С. В. Дерюгин
МЕССА, ОБОРВАННАЯ ПУЛЕЙ
Оп. в сб.: Атеистические чтения. Вып. 20. М., «Политиздат», 1991.
О Ромеро Семенов, 1982. Его встреча с Войтылой в 1979 г.
Рано или поздно человек вынужден встать на чью-то сторону, если он хочет остаться человеком.
Грин Г. Тихий американец
Сегодня в Латинской Америке практически нет ни одного человека, который бы ничего не знал об архиепископе Сальвадора Оскаре Арнульфо Ромеро-и-Гальдамесе. Его называют не иначе, как "Святой бедняков" или "Святой Ромеро Америки". По популярности сальвадорского архиепископа можно сравнить с Эрнесто Че Геварой. Их имена в одном ряду борцов, отдавших свои жизни за лучшее будущее народов Латинской Америки.
О монсеньоре Ромеро слагают песни, пишут стихи, снимают фильмы. Как и Че Гевара, он стал легендой.
Немного истории
"Сальвадор — страна в Центральной Америке. Ее площадь составляет 21,4 тыс. км2 . Население — около 5 млн. человек..." За этими сухими и бесстрастными строками справочников и энциклопедии — огромная боль и невыносимые страдания маленького свободолюбивого народа, подвергаются непрестанному грабежу и насилию. Веками сменявшие друг друга правящие группировки топили в крови чаяния и надежды сальвадорцев на достойную человека жизнь. Надежной опорой власть имущих в их стремлении к подчинению и подавлению народных масс служила католическая церковь. Она освящала существовавшие несправедливые общественные отношения, боролась с проявлением всякого рода свободомыслия, с попытками проведения любых реформ. Однако были в сальвадорской церкви и священнослужители, активно выступавшие с прогрессивных позиций за социальные и экономические преобразования. Но они были скорее исключением, чем правилом. "Священники наши, — замечал известный сальвадорский писатель Манлио Аргета, — всегда были толстенькие, холеные... Они говорили, чтобы мы не сокрушались, что на небо обязательно все попадем, что на земле надо жить тихо и скромно и что в Царствии Небесном обретем мы счастье".
Но с начала 60-х годов нашего столетия сложившийся стереотип церкви, ее взаимоотношения с государством и различными слоями сальвадорского общества начинают постепенно меняться. Острейший социально-экономический кризис, до основания потрясший центральноамериканские страны, возрастающая поляризация общества, подъем революционной волны, вызванный победой революции на Кубе, и включение в освободительное движение в регионе новых слоев населения — все это, вместе взятое, оказало немалое влияние на сальвадорскую церковь. На изменение позиций части сальвадорского клира повлияла также и общая переориентация римской католической церкви, обозначившаяся со II Ватиканского собора (1962—1965 гг.). Взятый собором курс на обновление католицизма, на поворот церкви лицом к миру, к его насущным, жизненно важным проблемам нашел горячий отклик у многих священнослужителей Латинской Америки. В Сальвадоре активным проводником "обновленческих" идей в жизнь стал архиепископ Сан-Сальвадора Луис Чавес-и-Гонсалес, принимавший участие в работе II Ватиканского собора и II Конференции латиноамериканского епископского совета (СЕЛАМ). II конференция СЕЛАМ проходила в колумбийском городе Медельине в 1968 г., на ней было заявлено о "преимущественном выборе" латиноамериканской церкви "в пользу бедных". Под руководством монсеньора Чавеса в Сальвадоре начала разрабатываться и осуществляться обширная социальная программа, включавшая в себя создание широкой сети церковноприходских школ, медицинских учреждений, кредитно-сберегательных кооперативов. Была создана католическая радиостанция, которая в 1961 г. ввела специальную программу передач для рабочих. Все это, несомненно, способствовало расширению влияния католической церкви на сельскую и городскую бедноту; христианские профсоюзы начали создаваться в городе и деревне. Такой поворот церкви к активной социальной деятельности вызвал крайнее недовольство местной олигархии — "14 семейств" Сальвадора, в руках которых было сосредоточено почти все национальное богатство страны. Она встретила в штыки отход церкви от традиционных позиций. И уже в середине 60-х годов начались первые серьезные столкновения между правящей военной верхушкой и стоящими за ее спиной могущественными латифундистами и банкирами, с одной стороны, и архиепископом Чавесом как главой церкви — с другой. Архиепископу вменили в вину забвение своих прямых обязанностей и "беспардонное" вмешательство в политическую жизнь страны.
Но это не остановило монсеньора Чавеса, и он продолжал свою деятельность. Вскоре после конференции в Медельине под эгидой церкви в Сальвадоре начинают создаваться христианские низовые общины. Эти общины в своем большинстве вырастают из так называемых "кружков для раздумий", в которых чтение Библии сопровождается обсуждением конкретных социальных вопросов. Во главе христианских низовых общин, объединивших крестьян, мелких ремесленников, обнищавших жителей городов и деревень, индейское население страны, ставятся миряне. Для подготовки руководителейэтих общин создаются специальные центры, где обучают не только чтению и комментированию Библии, но и дают знания по сельскому хозяйству и медицине. Эти центры за период 70-х годов подготовили около 15 тысяч руководителей общин и активистов-мирян. Нередко в своих селениях они становились не только религиозными но и политическими руководителями.
Особую роль в этой деятельности стал играть орден иезуитов. "Борьба за веру и борьба за справедливость неотделимы... Вера в бога будет мертвой, если в отношении к слабому, бедному и угнетенному выражать только сочувствие и опекать его. Истинная вера требует солидарности с ним", — заявляли иезуиты. По их мнению, одной из форм такой солидарности является развитие активности народа, прежде всего крестьянских масс. В руководимых иезуитами Центральноамериканском университете им. Хосе С. Каньяса, семинарии, теологическом центре, где обучались тысячи сальвадорцев, учебный процесс был ориентирован на критическое осмысление реальной жизни и ее трансформации. Аналогичные задачи преследовала основанная иезуитами в 1969 г. сеть учебных заведений под названием "Вера и радость", где проходили курс обучения свыше 20 тысяч человек, главным образом молодежь из беднейших слоев населения. В сфере "светской активности" ордена оказались и две крестьянские организации — Христианская федерация сальвадорских крестьян и Союз сельскохозяйственных рабочих (обе созданы в 1968 г.). Особенно активно иезуиты боролись за разрешение аграрных проблем страны. Они развернули среди сельского населения агитацию за проведение аграрной реформы. Деятельность иезуитов привела в бешенство латифундистов и военные власти. В правой прессе иезуитов стали открыто называть "коммунистами", а Христианскую федерацию крестьян и христианские низовые общины — "подрывными ячейками". Власти не ограничились лишь обвинениями в адрес иезуитов, а начали кампанию преследований и репрессий. Личный посланник архиепископа Чавеса священник Хосе Иносенсио Алас был схвачен силами безопасности, жестоко избит и подвергнут пыткам. Его освободили лишь благодаря выступлению в его защиту католической радиостанции и переговорам епископа Артуро Риверы-и-Дамаса с министром обороны. А вот другой священник, Николас Родригес, был задержан национальной гвардией в декабре 1970 г. и зверски убит — четвертован. В середине 1970 г. узурпировавший власть полковник Молина попытался провести поверхностную аграрную реформу. Иезуиты поддержали даже такую реформу. Но они вновь "попали под огонь" правых сил. Правые обвинили иезуитов в разжигании ненависти среди сальвадорцев, в пропаганде насилия с церковных амвонов, в школах и различных организациях, в частности в крестьянских объединениях; в противозаконных антиконституционных и антиправительственных акциях, терроризме и насаждении анархии в стране. От иезуитов даже потребовали, угрожая расправой, покинуть Сальвадор. 1976 год фактически ознаменовал собой начало разнузданного террора и массовых репрессий против прогрессивных служителей церкви. Боевики из ультраправых военизированных организаций в течение одного года взорвали на территории руководимого иезуитами Центральноамериканского университета шесть бомб. Это была массированная атака правых сил не только на иезуитов, но и на всю сальвадорскую церковь во главе с архиепископом Чавесом, так как епископат в своем большинстве выступил в защиту иезуитов и поддержал их. Еще больше обострились отношения церкви с правыми в результате нападок латифундистов на Христианскую федерацию крестьян, находящуюся под патронатом церкви. В ответ на нападки и прямые репрессии против крестьян архиепископ Чавес выступил с обращением, в котором он защищал крестьян, осуждал социальную несправедливость и призывал к удовлетворению требований народа. Правые развернули против архиепископа бурную кампанию в печати, обвиняя его во всех смертных грехах и чуть ли не в "симпатиях к коммунизму". Они требовали устранения монсеньора Чавеса с места архиепископа Сан-Сальвадора. В этих условиях 3 февраля 1977 г. было объявлено о назначении архиепископом Сан-Сальвадора Оскара Арнульфо Ромеро-и-Гальдамеса, являвшегося епископом Сантьяго-де-Мария. 22 февраля 1977 г. Ромеро становится главой католической церкви страны.
Три года архиепископства Ромеро
Оскар Арнульфо Ромеро-и-Гальдамес родился в 1917 г. в семье телеграфиста Сантоса Ромеро в небольшом городке Сьюдад Барриос (департамент Сан-Мигель), что находится на границе с Гондурасом и в 138 километрах к востоку от столицы страны. Начальную школу он окончил в своем родном городке, а среднее образование получил в городе Сан-Мигель. По окончании средней школы Ромеро уехал в столицу страны — Сан-Сальвадор, где поступил в духовную семинарию. 14 апреля 1942 г. на пасху 25-летний семинарист принимает сан священника. Окончив духовную семинарию, Ромеро уехал в Рим, где в 1943 г. поступил в Папский Грегорианский университет. Однако, несмотря на превосходные способности, докторскую диссертацию по теологии Ромеро так и не защитил, хотя имел для этого немало возможностей. Впоследствии Джорджтаунский университет (США) в 1978 г. и Лувенский университет (Бельгия) в 1980 г. присудили ему звание доктора "Гонорис Кауза". Вернувшись из Рима, Ромеро в течение нескольких лет исполнял обязанности приходского священника и викария в Сан-Мигеле. В 1966 г. он становится генеральным секретарем епископской конференции Сальвадора, а в следующем году Ромеро — уже исполнительный секретарь Епископального совета стран Центральной Америки и Панамы (этот совет был создан архиепископом Чавесом). С 3 мая 1970 г. — помощник архиепископа Сан-Сальвадора, а с 15 октября 1974 г. и до 3 февраля 1977 г. он — епископ Сантьяго-де-Мария.
Назначение Ромеро главой католической церкви Сальвадора, совпавшее с полным провалом "символической аграрной реформы" и ростом репрессий, обрушившихся на священнослужителей, было с энтузиазмом воспринято в предпринимательских кругах. Правые силы ликовали. Еще бы! Ведь Ромеро слыл консерватором, погруженным в изучение проблем богословия. Более того, он считался священнослужителем, поддерживающим контакты с реакционной религиозной организацией "Опус Деи". Пряные надеялись, что новый архиепископ будет придерживаться традиционного курса церкви и не станет вмешиваться в политические дела страны. Иначе было воспринято назначение монсеньора Ромеро архиепископом священниками, работавшими в христианских низовых общинах. Они в отчаянии схватились за голову. "Теперь против нас, — говорили они, — не только национальная гвардия и "эскадроны смерти", но и сам архиепископ. У этого архиепископа голова в небесах, он не стоит ногами на земле".
Однако и те и другие очень скоро убедились, что глубоко ошиблись. Через три недели после избрания Ромеро архиепископом произошло событие, которое во многом все изменило. 12 марта по дороге домой неизвестными, одетыми в военную форму, был убит священник-иезуит Рутилио Гранде, друг монсеньора Ромеро. Злодейское убийство священника из маленького городка Акилареса, расположенного в 50 километрах от столицы, вызвало волну народного негодования, ведь Рутилио Гранде пользовался большим уважением у верующих, особенно крестьян. Он был организатором христианских низовых общин в Акиларесе и окрестных селах.
А что же предпринимает в этой ситуации новый архиепископ? Этот законник, готовый уважать власти, сотрудничать с ними, вдруг приказывает закрыть все церкви, католические школы и колледжи. Одновременно он отлучает от церкви виновных в убийстве Р. Гранде и требует от президента страны немедленного расследования преступления. Архиепископ отменяет воскресные мессы по всей стране. В течение трех дней была проведена лишь одна месса перед кафедральным собором. На ней присутствовало около 80 тысяч человек. Эта месса была посвящена памяти священника из Акилареса. Правые были в шоке. Но и сам Ромеро — в растерянности. В слове прощания на погребении Р. Гранде архиепископ предупреждает: "Пусть никто не пользуется этой смертью, чтобы разжигать ненависть". Ромеро превосходно знает, за что и почему убили священника из Акилареса. Ведь Рутилио Гранде помогал крестьянам организовать свой профсоюз, христианские низовые общины, открывал им глаза на творящиеся в стране произвол и беззакония. Знает архиепископ также и о том, что в течение часа после убийства Р. Гранде в районе преступления была отключена телефонная связь и не появлялись полицейские патрули, которые обычно здесь находились. Эти совпадения, на первый взгляд случайные, лишь еще раз подтверждали соучастие властей в развязанной в стране грязной кампании травли прогрессивных священников. Ромеро знает обо всем этом, но упорно молчит. Двое иезуитов из Центральноамериканского университета с почтением обращаются к архиепископу и просят его объяснить причины замалчивания этих фактов. Но Ромеро ничего им не ответил. Он еще не сделал своего выбора. Не знал архиепископ и того, что за убийством Р. Гранде последуют новые расправы со священниками и что одной из жертв в этой цепи злодеяний и террора он сам.
Убийство Р. Гранде до глубины души потрясло Ромеро. Это преступление реакции стало началом перемен в мышлении сальвадорского архиепископа. Думается, не раз вспоминал Ромеро проникновенные, полные горечи и страдания строки падре Рутилио, написанные им незадолго до гибели: "Порабощенные массы нашего народа оказались на обочине развития. Они живут по нормам феодализма 600-летней давности. Они не владеют ни землей, ни своей жизнью... Все в Сальвадоре говорят о демократии, но не будем обманывать себя. Это не демократия, когда власть народа подменена властью богатого меньшинства... Я боюсь, что очень скоро даже Библия будет запрещена в нашей стране... Ибо все ее страницы полны "крамолы". Если бы здесь появился даже сам Иисус, его бы арестовали и обвинили в нарушающей конституцию подрывной деятельности, в том, что он еврей, революционер, пропагандирующий идеи, противоречащие демократии, иными словами, выступает против меньшинства. Они бы вновь его распяли, потому что они предпочитают видеть Христа на кладбище, молчащего Христа, Христа, которого можно было бы подогнать под их представление, приспособить к их эгоистическим интересам. Но этот Христос уже не из Священного Писания, это не 33-летний Иисус, умерший во имя людей..." Кто знает, возможно, эти же строки пришли на память архиепископу Ромеро в тот момент, когда ему через несколько дней после похорон Р. Гранде сообщили, что в Акиларесе вновь загремели выстрелы. Армия и полиция учинили там зверскую расправу над ни в чем не повинными людьми. Было убито 50 крестьян и около 100 получили ранения. Возмущенный этим сообщением, архиепископ обратился к правительству военных, вопрошая: "Почему в тех районах, где не ведется партизанская война, слышны выстрелы и льется кровь безвинных людей?" В ответ правящая клика заверила монсеньора Ромеро в том, что в стране полный порядок, а борьба ведется исключительно с подрывными элементами. "Все в полном порядке, монсеньор. У церкви нет никаких оснований для беспокойства", — сказал Ромеро по телефону министр внутренних дел. Но архиепископа продолжали одолевать сомнения. И чтобы развеять их и узнать, против кого ведет правительство борьбу, Ромеро предпринимает несколько поездок по стране. Он посещает те районы, где нет партизанской войны, но гремят выстрелы. Эти поездки, и особенно встречи с крестьянами, открывают ему истинный смысл всего происходящего. "Мне сказали, — говорит Ромеро во время встречи с жителями одной из деревень, — что солдаты разыскивают только "подрывные элементы"..." "Это неправда, монсеньор, — отвечают ему крестьяне. — Власти хотят заставить замолчать христиан из низовых общин". Архиепископ удивлен: "Почему? В чем ваша вина?" "Никакой нашей вины нет, монсеньор, — говорит пожилая крестьянка. — Нас забирают только потому, что мы истинные христиане. Нас убивают только потому, что мы поступаем так, как Вы, монсеньор, учите". Из бесед с крестьянами Ромеро узнает, что их пытают, когда находят церковную газету "Ориентасьон". Архиепископ потрясен до глубины души рассказами о том, что крестьян арестовывают за чтение или даже просто за хранение Библии. "Если вы боитесь, что вы одни и все против вас, — взволнованно говорит он крестьянам, — то я буду с вами. Обещаю вам..."
Чаша терпения архиепископа переполнилась. Не в силах спокойно и безучастно взирать на произвол и беззакония, творящиеся в стране, на разнузданный террор правых и репрессии властей, Ромеро становится на сторону своего униженного и бесправного народа. Позже он так объяснил метаморфозы своего мировоззрения: "Когда я стал архиепископом, многие священники подвергались пыткам, издевательствам, трагически гибли. Я почувствовал необходимость защитить церковь. Затем я почувствовал потребность в том, чтобы защитить и священнослужителей, и верующих, и народ в целом".
Вскоре после трагических событий в Акиларесе в помещении столичного кафедрального собора начал работать созданный под патронатом церкви постоянный комитет по защите прав человека. Каждый день приходили туда сальвадорцы, чтобы узнать о судьбе своих родных и близких, пропавших без вести, чтобы поведать о новых преступлениях властей и военизированных банд ультраправых — "эскадронов смерти", чтобы найти убежище, сочувствие и сострадание. Упорно, день за днем, невзирая на все препоны, чинимые властями, собирал комитет сведения о кровавых преступлениях, о нарушениях элементарных прав человека. На основании этих сведений в июне 1978 г. архиепископ Ромеро обнародовал список убитых, похищенных и подвергнутых пыткам лиц.
Каждое воскресенье тысячи сальвадорцев спешили к столичному кафедральному собору, чтобы послушать своего архиепископа, чья душа была переполнена страданиями народа. В набитом битком соборе они ловили каждое слово монсеньора Ромеро и передавали его из уст в уста. Бедняки с мольбой и надеждой смотрели на этого немолодого человека с усталым взглядом темных глаз. Их лица вопрошали не только о хлебе насущном, но и о мире, поскольку земля Сальвадора была насквозь пропитана кровью.
В еженедельных воскресных проповедях архиепископ подробно разбирает национальные события, случаи несправедливости и насилия в стране за неделю, призывает верующих занять активную гражданскую позицию. Очень скоро остроразоблачительные и одновременно ободряющие проповеди Ромеро начинают передавать по церковному радио. Теперь их слушает вся страна. Стоя на улицах у громкоговорителей, сальвадорцы аплодировали своему архиепископу. Они видели в нем не только духовного, но и политического лидера.
Столь резкое изменение позиции архиепископа Ромеро вызвало крайнее недовольство и раздражение у власть предержащих. Репрессии против церкви ужесточились. В мае 1977 г., как бы в ответ на протесты церкви против нарушений прав человека, армейские подразделения и силы безопасности штурмом взяли монастырь в Акиларесе и расстреляли священника Альфонсо Наварро Овьедо. Из-за преследований часть священнослужителей вынуждены были скрываться. С июня 1977 г. атаки правых сил по-прежнему были сосредоточены на иезуитах — наиболее последовательных защитниках прав человека в Сальвадоре. 20 июня ультраправая террористическая организация "Союз белых воинов" предъявляет ордену ультиматум, в котором выдвигается требование: всем иезуитам покинуть страну до 21 мая 1978 г. В противном случае — смерть. Реакционеры выбрасывают лозунг: "Будь патриотом! Убей священника!" Однако официальный представитель иезуитов, поддержанный архиепископом Ромеро, заявил, что никто страну не покинет, несмотря ни на какие угрозы. После этих событий отношения архиепископа с властями еще более обострились.
Ромеро и некоторые епископы решительно отказываются присутствовать на церемонии передачи президентской власти 1 июля 1977 г. Однако этот протест высшей церковной иерархии Сальвадора не был единодушным. Двое епископов — епископ Санта-Аны Баррера-и-Рейес и епископ Сан-Мигеля Хосе Эдуардо Альварес Рамирес присутствовали на церемонии. Последний даже выступил в печати с описаниями возвышенного характера состоявшейся церемонии и отрицал факты преследований в стране. Демарш этих двух епископов отражал настроения определенной части священников, находившихся под влиянием папского нунция в Центральной Америке Эммануэля Джиральди и консервативного гватемальского кардинала Марио Ксарьего. После этого случая отношения монсеньора Ромеро с епископатом страны стали ухудшаться. Большинство епископов не поддерживали своего примаса.
В ноябре 1977 г. правительство приняло драконовский закон "О защите и обеспечении общественного порядка", который по своему существу означал широкое применение репрессий. Сальвадорская иезуитская община вместе с архиепископом Ромеро возглавила кампанию против закона. В каждой проповеди архиепископ обрушивается на правительство, разоблачая его преступления, прикрываемые "кровавым законом". В конце концов под давлением массового движения, поддержанного церковью, закон был отменен, что отнюдь не означало прекращения массовых репрессий.
В эти дни архиепископ говорит о том, что царства божьего на земле нельзя достигнуть лишь исключительно посредством духовного обновления, нужна политическая борьба. В своих проповедях Ромеро фактически отождествляет царство божие и прогресс человечества. "Как и Христос, который осуществлял свою миссию в конкретном обществе, — говорит он, — церковь не ограничивается призывом к некоему абстрактному царству божьему, но борется за конкретные социальные решения, которые способствовали бы его приближению". Грех рассматривается Ромеро не только как персональное, но и как социальное зло, порожденное экономическими, политическими и социальными структурами, которые противоречат интересам большинства народа. "Церковь, — говорит архиепископ, — должна осудить те экономические, политические, социальные и культурные структуры, которые противоречат интересам большинства народа. Когда церковь слышит плач угнетенных, она заявляет протест против общественных формаций, которые создают нищету и угнетение".
Устами Ромеро церковь воскрешает идеи первоначального христианства, которое, как известно, являлось религией угнетенных и обездоленных. Именно на возврате к раннему христианству настаивают сегодня сторонники теологии освобождения, широко распространившейся не только в Латинской Америке, но и далеко за ее пределами. Поэтому сальвадорский архиепископ не без основания считается активным защитником и проповедником идей теологии освобождения. За короткое время Ромеро под воздействием ужасающей сальвадорской действительности из убежденного консерватора, стоявшего ближе к правящим классам, чем к народу, превратился в леворадикального священнослужителя, призывающего к борьбе за переустройство общества, за мир, демократию и социальный прогресс.
Архиепископ активно выступал в защиту крестьян. Он заявлял, что в Сальвадоре не будет мира до тех пор, пока крестьяне не получат землю и гражданские права, пока лучшие орошаемые земли будут находиться в руках 14 олигархических семей. Ромеро осудил тот факт, что в Сальвадоре 2 процента населения владеют 57 процентами земли, а в руках шести семейств латифундистов находится столько же пахотных земель, сколько приходится на долю 170 тысяч крестьянских семей. "Причина всех наших бедствий и проблем, — заявлял он в своих проповедях, — это олигархия. Ее не волнует нищета народа. Напротив, его нищета необходима олигархии, чтобы эксплуатировать дешевую и многочисленную рабочую силу, чтобы собирать и экспортировать урожай. Олигархия не дает объединиться рабочим и крестьянам, ибо считает это опасным для своих экономических интересов. Это основа структурного насилия в нашей стране. Оценивая сложившуюся в настоящее время обстановку, я все больше начинаю верить в народные организации, ибо я считаю, что они являются единственной социальной силой, которая построит общество, исполненное истинной социальной справедливости и свободы".
В пастырском послании от 6 августа 1978 г. под названием "Церковь и народные политические организации" Ромеро вместе с епископом Артуро Ривера-и-Дамасом отстаивает право трудящихся на создание своих организаций. Они смело заявляют, что это право постоянно насильственно нарушается в Сальвадоре вопреки действующей конституции и что путем подачек правительство и олигархия пытаются расколоть крестьян и вовлечь их в проправительственные репрессивные организации. "Чтобы вылезти из нищеты, — говорилось в послании, — люди поддаются соблазну со стороны правительственных организаций. За предоставляемые им небольшие льготы их заставляют заниматься репрессивной деятельностью, нередко выдавать, устранять, задерживать, пытать, а в отдельных случаях даже убивать своих же братьев — крестьян". В конце послания подчеркивалось, что миссия церкви — служить народу.
Яркие, эмоциональные, гневные проповеди, выступления и послания сальвадорского архиепископа взбудоражили власть предержащих и толкнули их к еще более активному вмешательству в дела церкви, с тем чтобы сделать ее послушной режиму и вернуть ей прежний облик. Олигархия и военщина требуют от церковного руководства солидарности с властями. Ромеро непреклонен. Зато правящие круги быстро находят общий язык с викарием вооруженных сил епископом Сан-Мигеля X. Э. Альваресом, а через него и с другими епископами. 28 августа 1978 г. четверо из шести сальвадорских епископов публикуют "Декларацию", в которой, признавая бедственное положение большинства населения страны, сетуют на небольшие размеры территории, ограниченность ресурсов и неуклонный демографический рост. При этом на последнее место они стыдливо ставят вопрос "социальной несправедливости". Со ссылками на различные церковные авторитеты епископы призывают к "крестовому походу" против марксизма и коммунизма. Они утверждают, что в крестьянские организации проникли марксисты и поэтому мятежные крестьяне не имеют права требовать или просить покровительства у церкви. По своему стилю и тональности эта "Декларация" напоминала скорее воинский приказ, чем пастырское послание. Контролируемая правительством пресса поспешила придать "Декларации" возможно большую огласку. Правительство всеми средствами старалось использовать консервативность большинства епископов, чтобы окончательно вбить клин между ними и архиепископом Ромеро.
После выхода в свет "Декларации" отношения Ромеро с епископатом еще более ухудшились. Единственным союзником архиепископа, одобрявшим его действия, был епископ Ривера-и-Дамас (он станет главой сальвадорской церкви после злодейского убийства Ромеро). Но "бунт" епископов не особенно пугал Ромеро. На его стороне были многие приходские священники, христианские низовые общины, христианские федерации и профсоюзы. Союз трудящихся деревни и Христианская федерация сальвадорских крестьян резко осудили реакционную "Декларацию" четырех епископов. В своем "Обращении к христианам Сальвадора и Центральной Америки" эти крестьянские организации отмечали, что епископы, подписавшие "Декларацию", всегда отказывали в своем покровительстве народным организациям, но зато активно поддерживали различные полувоенные террористические группировки и формирования.
Обеспокоенные событиями в соседней Никарагуа, где народ повел решающее наступление на диктатуру Сомосы, буржуазные круги Сальвадора поспешили сделать ставку на верхушечные реформы и "либерализацию режима". Но против "либерализации" выступили влиятельные кланы банковской олигархии и охраняющие их интересы военные. Чтобы сорвать переговоры буржуазной оппозиции с диктатором — генералом К. У. Ромеро о либерализации режима, правая военщина устроили провокацию. 20 января 1979 г. национальная гвардия захватила центр обучения "Деспертар" и зверски убила священника Октавио Ортиса Луну. Компромисс был сорван, "либерализация" не состоялась.
Но это было еще не все. В мае 1979 г. армия и полиция жестоко расправились с мирной демонстрацией, происходившей перед столичным кафедральным собором, В результате этой акции военщины были убиты 23 человека, в том числе и один священник. Собор стал ареной жестокой бойни. Ступени его были обагрены кровью ни в чем не повинных людей. Неприкосновенность храма с его правом убежища были нарушена. Солдаты и полицейские расстреливали протестовавших, преследуй их вплоть до внутренних помещений собора. Эти ужасные события были засняты на пленку компанией Си-би-эс. Эта пленки неоднократно демонстрировалась по телевидению, и миллионы американцем могли видеть, как на паперти собора дергались в конвульсиях тела умирающих, а раненые переползали через них, пытаясь уйти от новых пуль.
Сразу же после кровопролития перед кафедральным собором архиепископ Ромеро пишет письмо в Рим, прося папу принять его. Но ответа не последовало. И тогда сальвадорский примас сам отправляется в Ватикан к Иоанну Павлу II, надеясь получить папское благословение на выступление против диктаторского режима. Однако аудиенция у папы в Апостолическом дворце оказалась для Ромеро драматичной. Сальвадорский архиепископ показал Иоанну Павлу II одну фотографию. На ней — мертвый человек, лежащий в луже крови, голова его разрублена, лицо изуродовано. "Святой отец, — обратился Ромеро к папе, — посмотрите на этот фотоснимок. Это — священник Октавио Ортис Луна. Ему было всего тридцать четыре года. Я знал Октавио еще ребенком и сам посвящал его в свое время в сан. Он в течение пяти лет исполнял священнические обязанности, преподавал катехизис крестьянским детям. 20 января сего года, когда падре Октавио выступал перед священниками и мирянами в центре обучения "Деспертар", туда ворвались солдаты. Они хладнокровно убили Октавио, а затем глумились над трупом. Это кошмарная смерть, Святой отец". "Но ведь он был мятежником", — сказал Иоанн Павел II. Тогда Ромеро протянул папе папку с бумагами: "Взгляните, Святой отец. Здесь собраны очень важные документы. Они неопровержимо доказывают, что кампания, развернутая против меня средствами массовой информации, была тщательно подготовлена и направлялась из самого президентского дворца". "У меня нет времени читать все это", — отвечал папа. Немного помолчав, он добавил: "Ты должен вести себя с правительством так, чтобы не давать никакого повода для конфликтов". "Но, Святой отец, — воскликнул Ромеро, — правительство преследует народ. Армия и полиция убивают ни в чем не повинных людей. Посмотрите, что случилось на паперти кафедрального собора. Святой отец, бедняков бесцеремонно убили только потому, что они выступили за профсоюзные права. Церковь не может поддерживать добрые отношения с таким правительством". В ответ на это папа еще раз повторил: "Вы должны договориться с правительством". "Но для меня это абсолютно невозможно, перед богом невозможно, — с отчаянием произнес Ромеро, — ведь Иисус говорил, что не мир Он принес, а меч". "Не преувеличивайте, монсеньор!" — последовал ответ, и на этом короткая аудиенция закончилась.
С тяжелым сердцем покинул Ромеро Ватикан. Все его надежды на понимание и сочувствие со стороны римского первосвященника рухнули. Получив за свою деятельность, скорее порицание, нежели благословение, Ромеро в полной растерянности отправился домой. Но он испытывает необходимость выговориться, излить душу, выразить свои чувства и переживания человеку, который может его понять. И, сойдя с трапа самолета в Мадриде, где у него была пересадка, Ромеро просит своего друга — гондурасского священника, сопровождавшего его в поездке, — устроить ему встречу с испанской журналисткой Марией Лопес Вихиль. Эта журналистка опубликовала несколько правдивых статей о трагедии сальвадорского народа в испанских газетах "Паис" и "Вида Нуэва".
Встреча с Марией Лопес происходила 10 мая 1979 г. в приемной женского монастыря в окрестностях Мадрида. "Мария, я хотел бы попросить Вас помочь мне разобраться, почему Святой отец не понял меня?" — начал охваченный смятением сальвадорский архиепископ. Он почти дословно пересказал испанской журналистке содержание своей беседы с папой. До отлета самолета в Сальвадор оставалось мало времени. Ромеро торопился и говорил быстро, но Мария Лопес подробно записала его рассказ. А от себя она добавила: "Я видела перед собой человека с разбитым сердцем. У сальвадорского архиепископа было такое чувство, будто бы его бросили на произвол судьбы. Он очень страдал от бездушного, холодного приема в Ватикане. Самой горькой для Ромеро была минута, когда он понял, что там его не понимают и не одобряют его действий".
По прибытии в Сальвадор Ромеро первое время находится в некоторой растерянности. Он даже в своих проповедях начинает говорить о том, что "не дело церкви вмешиваться в борьбу за преобразование существующего порядка вещей". Консервативно настроенные епископы обрадовались такому повороту событий. Они разворачивают бурную кампанию против сил оппозиции, бросая им упреки и обвинения в беспорядках, творящихся в стране. Особенно усердствуют епископы Апарисио и Альварес. Альварес все чаще появляется одетым в полковничью форму, открыто демонстрируя свою поддержку военным. А Апарисио угрожает отлучить от церкви "всех левых христианских революционеров, укрепившихся в церкви". Он не согласен с теми, кто называет сальвадорский конфликт братоубийственной бойней. Речь идет лишь о том, утверждает он, "чтобы очистить страну от банды преступников". На все эти выпады епископов Ромеро отвечает... молчанием.
Но архиепископ все же нашел в себе силы преодолеть чувство опустошенности, овладевшее им после визита в Ватикан. Оправившись от "римских впечатлений", Ромеро активно подключается к оппозиции, к ее борьбе против существующего режима. Через несколько месяцев после встречи в монастыре около Мадрида архиепископ пишет испанской журналистке письмо, в котором звучат уже оптимистические нотки: "Чем мрачнее обстановка, тем ярче свет надежды, надежды на то, что в будущем воцарится свобода, когда наш народ в условиях справедливости и мира сможет полностью пользоваться правами, которые обеспечат ему человеческое достоинство".
К концу 1979 г. политическая обстановка в Сальвадоре накалилась до предела, и 15 октября молодые, патриотически настроенные офицеры осуществляют военный переворот. Правительство генерала К. У. Ромеро было свергнуто, а сам диктатор бежал из страны. Этот переворот породил определенные надежды у архиепископа Ромеро и его сторонников в церкви. Ведь возглавившие страну офицеры заявили о скором принятии новой конституции, проведении президентских выборов, восстановлении порядка, об амнистии для всех политзаключенных и о легализации политических партий, до этого находившихся в подполье. Кроме того, было обещано в будущем провести аграрную реформу. Архиепископ Ромеро поддержал новое правительство, рассчитывая, что оно наконец-то сумеет восстановить права человека и разрешить проблему нищеты в стране. Но время шло, а правительство не спешило с проведением в жизнь обещанных реформ. Поэтому уже 6 января 1980 г. в своей проповеди Ромеро заявляет, что армией по-прежнему манипулируют правые силы и что военные не сдержали своих обещаний. Очень скоро патриотически настроенные военные были оттеснены на второй план и террор правых еще более усилился. Усилились нападки и на церковь. В первых числах февраля Ромеро вновь едет в Ватикан, где вручает папе меморандум, в котором перечислялись имена 896 лиц, погибших от рук правых террористов в 1978—1979 гг., а также имена 1531 арестованного и 205 пропавших без вести. Среди убитых было 11 священников и 30 религиозных деятелей.
Вскоре после возвращения из Рима в своей проповеди 17 февраля архиепископ заявил, что нынешнее правительство не правит страной, а лишь "является ширмой для мирового общественного мнения". Кроме того, он обвинил христианскую демократию своей страны в том, что она тщательно скрывает от мирового сообщества кровавые репрессии против народа и факт, что страной правит правая военщина. В этой же проповеди Ромеро сказал, что он направил письмо президенту США Картеру с призывом наложить запрет на какую бы то ни было военную помощь сальвадорским властям и не вмешиваться во внутренние дела страны. "...Я, как сальвадорец и архиепископ, возглавляющий все епархии Сальвадора, — писал Ромеро в этом письме, — самим саном своим обязанный стремиться к воцарению мира и справедливости в моей стране, прошу Вас, если Вы воистину желаете защищать права человека:
Запретите оказывать военную помощь сальвадорскому правительству.
Гарантируйте невмешательство Вашего правительства, прямое и косвенное, военное, экономическое, дипломатическое и всякое иное, в дела Сальвадора, в право сальвадорского народа самому определять свою судьбу... Неправедным и прискорбным делом было бы вмешательство чужеземной силы, препятствующей народу Сальвадора принять самостоятельное решение о путях экономического и политического развития собственной страны... Я надеюсь, что религиозные чувства и понимание необходимости защиты прав человека побудят Вас откликнуться на мою просьбу и тем самым помешают еще большему кровопролитию в нашей многострадальной стране..."
Это письмо очень скоро стало известно всему миру. Оно передавалось информационными агентствами различных стран, перепечатывалось и комментировалось газетами и журналами. Письмо Ромеро было поистине криком исстрадавшейся, измученной души сальвадорского народа. Оно было манифестом мира, демократии и давало импульс к урегулированию положения в Центральной Америке в целом и в Сальвадоре в частности. И сегодня письмо Ромеро к президенту Картеру не утратило своей актуальности.
Архиепископ очень надеялся, что Картер, считавшийся самым набожным президентом в истории США, откликнется на его просьбы. Но тот даже не стал утруждать себя личным письмом. Архиепископу ответил государственный секретарь С. Вэнс, который утверждал, что американская помощь сальвадорской хунте осуществляется исходя из интересов "защиты прав человека" и "принципов демократии". Ромеро не удовлетворил подобный лицемерный ответ. И через неделю после написания письма Картеру, 24 февраля, в очередной проповеди архиепископ еще раз обратился к Соединенным Штатам с призывом воздержаться от помощи правящей военной хунте до тех пор, пока она не проведет в жизнь обещанные реформы. Ромеро сказал в этой проповеди, что его "достойные уважения друзья из Ватикана" предупредили его, что его фамилия стоит на одном из первых мест в списке людей, намеченных крайне правыми группировками к уничтожению. Он вновь обратился к правительству Сальвадора с призывом немедленно реализовать обещанные реформы, и прежде всего аграрную. Однако все призывы и просьбы Ромеро повисали в воздухе. США активно вмешивались в дела Сальвадора, а военщина в стране продолжала политику разнузданного террора.
Но благодаря проповедям и посланиям, наполненным любовью и состраданием своему народу, архиепископ очень быстро стал играть ключевую роль в формировании общественного мнения. "Архиепископ, а не христианские демократы в правительстве является подлинным выразителем настроений широких народных масс страны", — констатировал 22 марта 1980 г., за два дня до убийства сальвадорского архиепископа, журнал американских иезуитов "Америка".
Однако, несмотря на смелые и решительные выступления Ромеро о законном праве народа на повстанческую борьбу, его постоянно одолевали сомнения в необходимости такой борьбы. В нем боролись сложные, противоречивые чувства. Незадолго до его убийства Ромеро посетили руководители партизан. Они просили архиепископа оказать им моральную поддержку. Во время нескольких тайных бесед Ромеро дискутировал с руководителями партизан, пытаясь удержать их от насильственных методов борьбы и убеждая постараться разрешить проблемы путем диалога. Он настойчиво предостерегал их от последствий насильственной борьбы. В глубоком недоумении покидали руководители партизан архиепископа.
Однако эти встречи оказали заметное влияние на самого Ромеро. Можно предполагать, что именно впечатлениями от этих встреч была навеяна его последняя пламенная проповедь, в которой он призвал армию и полицию не стрелять в свой народ. В воскресенье 23 марта 1980 г. в заполненном до отказа кафедральном соборе Ромеро говорил, обращаясь к военным, национальной гвардии и полиции: "...вы сами вышли из нашего народа, но убиваете своих братьев-крестьян. Однако над приказом убить человека, полученным от офицера, должна восторжествовать заповедь господня: не убий... Ни один солдат не обязан повиноваться приказу стрелять в людей, как противоречащему заповеди господней... совести человеческой..." В проповеди архиепископа звучали требовательные нотки: "Братья военнослужащие, служащие органов безопасности, именем господним, а также именем страдающего народа, чьи стенания вопиют к небу с каждым днем все громче, умоляю вас, приказываю вам от имени бога: прекратите репрессии... не убивайте!.." Церковная иерархия незамедлительно прореагировала на эту проповедь архиепископа. Епископат явно не одобрял действий и выступлений своего примаса. Еще до воскресной проповеди 23 марта папский нунций уговаривал Ромеро не принимать ничью сторону в политической борьбе, ибо это не дело церкви. Церковь должна быть посредницей, буфером в самые тяжелые моменты борьбы между правительством и народом. Священнослужитель из Колумбии монсеньор Пара, приехавший в Сальвадор со специальным поручением папы, также пытался вернуть архиепископа на праведный путь. "Честь представлять Святейший Престол не лишена и тяжких аспектов, — вкрадчиво говорил Лара. — Я прибыл сюда со специальным поручением, чтобы предотвратить столкновение между церковью и государством. Ты прямо ведешь церковь против правительства. Согласись, это неслыханное в истории церкви дело: архиепископ, призывающий войска к неповиновению... Умоляю тебя, Ромеро, подумай еще раз о борьбе, которую ты ведешь, задумайся, исходя из благоразумия, такого благоразумия, которое проистекает из нашего долга по отношению к нашей общей матери-церкви..." Последний ответ Ромеро был тверд и определенен: "Я готов на все ради единства церкви, но я не могу идти против своей совести", Ромеро оказался в труднейшем положении. Он всеми силами старался удерживаться между противоборствующими сторонами, но не мог. А между тем тучи над ним сгущались. Пользующийся огромным авторитетом в Сальвадоре и во всей Латинской Америке сальвадорский архиепископ стал слишком опасным противником внутренней и внешней реакции. Ромеро был тем, если можно так сказать, харизматическим лидером, которому верили массы и за которым они готовы были идти. Не раз архиепископу угрожали расправой за то, что он гневно осуждал в своих проповедях и публичных выступлениях кровавые злодеяния реакции, проводимые при активном участии правящей хунты, вооружаемой правительством США. В соборе, где Ромеро совершал службы, было обнаружено и обезврежено взрывное устройство из 72 динамитных шашек. Еще в феврале 1980 г. правые террористы взорвали радиостанцию "Ла вос панамерикана", передававшую пастырские послания сальвадорского архиепископа и его воскресные проповеди на всю страну. Архиепископ сознавал опасность, которая нависла над его жизнью. "Если они убьют меня, — говорил он, — я воскресну вновь в людях Сальвадора".
Последняя проповедь архиепископа 23 марта 1980 г. послужила для правых поводом, чтобы обвинить его в измене родине. Она же была и толчком к убийству "мятежного" архиепископа. Вечером 24 марта Ромеро совершал мессу в часовне больницы "Божественного провидения", расположенной в квартале Мирамонтес на северо-западе сальвадорской столицы. Внезапно прогремел выстрел, затем послышался звук отъезжающей машины. В часовне раздались крики ужаса и отчаяния. Люди бросились к алтарю. Архиепископ лежал на полу. Он был мертв. Разрывная пуля попала прямо в сердце. Убийца скрылся. Это произошло в 18 часов 40 минут по местному и в 0 часов 40 минут по среднеевропейскому времени. На следующий день газеты многих стран мира пестрели заголовками о злодейском убийстве примаса сальвадорской католической церкви.
Но правые силы, расправившись с Ромеро, не успокоились. Даже мертвый, он внушал страх реакционерам всех мастей, вызывал у них злобу и раздражение. Поэтому они решили по-своему проводить "мятежного" архиепископа в последний путь. Накануне похорон Ромеро в сальвадорской столице царила напряженная атмосфера. Все епископы, за исключением Риверы-и-Дамаса, отказались присутствовать на траурной церемонии. А в день похорон Ромеро, на сороковой минуте траурной литургии, когда выступал личный представитель папы мексиканский кардинал Коррипио Аумадо, воздух вдруг неожиданно вздрогнул от взрыва. За первым взрывом последовали второй, третий. Раздались выстрелы. Десятки тысяч людей, пришедших отдать последние почести "апостолу ненасилия, пророку бедных и угнетенных", оцепенели от ужаса и страха. Затем началась паника. Люди бросились врассыпную. Те, кому удалось найти убежище внутри кафедрального собора, рыдали, распростершись на полу. Через час взрывы и стрельба прекратились.
Но этот час стоил жизни не одному сальвадорцу. Как стало известно позднее, во время похорон Ромеро были убиты около 40 человек и около 200 получили ранения.
Кто был виновен в этой вспышке насилия? Правые силы поспешили заявить, что взрывы бомб и стрельба во время траурного богослужения — это дело рук коалиции народных организаций, левых экстремистов, одним словом, "подрывных элементов". Эта лживая и издевательски-циничная версия возмутила зарубежных епископов и священнослужителей, прибывших на похороны Ромеро. Они опубликовали заявление-протест, в котором решительно и определенно, как очевидцы произошедшего, утверждали, что жестокое нападение на скорбную церемонию совершили национальные гвардейцы и полицейские, находившиеся в президентском дворце. Именно оттуда раздались первые выстрелы. "Нам, прибывшим в Сальвадор впервые, — говорил впоследствие один из религиозных деятелей, подписавших заявление, Чарльз Харпер, секретарь отдела прав человека Всемирного совета церквей, — навеки запомнился образ страны, народ которой переживал подобный ужас ежедневно". Вот так реакция продолжала мстить Ромеро даже после смерти, мстить за то, что он осмелился выступить в защиту обездоленных и угнетенных.
Трагическая смерть Ромеро потрясла миллионы сальвадорцев и отдалась печальным эхом далеко за пределами страны. Она еще больше углубила пропасть между противоборствующими в Сальвадоре силами. Убийство "мятежного" архиепископа ознаменовало собой начало гражданской войны, которая идет в этой стране и по сей день.
Будет ли найден убийца?
27 марта, через три дня после убийства епископа Ромеро, полковник А. Махано, один из членов правящей хунты, заявил во времяпресс-конференции, что сальвадорское правительство попросило помощи у иностранных экспертов и "Интерпола" для проведения расследования дела об убийстве монсеньора Ромеро. "В основном мы просим технической помощи, — сказал он, – так как уверены, что найдем виновного". Полковник Махано предположил, что убийца мог быть наемным, но тут же уточнил, что не имеет никаких доказательств того, что убийца иностранец. "Единственное, в чем мы абсолютно уверены, — утверждал он, — так это в том, что убийца был специалистом своего дела. Об этом свидетельствует его выстрел. Человеку удалось с расстояния примерно сорок-пятьдесят метров, через открытую дверь попасть прямо в сердце архиепископу". В то же время А. Махано опроверг выдвинутую госдепартаментом США версию о причастности Кубы к убийству Ромеро. Однако оптимизм полковника Махано относительно быстрого раскрытия убийства архиепископа и наказания виновных не оправдался. Расследование затянулось на долгие годы.
"Дело Ромеро" всплыло неожиданно в конце 1987 г. Стремясь заручиться поддержкой народа на президентских выборах 1989 г. и желая показать себя борцом за свободу и демократию, за соблюдение прав человека, бывший президент страны Хосе Наполеон Дуарте выступил с заявлением, в котором обвинил одного из лидеров ультраправых, Роберта Д'Обюссона, в причастности к убийству архиепископа Сальвадора. Ничего сенсационного в этом сообщении не было. Еще прежний посол США в Сальвадоре Роберт Райт, выступая в комитете конгресса США по иностранным делам, прямо назвал Д'Обюссона одним из организаторов убийства Ромеро.
Цель Дуарте, столь рьяно взявшегося за расследование "дела Ромеро", была ясна. Он желал отгородиться от крайне правых и нанести серьезный удар по их партии — Националистическому республиканскому союзу (АРЕНА), организатором и лидером которого был Д'Обюссон, именуемый в некоторых кругах как "тропический мини-Гитлер". Поэтому 27 ноября 1987 г. Дуарте во всеуслышание заявил, что наконец-то убийство архиепископа Ромеро раскрыто. "Мы знаем, — сказал он, — кто это сделал. Мы знаем, кто отдал приказ убить Ромеро, мы знаем, кто привел его в исполнение". По словам бывшего президента, следователи допросили шофера автомобиля, на котором скрылся убийца, и составили портрет человека, сделавшего роковой выстрел. Этот шофер — некто Амадо Антонио Гарай — рассказал, согласно утверждениям Дуарте, об участии майора Д'Обюссона в убийстве Ромеро. Шофер сообщил, что он якобы подслушал разговор между капитаном Альваро Саравиа и Д'Обюссоном примерно следующего содержания: "Мы выполнили задуманное", — сказал Саравиа. "Вы этого пока не должны были делать", — последовал ответ Д'Обюссона. "Но мы сделали то, что ты приказал", — возразил ему Саравиа.
Показания шофера, заявил Дуарте, неопровержимо доказывают причастность Д'Обюссона к убийству архиепископа Ромеро, и теперь судебные органы должны решать вопрос о привлечении его к ответственности. "Я объявляю народу и всему миру, — патетически восклицал Дуарте, — что я выполнил свое обещание и раскрыл это чудовищное преступление". Однако "дело Ромеро", всколыхнувшее всю страну, лишь выявило лицемерие бывшего президента. Ведь давно было известно, что в 1980 г. Дуарте входил в правящую хунту и был посвящен в тайные операции созданных Д'Обюссоном "эскадронов смерти". Не исключено, что он знал и о планах расправы с "мятежным" архиепископом. Более того, говоря о суде над Д'Обюссоном, Дуарте явно кривил душой, ибо прекрасно знал, что правых в Сальвадоре не судят за политические убийства.
В конце концов 22 декабря 1988 г. Верховный суд Сальвадора, в котором, кстати, у Р. Д'Обюссона немало друзей, вынес решение об отсутствии оснований для ареста бывшего капитана Альвара Саравиа, который, как утверждало правительство Дуарте, несет ответственность за убийство архиепископа Ромеро. Верховный суд вынес решение и о том, что просьба выдать Саравиа, содержащегося в заключении в Майами, с которой многократно обращался от имени правительства Сальвадора к американским властям генеральный прокурор Роберто Хихон Флорес, "не входит в компетенцию" этого деятеля. Высшая судебная инстанция Сальвадора отменила решение об аресте капитана Саравиа, а Д'Обюссон, будучи депутатом парламента, сумел добиться снятия с него всех обвинений.
Пропагандистские трюки Наполеона Дуарте, его попытки манипулировать именем покойного Ромеро, разыгранный им фарс с демагогическими заявлениями о раскрытии убийства архиепископа не принесли чести ни ему, ни возглавляемой им партии христианских демократов, им не удалось снискать популярность и поддержку народа. Зато преуспели их противники — правые. На так называемых "свободных выборах" президента в марте 1989 г. победил лидер партии АРЕНА Альфредо Кристиани. Можно не сомневаться, что с приходом к власти правых дело об убийстве архиепископа Ромеро будет навеки положено под сукно.
С убийством архиепископа Ромеро верующие потеряли своего защитника, благословлявшего их на борьбу за лучшее будущее. Память о Ромеро живет в сердце сальвадорского народа. Ежедневно приходят в кафедральный собор люди, чтобы поклониться его могиле. Над расположенной в правом трансепте собора гробницей архиепископа — его портрет: Ромеро мягко улыбается, положив руку на Библию. Рядим на стене надпись на ткани: "Ты знал, что смерть придет без предупреждения. Но смерть ничто, когда вокруг народ". Возле гробницы еще одна ручная вышивка на грубой ткани: "Благодарение монсеньору Ромеро от матерей заключенных, пропавших без вести и убитых политических деятелей Сальвадора".
В 1983 г. во время своего визита в Центральную Америку папа римский Иоанн Павел II посетил могилу Ромеро. Здесь он зaметил, что не стоит отдавать жизнь за какую-то идеологию, за искаженное или используемое в тенденциозных целях Евангелие. Жизнь следует отдавать только за веру. Этим заявлением римский первосвященник фактически отказал в причислении покойного архиепископа к лику мучеников. Но народ сам назвал Ромеро мучеником и пророком. Несмотря на все сложности сегодняшнего положения в стране, для миллионов сальвадорцев пророчески звучат слова Ромеро: "Силы олигархии, возможно, даже одержат кратковременную победу, однако наш народ заявит о себе и рано, или поздно победит. Новое общество грядет, и его время наступит. В сердце сальвадорского народа всегда должно гореть пламя социальной справедливости".
|