поэтому частицы первого элемента, находящиеся в уголках между частицами неба, без сопротивления уступают место тем, которые покидают это пространство Е и направляются к точке S. Повторяю, скорее к S, чем к какому-либо другому месту, так как другие, более твердые и крупные тела, обладающие большей силой, всегда стремятся оттуда уйти.

Следует отметить, что частицы первого элемента движутся от Е к S среди частиц второго элемента, направляющихся от S к Е, так что одни другим совершенно не мешают. Подобно этому, воздух, заключенный в часах XYZ (рис. 11), поднимается из Z в X сквозь песок Y, который не прекращает от этого своего падения в Z.

Наконец, частицы первого элемента, находящиеся в пространстве ABCD (рис. 6), где они образуют тело Солнца, очень быстро вращаясь вокруг точки S, стремятся удалиться оттуда во все стороны по прямой на основании уже сказанного мною. Поэтому все частицы, находящиеся на линии SD, толкают частицу второго элемента, находящуюся в точке D, а все частицы, находящиеся на линии SA толкают частицу, находящуюся в точке А, и т.д. Этого достаточно, чтобы все частицы второго элемента между линиями AF и DG продвинулись к пространству Е, если бы сами по себе они и не имели к этому никакой склонности. Впрочем, вынужденные продвинуться к пространству Е, когда оно занято только материей первого элемента, частицы второго элемента прошли бы туда даже в том случае,

236

если бы оно было занято каким-нибудь другим телом. Следовательно, они толкают это тело и прилагают усилие, как бы выталкивая его с занимаемого им места. Если бы глаз человека находился в точке Е, он получал бы толчки как от Солнца, так и от всей материи неба, находящейся между линиями AF и DG.

Поэтому необходимо признать, что у людей этого нового мира будет такая природа, что, когда их глаза будут получать толчки подобного рода, они будут испытывать ощущение совершенно сходное с тем, какое вызывает у нас действие света. Более подробно я скажу об этом ниже.

ГЛАВА XIV
О СВОЙСТВАХ СВЕТА

Я хочу остановиться на этом еще немного, чтобы описать свойства действия, посредством которого глаза людей могут получать толчки. Эти свойства так похожи на свойства, замечаемые у действительного света, что, рассмотрев их, вы, я уверен, согласитесь со мной, что ни в небесах, ни в звездах нет никаких иных качеств, называемых светом, кроме этого действия.

Основные свойства света следующие: 1) он распространяется во все стороны вокруг тел, называемых светящимися; 2) на всевозможные расстояния; 3) мгновенно; 4) обычно по прямым линиям, называемым лучами света; 5) некоторые из этих лучей, исходя из различных точек, могут собираться в одну точку или, 6) исходя из одной точки, могут расходиться в различные пункты; 7) исходя из разных точек и направляясь к разным точкам, лучи эти могут пройти через одну и ту же точку, не мешая друг другу; 8) но иногда, когда сила их весьма неравна и превосходство одних над другими в этом отношении очень велико, они могут и мешать друг другу, 9) и, наконец, направление этих лучей может быть изменено посредством отражения или 10) преломления; 11) сила их может увеличиваться или 12) уменьшаться в зависимости от различного расположения или различных качеств материи, принимающей эти лучи. Таковы основные свойства, наблюдаемые у света. Как вы сейчас увидите, они вполне соответствуют описанному нами действию.

1. Причина того, что это действие распространяется во все стороны вокруг светящихся тел, совершенно очевидно заключается в кругообразном движении частиц этих тел.

237

2. Точно так же очевидно, что это действие может распространиться на любое расстояние. Если, например, мы предположим, что частицы неба, находящиеся между AF и DG (рис. 6), уже сами по себе, как мы отмечали, склонны продвигаться к Е, то, конечно, нельзя сомневаться и в том, что сила, с которой Солнце толкает частицы, находящиеся у ABCD, должна распространиться и до Е, хотя бы расстояние между этими пунктами и превосходило расстояние от нас до наиболее высоких звезд неба.

3. Зная, что частицы второго элемента, находящиеся между AF и DG, соприкасаются и оказывают давление друг на друга, нельзя сомневаться в том, что действие, посредством которого первые частицы получили толчок, мгновенно передается последним, подобно тому как действие одного конца палки в тот же момент передается другому. Для того чтобы этот пример с палкой не вызвал затруднений - поскольку частицы эти не сцеплены друг с другом, подобно частицам палки, - я прошу обратить внимание на рис. 9, где видно, что падение маленького шарика, обозначенного цифрой 50, в направлении 6 моментально влечет за собой падение остальных шариков, вплоть до обозначенных цифрой 10.

4. Что касается линий, по которым сообщается это действие и которые, собственно, и являются лучами света, то следует заметить, что они отличаются от частиц второго элемента, передающих это действие. В той среде, через которую они проходят, они не представляют собой чего-то вещественного и обозначают только, в каком направлении и по какому правилу светящееся тело действует на то, которое оно освещает. Эти линии нужно рассматривать как совершенно прямые, хотя частицы второго элемента, служащие для передачи этого действия, или света, почти никогда не могут быть расположены друг над другом так, чтобы образовать совершенно прямые линии. Вы, например, легко придете к заключению, что рука А (рис. 12) толкает тело Е по прямой линии АЕ, хотя в действительности толчок передается только посредством кривой палки BCD. Точно так же шарик (рис. 13), обозначенный 1, толкает шарик, обозначенный 7, через посредство двух шариков, обозначенных 5,5, так же прямо, как и через посредство других шариков - 2, 3, 4, 6.

238

5, 6. Так же легко понять, почему некоторые из этих лучей, выходя из различных точек, собираются в одной или, исходя из одной точки, расходятся ко многим и при этом не мешают друг другу и не зависят друг от друга. Как видно на рис. 6, из точек ABCD исходит много лучей, собирающихся в точке Е. Не меньше их исходит из одной только точки D, из которой они распространяются, один - к Е, другой - к К и т.д., к бесконечному числу других пунктов. Подобно этому различные силы, которыми (рис. 14) натягиваются веревки 1, 2, 3, 4, 5, собираются вместе в блоке, а противодействие последнего передается всем рукам, тянущим эти веревки.

7. Чтобы понять, как некоторые из этих лучей, исходя из различных точек и устремляясь к различным точкам, могут проходить через одну точку, не мешая друг другу

(как это изображено на рис. 6, где два луча - AN и DL - проходят через точку Е), нужно обратить внимание на тог что каждая из частиц второго элемента способна одновременно получать несколько различных движений. Благодаря этому частица, находящаяся, например, в точке Е, может быть сразу толкаема и к точке L (действием, исходящим из области Солнца, обозначенной D, и к N - действием, исходящим из области, обозначенной А). Это вы поймете еще лучше, если примете во внимание (рис. 15), что через три трубки - FG, HI и KL - можно толкать воздух из F к G, из Н к I, из К к L, хотя они и соединены в точке N так, что весь воздух, проходящий через каждую из них, необходимым образом должен проходить также и через обе другие.

239

8. Это же самое сравнение может служить и для объяснения того, каким образом сильный свет препятствует действию более слабого. Если, например, направить воздух через F с гораздо большей силой, чем через Н или К, то он не пойдет ни к I, ни к L, а только к G.

9, 10. Что касается отражения и преломления, то я их достаточно объяснил в другом месте [6]. Однако, для того чтобы сделать свое рассуждение еще более понятным, я использовал там пример мячика, вместо того чтобы говорить о лучах света. Поэтому здесь мне остается обратить ваше внимание на то, что действие, или склонность к движению, передающееся из одного места в другое через посредство нескольких соприкасающихся тел, заполняющих все пространство между этими местами, распространяется по тому же самому пути, по которому это действие могло бы двигать первое из этих тел, если бы на его пути не было других тел. Здесь нет никакой разницы, за исключением той, что для движения тела необходимо время, между тем как его собственное действие может мгновенно передаваться соприкасающимся с ним телам на любое расстояние. Отсюда следует, что, подобно тому как мяч отражается при ударе о стену и отклоняется от своего пути, когда он под углом падает в воду или выскакивает из нее, точно так же лучи света, встречая тело, не дающее им возможности пройти, должны отразиться, а падая под углом туда, где они могут распространиться с большей или меньшей легкостью по сравнению с тем местом, откуда они исходят, должны изменить свое направление и подвергнуться преломлению в точке, находящейся на поверхности, разграничивающей две среды.

11, 12. Наконец, сила света не только зависит от количества собирающихся в данном месте лучей, но и может увеличиваться или уменьшаться вследствие различного расположения тел, находящихся там, где проходит свет. Подобно этому, скорость мяча или камня, брошенного в воздух, может увеличиться от ветра, дующего в ту сторону, куда движется мяч, и уменьшиться от встречного ветра.

240

ГЛАВА XV
О ТОМ, ЧТО НЕБО ЭТОГО НОВОГО МИРА ДОЛЖНО КАЗАТЬСЯ ЕГО ЖИТЕЛЯМ СОВЕРШЕННО ПОДОБНЫМ НАШЕМУ

Выяснив природу и свойства действия, рассматриваемого мною как свет, я должен показать, каким образом через его посредство жители планеты, которую я назвал Землей, могут видеть это небо совершенно похожим на наше.

Прежде всего, нет никакого сомнения, что они должны видеть тело, обозначенное S (рис. 4), полным света и подобным нашему Солнцу, ввиду того что от всех точек поверхности этого тела к их глазам идут лучи. И так как оно значительно ближе к ним, чем звезды, то оно должно казаться им более крупным. Правда, частицы малого неба ABCD, вращающегося вокруг Земли, оказывают некоторое сопротивление этим лучам, но так как все частицы большого неба, простирающегося от S доD, делают их более мощными, то частицы, которые находятся между D и Т, будучи сравнительно немногочисленными, могут лишить их только незначительной части их силы. И даже всего действия частиц большого неба FGGF (рис. 2) недостаточно, чтобы препятствовать лучам многих неподвижных звезд достигать Земли с той ее стороны, которая не освещена Солнцем.

Нужно отметить, что большие небеса, т.е. небеса, имеющие своим центром неподвижную звезду, или Солнце, могут быть весьма неравными по величине, но обязательно должны быть равны по своей силе. Вся материя, находящаяся, например, на линии SB (рис. 2), должна стремиться к Е с такой же силой, с какой материя, находящаяся на линии ЕВ, стремится к S. Ибо если бы небеса не были равны по своей силе, они неизбежно через некоторое время разбились бы или по крайней мере изменились бы так, что стали бы равными.

Если, например, вся сила луча SB в точности равна силе луча ЕВ, ясно, что сила меньшего луча ТВ не может помешать силе луча ЕВ распространяться до Т. Точно так же ясно, что звезда А может простирать свои лучи до Земли Т. Материя неба, находящаяся между A и 2, содействует этим лучам сильнее, чем им противодействует материя, расположенная между 4 и T; вместе с тем материя, имеющаяся между 3 и 4, содействует этим лучам не меньше, чем им противодействует материя, находящаяся между 3 и 2. Рассуждая подобным же образом об остальных, вы можете понять, что эти звезды должны казаться расположенными в не меньшем беспорядке и быть не менее многочисленными и не менее различными по величине, чем те, которые мы видим в действительном мире.

241

Но в том, что касается расположения звезд, вам необходимо также обратить внимание на то, что они почти никогда не могут быть видимыми в том месте, где они находятся. Например, звезда, обозначенная Е, кажется как бы находящейся на прямой TB, а звезда А - как бы находящейся на прямой T 4. Причины этого заключаются в том, что небеса неравны по величине, а поверхности, их разделяющие, никогда не расположены таким образом, чтобы лучи, проходя через эти поверхности от звезд к Земле, пересекали их под прямым углом. Пересекая эти поверхности в наклонном направлении, лучи, как это доказано в "Диоптрике", должны искривиться и подвергнуться значительному преломлению, потому что им гораздо легче пройти по одной стороне этой поверхности, нежели по другой. Следует предполагать эти линии ТВ и Т4 и все подобные им столь длинными по сравнению с диаметром круга, описываемого Землей вокруг Солнца, что находящиеся на Земле люди видели бы звезды как бы неподвижными и прикрепленными к одним и тем же местам небосвода вне зависимости от того, в каком месте своей орбиты находится Земля, иными словами, как говорят астрономы, люди не могли бы заметить звездных параллаксов.

Что касается числа этих звезд, обратите внимание на то,-что часто одна и та же звезда может казаться находящейся в различных местах вследствие того, что различные поверхности отклоняют ее лучи в сторону Земли. Звезда, обозначенная на нашем рисунке буквой А, кажется на линии J4 благодаря лучу А24Т и вместе с тем на линии Г/ благодаря лучу A6fT. Таким же образом умножаются предметы, когда на них смотрят через стекла или другие прозрачные многогранные тела.

Кроме того, в отношении величины звезд необходимо заметить, что звезды вследствие их исключительной удаленности должны казаться значительно меньшими, чем они суть на самом деле, и что значительная часть их по этой причине даже и вовсе не видна. Многие звезды показываются лишь постольку, поскольку лучи нескольких из них, соединившись, делают части небесного свода, через которые они проходят, несколько более светлыми. Эти части становятся подобными тем звездам, которые астрономы называют туманностями, или тому огромному поясу, относительно которого поэты воображают, будто он выбелен моло-

242

ком Юноны. Во всяком случае, если мы допустим, что наименее удаленные звезды можно считать приблизительно равными нашему Солнцу, этого будет достаточно, чтобы заключить, что они могут казаться такими же, как те, которые кажутся наибольшими в нашем мире.

Вообще все тела, посылающие к глазам наблюдателей более мощные лучи, нежели другие тела, их окружающие, кажутся большими по сравнению с ними. Вследствие этого такие звезды должны всегда представляться большими, чем равные им части небес, граничащие с ними. Как я покажу ниже, поверхности звезд FG, GG, GF и им подобные, где происходит преломление лучей этих звезд, могут быть искривлены так, что преломление сильно увеличит видимые размеры этих звезд. Оно увеличит их даже в том случае, если поверхности эти будут совершенно плоскими.

Кроме того, весьма правдоподобно, что эти поверхности, состоящие из очень подвижной материи, которая никогда не прекращает своего движения, всегда должны немного колебаться и волноваться, вследствие чего звезды, видимые через эти поверхности, должны, подобно нашим, казаться сверкающими и как бы дрожащими. Благодаря этому дрожанию они, конечно, должны казаться несколько большими, как это бывает, например, с ликом Луны на почти тихой и неколеблющейся поверхности озера, лишь немного подернутой рябью при слабом ветерке.

По прошествии некоторого времени бывает, что эти поверхности немного изменяются, а некоторые из них, если к ним приближается комета, за небольшой промежуток времени могут значительно искривиться. Благодаря этому многие звезды по истечении некоторого времени могут оказаться несколько изменившими свое место, не изменив своей величины, или изменившими свою величину, не изменив места; некоторые же из них могут внезапно то появляться, то исчезать, что наблюдается и в действительном мире.

Что касается планет и комет, находящихся в одном и том же небе с Солнцем, то, зная, сколь велики частицы третьего элемента, из которого они состоят, и как они соединены по нескольку, что позволяет им оказывать сопротивление действию света, легко понять, что они должны быть видны благодаря солнечным лучам, падающим на них и отражаемым от них к Земле. Подобно этому, непроницаемые, или темные, предметы, находящиеся в комнате, видны благодаря лучам, которые идут к ним от освещающей это место свечи и отражаются от них к глазам смотрящего. Лучи Солнца имеют очень большое преимущество перед луча-

243

ми пламени. Преимущество это состоит в том, что сила лучей не только сохраняется, но даже постепенно увеличивается по мере того, как они удаляются от Солнца и приближаются к наружной поверхности его неба. Причиной этого является то обстоятельство, что вся материя неба стремится туда же, в то время как лучи пламени, наоборот, слабеют по мере удаления от своего источника, так как увеличиваются размеры освещаемой ими сферической поверхности и сопротивление воздуха, через который они проходят. Вследствие этого предметы, близкие к пламени, освещены им значительно сильнее, чем те, которые находятся от него далеко; напротив, самые низкие планеты освещены Солнцем не сильнее, чем самые высокие, и даже не сильнее, чем кометы, которые неизмеримо больше удалены от него.

Опыт показывает нам, что нечто подобное происходит и в действительном мире. Мне кажется, можно было бы найти причину этого, если предположить, что свет в предметах - не что иное, как действие или способность, объясненные мною. Я говорю "действие или способность", потому что, если вы хорошо усвоили то, что я сейчас доказал, - а именно что, если бы пространство, где находится Солнце, было совершенно пустым, частицы его неба стремились бы к глазам смотрящих точно так же, как и в том случае, когда они получают толчок от его материи, и даже почти с такой же силой, - вы сможете себе представить, что Солнцу не нужно обладать никаким действием и даже не нужно особенно отличаться от чистого пространства, чтобы представляться нам таким, каким мы его видим.

Хотя это может показаться вам весьма парадоксальным, но это так. Впрочем, движение, совершаемое этими планетами вокруг своего центра, является причиной того, что они сверкают, но гораздо слабее и иначе, чем неподвижные звезды. А так как Луна лишена этого движения, то она совершенно не сверкает.

Кометы, не находящиеся в одном небе с Солнцем, также в тот момент, когда они готовы войти в это небо, не посылают на Землю такого количества лучей, какое они могли бы посылать, если бы находились в этом небе. Поэтому людям их не видно, за исключением тех случаев, когда размеры их очень велики. Причины этого заключаются в том, что большая часть лучей, посылаемых к ним Солнцем, разбрасывается во все стороны и как бы рассеивается преломлением, которому они подвергаются в той части небосвода, по которой проходят. Например, комета CD (рис. 16) получает от Солнца, обозначенного буквой S, все лучи, проходящие

244

между линиями SC и SD, и посылает к Земле все лучи, проходящие между линиями СТ и DT. Между тем надо думать, что комета EF получает от того же Солнца только те лучи, которые находятся между линиями SGE и SHF, потому что, с большей легкостью проходя от S к поверхности GH (которую я рассматриваю как часть небосвода), чем за пределы этой поверхности, лучи должны подвергаться сильному рассеивающему преломлению. Это заставляет часть лучей отклониться от своего пути к комете EF, потому что эта поверхность выгнута в сторону Солнца; как вы знаете, она должна выгнуться, когда к ней приближается комета. Но даже если бы эта поверхность была совершенно плоской или даже выгнутой в противоположную сторону, большая часть лучей, которые попадают на нее от Солнца, были бы рассеяны преломлением если и не при движении к комете, то при обратном движении от нее к Земле. Например, если предположить, что (рис. 16) часть неба IK есть часть сферы, центр которой находится в точке S, то лучи SIL и SKM не должны совершенно искривляться, направляясь к комете LM, но они должны сильно искривляться, возвращаясь оттуда на Землю. Таким образом, они могут попасть на Землю только весьма ослабленными и в очень небольшом количестве. Кроме того, поскольку это может произойти, лишь тогда, когда комета еще достаточно удалена от неба, в котором находится Солнце (потому что в противном случае, если бы она находилась поблизости от него, она вогнула бы его поверхность внутрь), то из-за своей удаленности она не может также принять такое количество лучей, какое она получает, когда готова войти в это небо. Что же касается лучей, получаемых кометой от той неподвижной звезды, которая находится в центре вмещающего комету неба, то комета не может послать их к Земле, подобно тому как новая Луна не посылает к Земле лучей Солнца.

245

Но самое примечательное у этих комет - это своеобразное преломление их лучей, обычно являющееся причиной того, что около них появляется нечто вроде хвоста или пучка (chevelure). Вы легко поймете это, если бросите взгляд на рис. 17, где S изображает Солнце, С - комету, EBG -

сферу, состоящую, как сказано выше, из наиболее крупных и наименее подвижных частиц второго элемента, a DA - круг, описываемый годовым движением Земли. Представьте, что луч, идущий от С к В, проходит совершенно прямо к точке А, но, кроме того, начинает в точке В расширяться, делиться на несколько других лучей, которые расходятся во все стороны. Каждый из этих отделившихся лучей оказывается тем слабее, чем больше он удаляется от среднего луча ВА, являющегося главным и самым мощным. Луч СЕ, находясь в точке Е, также начинает расширяться и делить-

246

ся на несколько других - EH, Е O, ES и др.; главный и самый мощный из этих лучей - ЕН, а самый слабый - ES. Точно так же CG проходит главным образом от G к I, но он отклоняется к S и ко всем точкам пространства, находящимся между GI и GS. Наконец, все остальные лучи, которые можно себе представить между тремя - СЕ, СВ, CG, в большей или меньшей степени сходны с каждым из этих лучей, в зависимости от того, насколько близко к каждому из них они расположены. К этому я мог бы прибавить, что все лучи должны быть несколько искривлены в сторону Солнца; однако для моей цели это не нужно, и я нередко опускаю многое, чтобы более упростить и облегчить то, что объясняю.

Предположив это преломление, можно объяснить, почему в том случае, когда Земля находится у А, люди должны видеть связанным с телом кометы С не только луч ВА, но и более слабые лучи - LA, KA и им подобные. Достигая глаз людей, лучи эти, по крайней мере тогда, когда они являются достаточно мощными, чтобы их можно было воспринимать, должны казаться короной или пучком света, равномерно распространяющимся вокруг кометы во всех направлениях, подобно тому как это видно в месте, обозначенном цифрами 11. Надо заметить, что, исходя от комет, размеры которых мы предполагаем очень большими, лучи должны быть очень мощными - более мощными, нежели лучи, идущие от планет или неподвижных звезд, которые по величине меньше комет.

Совершенно очевидно, что, когда Земля находится у М, а комета становится заметной благодаря лучу СКМ, ее пучок должен обнаружиться посредством луча QM и всех остальных, направленных к М. Таким образом, пучок света вытягивается от нее сильнее, чем прежде, на стороне, противоположной Солнцу, и меньше или даже совсем не вытягивается на стороне, обращенной к Солнцу. На рисунке это можно видеть в точке 22. По мере того как Земля удаляется от точки А, пучок лучей на стороне, противоположной Солнцу, вытягивается все сильнее и сильнее; он постепенно теряет форму короны и образует длинный хвост, влекомый кометой. Когда, например, планета находится около D, лучи QD, VD и другие делают комету похожей на 33. Если же Земля находится около О, то из-за лучей V О, E О и других комета кажется еще более длинной. Наконец, когда Земля находится около Y, комета становится уже невидимой вследствие промежуточного положения Солнца; однако лучи VY, EY еще показывают ее хвост в виде полосы или ог-

247

ненного копья вроде того, который имеется в точке 44. Нужно еще заметить, что сфера EBG, как и все, что в ней заключено, никогда не бывает в точности круглой. Из этого можно сделать вывод, что хвосты, или огненные копья, никогда не будут казаться ни совершенно прямыми, ни находящимися в одной плоскости с Солнцем.

Относительно преломления, являющегося причиной всего этого, я замечу, что природа его весьма своеобразна и оно сильно отличается от преломления, наблюдаемого в других местах. Однако вы легко можете убедиться, что оно должно происходить так, как я описал. Рассмотрите шарик Н (рис. 18), который, если толкнуть его в сторону

I, толкает в том же направлении все шарики, лежащие под ним, вплоть до шарика К. Последний же, будучи окружен другими, меньшими шариками, такими, как 4, 5, 6, толкает к I только шарик 5, а шарик 4 он толкает к L, шарик 6 - к М. То же самое происходит и с остальными. Средний шарик 5 он толкает гораздо сильнее, чем 4 и 6 и им подобные, расположенные по бокам. Шарик N, получающий толчок в сторону L, также толкает маленькие шарики 1, 2, 3: первый - к L, второй - к I, а третий - к М, но с той разницей, что сильнее всего он толкает 1, а не средний, т.е. 2. Маленькие

248

шарики 1, 2, 3, 4 и т.д., получающие толчки одновременно от шариков N, Р, Н, Р и т.д., мешают друг другу так же легко двигаться в стороны L и М, как и в сторону I. Следовательно, если бы все пространство LIМ было наполнено такими небольшими шариками, то лучи их действия распределились бы так, как это происходит с лучами комет внутри сферы EBI (рис. 17).

Если в ответ на это вы скажете мне, что неравенство между шариками N, Р, Н, Р и 1, 2, 3, 4 и т.д. гораздо больше, чем предполагаемое нами неравенство между частицами второго элемента, составляющими сферу EBG, и частицами, находящимися непосредственно под ними, но ближе к Солнцу, то я отвечу на это, что отсюда нельзя сделать никакого вывода, кроме того, что такое преломление бывает не только в сфере EBG и сфере, образованной шариками 1, 2, 3, 4 и т.д. Так как между частицами второго элемента, находящимися непосредственно под EBG и расположенными еще ближе к Солнцу, снова оказывается неравенство, то это преломление становится все большим по мере распространения лучей. В результате этого, когда лучи доходят до сферы Земли DAF, оно может оказаться столь же большим, как и преломление действия, толкающего маленькие шарики 1, 2, 3, 4 и т.д., или даже еще большим. Вполне возможно, что частицы второго элемента, находящиеся около сферы Земли DAF, по сравнению с частицами у сферы EBG столь же малы, как и шарики 1, 2, 3, 4 по сравнению с шариками N, Р, Н, Р... [7]